Паразит

      Почти каждое утро Питера Паркера начиналось одинаково. Из раза в раз одна и та же уютная схема: падающая мембрана, врывающийся в окно солнечный свет, пляска редких пылинок, мирный голос Пятницы, желающий доброго утра. Тёплый чистый пол под пятками, контрастно-массажный душ с радио, сонное отражение в красивом зеркале. Всё это стало частью повседневности, неотъемлемой, систематической, но вот чего в схеме раньше не появлялось, так это очень долгой и безуспешной попытки прийти в себя.       Питеру казалось, что его сердце вымерзло. Оно ещё как-то билось — может быть, чисто из вредности, но желания куда-то идти, двигаться, что-то делать он не чувствовал. Видимо, любого человека можно вогнать в беспробудную тоску словом «забудь». Даже кого-то вроде него.       Тётя Мэй шутила, что оптимизм входит в состав его крови. Конечно, он мог расстроиться и устать, но быстро выкарабкаться из любой эмоциональной ямы, в особенности если рядом были близкие или какое-то дело требовало внимания. Сейчас не было людей, дела и фантомной лестницы, по которой он мог выбраться из обволакивающей душу пустоты.       Словно насмехаясь над его состоянием, природа за окном разошлась вовсю: окрасила небо в ясный синий, торжественно разбросала клочки пышных облаков и присыпала кроны деревьев слепящим солнечным светом. В любой другой день Питер выскочил бы на лужайку с какой-нибудь книгой в обнимку и лежал на траве до появления корней, либо мотнулся бы прямо в лес. Но сегодня он сидел на кровати, держа в руках растянутую до безобразия футболку с надписью «наука, чёрт возьми», и понятия не имел, как жить эту жизнь.       Будто не хватало беспокойства за Мэй, паразита, супергеройских метаний и других переживаний. Надо же было создать новую проблему, затмевающую все остальные, — довести Тони Старка до белого каления.       Молодец, Питер. Ты невероятно облажался.       Хорошо хоть в коридорах больше не гуляла пустота и База оживала, сталкивая своих обитателей то тут, то там. Прикрыв глаза, Питер расслышал шум в тренажёрном зале, гудение ангара, эхо голосов в лаундже и решил, что проще всего в его ситуации поддаться течению.       Течение привело туда, где царило самое бурное оживление, — на кухню, в которой разгорелась битва. Как обычно, прикрываясь лучшими побуждениями, Вижен изо всех сил пытался испортить яйца с беконом. Ванда героически отстаивала съедобность завтрака. Всё это дело с надменным видом прожжёного любителя спортивных матчей комментировала Наташа. Брюс сидел рядом с ней и деликатно рвал на кусочки горячие тосты, торопясь отправить их в рот.       Питер ничему не удивлялся.       — О, утречка, мелкий, — Наташа первая обратила на него внимание. — Ты чего такой бледный?       — Маловато бываю на солнце, — он выдавил из себя подобие бодрой улыбки. — Ну, знаете, иногда я живу тут взаперти, как принцесса.       — Что поделать, если принцы давно вымерли, — фыркнул Брюс, подтягивая к себе персиковый джем, — и остались только драконы.       — А у одного из них воспаление заботы, — дополнила Наташа. — Не переживай, Питер, скоро всё разрешится. Твои друзья под защитой, тётя тоже. Как только паразит высунется, мы его сцапаем.       Питер не очень-то горел желанием обсуждать паразита, поэтому просто пожал плечами и направился к холодильнику в надежде добыть что-нибудь съедобное, но быстро потерял аппетит, волей-неволей вслушиваясь в разговор.       — Кстати о воспалениях, тебе не кажется, что Тони странно себя ведёт? Ну, страннее, чем обычно.       Прожевав кусочек тоста, Брюс неуверенно усмехнулся:       — Он просто чем-то занят.       — Есть идеи чем?       — Без понятия. Ты же знаешь: если Тони пытается что-то скрыть, задавать вопросы в лоб бесполезно.       — Ага, шутит шуточки и сбегает, — она задумчиво постучала подушечками пальцев по губам. Судя по нехорошему блеску в глазах, в её голове созрела отличная идея, связанная со взломом серверов, — Питер полагал, что война за информацию на Базе будет длиться до тех пор, пока они оба, Наташа и Тони, живы. — А вчера приходила Поттс.       Беннер нахмурился. Питер решил, что может обойтись одним кофе.       — Серьёзно? Я думал, они до сих пор на ножах.       — Я встретила её на первом этаже, похоже, она обеспокоена. Тони вмешивает компанию.       — Вот это уже интересно…       Питер замер возле кофемашины, пытаясь отвлечься на натужное механическое гудение и прекратить подслушивать. Само собой, безрезультатно.       — Надеюсь, он знает, что делает.       — Даже если не знает, брось, его никому не переубедить, — отмахнулся Брюс.       — Вряд ли мистер Старк задумал что-то плохое, — вдруг подал голос Питер.       И почти сразу почувствовал испытующий взгляд Романофф на своей спине.       — Веришь ему?       — Верю, — Питер взял чашку и поплёлся к столу. — И буду верить, несмотря ни на что.       Она хотела было что-то сказать, но раздался вопль Ванды, заставивший всех вздрогнуть, а Питера продемонстрировать чудеса паучьей эквилибристики в попытке одновременно отскочить в сторону и не пролить кофе на дорогущий домашний халат Наташи.       — Нет, нет! Не столько перца! Вижен!       — Да ладно тебе, не ругайся, мы любим острое! — рассмеялась Романофф, одним тычком в бок вернув Питеру равновесие. — Дай мужчине творчески реализоваться.       — Простите, но это ваше современное искусство не для меня, — трагично помахав кусочком тоста, сказал Брюс. — Классика — вот что бессмертно.       — Я учту, — с мягкой улыбочкой сообщил Вижен.       Питер был готов биться об заклад, что тот напакостил специально. Либо эксперимента ради, либо желая насладиться тем, как Ванда в самом прямом смысле колдует у плиты, вылавливая лишний перец и стреляя в него глазами.       