HAEVN — The Sea
Babybird — You're Gorgeous
Раздирающий изнутри холод колючими иголками пронзает все тело. У асгардца с непривычки первое время даже зуб на зуб не попадает от сильных порывов ветра, которые вместе со снегом забираются под одежду. Пальцы немеют и буквально не чувствуют ничего. Локи, как мог, старается согреть их в своих ладонях, разминая и периодически на них дыша своим теплым дыханием, но он сам, хоть и не так сильно, все же мерз. Кажется. Он ведь «ледяной», ему, должно быть, комортно. Для асгардца то был чуть ли нечеловеческий холод. Тор подрагивает всем телом, стараясь стоически выдержать эти неприветливые условия для жизни. Многочисленные снежинки, падают на лицо. От выдохов изо рта идет пар, а каждый вдох морозно обжигает легкие изнутри, от чего становится еще холоднее. Одинсон повязал на лицо шарф, в надежде спастись и спрятаться от этого хоть как-то. Всю эту лютую погоду Йотунхейма компенсируют здешние красоты, которые действительно захватывают дух. Безграничные просторы океана прячутся за белоснежным, как и все вокруг из-за обрушившейся на город внезапной метели, туманом. Он рассеивается от сильных порывов ветра и открывает взору огромные айсберги, лениво проплывающие мимо людей. Те, кажется, их и не замечают. Привыкли. Тор же завороженно рассматривает пейзаж, пока они идут вдоль набережной, держась за руки. У берега болтаются льдины, волнами прибиваясь к нему вплотную и с громким грохотом сталкиваясь друг с другом, разламывались. Вдалеке то и дело вздымаются столбы воды, поднимаемые китами и касатками. Тор все время силится высмотреть хотя бы что-то: плавник или хвост, но взору удается разглядеть только брызги и лишь изредка серые горбы спин, мелькающие в высоких волнах. — Ты привыкнешь. К холоду. — Локи чуть сжимает его пальцы. В заключении сына Лафея Одинсон сомневается. На коже еще хранится отпечаток прикосновений Локи. Невидимый, но обжигающий. И тело и душу. Согревает и это — близость. Недоумению нет места. По многим причинам. Тор и сам осознает что это такое — необходимость растворится в родственной душе. Время летит слишком быстро, загребая их обоих в водоворот событий. Он чувствовал его раздражение тогда. Оставалось только диву даваться, как тому удалось самостоятельно совладать со своим раздражением так быстро. Сам бы Тор томился в этом несколько часов, пока что-нибудь бы не сломал. Хотя, казалось, контролировать свой гнев он может гораздо лучше йотуна. Годами приходилось учиться приручать и усмирять это бремя, которое лежало на всех асгардцах. Жить с ним. Иначе существовать было бы просто невозможно. Как в случае с Хелой, поплатившейся за все свои «грехи» и коротавшей сейчас свои лучшие годы не в самом лучшем заведении. Йотун же последовал тому самому совету — отвлекся. Сам стал инициатором, воспользовавшись заведенной Тором привычкой умирять чужой гнев прикосновениями. И вернул ему порцию утренних сокровенностей. Было не пошевелится. Не продохнуть. Накрыло с головой. Многообещающее прикосновение, намекающий тон — он и не думал, что сможет забыть как дышать. Раствориться так в ком-то. А еще перед Локи просто невозможно устоять. Очень хотелось развернуться и прижать к себе, откликнуться на его руки. Отдаться моменту. Наверняка ему было безумно неудобно стоять в одной позе все это время. Тор стоически сдержался до последнего, ощущая на своей шее дыхание йотуна и медленно расслабляясь от тепла его рук. От всех этих неописуемых чувств, которыми тот был в тот момент переполнен. Таких теплых — и все это только ему, Тору. Сбивающих с ног нежность. Благоговение. «Нет, правда, как тут можно устоять?» — с этой мыслью сын Одина все-таки сдался на чужие ласки и прижался затылком к его лбу. Необходимость быть ближе поглощала их обоих час за часом. Секунда за секундой. Одинсон не жалеет об этом, только чувствует потребность и дальше раскрываться Локи, не таить все переживания в себе, не строить границ. Надо отдать Лафейсону должное — он создает для этого все условия из раза в раз. Находит правильные слова и жесты. А сам всего сутки назад думал, что не сложится. Тор уверен — уже сложилось. И старается отвечать ему тем же: откровением на откровение, прикосновением на прикосновение. Только это и спасает время от времени забивающиеся в потемки мысли. Наверное, навсегда останется в памяти этот насыщенный первый день. Как яростно Локи с самого утра выгонял незваных гостей, в надежде дать Тору еще несколько минут сна. Как сразу после этого заботливо перебинтовывал его отвратительную на вид рану. Как обнимал всякий раз, успокаивая его душевные терзания. До Йотунхейма они добираются довольно быстро. Несмотря на то, что Тор захватил с собой достаточно теплых вещей он все равно чувствует этот мороз, веющий от льда и снега. Он прокрадывается сквозь теплую ткань одежды и холодит кровь, остужая пламенные асгардские жилы. Это в какой-то степени даже приятно. Непривычно только. Может Локи и прав — освоится. Зимой снег зачастую выпадал и в Асгарде, но не в таких количествах как в Йотунхейме. Судя по всему, лежит он здесь ежегодно и круглосуточно. Он буквально везде: из-за резких порывов ветра сыпет в лицо и даже оказывается за шиворотом. Его