Стану твоим дыханием

Харон из-под ресниц наблюдает за своим спутником. Вот он выключает будильник, не открывая глаз. Вот потягивается, разминая мышцы. Расслабленный со сна, притягательный ещё даже больше, чем ночью. Харон стискивает зубы и неслышно выдыхает. Утренняя эрекция получает дополнительный стимул, а Харону мучительно сильно хочется получить разрядку. Но на данном этапе можно получить разве что в челюсть. Уж больно дикий экземпляр ему попался. Хотя Харон и остудил чрезмерный пыл ершистого парня кидаться в драку по поводу и без, дополнительные спарринги в его вишлист не входят. Да и пацана покалечить неохота. Он Харону ещё пригодится — живым и здоровым. Тем временем сосед резко подскакивает на своей полке, и Харон с удовольствием наслаждается занимательным зрелищем под названием «Где я? Что со мной? Как такое могло произойти?» Харон кайфует — лицо парня отражает с десяток пронёсшихся за секунду эмоций. В итоге, насупившись, попутчик тянется к своей одежде и одевается, не вылезая из-под одеяла, время от времени косясь на противоположную полку. «Надо же, какие мы стеснительные, — вязко текут мысли Харона, — да сплю я, сплю, не видно, что ли? Крепко сплю, сладко… Тебя в своих снах вижу, чтоб ты провалился. И чего в такую рань подрываться? До конечной ещё полтора часа, спал бы себе». — Вы Зорин? — открывшаяся дверь и громкий шепот проводницы прерывают мыслепоток Харона. Парень кивает, а тётка сообщает, что поезд прибывает к его станции. «Зорин, значит, — у Харона в памяти намертво закрепляется фамилия парня, — хм, красиво. Интересно, а зовут его как? Надо было спросить, а то, как весь вечер цирк устраивать, так это запросто, а как имя спросить, так хрен. Да он, может, и не сказал бы ещё… Сейчас спросить? Нет, не стоит…» Сосед тем временем поднимается, сворачивает постель и, забросив сумку на плечо, покидает купе. А Харон внезапно чувствует себя брошенным. «Как так-то? С какого? Почему он выходит раньше? Ну понятно почему — основная тусовка отдыхающих, как и вереница отелей, именно здесь. И добираться отсюда удобнее и ближе, чем от конечной. И почему я подумал, что… Да хрень я подумал. Всё, забыли. Веселая поездочка, увлекательное приключение, глупости, недосекс… всё заебись. Синдром попутчика, как говорится. Только при этом синдроме люди свои проблемы выплёскивают незнакомцам, а мы вот… — Харон хохотнул и открыл глаза. — Ага, как же, «недосекс». Только что-то тебя от этого «недосекса» так завернуло, что до сих пор слюни пускаешь. Всё, сука, соберись. Где циничный и жёсткий Харон? Ау, блядь? Всё, нет никаких «нас». Морок, наваждение, притяжение, разрядка и всё, ариведерчи. С-с-сука. Что в этом пацане такого, что мне все инстинкты узлами скручивает? Что в нём, блядь, такого? Да таких как он, у меня столько было, что я уже и имён их не вспомню. Этот чем отличается? Тем, что не вешается с первого взгляда? Тем, что не готов на всё и сразу? Сопротивляется… Этим отличается? Потому что мне поохотиться хочется? А сопротивление это заводит… Как же заводит. Но по краю же, по самому краю хожу. И сорваться во тьму первобытных порывов так легко. Это заводит? Или реакция его тела… Чуть крышу не снесло к ебеням. И что там было-то? Да ничего ровным счётом, но блядь, когда от одного только прикосновения так вштыривает обраткой, что уносит к херам — это единичный случай. Уникальный, такого не бывает вообще. Так это меня в нём привлекает? Вот эта отдача? Эта подсознательная готовность принадлежать? И то, что я сам чувствую, что мой? При всех его выбрыках и сопротивлении — мой. И пометить хочется. Клеймо, сука, выжечь, чтоб все видели, чтоб ни одна падла не посмела… Или то, что мне впервые в жизни настолько снесло башку, что я думать больше ни о ком не могу? Или что? Что? Да всё, блядь. Хватит». Харон поднимается, тщательно складывает постельные принадлежности