Всё это было мило, Питер даже улыбнулся — вполне искренне. Только вот помимо тоски в его душу закралось беспокойство. Он не врал, когда говорил о доверии, но что, если Тони опять закроется, уйдёт в себя и больше никто не сможет пробить его скорлупу, пока некий проект не будет завершен?       Что если случившееся окончательно выбило его из колеи и теперь даже Поттс не знает, как к нему подобраться, чтобы не обжечься и не получить отворот?       Питер хлебнул кофе и задумчиво уставился в окно.       Кажется, сегодня ему точно не полегчает.       Спасение явилось откуда не ждали — из коридора. К тому моменту Питер был готов лезть уже не на стены, а прямо в них, например, идея замуровать себя заживо чисто ради профилактики показалась не такой уж безнадёжной. Глядишь, помедитировал бы чуток и почувствовал вкус, так сказать, настоящего не-движения.       Вместо этого он решил провести время с пользой и потратил целый день на рисование закорючек в конспектах: учёба всегда его спасала, какой бы удручающей ни была ситуация. В этот раз она помогла лишь убить время, хотя он любил учиться, информация в голове не держалась и вытекала из мозга вместе с полезными мыслями.       Итак, спасение пришло со спецэффектами, обозначив своё появление хлопком двери: на пороге возник Дэдпул в позе девочки из квартала красных фонарей, маняще выставив бедро и уперевшись локтём в косяк.       — Эй, детка, развеяться не хочешь?       Сначала Питер удивился тому, что забыл закрыть дверь, но потом осознал сказанное и отвис:       — Чего?       — Слишком грубо звучало? Или поза неподходящая? — Уэйд осмотрел себя и переставил ноги, как будто это могло исправить уже сложившиеся впечатление.       — Да нет... вполне, — фыркнул Питер, убирая конспект на тумбу и сгребая учебники в кучу. — Так о чём ты?       — Погнали на разведку, по-быстрому смотаемся туда-сюда, одна нога здесь, другая рука там.       — Эм… мне нельзя покидать Базу. Верно, Пятница?       — Мистер Старк не давал новых распоряжений, — отозвался ИИ. — Ваш костюм исправен и готов к использованию.       — Ого. Постой, что? Не давал распоряжений?       — Именно, — подтвердила Пятница. — Если нужно, я могу уточнить…       — Нет! Нет, стой! Не надо ничего уточнять, не давал так не давал.       — Просто напомню, что со мной тебе ничего не грозит. Нефус от меня бежит без оглядки, — «спасение» тем временем продефилировало в комнату и стало озираться, уперев руки в боки. Питер жадно пробежался взглядом по всем деталям одеяния Уэйда: оно всё так же поражало его своей вызывающей офигенностью.       И вдруг подумалось, что идея-то, пусть и дурацкая… зато можно подышать воздухом, снова надеть костюм, полетать. Глядишь, в колокольне прояснится и появятся новые идеи.       — Погоди, Уэйд, как ты вернулся?       — Меня привёз один неразговорчивый тип. Пришлось соврать, что у меня есть сведения о нашем мозговом черве, но, думаю, его всё это не очень-то заботило. Лишь бы отвязаться! Вам стоит подумать о том, чтобы нанять водителя повеселее.       — Мистер Хоган не водитель. Большую часть времени он начальник службы безопасности.       — Тогда тем более! Понимаешь, оно же должно идти от сердца. Вождение — это не профессия, это призвание.       Питер закатил глаза и полез за кейсом.       — Слушай, чува-а-ак, так нельзя, — продолжал нагнетать Дэдпул, мельтеша поблизости. — Что за монашеская келья? Где плакатики с жопой Бейонсе, трусы Рианны с концерта? Или, не знаю, ДиКаприо на яхте? Где это всё?       — Я не фанат Рианны, — буркнул Питер, встряхивая костюм. Тот и вправду был цел и невредим, как будто и не попадал под кулаки Железного человека и не подвергался воздействию хрен-знает-скольки вольт. — Ты так и будешь тут стоять?       — Неужто смущаешься? — Дэдпул осмотрел его с головы до ног. — Извини, уйти и пропустить такое выше моих сил.       Спорить с ним и выставлять себя неженкой Питеру не хотелось: он едва находил силы разговаривать. Поэтому плюнул и стал переодеваться где стоял.       — Вот это задница, — послышался шёпот Уэйда.       — Что ты сказал?       — Паразит, говорю, та ещё задница. Как в небытие канул.       Мягкий прохладный материал принял форму тела, и Питер ощутил прилив радости, сравнимый разве что с цунами. Вот чего действительно не хватало. Пожалуй, стоит каждый новый день начинать с подобного ритуала, вдруг это поможет вернуть душевное равновесие и покой.       Последней он натянул маску, и голос Карен заглушил комплиментарное присвистывание Уэйда:       — Здравствуй, Питер. Ты просил предупреждать, если в мою программу вносятся изменения. Все протоколы отслеживания активны, включая запись в реальном времени.       Ну конечно, было бы странно, если бы Старк забыл об этом.       — Хорошо, спасибо, Карен.       Стоило Питеру чуть-чуть отвлечься, как Дэдпул напомнил о своём существовании, со всей немалой дури хлопнув по плечу:       — Вот, так ты больше похож на себя! Не обессудь, у меня слабость к парням по имени «Питер», но эти сине-красные лосины способны кого угодно свести с ума.       — Это не лосины. Это комбез. Не лосины, понял? Запомни, пожалуйста.       — Сине-красный комбез мечты, понял, не дурак.       План Дэдпула был на редкость бестолковым, но Питер всеми клещами ухватился за возможность слинять, пусть даже под сферически идиотским предлогом. Так как концепция действия состояла буквально из одного пункта «бежать», остальные пункты дорабатывались на ходу, а точнее на лету, во избежание встреч со Мстителями. В подземном проходе к ангару Питеру пришлось лезть по потолку, подняв Уэйда на паутине, чтобы не пересечься с Сэмом, и было бы намного проще, если бы один бордовый идиот не раскачивался на паутине, как на качелях, пытаясь похерить весь стэлс.       