белизна слепит единственный глаз, отражая тусклое солнце. Его можно сравнить с песком их пустынь, который также стремится всякий раз попасть в рот и засыпать глаза. Просочиться, казалось, в самую душу или сердце. Из-за него тяжело дышать, а все вокруг становится однотонным и бесцветным. Если бы они не были такими разными. Горячий жесткий песок и холодный мягкий снег. Именно ими, наверное, можно охарактеризовать жителей Асгарда и Йотунхейма по очередности. Не пришлось бы все это испытывать, если бы Локи не настоял добираться до его дома пешком от основного острова, где располагается столица, до которой они и доехали. Тор уже тысячу раз пожалел, что согласился «прогуляться» и поглядеть на красоты. Первые секунды его сковывал настолько жуткий холод, что казалось, будто сердце сейчас же и остановится. Он было порывался залезть назад, в теплый салон автомобиля, но Локи со смехом потянул его обратно, забрав ключи. Так было лучше для самого Одинсона, который уже чисто физически не мог вести машину. Глаз покалывало от сильного напряжения, которого он перенес на себе слишком много. Голова снова раскалывалась. Плюс ко всему этому, Тор почти не спал прошлой ночью, что сказалось на внимательности и самочувствии. Благо, под утро путешественников из одной страны в другую было не так много. Так что когда они въехали в столицу, сын Лафея этим своим требовательным тоном указал асгардцу место для остановки и предложил добираться до дома на своих двоих. По его словам дом был на окраине города, но туда можно было быстро добраться. Тор как-то без особого сопротивления согласился, потому как на тот момент его волновала лишь невыносимая головная боль. Как только Одинсон оказался на морозе, ум отрезвился и начал взывать и умолять снова вернуться в тепло. Головная боль будто мигом исчезла, притаившись в закромах сознания, медленно перетекая в заживающее ранение. Спокойствие снова отступило и теперь позволяет ему чувствовать раздражение вызванное холодом. По нему-то он ни разу не скучал. Ни по холоду, ни по раздражению тем более. Но Локи неумолим и тянет его за собой. А Тор все так же не может перед ним устоять. — К сожалению, я сам пока не сдавал на права. Но, когда свыкнешься с погодой, могу покатать на катере. — На катере? Так я уже свыкся. — асгардец, обмотанный шарфом и выглядящий из-за него абсолютно нелепо, неразборчиво удивляется этой новой неизведанной возможности, а затем нервно сдергивает его вниз, чтобы не мешался, — Порулить дашь? — Прытко. Мне-то не жалко, а вот отец с меня три шкуры сдерет, если поцарапаешь. Познакомишься с Лафеем и тогда уже решишь — готов ли ты брать на себя такую ответственность. Тор меняется в лице. Надо же. Локи уже готов познакомить его с родственником. Хотя. Это, наверное, логично — родственным душам много времени не надо, чтобы прикипеть друг другу. Это на всю жизнь. С родителями и друзьями их знакомят, ставя перед фактом. «Это теперь неотъемлемая часть моей жизни. Прошу любить и жаловать, иначе не поздоровится». Тор об этом не думал — не осталось родственников, с которыми он мог бы Локи познакомить. Даже как-то жаль. Но куда более грузит чужая серьезность в голосе. Суровый у него, видимо, отец. Нелегкая встреча предстоит. На такие препятствия он тоже согласен. Локи непринужденно смеется и хлопает его по спине, вызвав у Одинсона удивление. — Я шучу, не напрягайся ты так. А звучал вполне серьезно. Так вот оно как, значит? Любитель разыгрывать. Главное чудо Йотунхейма. Никакая экскурсия не нужна — все ведь перед глазами. Вновь ощущается то самое окрыляющее облегчение, вызванное долгожданной находкой родственной души. Оно неожиданно разливается по всему телу тем самым благоговением, которое совсем недавно испытал Локи. Тор мог бы с уверенностью сказать что это было счастье. Несмотря на все переживания и удары судьбы, он был счастлив, что в такой момент эта самая судьба не оставила его без поддержки. — Иди сюда. Йотун будто не слышит: поворачивает к нему голову и вопросительно вскидывает бровь, глядя куда-то поверх его головы. — Пожалуйста, иди сюда, — повторяет асгардец и настойчиво тянет Локи к себе за руку, в которой Лафейсон заботливо растирал пальцы Одинсона, дабы согреть. Они оказываются чуть ли ни лицом к лицу, глядя друг на друга. Йотун с каким-то легким недоумением смотрит на него, но, кажется, сразу все понимает. Тор не медлит и, пока набрался смелости, мягко целует его губы. Локи все так же удивленно выдыхает и сразу же отвечает на поцелуй, вжимаясь пальцами в руку Одинсона. Дух захватывает. Наконец-то становится спокойно. Над ними нависает правильность всего происходящего. Все то, что обрушилось на Тора, помогло отбросить свое самолюбивое эго, которое утверждало, что родственная душа асгардца сейчас только увеличит колоссальность проблем. Позволило раскрыться перед Локи, довериться и сблизиться. И теперь тот, кто помог не сойти с ума и пережить эти жуткие события, будет рядом. Всегда. Тор отрывается от него через несколько секунд. Лафейсон выдыхает и обдает его лицо теплым дыханием. — Я всегда рядом, — Локи улыбается, принимая просьбу Тора, которую он так и не озвучивает. Как оказалось, этого было и не нужно.