***
Раздаётся очередной раскат грома, за которым следует яркая, ослепительная молния. Вейверли ёрзает на диване, обнимая себя за плечи. Она тщетно пытается успокоиться и сделать вид, что звуки за окном не пугают её до полусмерти. Вовсе нет. Дождь поливал как из ведра на протяжении вот уже нескольких часов. Вейверли и близко не представляла, как долго на улице царила такая погода, однако шторм бушевал над городом ещё с момента пробуждения девушки этим утром. Николь, как и ожидалось, не было дома. И Вейверли едва ли не прослушала, как та вернулась. Входная дверь распахивается именно в тот момент, когда громкий удар вновь поражает слух. Единственное, что помогло девушке разузнать о приходе её жены — свист ветра и звук захлопывающейся двери, слышимый в следующий же миг. Напуганная шатенка тут же подпрыгивает с дивана, спешно направляясь к Николь. Вейверли уже готова поздороваться с ней, но словам так и не удаётся покинуть её уста, когда она подходит ближе. Полковник стоит перед ней, прижимаясь к двери и пытаясь восстановить напрочь сбитое дыхание. Она в буквальном смысле промокла до нитки: вода стекала с её одежды и волос, ледяными каплями обрушиваясь на коврик прихожей; бушлат Николь наскоро расстегнут, а ножны для меча крепко сжаты в дрожащей руке солдата. На этот раз она выглядела не просто изнуренной, а, скорее, непомерно разочарованной. Привычный взгляд светло-карих глаз, полный спокойствия и непроницаемости, так сильно отличался от взора растерянной Николь, что сейчас лихорадочно дрожала перед ней. За всё время, что девушки были знакомы, Вейверли ни разу не заставала на лице полковника столь испуганный спектр эмоций. И это настораживало лишь ещё сильнее. Рыжеволосая движется к креслу около камина и в прямом смысле падает на него; её ножны выскальзывают из сырых пальцев, с глухим стуком приземляясь на пол. — Здравствуйте, — осторожно приветствует Вейверли. — В-Вы в порядке? — Одна из угольных шахт обвалилась из-за шторма этой ночью, — сипло шепчет Николь; глаза её прикованы к единственному источнику света в кромешной тьме комнаты — пламени камина. Она небрежно потирает щёку тыльной стороной руки, и Вейверли наконец замечает несколько чёрных пятен на бледной коже полковника, что усеивают её руки, шею и ключицы. — Мы… Мы пробыли там с самого утра. Целый день стояли под ливнем, вытаскивая тела шахтёров, которые всё ещё были на рабочем месте. Как только разыгралась непогода, все внутри… они погибли, — её слабый, хриплый голос стал настолько тихим, что Вейверли пришлось навострить уши, дабы ничего не упустить. — Я вытащила из-под завалов молодую девушку. Оказавшись снаружи, она была единственной, у кого всё ещё билось сердце, — Николь останавливается, делает глубокий вдох и резко выдыхает. — Но мы опоздали, уже ничего нельзя было предпринять. Мне оставалось лишь сидеть под дождём и держать её на руках, пока сердцебиение не остановилось, и она не перестала дышать окончательно… Рассказ заканчивается на ещё более странной ноте: солдат подгибает ноги, сворачиваясь калачиком, прячет лицо в коленях и начинает громко рыдать. Вейверли молчала. Она не знала, что ей сказать. Они обе просто сидят во мраке гостиной. Гром, молния и дождь, что явно не планировали утихать ближайшие сутки, неустанно грохочут за окном. Кроме звуков разбушевавшейся природы, тишину внутри дома нарушают потрескивающий огонь в камине и отчаянные всхлипы Николь. Вейверли хотелось что-то сказать. Ей хотелось поддержать полковника. Она просто не знала как. И, что ещё больше сбивало её с толку в этот момент — в этот странный, длительный, до