и, прихватив из сумки пакет с мыльно-рыльными принадлежностями, идёт в санузел, пока там не образовалась очередь. Чистит зубы, умывается и рассматривает себя в мутном зеркале туалета поезда. Решив не бриться — и так сойдёт, вечером уже по месту — ухмыляется своему отражению: — Что, блядь, любой ценой, да? Вёл себя, как долбоёб последний. И что? Добился своего? Выдрочил пацана в полубессознанке — доволен? А толку? — отвернувшись, Харон выходит из туалета и, тормознув по пути проводницу, просит ту сделать кофе. Возвращается в своё купе и до самой остановки тупо смотрит в окно, сидя на противоположной полке и привалившись плечом к подушке, на которой спал его попутчик. Покинув вагон в числе последних пассажиров, Харон движется по направлению к стоянке такси. Таксисты — уникальные люди. Они всегда и всё знают. И уж кто, как не они, смогут подсказать, где можно снять нормальное жильё с комфортными условиями. В принципе, Харон может перекантоваться в любых условиях, но он однозначно намерен предаться мега-блуду, чтоб забыть единственное желаемое тело, имея этих тел столько, на сколько сил хватит. И трахаться в каком-нибудь сарае на скрипучей койке с продавленной сеткой как-то не улыбается. По пути Харона на разные голоса окликают ушлые местные, сдающие жильё и усиленно пытающиеся впарить кота в мешке. Каждый заверяет, что его жилплощадь наилучшая и ломит соответственную цену. А по факту имеем халупу, и хорошо ещё, если с «удобствами» не на улице. Взгляд Харона невольно притягивает стоящий немного в стороне от этой «ярмарки услуг» пожилой грузин. Он выделяется среди крикливой толпы своим спокойным выражением лица и держится с достоинством. Около него сложенная вдвое картонка, на которой чёрным маркером написано просто «Жильё». Неясно, каким образом, но ноги Харона сами сворачивают к этому мужчине. — Сдаёте? — поздоровавшись, Харон задаёт интересующий его вопрос. — За городом, — подтвердив, кивает грузин. — Вода — слеза. Но вот развлечения далеко, молодежь не признает, — слегка усмехается в усы. — Вахтанг знает, как гостей принимать, но молодежь хочет… как это? — он делает небольшую паузу. — Движение? Бары-дискотеки… — Тусовку, — подсказывает Харон. — Хо*, — кивает грузин, — могу посоветовать, надо? — Я бы у вас остановился, если можно, — принимает молниеносное решение Харон, хотя буквально минуту назад, в основном, именно тусовки и были его приоритетом. — А ты молодец, парень, — грузин говорит почти без акцента. — Понимаешь толк. Или ты бывал уже у Вахтанга, м? Кто бывал — все возвращаются. А до тусовки, если вдоль берега, не так и далеко, — он снова усмехается. — Но как честный человек, должен предупредить, что у меня недёшево. Но в стоимость входит полный пансион, а моя Манана такой хачапури готовит. Ты ел когда-нибудь настоящий грузинский хачапури? — Нет, — Харон улыбается, отрицательно качая головой. — И у вас не был, и хачапури не ел. Но очень хочу попробовать. Вы Вахтанг? — Вахтанг, — протягивает руку мужчина. — Харон, очень приятно, — они обмениваются крепким рукопожатием. — А Манана — это ваша жена? — Калишвили*, — смеясь, качает головой Вахтанг, — дочь. Цоли* схоронил год назад. Не говори ничего, всё сам знаю. Пойдём, дорогой, — Вахтанг кивает на припаркованную неподалёку чёрную «девять-девять». — Вон моя «ласточка», доставлю в целости и сохранности. Отдохнёшь с дороги, потом расскажу, где здесь что посмотреть стоит. Дорога занимает минут сорок. Пока едут, Вахтанг всё нахваливает свою дочь и её стряпню, обещая Харону, что тот не пожалеет и отдых будет вспоминать ещё долго. Когда паркуются у посыпанной гравием дорожки, навстречу машине выбегает молодая девчонка с длинной косой. Та самая Манана, как понимает Харон. Лет восемнадцати-двадцати, шустрая, весёлая. Она постоянно улыбается, то и дело заливаясь хохотом. А ещё успевает между