Когда они всё-таки добрались до ангара, над «миссией» нависла угроза срыва в лице проверяющего целостность обшивки полковника. Питер не успел скрыться с глаз, а врун из него был настолько безнадёжный, что проще оказалось доверить ситуацию Дэдпулу, даже с учётом явной умственной неполноценности последнего.       — Мы на разведку, — затирал Уэйд. — Посмотреть на «Оскорп» во имя успеха операции.       — Но зачем? — с очень большим сомнением спросил Роудс. — Есть же трёхмерная карта со спутника и…       — Всё дело в объёме и пространстве, — Уэйд попытался изобразить руками этот самый объём с пространством, и Питер мучительно покраснел под маской. — Мистеру Пауку нужно прощупать пути отступления, он ведь не может знать весь город до последнего дома, надо проверить, вдруг там летать не очень-то удобно? Свалится ещё где-нибудь.       Полковник наморщил лоб в попытке осознать услышанное, и Питер пошёл на крайние меры:       — Мне нужно размяться, — предельно чистосердечно выдал он. — Моя рука только-только зажила, и я не уверен, что она не подведёт.       — А чем тебя тренировочный зал не устроил?       — Полевые условия. Вы знаете, ничто не заменит полевые условия.       — И объём. И пространство, — добавил Уэйд.       Через минуту они вылетали на мини-квинджете, умилительно махая Роудсу в окно. Тот явно чувствовал, что его где-то дурят, но не мог понять, где именно, поэтому открыл люк, но провожал взглядом, пока они не скрылись в тёмном небе, врубив невидимый режим.       Лаборатория «Оскорп» находилась за пределами города, окружённая большими складами и пропускными пунктами. Приближаться к ней впритык Пятница посчитала небезопасным и выбросила их за полмили на придорожное кафе с двухъярусной бетонной крышей и здоровенным билбордом. Питер выскочил из квинджета так бодро, что едва не свалился вниз, и Уэйд схватил его за локоть, словно это не Паркер тут Человек-паук, способный приклеиться к любой поверхности.       — Ура, мы на свободе. А теперь, чувак, надо подстраховаться.       — А? Ты о чём?       — Да ничего такого, нелюдь может быть реально изобретательным гадом, поэтому мы не дадим ему захватить твоё сознание. Чтоб наверняка.       — И?       — Всё дело в помутнении, — Дэдпул рухнул на задницу прямо там, где стоял, и приглашающе погладил крышу рядом с собой.       Питер почуял неладное где-то между пятой точкой и зоной локализации паучьего чутья.       — Разве отсутствия зрительного контакта мало?       Маска Дэдпула растянулась в милой улыбочке. Изящным движением фокусника занырнув в один из кармашков, Уэйд вытащил на свет небольшой косячок. Питер отшатнулся и в панике замахал руками.       — О нет! Ни в коем! Меня однажды за пиво на вечеринке чуть не прибили, а это…       — Чел, чел, спокойно. Если ты будешь без маски и паразит тебя сцапает, будет гарантия, что он ничего не сможет сделать! Бе-зо-пас-ность же!       — Да какая безопасность?!       — Где твоя подростковая решимость и бунтарский дух?       И верно. Да, чуть не прибили, но тогда ему было пятнадцать. Надрался по глупости, решив, что с его-то метаболизмом лёгкое опьянение не проблема, и в этот же вечер выяснил: пауки не так часто пьют в природе, чтобы он поимел с этого какие-то плюшки. Ввалившись домой, он почти сразу распознал в себе героя и ощутил непреодолимую тягу совершать подвиги. И даже успел рыбкой нырнуть в окно, прежде чем сердитый голос Старка раздался в динамиках маски.       «Если ты, пьянь членистоногая, сейчас же не вернёшься домой, то расстанешься не только с костюмом, но и с жизнью».       — Нет! Точно тебе говорю, нет. Мне нельзя… Ни за что.       Дэдпул ожидаемо проигнорировал его протесты и, поиграв бровями, чиркнул зажигалкой.       Смех вылетал из груди маленькими лёгкими птичками. Звёздный купол неба торжественно кружился, мир был полон великолепия, красок, чувств и невесомости. Дамочка на билборде призывно покачивала карамельной задницей. Дорога слиплась с горизонтом, а Дэдпул, выдыхающий чарующие дымные колечки, — с крышей.       Впрочем, с крышей слипся и Питер, только в упор не мог вспомнить когда.       — Разведка накрылась, — сказал Уэйд. — Мы можем отправить твой самолётик облететь местность и снять видео?       — Почему нет? — вякнул Питер, кое-как натягивая маску до носа. — Карен… передай Пятнице… я вас люблю, девки… нет, это передавать не надо, надо облететь «Оскорп» по кругу. Снять видео. Вот умница.       — Затяжечку за продвижение сюжета?       Рука в жёсткой скрипучей перчатке вложила в губы косяк. Питер медленно наполнил лёгкие ароматным дымом и, пока Тони не приспичило натолкать в уши порцию нравоучений, сбросил маску на бетонный выступ. Всё, абонент вне зоны доступа, с вами говорит автоответчик, оставьте сообщение, но лучше идите в задницу, мистер Старк.       — Что с тобой случилось? С твоей кожей, — спросил Питер, дождавшись, когда сердцебиение наберёт приятный ритм, и поворачиваясь к Уэйду всем телом.       — Скраб неподходящий купил, — отозвался Дэдпул, чуть-чуть приподнимая край маски. — Теперь всё тело как змеиная жопа.       — Покажешь?       Питер попробовал подняться, но сразу же схватил вертолёт и захлебнулся смехом. С каждой новой затяжки его несло всё сильнее — почти как в случае с героическими похождениями, в которых он принимал участие. Чем дальше, тем сложнее отказаться.       Звук расстёгивающейся молнии заставил Питера переключить внимание со скучных размышлений на Дэдпула, который завлекательно оттянул язычок примерно до середины груди, демонстрируя дефекты кожи.       — И правда, — вдруг посерьёзнев, сказал Паркер. — Это ожоги?       — Всего лишь последствия неправильного образа жизни. Просто ешь спаржу. Спаржа полезна.       Ведомый интересом, Питер даже приподнялся на непослушных, ватных руках, но не справился с балансом и в итоге пристыковался лицом к шершавым ключицам Уэйда.       — Напомни-ка, сколько тебе лет?       Тягучий хрипловатый голос теперь проходил сквозь тело гулкими вибрациями. Питер подумал, что, наверное, он гей, раз в последнее время его примагничивают мужики, и то «автопилоты» выходят из строя, то гравитация.       — Сем… сем-на-дцать, — по слогам выговорил он.       Уэйд наковырял в кармане телефон.       — Эй, Сири. Возраст согласия в штате Нью-Йорк. Вау. Ура.       — Что там?       — Ты прошёл, — бухнувшись затылком на крышу, Уэйд рассмеялся. Его смех показался Питеру самым уютным звуком в мире.       Второй косяк появился так же резко, как первый, но Питер уже был готов к такому повороту и вознамерился провести эксперимент, пока ещё мог шевелиться. И, оперевшись на твёрдую грудь Дэдпула, перекинул через него ногу.       — Ох, — Уэйд кашлянул. — Это что?       — Это проверка, — прищурился Питер, — объёма.       — Или пространства?       За спиной появился упор: Уэйд согнул ноги, позволив ему откинуться назад, расслабленно запрокинуть голову и превратиться в безмозглую тяжесть. Крыша умиротворяюще качалась, лунный слепой глаз безразлично наблюдал. Тоскливый ком под сердцем мало-помалу таял.       Возникшая на внутренней стороне бедра ладонь Питера не удивила. Как и её осторожный, размеренный путь вверх по ноге — достаточно медленный, чтобы он мог всё остановить, и вдумчивый, чтобы намерения обнажили свою кристально-ясную форму.       Он не шелохнулся.       — Я накурил малыша Человека-паука, — подвёл итог Уэйд. — Ещё одна строчка в списке грехов.       Светлячок косяка разбавил ночной полумрак, дым поплыл серыми кольцами.       — Я не малыш.       — Да уж, развит не по годам.       Кукла-марионетка, которой медленно и нежно перетягивают нитки, — вот кем он был сейчас. Его не пугал процесс, да и может ли пугать нечто столь примитивное, столь элементарное по своей сути? Всё упростилось. Клочки событий и впечатлений деградировали до одномерности восприятия, до молчаливого «да» и до жёсткой перчатки между ног.       Следующей порцией «безопасности» Питер затянулся до боли в груди, и косяк исчез, отправленный в полёт быстрым щелчком.       — Дал бы или не дал? — с непонятной интонацией поинтересовался Уэйд.       — У тебя же есть девушка, — вспомнил Питер.       — Я же говорил, она свободных взглядов.       Приподнявшись, Уэйд интересно повис, удерживая себя только мышцами пресса. Губы растянулись в усмешке, маска сощурилась, пальцы плавно направили руку Питера к паучьей кнопке на груди. Тихий щелчок раздался не только снаружи, но и где-то в сознании: не иначе как возбуждение снялось с предохранителя. И накатило резко, внезапно, мурашками по коже под лёгкими складками костюма.       Питер поймал ветер: порыв внезапно налетел на крышу, взлохматил его волосы, перебил дыхание. В следующий момент он уже целовал чуть шершавые, прохладные губы, и это было очень, очень…       …безопасно.       Он увидел, что Уэйд скинул перчатки. Затем паучий костюм отошёл от груди, словно шкура подстреленного кролика, и наглые рубцеватые ладони забрались под ткань. По голым плечам и спине побежала прохлада, Питер вздрогнул, но губы Уэйда выписали быструю тёплую дорожку над ключицами, согревая.       Надо же, он мог быть настолько безрассудным, чтобы вручить своё неопытное тело в чьё-то распоряжение, — внезапное открытие.       — Чувствительный?.. — прохрипел Дэдпул, ловя его реакции.       Ласка растекалась по пояснице, по бокам, по натянутым напряжённым мышцам спины и лопаткам неравномерно, то торопливо, то медленно до невозможности. Ведомый интересом, Питер подцепил маску Уэйда кончиками пальцев, но тот глубоководной муреной ускользнул вбок.       — Ты и в самом деле… везде такой? — спросил Питер.       Понятливо усмехнувшись, Дэдпул потянул вниз змейку ширинки.       Всё спуталось — их костюмы, локти, пальцы. Питер оцарапался о маленькое крепление наплечника, Уэйд запутался в его рукаве и случайно нажал на активатор веб-шутера — липкая лента улетела куда-то вбок и повисла на предплечье. Сумбурная, суетливая борьба с обстоятельствами продолжалась недолго: каким-то чудом Уэйд добрался до его члена и, пошло облизав ладонь, прихватил у основания. Питер не остался в долгу, повторил жест, слегка двинул бёдрами, и стало горячо и стыдно.       Когда-то он думал, что в свой первый раз обязательно сделает всё правильно. Будут удобные брюки и красивые трусы, будет идеальная прелюдия после бокала лёгкого вина, будет нежный женский сосок под пальцами и взгляд, доводящий «жертву» до исступления. Что ж, его фантазия частично выполнилась — взгляд был. Вполне доводящий. Правда, вместо соска — твёрдый горячий член, вместо прелюдии — конкурс на самое нелепое раздевание, а бокал вина заменил косяк. Всё это мучило Питера ровно до того момента, как Уэйд сместил его руку и соединил два члена вместе, а после крепко прошёлся по всей длине. Застонав, Питер невольно подался бёдрами навстречу, и покрытая рубцами ладонь проводила его движение.       Потом он вылавливал открытые участки кожи, уже не пытаясь оголить больше, касаясь замысловато, как придётся. Рваные движения набирали темп, прохлада стелилась по спине, обостряя ощущения.       Внезапно от тяжести крови стало почти больно, заполошное сердце забилось в висках, на плечах выступила влажная плёнка. Поцелуй прекратился. Звёздный террариум упал на голову, прибивая Питера к сильным рукам, и Уэйд низко застонал, догоняя его на пике.       