чёртиков неловкий момент — наблюдая за тем, как Николь плачет перед ней, Вейверли осознала, что, возможно, эта девушка более открыта в своих эмоциях, чем она полагала ранее. Шатенка мало что знала о ней. Конечно, Николь порой вела с ней беседы, выдерживая определённую дистанцию, и Вейверли даже могла бы характеризовать её как «довольно неплохой». Но знать, что полковник так сильно заботилась о незнакомых людях, на спасение которых выходила из дома каждый божий день… многое меняло. Если и не меняло, то, по крайней мере, позволяло взглянуть на ситуацию под другим углом. Под углом, который Вейверли, по правде говоря, даже… нравился. Девушка поднимается на ноги и осторожно подходит к рыжеволосой, присаживаясь на пол напротив неё. — Ты вымотана, Николь, — произносит она, бережно проводя ладонью по ноге своей жены. — Тебе стоит принять ванну, умыться, а затем хорошенько выспаться. В настоящей кровати. Вейверли была искренне удивлена своей решительности. Она не только впервые обратилась к Николь в менее официальном тоне, но ещё и притронулась к ней из собственных побуждений. Этот день уже приносил немало сюрпризов, однако стоило помнить, что он ещё не закончился. Солдат, стараясь сдерживать слёзы, отрицательно мотает головой: — Я… Я не позволю тебе спать на диване, Вейверли. И это не обговаривается. — Я тем более не позволю тебе спать на нём после столь ужасающего дня, — возражает шатенка. Обе девушки настойчиво взирают друг на друга, понимая, что зашли в тупик. Ни одна из них не знала, как решить эту непростую дилемму. Не выдержав напряжённой тишины, Вейверли предлагает, пожалуй, самое внезапное решение из всех возможных: — Почему бы нам вдвоём не лечь в постели? Брови Николь взлетают вверх: — Оу, эм… К-конечно. Если ты не возражаешь. — Не возражаю, — убеждает она. — Если хочешь, я могу приготовить ужин. — Я не голодна, спасибо. — Тогда иди и приведи себя в порядок перед сном. Полковник кивает и встаёт с кресла, устало плетясь в ванную. Похоже, вместе с Николь уходят и остатки уверенности Вейверли в себе. Она медленно осознаёт, на что только что подписалась. — Святые брокколи в заливке… — шепчет шатенка, прикрывая рот руками.***
Она всегда ждала этого дня. Морально готовилась к нему. Тот день, когда Николь затащит её в постель — в чём и заключалась покупка жены — наступил гораздо позже, чем Вейверли ожидала. Но это не меняло самой сути. Не делало его менее нервирующим и устрашающим. Девушка задерживает дыхание, когда солдат переступает порог спальни, стряхивая с волос капли воды. — Ты на какой стороне хочешь? — зевая, спрашивает полковник. — Эм… что? — На кровати. Какую сторону предпочитаешь? — Николь лениво махнула рукой на матрас. — По-поближе к двери. — Хорошо, — рыжеволосая обходит кровать и залезает под одеяло. Она ложится на свою половину спиной к Вейверли и мягко стонет. — Ох, Боже, настоящая кровать словно облако, особенно после сегодняшнего дня. Девушка молчаливо разглядывает её несколько секунд. — Ты уверена, что всё в порядке? — Я просто устала, Вейверли, — утомлённо бормочет Николь. — Устала, и мне всё ещё больно после случившегося. На этом всё. — Мне следует пойти спать на диван. Так было бы намного лег… — Нет, — быстро перебивает полковник, поворачиваясь к шатенке. — П-пожалуйста. Просто… Если тебе будет удобней там, я пойму. Но я, — её голос вновь переходит на тот же хриплый шёпот. — Я не хочу оставаться одна, Вейверли. Прошу тебя. Девушка кротко кивает и забирается на свою половину кровати. Николь так и не нарушила установленные границы, не придвинулась ближе, что снова удивило Вейверли. Жёны оставались на приличном расстоянии друг от друга, плавно проваливаясь в сон после тяжёлого дня.***