делом заболтать и отца, и гостя всего лишь за тот небольшой промежуток времени, пока все идут к номеру. Бросив сумку и приняв с дороги душ, Харон растягивается на широкой кровати, рассматривая свои апартаменты на ближайшее пять дней. И ни секунды не жалеет, что подсознательно выбрал именно это жильё. Крыло большого бревенчатого сруба с отдельным входом, высокие потолки, минимализм с удобствами. Отдельный санузел с горячей водой и белоснежными пушистыми полотенцами. Широкая терраса, уставленная цветами в горшках. И весь дом, казалось, пропитан ароматами леса — спокойная, умиротворяющая, расслабляющая атмосфера. Отдохнув, Харон выходит в ухоженный двор и замечает Манану, сноровисто вырывающую сорняки между кустами с розами. Заметив его, девушка улыбается: — Проголодались? У нас вообще-то питание по времени, но вы же с дороги… — Нет, я не голоден, спасибо, — прерывает девушку Харон. — К морю схожу. Как здесь выйти лучше? — А здесь идти нечего, — смеётся Манана. — Выходите из калитки за домом, чтобы не обходить весь посёлок, дорогу перешли, там и море сразу. Это вам не с города пилить. Только там осторожно, тропка крутая, и глубоко у нас. Поблагодарив девушку, Харон идёт по указанному маршруту. И действительно, дорога к морю занимает каких-то пять минут. Единственное неудобство — скалистая местность, но Харона это не напрягает. Спустившись к пологому склону, он подходит к воде. Действительно, как и говорил Вахтанг, море — чистейшее. На мелководье видны стайки мелких рыбёшек, песчаное дно ребрится под ногами. Немного отойдя от берега, Харон ныряет, отдаваясь укачивающей невесомости. Вдоволь наплававшись, он возвращается — уставший, но довольный. И во дворе его встречает уже сам Вахтанг. — Как водичка? — улыбается он. — Как слеза, — ответной улыбкой отвечает Харон. — Красота. — Манана спрашивала насчет обеда, — Вахтанг смотрит в сторону моря и клубящихся на горизонте облаков. — В номер подать или в беседке на улице накрыть? Пятый час почти, волнуется девчонка. — Сколько? — Харон удивлён — ничего себе, время летит как. — Давайте в беседке, — решает он, — воздух такой, грех в номере сидеть. Хотя у вас и в доме, как в лесу. — Вахтанг плохого не посоветует, — усмехается в усы хозяин апартаментов. — Правильно, на воздухе и аппетит лучше. Тем более, ветер меняется. Ещё несколько дней солнечных, а потом шторм. — После карнавала, как обычно, — вмешивается Манана, споро накрывая на стол в увитой каким-то растением беседке. — Ты вспомни, всегда после праздника открытия сезона налетает. — Раньше будет, — Вахтанг задумчиво глядит на горизонт. — Штормить раньше начнёт. Ты, дорогой, осторожнее, далеко не заплывай в шторм. Море коварное, течение здесь сильное. — Да может ещё не будет никакого шторма, — смеётся Харон. — На небе же ни облачка. Вахтанг, покачав головой, куда-то отходит по своим делам. — Отец лучше знает, — строго замечает Манана, выкладывая на широкое плоское блюдо одуряюще пахнущую выпечку округлой формы. Щедро посыпав её зеленью, упирает руку в бок. — Он никогда не ошибается, вот увидите. — Ладно, — Харон соглашается. Ему не хочется спорить с этими людьми, ему здесь как-то уютно и спокойно. Как будто бы он после долгого отсутствия вернулся домой, где его ждали и были ему рады. — А кто-то ещё есть из отдыхающих? — спрашивает он, окинув взглядом стол. — Нет, — смеётся Манана. — Не доезжают они к нам — далеко. Так что, вы единственный, ну, я надеюсь, пока. Завтра отец снова к вокзалу поедет, может и найдёт кого. — Это на одного? — Харон удивлён. Глубокая тарелка густого супа, три тарелки с разного вида салатами, отварной картофель с зеленью в широкой миске, несколько видов соусов. Две шикарные отбивные и выпечка. — Это же двоим до отвала, ещё и останется. — Это обед, — девушка вздёргивает подбородок. — А обедать нужно плотно. Тем более, мужчине. Отец