Какое-то время они молчали, жадно глотая воздух и приходя в себя. Наблюдая за тем, как белёсые капли стекают по узловатым пальцам, Питер решил отказаться от размышлений.       В конце концов, у всего были свои плюсы.       Например, он наконец-то чувствовал себя живым. Ещё плюс — у Уэйда в кармане нашлись салфетки, чтобы стереть сперму, и да, они как-то умудрились не заляпать костюм. И ещё — внезапная совместная дрочка не повлияла на общение. Она просто вплелась в него, как нечто само собой разумеющееся.       — Прощай, девственность, здравствуй, безответственность, — устало вздохнул Питер, активируя костюм и одновременно утыкаясь лбом в прохладный наплечник Уэйда.       — Вау, мне выпала честь лишить тебя чести? Звучит как строчка из фанфика…       По правде говоря, разведчики из них были откровенно хреновые и на Базу пришлось вернуться почти без данных, но зато с багажом спонтанного сексуального опыта.       Добравшись до своей комнаты, первым делом Питер залез в душ, желая избавиться от запаха травки и неприятного липкого ощущения на коже. Нет, он не жалел о случившемся: с того момента, как в памяти засел последний разговор с Тони, некоторые чувства притупились, в том числе и стыд за свои поступки. Питер не был идеален, Старк не был идеален, и все они были в первую очередь людьми и только во вторую — кем-то ещё. А значит, совершали ошибки и имели право иногда ни о чём не жалеть.       Тем не менее, Питер не хотел пересекаться с Тони в ближайшее время, а потому крался на кухню, словно какой-то ниндзя из фильмов девяностых, короткими перебежками и постоянно озираясь. Он уже пришёл в себя и намеревался просто перекусить: по всем расчётам сегодня в холодильнике водилась нормальная еда, приготовленная под руководством одного из самых крутых поваров Нью-Йорка.       Неприятности начались на подходе: в коридоре не включился свет. Странно, но Питер не стал приставать к Пятнице, мало ли, чем заняты её процессы, да и темнота была ему скорее на руку. И всё же на всякий случай залез в карман шорт, проверяя, на месте ли веб-шутер, который он по привычке таскал с собой.       Второй странностью стало то, что мрак царил и в лаундж-зоне: огромное окно было закрыто непроницаемой мембраной, не пропускающей ни лунный, ни прожекторный свет. Глаза привыкли быстро, и Питер теперь уже не просто крался, а полз, едва-едва ступая и напряжённо осматриваясь. Раньше он как-то и не обращал внимания, что лаундж такой здоровенный: просторный фигурный зал, в каждом углу которого может спрятаться враг.       Внезапно чуткое зрение уловило каплю лазурного света, почти незаметную из-за перегородки-ширмы, отделяющей развлекательную зону от кухонной. Питер чуть-чуть расслабился и приблизился уже без опаски.       На кожаном диване сидел Тони. Свет реактора сочился через галку полурасстёгнутой чёрной рубашки, растекаясь по ключицам и шее. Голова была запрокинута, глаза бесстрастно глядели в потолок, одна нога лежала на уголке журнального столика. В руке у него была почти пустая бутылка какого-то наверняка запредельно дорогого алкоголя.       Эта картина показалась Питеру завораживающе-красивой, но не совсем адекватной, и он привлёк к себе внимание, кашлянув.       Тони медленно перевёл на него взгляд. Грубые тени разбили лицо на осколки, и как-то так вышло, что глазам не досталось ни капли блеска — они были совершенно пусты и бездушны.       — Нагулялся? — безразлично спросил Тони. Столько мёртвого равнодушия в его голосе Питер ещё не слышал, наверное, ни разу. Даже пиликанье сервоприводов того устаревшего робота Дубины при желании выдавало больше оттенков чувств.       — Что вы тут делаете… в темноте?       — Недавно кое-кто советовал мне больше отдыхать, так что… вот, — он повёл рукой, как бы демонстрируя красоту обстановки и декораций. — Отдыхаю, Питер.       На том их диалог мог бы закончиться, но Питер уловил очень странную, неприятную, сложную нотку в звуке своего имени. Оно прозвучало так, словно проходилось лезвием по языку и причиняло боль. Поэтому Питер вновь заговорил и почти сразу пожалел об этом:       — Наверное, я имел в виду не это.       — Не одобряешь?       Атмосфера изменилась моментально. Тони оттолкнул столик и поднялся упругим, резким рывком. Пространство потянуло угрозой и холодом, совсем как во время спаррингов, когда он становился убийственно серьёзен.       — Я не…       — Похоже, это не я пустился во все тяжкие, стоило только оставить без присмотра? — Тони не злился, о нет. Это была даже не ярость — ядовитая, обогащённая ехидством ненависть, вспыхнувшая мгновенно, как бензин от искры огня. Но при этом вид его не изменился, Тони был всегдашним, собранным, твёрдо и уверенно ступал, расправив плечи, и догадаться, что он пьян, можно было только по паузам между словами.       Питер отошёл к дальней стене, напряжённо провожая Тони взглядом, — тот двинулся по периферии зала, держась стальных перил. Сначала захотелось извиниться, как-то смягчить углы, но Питер вспомнил последний разговор и, внутренне леденея, ответил:       — Есть с кого брать пример.       Тони остановился. Одна рука упала на перила, и Питер услышал, как скрипнула кожа, когда ладонь сжалась, выставляя вздутые от напряжения вены и белые костяшки.       — Напомни, для чего я делал тебе костюм, — всё ещё вполне миролюбиво попросил Старк, но Питер подумал, что лучше бы он кричал, брызжа слюной и сопровождая каждое слово ударом по лицу. Потому что тихий, фиктивно-спокойный, словно дремлющий вулкан, он пугал просто до чёртиков.       — Чтобы я… был… эффективнее. Как герой, — еле шевеля языком, отозвался Питер. — Но помимо «паука», я ещё и «человек», мистер Старк. Иногда я просто не в состоянии быть эффективным.       — И, очевидно, ответственным тоже. Питер, я не моралист, мне плевать на жизнь других, и я никому не собираюсь навязывать принципы, которых не придерживаюсь сам. Но есть вещи…       Тони замолчал, и это был плохой знак. Очень плохой, потому что у Питера вспыхнуло под ложечкой, а по коже табуном понеслись мурашки. Ещё ни разу за время их общения паучье чутьё не срабатывало на Тони, за исключением сражения с паразитом. Питер предпочитал считать «красный флажок» очень развитой интуицией, но сейчас он настолько не верил собственному телу, что почти потянулся ущипнуть себя, надеясь согнать мираж.       Ведь Тони не мог испытывать враждебность или желание навредить ему. Это просто не укладывалось в голове.       — Мистер Старк…       Сердце упало. Питер вздрогнул, когда Тони развернулся — резко и эффектно, как кобра. Он был словно слетевшая пружина, и смотрелось это столь чарующе, что Питер загляделся и упустил момент. Сначала он уловил тонкий звук рассекаемого воздуха, потом — блик и тень. И даже при этом увернуться от летящей в лицо бутылки помогла не сверхреакция, нет. Только инстинкт.       Наверное, дело было в том, что Питер не ожидал атаки. Или в том, что он отвлёкся на самого Тони. Чёрт знает, почему всё случилось в последний момент — ускользая вбок, Питеру показалось, что он тронул носом холодное стекло.       А после — бахнуло-зазвенело-разлетелось. Нестерпимо ударило по ушам, когда бутылка влетела в стену.       Бросив взгляд на Тони, Питер успел заметить и страх, мелькнувший на его лице, и последовавшую за вспышкой осознания волну гнева. На этот раз уже нескрываемого и не прикрытого невозмутимостью.       Тони двинулся навстречу. Питер застыл, не зная, как реагировать и что делать, — ему казалось, они сейчас столкнутся, как корабли в море, и всё посыпется, рухнут палубы, порвутся паруса, погибнут пассажиры. Но Старк остановился на расстоянии вытянутой руки.       — Исчезни, — сказал он. — Ты разочаровал меня. Видеть тебя не хочу.       — Мистер…       — Замолчи, Питер. Просто заткнись, иначе я за себя не…       Его голос дрогнул. Холодная маска ярости треснула, выпуская наружу боль. Питер завертел головой и тут увидел, что перед ним рассыпались осколки, а Тони без обуви — в одних носках.       Тони отступил назад, и догадка подтвердилась — за ним тянулись тёмные следы.       — Мистер Старк, вы поранились.       — Не испытывай моё терпение. Повторять дважды... я больше не собираюсь.       Сказать по правде, Питер очень, очень редко чувствовал настоящую злость. Даже во время битв с несносными отморозками он умудрялся сохранять рассудок более-менее холодным, незамутнённым чувствами, ведь перед ним были люди. Запутавшиеся, слабые, сломанные, уставшие. Он жалел всех и каждого и потому не мог их ненавидеть.       Сейчас перед ним был хренов Тони-я-лучше-всех-Старк, ломающий всё вокруг, как слон в посудной лавке, и Питер едва не зарычал от ярости, заклокотавшей в груди. Быстро нащупав в кармане веб-шутер, он с прицельной точностью выпустил порцию паутины ему в лодыжки. Тони потерял равновесие, взмахнул руками, и Питер в прыжке подхватил его под грудную клетку, одновременно набрасывая петлю паутины на запястья.       И только сбрасывая свою ношу на диван, Питер дал волю эмоциям: Тони полетел, как мешок с цементом, приземлился на задницу и хлопал глазами минуты три, — за время его тупежа Питер успел откопать бутылку с водой и аптечку, вернуться назад, сесть рядом и стянуть с него носки.       — Ты… совсем обалдел? — наконец, выпалил Тони.       — Будете ворчать — рот заклею, — так же резко бросил Питер и почему-то только сейчас вспомнил про существование ИИ на Базе. — Пятница, включи свет!       Фосфорно-белые лучи разогнали по углам холодные тени. Тони прищурился с непривычки и прижал связанные руки к груди, нелепый, будто хомячок под транквилизаторами. Питер вздохнул, бросил предостерегающий взгляд и осторожно разрезал паутину на его ногах и руках специальным лезвием с растворителем, вложенным в тайный отсек веб-шутера.       Беглый осмотр показал, что левая нога не пострадала. Жаль, о правой не сказать того же: осторожно повернув ступню, Питер обнаружил два глубоко засевших крупных осколка. Должно быть, опьянение хорошенько притупило боль, раз Тони смог так загнать их внутрь.       — Питер…       — Да помолчите вы! — натянув медицинскую перчатку, Питер зажал кусок стекла кончиками пальцев. — И потерпите чуть-чуть.       Расставшись с первым осколком, Тони не издал ни звука, только вздрогнул и устало прикрыл глаза. Со вторым пришлось повозиться: он вошёл под углом и глубже, Питер не смог подцепить его сразу, а когда разобрался, куда тянуть, Тони отреагировал змеиным шипением сквозь сжатые зубы.       — Сейчас. Просто расслабьтесь, — уже гораздо мягче попросил Питер. — Я быстро. Готовы?       Тони кивнул, и Питер коротким движением завершил операцию. Из второй раны полилось быстрыми тёмными каплями, и, когда Питер приложил повязку, кровь пропитала её моментально.       — Пятница, разбуди Энканта, — сказал Питер.       — Не надо никого будить, — отменил Тони.       Не хотелось грубить, совсем не хотелось, но Питер едва сдерживал самые грязные ругательства — Стива бы удар хватил от такой чернухи.       — Мистер Старк, у вас тут раны вообще-то.       — Это царапины, — Тони помотал головой. — Слушай, оставь...       — Окей, тогда я сам справлюсь.       