Вот уже несколько месяцев Вейверли была жената на Николь, но только сейчас девушка осознала одну важную вещь: всё это время она не виделась ни с кем из своей семьи. С тех самых пор, как её наспех выпроводили из отцовского дома, Вейверли контактировала лишь со своей женой, подругой по работе, продавцами на рынке и клиентами, что покупали её цветы. Разумеется, город был огромным, но не настолько. После окончания шторма Вейверли проверила, не повредил ли ливень её растения в саду. Убедившись, что всё цветы остались в целости и сохранности, девушка направилась прямиком в бар «Shorty’s», где работала её тётя. Гас МакКриди не являлась ей настоящей тётей, однако женщина со своим мужем, Кёртисом, были единственными взрослыми, что оказывали хоть какое-то влияние на сестёр Эрп после отхода матушки семейства в мир иной. Вард, так или иначе, всегда был слишком занят либо избиением своих дочерей, либо тратой денег на дешёвый алкоголь в очередном салуне городка. — Вейверли Эрп собственной персоной! — Гас ставит заполненную до краёв кружку пива на стойку и шустро движется в сторону девушки, намереваясь заключить её в самые крепкие объятия. — Я больше не Эрп, Гас, — поправляет Вейверли, в голосе которой отчётливо слышится напряжение из-за костеломного, но не менее приятного приветствия её тёти. — Забыла? — Ты навсегда останешься для меня девицей Эрп, — отвечает Гас, отстраняясь от шатенки и нежно поглаживая её щёку. — Продолжать носить фамилию отца? Пожалуй, предпочту что-нибудь другое. МакКриди с сочувствием смотрит на неё, после чего переводит взор на мужчину, протирающего бокалы за стойкой. — Шорти, ничего, если я возьму небольшой перерыв? — Ради Вейверли? Безоговорочно, — Роберт дружелюбно улыбается им и подмигивает, на что девушка машет ему рукой в ответ. — Спасибо, Шорти, — Вейверли с Гас направляются к пустому столику в безлюдном уголке и располагаются за ним. — Чего-нибудь желаешь, солнце? Попить? Поесть? — МакКриди берёт Вейверли за подбородок, внимательно рассматривая её. — Что ж, ты хотя бы выглядишь так, будто высыпаешься. — Я-я правда в порядке. Серьёзно. На самом деле, всё… — шатенка пожимает плечами, — куда лучше, чем я ожидала. Гас приподнимает брови в удивлении: — Правда? — Она вежливая. Или, по крайней мере, ведёт себя так. Не требует готовить ей или вообще что-либо делать, — на губах Вейверли проскальзывает улыбка. — Она работяга, в отличие от некоторых знакомых нам людей. Женщина фыркает: — Поверь, даже мои никудышные работники в баре стараются усерднее, чем твой дорогой папочка, — она берёт девушку за руку. — Вейверли, если всё нормально, то почему же ты выглядишь так обеспокоенно? Что тебя тревожит? Шатенка проводит рукой по лицу с потерянным видом. — Я запуталась, Гас. Я разбила кое-что на прошлой неделе. Случайно, конечно, но я это сделала. Судя по всему, эта вещь стоила больше денег, чем я когда-либо видела. А она просто… Отреагировала так, будто это был какой-то пустяк? Николь не накричала на меня за содеянное. Не заставила платить за это. Она даже не выпорола меня, как сделал бы отец. Я не понимаю, что происходит. МакКриди с грустью приподнимает лицо девушки за подбородок, заглядывая глубоко в её глаза, полные смятения и неуверенности. — Дорогая, именно так люди и должны относиться к тебе. — Но ведь это не имеет никакого смысла, — озадаченно бормочет Вейверли. — Нет, — тихо произносит Гас, оставляя мягкий поцелуй на руке шатенки. — Полагаю, для тебя не имеет…