всегда так говорит. — Ладно, ладно, — шутливо поднимает руки Харон. — Сдался. Еда, действительно, настолько вкусная, что Харон и не замечает, как сметает почти всё. Манана приходит собрать посуду и недовольно нахмурившись, осматривает на столе недоеденную лепёшку, несколько картофелин и какой-то из салатов. — Не понравилось? — огорчённо спрашивает она. — Всё шикарно, — чуть ли не стонет от удовольствия Харон, — но я в себя столько просто не вмещу. Вы меня здесь как на убой. — Тоже мне, убой, — фыркает девушка. — Вы вон какой худой, вас нужно хорошо кормить. — Нет, в самом деле, — Харон недоумевает. Если посчитать деньги, угроханные хозяевами на этот обед, то живёт он тут вообще даром. — Может быть, поменьше? Ну жаль же, что остаётся. — Я вам в холодильник в номере сложу, — Манана собирает тарелки. — Проголодаетесь ночью, мало ли, — она хитро улыбается. — И будет чем подкрепиться. В микроволновке только подогреть. Гулять пойдёте? — Да ваш отец обещал рассказать, что здесь посмотреть можно, только его самого не видно что-то, — Харон осоловевшим от сытной еды взглядом осматривается. — Но я бы для начала просто по берегу побродил. Природой проникнуться хочется. — Он вам расскажет, — девушка снова смеётся, — на что посмотреть, как же. На керамические горшки к дяде Давиду, в винный погреб к дяде Вано, в охотничью слободку, — она фыркает. — Вот у нас карнавал скоро будет, вот это где зрелище. Такого даже в Рио-де-Жанейро нет. О нашем карнавале даже в прессе писали, и не только в местной, но и в серьёзных журналах. Да я вам сейчас покажу. Она вихрем уносится, Харон даже возразить не успевает. Ожидая, он закуривает, а в мыслях снова появляется его слегка подзабытое под натиском новых впечатлений наваждение. «Интересно, как он к таким развлечениям? Мне бы тот карнавал триста лет не упал никуда бы, но вдруг наш начитанный парень захочет именно таких впечатлений? Может, стоило бы туда съездить? Ну даже и увижу его если, и что? Здесь, бесспорно, душа отдыхает, но я же хотел забыться. А тут если и встретится кто-то, кто подойдёт для приглашения на вечернее чаепитие плавно переходящее в ночную оргию, то явно окажется не из того лагеря. Это тебе не Ситжес, где каждый второй, а то и первый… Эх, бля, вот как тут забудешься. Даже пляж, и тот не особо людьми переполнен. Оно, конечно, хорошо, толкучек я не люблю, но… да, попал. Что ж сразу-то не подумал. А с другой стороны, ради разнообразия можно и с природой пообщаться. Всяко лучше, чем с пустоголовыми мальчиками на одну ночь. Вот с моим любителем книг стопроцентно есть о чём поговорить… А может, найти его? Фамилию я знаю, где вышел — тоже. Сколько здесь тех отелей? Ну убью день… за бабло они мне всё как миленькие расскажут. Так, так, так, интересно…» — Вот, любуйтесь, — Манана, появившись из ниоткуда, выкладывает на стол перед Хароном стопку толстых журналов и ещё какой-то периодики. — А мне нужно ещё стиркой заняться. Харон от нечего делать берёт в руки верхний журнал и лениво пролистывает его. Ничего интересного для себя там не находит и уже собирается его отложить, как взгляд цепляется за фото на первой странице. Наверху броский заголовок о том, что один из учредителей празднует свой юбилей. В хаотичном порядке разбросаны фотопортреты самого учредителя, главного редактора и ещё каких-то журнальных «шишек». Но Харон смотрит на небольшое фото со скромной надписью «наш коллектив». Смотрит и медленно охуевает. Его попутчик, его мальчик, его наваждение рядом с какой-то кобылицей, которая мёртвой хваткой вцепилась в его руку своими наманикюренными граблями. А он улыбается прямо в объектив фотокамеры, обнимая за талию ту самую кобылу. «Ах ты ж, блядь», — взрывается в голове алым и осыпается тлеющими углями в самое сердце. Харон скрипит зубами и внимательно читает мелкий текст под фото, где перечислены