Питер вернулся к своему делу, невольно подмечая красоту линий: у Старка были изящные ступни с мягко выпирающими косточками, симпатичные и ухоженные. Стоило ожидать, что он не допускал небрежности ни в чём…       Возникший в голове образ миллиардера, развалившегося в центре спа-салона с огурцами на глазах в окружении как минимум пяти «мастеров», пришлось старательно отгонять до самого конца процедуры. Питер осторожно промыл и обработал раны, чуть-чуть подождал, пока кровь начнёт густеть, и наложил тугую повязку под бинт. После принудительных курсов у Энканта он мог более-менее позаботиться о любой травме, но руки всё равно подводили потому, что это была не чья-то там нога, а твою мать, нога Тони Старка. Ладно хоть её владелец чудесным образом смирился со своей участью и терпеливо ждал.       — Я и впрямь настолько разочаровал вас? — стерев куском бинта капли крови с паркета, Питер осторожно поставил перебинтованную ногу на пол.       — Думаешь, я чисто для вида тут распинался?       Питер повесил голову. Мысли смешались, тело ослабло, и он опомнился, уже прижимаясь к колену Тони щекой, словно верный пёс, попавший хозяину в немилость, а значит, потерявший смысл существования. В груди болело и кололо, шевелиться не хотелось, объясняться — тоже.       Какое-то время Тони с безразличным видом позволял эту блажь. Но затем внезапно смягчился, тронул всё ещё немного влажные после душа волосы Питера, потянул их вбок, приглаживая. Странность ситуации достигла апогея, и Питер лишний раз убедился — молчать с Железным человеком иногда намного проще, чем говорить.       — И что мне с тобой делать, клещ бестолковый…       Тишина убаюкивала, и хотелось сидеть так до следующего конца света, но Питер испугался, что его опять поймут неправильно.       — Вы злитесь из-за побега? Или из-за травки?       Рука в волосах сжалась и при этом продолжила движение. Питеру пришлось запрокинуть голову.       Запрокинуть голову и увидеть, как в глубине зрачков Тони загораются мрачные злые искры. Ответа не последовало, но в нём и не было нужды: Питер понял.       «Дошло, наконец?» — говорило лицо Старка.       «Дошло, наконец, что я ревную, как последний идиот, бросаясь словами и бутылками, потому что не знаю, что с этим делать?»       «Дошло, что плевать я хотел на травку? И на побег тоже?»       Тони отпустил его и свёл брови. Кадык на шее коротко дёрнулся.       — Вы же сказали забыть, — выдохнул Питер. — В чём дело?       — Беру свои слова назад.       И вопросов, как и желания их задавать, больше не осталось.       По крайней мере, у Питера — точно нет.       Путь в спальню занял десять утомительных минут, и всё потому, что Тони отказывался от помощи, а Питер не мог взять и уйти спать, бросив его на произвол судьбы. Он кружил неподалёку до самой лестницы, и лишь когда Тони посмотрел на ступеньки, как на главного врага всей жизни, Питер решил вмешаться и пригрозил пустить в ход очередную порцию паутины. Как ни странно, это подействовало — Тони наконец-то позволил ему побыть костылём и воспользовался подставленным плечом.       Шествие значительно ускорилось, несмотря на то, что Тони старался опираться на него как можно меньше и негодующе кусал губы, если не мог сделать шаг. Питер и не предполагал, что он настолько не терпит слабости. Оказывается, быть уставшим, уязвимым, без щита из самоуверенности или сарказма, всё равно что без брони, для него — личное испытание.       Ну, он хотя бы прекратил злиться.       — Дальше я сам, — у порога спальни сказал Тони.       — Не говорите ерунды, — вздохнул Питер.       По взгляду Тони понял, что спорить с ним бесполезно, и распахнул дверь уже без препирательств.       Питер ожидал увидеть что-то необычное. Джакузи в центре комнаты, потолок до самой крыши, личный бассейн или огромную кровать. Но, к его удивлению, у Тони была такая же комната, как у всех остальных, разве что самую малость просторнее. Отличия начинались и заканчивались на внушающем уважение баре. Свет при их появлении зажёгся только возле него, и Питер поставил себе мысленную галку — работать Тони любил при слепящем свете, а отдыхать в полумраке. Если он вообще знал значение слова «отдых».       Когда они дошли до кровати, Тони облокотился на Питера, чтобы сесть, и сразу отодвинулся подальше.       — Прости за бутылку, — тихо сказал он.       — После сотен пуль я это переживу… — наклонившись, Питер опасливо положил руку на понурое плечо. Бархатистая ткань рубашки показалась какой-то горячей. — Вам нужно что-нибудь? Я могу…       — Нет, Питер, ничего не нужно. Спасибо.       Податливость. Да, верно, в тот момент Питера поразила податливость: Тони не отталкивал, не ехидничал, не отчитывал. Он был мягким, покладистым. И расстроенным. Сердце защемило так резко и внезапно, что Питер забылся и в порыве телячьей нежности коснулся губами его виска.       — Тебе вообще плевать на всё, что я говорю? — поинтересовался Тони, поднимая взгляд. Под его ресницами лежали стрельчатые тени, в уголках глаз засела сонливость.       — Мне не плевать, — прошептал Питер. — Хотя, извините, конечно, но в последнее время вы порете полнейшую чушь.       На этот раз они словили ступор одновременно. Тони усмехнулся и как-то неуверенно, явно колеблясь, положил руку ему на щёку.       Питер подумал, что сейчас самое время уйти, пока они не начали ругаться по второму кругу, но… когда ещё представится шанс вывести этого упрямца на чистую воду?       — Вы следили за мной, верно? Вы всё время это делаете. Зачем?       — Затем, что ты ходячая неприятность.       — Я — Человек-паук.       — Ходячая неприятность, бессовестный Человек-паук, да.       — Почему это бессовестный?       Рука Тони соскользнула вниз, игриво дёрнула лямку майки Питера и сразу же отпустила. Жест при всей своей нелепости получился удручающе безнадёжный.       — Потому что… тебе только дай повод вывести меня из себя.       — А сказать прямо, что именно вас рассердило, можете?       