сотрудники. Находит «А. Зорин», снова бросает взгляд на фотографию и закрывает журнал, свернув его в тубус и крепко сжав пальцами. «А, значит. Какие у нас есть имена на «А»? Алексей? Александр? Анатолий? Антон? Аполлон, блядь… Андрей? Ну нет, только не это. Артур? Артём? Чёрт, да какая разница, как его зовут. Хоть Акакий, блядь. Что ж ты у меня из головы не идёшь?» Харон не хочет уже ни к морю, никуда. Его тянет в город, он прямо сейчас готов начать свои поиски, и его абсолютно не волнует, что он даже понятия не имеет, что сказать этому парню. Им нужно поговорить, нормально поговорить. Нужно определиться. Нужно решить. Невозможно вот так вот, и бред все эти прятки и игры в кошки-мышки. Конкретно нужно. Да — да, нет — разбежались. Да сейчас. Разбежались. Да хрен там. Разбежались, блядь. Да с какого? Ну если «нет»? А почему, собственно, нет? — Вахтанг, — Харон окликает хозяина жилья, когда тот в очередной раз обходит «владенья свои». — А как мне в город попасть? — Сейчас никак, — остановившись, Вахтанг глянул на часы. — Последняя маршрутка десять минут как ушла. — Чёрт, — рычит Харон. — Мне нужно в город. Отец, подкинь машиной, я заплачу. Или такси где здесь найти? — Сильно надо? — Вахтанг улыбаясь смотрит на Харона. — Невеста ждёт? — Невеста, — кивает Харон. — И надо очень сильно. А то уведут. — То такая невеста, если увести себя позволит, — Вахтанг поднимает вверх указательный палец. — Ты бы не гнал лошадей на ночь глядя, утро вечера мудренее. Но если сильно надо, я подвезу, не вопрос. И денег мне не нужно никаких. Просто так. Так что, надо? — Надо, отец, надо, — торопит Харон, решив хотя бы заправить машину Вахтанга за свои. — Поехали? Но, к сожалению, добраться до города у Харона не получается. Отъехав от посёлка километров двадцать, «девяносто девятая» задёргалась, захлёбываясь оборотами. А через несколько метров и вовсе стала, пару раз нездорово чихнув двигателем. Пока нашли буксир, пока оттащили «ласточку» в местный сервис, посёлок накрыло сумерками. Вахтанг предлагал Харону остаться на трассе и ловить попутку до города, но Харон отказался. Всё-таки пожилой человек, ещё и за свою машину переживает, мало ли, вдруг плохо станет. Отчасти, по Хароновой милости они выехали, хотя сломаться машина могла в любой момент. Тем не менее, Харон от Вахтанга видел только хорошее, так что помочь старику и поддержать того в трудную минуту — не облезет. А наваждение… никуда он от Харона не денется. Какая-то внутренняя уверенность странным образом позволяла Харону думать именно так. Вернувшись в номер, Харон почти всю ночь проводит на террасе, вдыхая морской бриз и пытаясь отогнать роем клубящиеся мысли. Сон не идёт, расслабиться не удаётся. А. Зорин невынимаемой занозой крепко сидит в сердце Харона и убираться оттуда не собирается. Харон забывается тревожным сном только под утро. И совершенно бессовестно спит почти до обеда. После позднего завтрака идёт на море и нарезав пару кругов, возвращается. Принимает душ, переодевается и собирается на остановку маршруток, однозначно решив добраться до города сегодня. Но по закону подлости, стоило Харону только выйти во двор, как случается очередная неприятность — Манана, взобравшаяся на лестницу и протирающая снаружи окна дома, приветственно машет ему рукой, а после пошатывается и, вскрикнув, падает на клумбу с розами. Харон молниеносно оказывается рядом. К счастью, девушка упала на разрыхлённую землю и повредила только ногу. Но перелом открытый и непростой. Малоберцовая кость, пропоровшая кожу острым отломком, неестественно вывернута. Манана бледная и тяжело, часто дышит, а Харон понимает, что без больницы не обойтись. Оказав девушке первую помощь, он быстро набирает номер скорой. Пока принимают вызов и обещают прислать машину, Манана теряет сознание. Чертыхаясь, Харон обшаривает карманы девушки и находит её телефон. Звонит Вахтангу, тот прибегает буквально за минуту — взволнованный и испуганный. Притаскивает аптечку. Харон находит нашатырный спирт, перекись и стерильный бинт. Обработав рану по-человечески, Харон туже приматывает шину, сделанную из подручных материалов и суёт девушке под нос кусок бинта, смоченного в «нашатыре». Манана вздрагивает, открывает глаза, и тут же начинает плакать. Успокаивают вдвоём с отцом, которого и самого было впору успокаивать — так дрожат его руки. Харон звонит в скорую ещё раз, ругаясь с диспетчером, но понимает, что таким образом помощь быстрее не приедет. В итоге, дождавшись докторов, помогает погрузить рыдающую девушку в машину. Вахтанг едет с ней, а Харон оказывается заложником дома — перепуганный отец забыл оставить ключи, и бросать всё незапертым Харон не рискует. Возвращается Вахтанг уже поздним вечером на такси — Манане помогли, но какое-то время ей придётся остаться в больнице. Сокрушаясь, что же теперь будет, Вахтанг долго сидит на террасе и беседует с Хароном, рассказывая тому о своей жизни, но больше рассыпаясь в благодарностях. — Вовек не забуду, — в очередной раз говорит он, крепко пожимая руку Харона. — По гроб тебе за дочь должен. Если бы не ты, — он качает головой. — Неизвестно, что было бы. Я с тебя ни копейки не возьму. Ни сейчас, ни в любое другое время. Приезжай, когда хочешь. Хоть сам, хоть с друзьями, хоть с невестой. Здесь тебе всегда рады. И Мананка поправится, тоже рада будет. Спасибо тебе, спасибо, дорогой. — Да ладно вам, — Харон начинает даже неловко себя чувствовать. — На моём месте так бы каждый поступил. — Не каждый, дорогой, далеко не каждый, — возражает Вахтанг. — Люди такие, знаешь, злые стали. Недобрые. Завистливые. — он тяжело вздыхает. — Нехорошие люди. Тебя нам само небо послало. А невеста твоя, если тебя потеряет, дура она, вот так ей и передай. — Передам, — смеётся Харон. — Обязательно. — Дуры же молодые, — Вахтанг ведёт разговор дальше. — Как есть, дуры. Манана та же… ты знаешь, чего она рыдала? — Ну больно же, — резонно замечает Харон. — Ну больно — само собой, — кивает Вахтанг. — Но самая страшная боль не в этом. Самая страшная, что она теперь на карнавал этот дурацкий не попадает. Ну вот скажи, не дура ли? Харон снова смеётся. — Вот что там делать, ты мне скажи, — кипятится Вахтанг, уже значительно подогретый «чачей», которую они распивают на пару с Хароном, чтоб снять стресс. — Стыдоба одна. Нечего там приличной девушке делать. Это для отдыхающих шоу. А люди всякие бывают, нечего ей там делать. — Ну что вы уж так строго, — пытается смягчить старика Харон. — Не может же она безвылазно дома сидеть. — Вот теперь хочешь — не хочешь, а сидеть будет, — машет рукой Вахтанг. — Эх, сколько раз я её просил быть осторожнее, всё бестолку. Ну ничего, готовить и я умею, ты у меня голодным не останешься. — Да ну что вы, в самом деле, — возмущается Харон. — Я и в кафе поесть могу, главное, чтоб дочка ваша в порядке была. — Будет, куда денется. Поставят на ноги, доктора у нас в городе хорошие. Поставят. Бегать будет. Ещё на свадьбе своей станцует. А может… — он испытующе смотрит на Харона, но тот качает головой, улыбаясь. — Нет, отец, такой как я, вашей дочери не подходит, да и… — замолчав, он одним махом выпивает свою порцию спиртного. — Ну тебе виднее, — на удивление спокойно соглашается Вахтанг. — Хотя зря ты о себе так… Но и у Мананки ещё ветер в голове. Рано ей ещё. Да и у тебя же невеста есть. Они сидят до глубокой ночи, а когда расходятся, Харон снова не может уснуть, ворочаясь и всё вспоминая «невесту». «Завтра, — даёт себе зарок Харон, — завтра я его обязательно найду. И поговорим по-человечески. Я постараюсь объяснить. Это шанс, который просто нельзя проебать». С этими мыслями он, наконец-то, засыпает. А с утра, уже по традиции искупавшись в море и наскоро позавтракав фирменными