Старк снова погрузился в свои мысли, и Питер с усилием надавил на его плечо. Он хотел лишь привлечь внимание, но Тони неожиданно свалился на спину. Такая покорность не на шутку взбудоражила — наглости Питера хватило даже на то, чтобы забраться сверху и зависнуть над Тони на вытянутых руках.       — Твоя нахальность. Твоя дурь. И твоя…       Кажется, он только сейчас заметил, в каком недвусмысленно-странном положении они находятся. Тони успел расслабиться, алкоголь притупил внимание — не дал среагировать вовремя.       — Питер… — в хрипловатом голосе вдруг появилась пикантная тяжесть. — Ты доиграешься.       Жаркая волна побежала по пояснице, и Питер медленно перенёс вес на одну руку, чувствуя себя одновременно невозможно тупым и отчаянно смелым от того, что пришло ему в голову. И, пристально наблюдая за тем, как меняется лицо Тони, коснулся его члена сквозь плотную ткань брюк.       Пан или пропал, как говорится.       Комната перевернулась. Кровать скрипнула. Удивлённый вздох лёгким ветром растаял на губах.       Теперь Тони был сверху, и Питер неверяще уставился в чересчур острые, осмысленные глаза — в них не было даже намёка на пьяную бессознательность.       Кто кого испытывал — отличный вопрос, но скоро стало не до обличающей правды: Питер задохнулся, почувствовав, как рука Тони грубо задирает его майку и закрадывается под ткань. Полное силы движение обжигающей ладони, хозяйское и нетерпеливое, по воздействию на рассудок смогло сравниться только с первым полётом над Нью-Йорком, а ведь Питер считал тот миг невероятным и самым, самым драгоценным.       Оказывается, чтобы сознание превратилось в невнятный клубок ваты, наркотик не обязателен. Прикосновения любимого человека, потерявшего терпение, вполне достаточно. И дрожь пробила так же, и сердце пустилось вскачь, и мышцы ослабли, словно струны на скрипке, которую незадачливый музыкант уронил с небоскрёба.       — Что такое, Паркер? Теперь ты испугался? — вкрадчиво прошептал Тони.       Ядовитые слова помогли прийти в себя, и Питер зашарил дрожащими руками в поисках хоть какой-то опоры. В итоге он положил ладони на плечи Тони, то ли пытаясь показать, что не напуган, то ли силясь хоть немного его успокоить. Это подействовало — Тони моргнул, просунул руку в горловину майки и, мягко тронув подрагивающий кадык Питера, прижался к его губам.       Всего один поцелуй. Всего один, зато он мог заполнить жизнь Питера страстью до скончания веков. Лёгкая горечь виски, твёрдый нажим, колючая щетина, ювелирная игра прикосновений — всё это сложилось в какой-то код, вскрывший в нём всё чувственное, что до сих пор было закрыто. Пока он прислушивался к себе, Тони, несмотря на свой плейбойский опыт, помаленьку плыл и с каждой секундой целовал всё увлечённее, распаляясь. Какая-то его часть явно не хотела останавливаться, и Питер до последней клеточки в теле прочувствовал, что это такое — откровенное, оформившееся желание Тони Старка.       Он забыл обо всём: о своей раненой ноге, о том, что «ничего подобного не повторится», и даже о том, кто сейчас был в его постели. И всё же, когда Питер стал ёрзать, прижимаясь теснее, он пришёл в себя, отодвинулся и накрыл его рот ладонью. На первый взгляд — заглушая возможные стоны, но на деле ограничивая только себя.       Огненная дорожка загорелась на коже, когда его пальцы, одновременно жёсткие и нежные, двинулись в обратном направлении, вниз, задевая ключицы, соски, крепкую грудь, подрагивающие рёбра и живот. Но на том Тони не остановился, и Питер бессильно мыкнул, почувствовав, как ласка жгучей лентой скользнула под бельё.       Тони удерживал его не столько физически, сколько на других, психических, сложных, непонятных уровнях — подчиняя, кажется, даже сами процессы в теле. Ладонь сомкнулась, на пробу прижимая головку члена, — и Питер зажмурился, выгибаясь дугой. Он бы кончил сейчас же, но захват был достаточно крепкий, чтобы первая волна удовольствия успела сойти и потянуть за собой следующую.       Питер не мог даже предположить, как так вышло, что Тони выбрал идеальный, верный темп: он дрочил ему размеренно, небрежно, доводя руку до конца, слегка сжимая у головки. Без смазки, грубо, словно в наказание — эта мысль возбудила Питера ещё сильнее, и теперь он был готов признать себя последним извращенцем, способным наслаждаться даже болью, если её дарит Тони Старк.       Отблески света от реактора едва достигали лиц, но Питеру хватало, чтобы видеть глаза Тони. И лучше бы не хватало, потому что они были совершенно дикие и могли, казалось, сжечь заживо.       Под конец Питер скулил, не помня себя: упоительные жаркие волны захлёстывали его, пока одна из них, наконец, не ударила в низ живота и не выбросила его рассудок прочь, дрейфовать в пустоте. Он даже подумал, что потерял сознание, но нет — спальня Старка всё ещё виднелась сквозь приятный туман, как и её хозяин, дожидающийся, когда последние вспышки оргазма перестанут блуждать по его телу.       А потом Тони убрал руки, дал вздохнуть полной грудью и прошептал в губы, едва-едва задевая своими:       — Вот как это делается, гадёныш.       Питер не нашёлся бы с ответом до самого утра, но это и не требовалось: Тони отстранился, сел на край кровати, сжав в кулак испачканную спермой руку. Какое-то время Питер лежал рядом, тупо глядя в потолок и ловя краем уха его тяжёлое дыхание.       Когда способность двигаться всё-таки вернулась, Питер неуклюже приподнялся на локтях.       — А вы? — промямлил он. — Вы…       — Иди отсюда.       Зацепившись за тумбу, Тони поднялся на ноги и молча уковылял в ванную, оставляя Питера одного.       И Питер решил, что, похоже, настало время хотя бы раз его послушаться.