хачапури, которые Вахтанг делает не хуже своей дочери, едет в город. Обежав с пару десятков отелей и полиняв на некоторую сумму денег, заходит перекусить в кафе. День клонится к закату, на улицах города наблюдается нездоровый ажиотаж — снуют какие-то люди, перегоняют какие-то странные машины, что-то монтируют, украшают. Харон понимает, что полным ходом идёт подготовка к карнавалу. Но это его мало заботит. Отхлёбывая кофе, он внимательно изучает карту города, делая пометки. «Неосвоенными» осталось ещё несколько отелей почти у самого побережья. И в этой части города — всё. Есть ещё несколько вариантов на выезде, но Харон здраво рассуждает, что вряд ли парня занесло именно туда. Ну что ж, сейчас дождётся своего заказа, поест, и с новыми силами — новый рывок. В первом из оставшихся отелей Харон очень долго ждёт администратора. Решив уже плюнуть и вернуться позже, замечает запыхавшуюся даму преклонных лет, которая, распространяя вокруг себя почти осязаемую ненависть, усаживается за стойку, поджав губы. Разговорив злобную тётку и подогрев её снисходительность купюрой, Харон выясняет, что «с этим карнавалом все с ума посходили». Оказывается, она работает не в свою смену, потому что её напарница принимает участие в шествии. А тётке это и даром не надо — вместо кого-то сидеть сейчас на ресепшн. У неё консервация, внуки, ещё что-то, и вообще, она в отпуске. Харон слушает вываливаемую на него ненужную информацию обречённо и устало. Но понимает, что иначе то, что нужно ему, выяснить не удастся. Наконец, выговорившись, дама успокаивается и спрашивает Харона, с какой целью он пожаловал. — Заселяться будем? — задаёт она идиотский вопрос, вдруг вспомнив о своих обязанностях. — Все занято, но я постараюсь что-то подобрать. — Нет, я друга ищу… — Харон рассказывает заготовленную сказочку, и тётка радостно щёлкает в компьютере с информацией о гостях отеля. Есть, номер триста четыре. Сейчас посетитель не в номере, ключ сдан, можете подождать в холле. Харон кивает и усаживается в мягкое кресло, вытянув ноги и скрестив руки. Проходит полчаса. Час. Харона начинает раздражать бесцельное ожидание. «Сижу здесь, как идиот. Может, он вообще не явится. А я как лошара последний. И вообще, это была дурацкая идея. Идиотская. Ну даже был бы он в номере, ну поднялся бы я, ну что бы я ему сказал? Давай потрахаемся, ты же сам этого хочешь? Я помню, как тебе было хорошо со мной в поезде. Бред. А что ему сказать? Что? Что я ночей не сплю из-за него? Что мне кроме него нахуй не нужен никто? Что я его во всех своих подстилках вижу с того самого момента, как столкнулись в этом блядском книжном магазине? Что я ему, блядь, скажу?» — А ты с ним только потрахаться хочешь и больше ничего? — лукаво улыбаясь, материализуется Змей. — Нет! — мысленно рявкает Харон, забыв даже о том, что уже и отчаялся увидеть Змея. — А чего ты хочешь? — продолжает Змей. — Чтобы что-то говорить, нужно самому знать, что ты хочешь от жизни и человека рядом. Ведь ты его хочешь видеть рядом с собой, правильно я тебя понимаю? — Ну мне явно будет недостаточно одного раза, — хмурится Харон. — Я хочу его постоянно, меня свернуло на нём окончательно и бесповоротно. — Вот как? — хмыкает Змей. — Ну хорошо, два раза? Три? Пять? — Ты издеваешься, что ли? — Харон взвинчен. — Всегда. Он мой, понимаешь? Мой. — А ты готов на это «всегда»? А ты не сбежишь при первых же притирках? А ты готов взять на себя ответственность за него? А поделиться своими предпочтениями? И самое главное, ты не берёшь в расчёт, что он этого всего может совсем не хотеть. — Да ладно, — хмыкает Харон. — Не хотеть? Да его не меньше моего штырит. Только он себе признаться боится. — Думаешь, тебе признается? — улыбается Змей. — У него своя жизнь, Харитон. И ты туда можешь не вписаться. — Посмотрим, — упёрто рычит Харон. — У него, может, и девушка есть… Резкий звук оконной фрамуги, захлопнувшейся от сквозняка. Ветер усиливается, погода портится, как и предсказывал Вахтанг. Из-за внезапного хлопка Харон, погрузившийся вглубь себя, выныривает на поверхность, недоумённо осматриваясь. Тётка со стойки отеля перемещается к окну, что-то там высматривая. Включено электрическое освещение. На часах девятый час вечера. Харон просидел в холле почти два часа. «Охренеть», — он встаёт, разминается и подходит к администраторше. — Не появлялся? — спрашивает он. — Нет, — отвечает она, не отлипая от окна. — Дурацкий ветер разыгрался, ещё с утра же была отличная погода. Ну надеюсь, дождь карнавал не испортит. «Да ебал я ваш карнавал, — мысленно бесится Харон, — маршрутку я уже проебал, ну ничего, такси возьму… Обдумаю всё ещё раз, а завтра вернусь. Зато я теперь точно знаю, где он остановился». — …Скорее всего, — заканчивает фразу тётка. — Что? — Говорю, что на карнавале он скорее всего. Там сейчас вся молодёжь. Вот жду, скоро мимо нас пройдёт шествие. Харон кивает и выходит из отеля. Глупо искать одного человека в карнавальной толпе. И ещё более тупо — посреди всей этой вакханалии о чём-то говорить. Надо ехать, а завтра… Но легко сказать «ехать», а вот найти свободную машину… Харон осматривается, но вокруг только пешеходы. Люди толпятся с двух сторон от широкой набережной. Все ожидают зрелищ. Харон проходит чуть дальше, виртуозно перемещаясь сквозь толпу. Как он и предполагает, дорога перекрыта. Искать машину здесь — бесполезно. Нужно выбираться. И тут толпа всколыхнулась. Харона выталкивает каким-то образом чуть ли ни перед всеми, он отходит на пару шагов назад. Музыка, звучащая вдалеке, приближается. Становится громче, ещё громче. От неё уже просто закладывает уши. Харон видит шествие и удивляется размаху. Да уж, права была Манана — как в Рио. Не лучше, но вполне. Движущиеся платформы, разномастные костюмы, веселящиеся и танцующие участники. Толпа присоединяется к танцующим, двигаясь вместе с шествием. Харон отходит ещё немного, но даже его увлекает это яркое зрелище. Он наблюдает за заполняющими площадь перед отелем людьми, невольно отмечает особо яркие костюмы и лица… Как вдруг, практически во главе всего карнавала видит своего парня, который облапил задницу какой-то очередной курице. Курица и есть — перья, стразы, почти голое тело — костюм очень условный. И крутит она этой самой задницей, как… А её рука… Какого хуя её долбаная грабля делает, блядь? Её рука забирается за ворот расстёгнутого верха рубашки совершенно пьяного — теперь, когда они подошли поближе, Харон это отчётливо видит — парня, который принадлежит Харону. Только ему, и никому больше. А уж тем более не какой-то там общипанной сиськастой бляди, которая чуть ли ни вешается на него, тряся своими буферами. А он улыбается ей. А она ему. Весело им. Весело, сукам. Внутри Харона начинается шторм. Ураган, смерч, торнадо, сметающие всё на своём пути. Он стоит в толпе и видит, как к нему приближается эта обнимающаяся парочка и отчаянно жалеет, что у него нет при себе хотя бы автомата. А лучше гранатомёта. А лучше и того, и другого. А ещё лучше, какую-нибудь небольшую бомбу. Или большую. Чтоб разнести здесь всё к ебене фене. Чтоб от этой курицы перья в разные стороны полетели. Потому что никто, блядь, не имеет права… Коза, метящая на аннексию «собственности» Харона, вдруг спотыкается на своих высоченных каблуках. И навернулась бы прямо на тротуар ебальником, если бы её заботливо не подхватили руки идущего рядом с ней парня. Подхватил, прижал… смеётся. «Хватит, нагулялся», — рычит Харон в голос и делает стремительный шаг вперёд. Толпа расступается. Кто-то, видимо, окликает парня, обнимающего девушку в авангарде карнавала. Потому что он поворачивается на звук чьего-то голоса и натыкается своим взглядом на убийственный взгляд Харона, полыхающий молниями.