Грешники

Kaleo — Hot Blood

      Чонгук зевает прямо над своим учебником, укладывая на него голову и вздыхая. Он устал от зубрёжки психологии. Он устал в принципе от учёбы. Особенно когда из головы никак не выходит мысль о том, что Чимин сейчас наверху, вероятно, валяется спокойно себе на их кровати, лениво листая новостную ленту в какой-нибудь социальной сети.              В последнее время у Чонгука с учёбой туговато — немного совсем, — так что Чимин ввёл запрет на секс до тех пор, пока его парень не возьмёт себя в руки и не разделается со всеми своими заданиями. Быть с Чимином так близко, но не иметь возможности делать что-то большее, чем просто смотреть, — убивает. Чону нужно-то всего ничего — быстренький секс для возвращения бойца в строй.              Однако Чимин гнёт свою линию. А когда Чимин гнёт свою линию, всё происходит точно по его усмотрению, никак иначе. Но забавно то, что, по мнению Чонгука, для Пака это воздержание даже бо́льшая пытка, чем для него, ведь, вероятно, Чимин в состоянии возбуждения находится почти всегда.              — Ты уже миллион раз мог обогнать программу за то время, что восстанавливался после ранения, — сказал ему как-то старший, — но вместо этого ты тратил свои драгоценные часы на секс со мной. Так что теперь тебе придётся усердно всё зубрить, чтобы нагнать весь упущенный материал. Печально-то как, прелесть.              Чонгук прикрывает глаза, и картинки принимающего душ Чимина выплывают лениво в его сознании: вид нагнутого старшего, абсолютно затраханного, но невероятно счастливого от распирающей его до ненормального наполненности. Грёбаный гейсус, Чонгук отдал бы всё за ещё один такой раз. Всё, что угодно, серьёзно. А вообще, он был бы счастлив и скромной взаимной дрочке на диване, но только прямо сейчас.              Но всё, что он слышит от Чимина каждый чёртов раз, это невозможно бесящее нет. Вот сдаст экзамен и получит награду, а до тех пор Пак Чимина даже мизинчиком трогать нельзя. (Ну, конечно, кроме того раза две ночи назад, когда Чимин сам его разбудил минетом и потребовал за это благодарственный римминг. Чонгук знал прекрасно, что парень его от вынужденного целибата страдает ничуть не меньше.)              Гонщик не знает, но буквально прошлой ночью Чонгук неплохо так задержался в душе, весь мокрый и цепляющийся за стену, трахающий себя той самой игрушкой, что так и осталась позабытой на полке душевой. Он даже подзабыл слегка, как прекрасна может быть роль принимающего в сравнении с активной, и задумался, сможет ли соблазнить Чимина на то, чтобы тот его как-нибудь хорошенько взял.              Возможно. Лишь возможно.              — А-а, на столе не спать, — Чимин появляется из противоположного конца комнаты, направляясь на кухню и поглаживая попутно Чонгука по спине, — тебе осталось чуть-чуть совсем.              Чонгук садится ровно и стонет разбито, когда замечает раздетого по пояс Чимина, прислонившегося к противоположной стороне стола. Чон думал, что Чимин прохлаждается себе в кроватке, но нет же, ему, очевидно, очень приспичило именно сейчас искупаться в бассейне и походить туда-сюда полуобнажённым, как раз когда Чонгуку его трогать запрещено. Специально делает, что ли?              Конечно, специально. Здесь и думать даже не надо. Всё, что Чимин делает, он делает с какой-то целью.              — Мозги плавятся, да и желудок сейчас сам себя сжуёт, — говорит Чонгук, закрывая свой учебник, — мне нужен перерыв.              — Отлично, я как раз собирался заказать что-нибудь поесть, — отвечает Чимин, качая телефоном перед лицом младшего, — как раз вовремя. Что будешь?              — Тебя.              Чимин фыркает, закатывая глаза.              — Еда, Чонгук. Что ты будешь есть?              Подперев подбородок рукой, Чонгук ухмыляется.              — Ответ тот же: тебя. Если ты понимаешь, о чём я.              — Гуки… — Чимин заходится смехом.              — Ну в смысле, знаешь, римминг, а ещё я бы обкусал всю твою шею, наоставлял бы отметок на твоих потрясающих бёдрах, взял член в рот, — Чонгук разводит руки в воздухе, пожимая плечами с фальшиво невинным выражением на лице, — много способов, которыми я мог бы полакомиться тобой, но ты же мне не даёшь. Во всех смыслах.              Чимин лишь снова закатывает глаза, набирая что-то в своём телефоне и снисходительно Чонгуку улыбаясь. Он обходит стол, оказываясь снова в опасной близости, наклоняется низко, губами дразня внезапно чувствительное ухо младшего. Дыхание кажется кипяточным, а потому посылает зудящую дрожь вдоль позвоночника, заставляя желать всего, что, он знает, Пак может ему дать.              — Потерпи немного, скоро ты всё получишь, — обещает Чимин, оставляя быстрый поцелуй за ухом и отстраняясь. Возвращает своё внимание телефону, когда на том конце слышится чей-то голос. — Здравствуйте, я хотел бы сделать заказ.              Чонгук наблюдает, как парень отходит, не в силах отвести глаз от домашних спортивных штанов старшего, сидящих непозволительно низко. Иногда Чонгук диву даётся, как вообще мог сомневаться во всей этой теме с переездом к Чимину.              Ну, ладно… дело в гордости. Она и была единственной причиной, на самом деле. Однако как только он сел и как следует подумал обо всём, так сразу же со спокойной душой забил на свою глупую гордость, потому что осознал, что такая вот прекрасная картина будет перед его глазами каждый день после переезда.              Он вообще с их первой встречи с Паком только и делает, что думает не своей головой, а тем, что так отчаянно жмёт в штанах, но жалеть об этом не собирается.              Ни за что, чёрт возьми, не собирается.              Чонгук вздыхает, стоит только Чимину скрыться из вида, а затем кидает взгляд на собственный телефон, замечая один пропущенный звонок и хмурясь. Пропущенный от мамы.              Он проводит рукой по волосам, потирая большим пальцем бровь, и перезванивает. Он знает, почему его мама звонила, и совершенно не удивлён, что она не оставила ему сообщения. Она, вероятно, не знала, как отреагировать на голосовое сообщение от сына, в котором тот говорил, что собирается их навестить.              Очень крутой способ, он знает, но для него не представлялось возможным как-то по-другому сказать своим родителям (вот кому угодно, только не им), что он встречается с парнем и этот самый парень хочет с ними познакомиться. Ну или то, что этот самый парень, по сути, содержит его. Ну ещё и мелкий правонарушитель. А ещё, вероятно, зависим от секса, но кто Чонгук такой, чтобы громко об этом заявлять, ведь сам совершенно не против часами не выпускать своего парня из их кровати в любое удобное и не совсем время.              Он слушает мерные гудки, прикрыв глаза и уложив голову на свободную руку. Сердце едва ли не останавливается, когда слышится на том конце голос мамы.              — Привет, Чонгук, а я думала, когда ты сможешь перезвонить.              — Я думал, вообще-то, что, эм, никогда… Знаешь, учитывая ещё и причину, — он вздыхает, — прости за странное сообщение.              — Оу, — на мгновение повисает ужасно неловкая тишина, — всё в порядке. Мне бы действительно хотелось, чтобы ты как-то по-другому нам об этом сказал, но я понимаю тебя… это, должно быть, очень сложно.              Голос у неё мягкий, без единого намёка на злость — лишь немного замешательства и заботы. Чонгук благодарен за это невероятно. Теперь он хотя бы может положиться на неё, ведь мама явно будет более понимающей, чем отец.              С тех самых пор, как небезызвестная семья Чон рассорилась на его семнадцатый день рождения — когда Чонгук обвинил своих родителей в том, что они не любили никогда ни его, ни его брата, Чонхёна, — его мама начала прикладывать много усилий к тому, чтобы не быть такой строгой и холодной с ними. Она поняла, какой должна быть материнская любовь, немного поздновато, однако Чонгук правда ценит, что ей хотя бы не всё равно и она даже попыталась что-то изменить. В отличие от отца.              — Так, в твоём сообщении было много всего. Не только то, что ты… гей, — полицейский съёживается от того, как тяжело его маме даётся выдавить из себя это слово. Боже, это будет настоящей катастрофой, — но ты, оказывается, с кем-то встречаешься. Как долго?              Чонгук мешкает. Как долго они встречаются? А что принимать за начало их отношений? Тот первый раз, когда он кончил Чимину в рот на обочине во время своей смены? Ту ночь, когда у них был первый секс? Или когда Чимин впервые остался в чоновской старой квартире? А может, та ночь в чиминовской машине, когда они официально назначили друг друга своими бойфрендами?              — Достаточно, — отвечает он. Его маме необязательно знать все запутанные подробности о том, как они шли к этим отношениям, достаточно того, что они есть сейчас, и Чонгук готов сделать всё, чтобы так продолжалось и дальше. — Он, эм… — Чонгук улыбается сам себе, нервно теребя чуть дрожащими пальцами волосы, — он потрясающий, мам. Такой, э-э-э… взбалмошный, ты бы сказала. Я думаю, он тебе понравится.              — Уверена, так и будет. Правда я… я не могу сказать того же о твоём отце.              Чонгук прикрывает глаза, снова подпирая голову рукой.              — Да, я знаю. Поверь мне, я уверен, что папу он выдержит.              — Правда? — слышится в ответ скептическое. Достаточно скептическое, чтобы заставить Чонгука рассмеяться.              — Да, думаю, да. На самом деле, — он не открывает глаз, а образ Чимина проступает под веками из бордовой темноты. Сразу вспоминается эта его чёртова ухмылка, его упрямо сжатые челюсти, когда кто-то его дико бесит или злит, — я думаю, он вполне может стать первым человеком, который заставит папу как следует попотеть. Ну кроме тебя, мам, конечно.              — Ну теперь я просто обязана увидеть это собственными глазами, — она замолкает, вздыхая глубоко. — Говоришь так, словно действительно его очень любишь. Слышно по твоему голосу.              Чонгук резко распахивает глаза и глядит бездумно на свой учебник, ощущая себя совершенно неспособным сейчас дышать. Он любит Чимина? Этот чёртов вопрос уже столько раз застревал в его голове, что и сосчитать сложно, однако ответ на него так и не был найден. Чонгук вообще не уверен, что когда-либо по-настоящему любил прежде, поэтому он не знает, можно ли назвать те чувства, что он испытывает к Чимину, любовью.              — Да, так и есть, — говорит он, и это кажется таким правильным. Ему нравится это ленивое копошение в груди от одной только мысли о том, чтобы произнести эти слова вслух, особенно, если это вслух для Чимина, особенно, если Чимин повторит их в ответ. Возможно, он действительно любит своего парня. Приплыли.              — Ну, если вы оба свободны в эту субботу, то можете прийти. Мы можем и Чонхёна пригласить. Возможно, ему удастся разбавить немного напряжение между вами и отцом.              Чонгук сомневается в этой затее, конечно, но не собирается выбрасывать на ветер попытки его мамы сделать атмосферу для них с Чимином максимально комфортной.              — Да, мы свободны.              — В пять тогда?              — Да, это подходит, мам.              — Хорошо. Не опаздывайте.              — В семнадцать ноль-ноль ровно и ни секундой позже, мэм, — шутит Чонгук, слыша тихий смешок на том конце за безобидное высмеивание её старых военных привычек. Если бы они разговаривали лицом к лицу, он бы ещё и отсалютовал, но вместо этого лишь откидывает в очередной раз мешающиеся волосы назад. — Люблю тебя.              С быстрым «и я тебя люблю» в ответ мама кладёт трубку, и Чонгук снова может нормально дышать, убирая телефон в сторону. Голова повисает безвольно, и глаза снова закрываются, а всему этому вторит заурчавший живот. Чонгук чувствует чужой взгляд на себе, поэтому смотрит влево, обнаруживая стоящего там Чимина, прислонившегося к стене и скрестившего руки на груди.              — Какие-то планы? — спрашивает старший с усмешкой, поднимая бровь. Он наклоняет голову на одну сторону, из-за чего кажется, что игривый огонёк в его глазах становится ярче. — Родители?              Чонгук кивает. Хотелось бы ему быть таким же воодушевлённым, каким выглядит Чимин.              — Родители.              С победным возгласом Чимин срывается с места, обнимая Чонгука поперёк живота и крепко-крепко сжимая в своих объятиях. Он целует младшего в затылок — боже, Чонгук ненавидит себя за то, что не может сфокусироваться сейчас на Чимине и его прикосновениях, — затем ведёт ладонями вниз по бокам к бёдрам и обратно под футболку.              — Мы порвём их, — шепчет Чимин, скользя своими пухлыми губами по чоновской ушной раковине, — я сражу их наповал, — мешкает, — не в прямом смысле, конечно.              Чонгук старается улыбнуться, но нервозность уже плотно обхватила и скрутила все органы в животе младшего. Его родители вот-вот познакомятся с его же парнем. Его родители, самые жестокие и непробиваемые люди во всей Южной Корее, вот-вот познакомятся с его безрассудным, бунтарским, сексуально озабоченным бойфрендом, уличным гонщиком/самопровозглашённым шуга дэдди.              Господи, во что он себя втянул?              — Чонгук? — зовёт Чимин. Произносит имя так мягко. Словно воркует как с маленьким? — Ты обеспокоен.              — Нет, я в порядке, — настаивает Чонгук, мотая головой. Он поворачивается на стуле, улыбаясь Чимину и отпихивая учебник подальше от себя. — Так что ты заказал?              — Не переводи тему.              — Всё в порядке.              Чимин хмурится, отступая в тот самый момент, как Чон тянется к нему.              — Я всё испортил, правда? — Пак облизывает свои губы, складывая руки на груди, но в этот раз явно не в своей обычной дерзковатой манере. Наклоняет голову слегка, стараясь не встречаться с младшим взглядами. — Проебался по полной. Я ведь действительно заставил тебя сделать то, к чему ты был ещё не готов, не так ли?              Чонгук моргает удивлённо.              — Что? Что?! — он на самом деле не имеет никакого представления о том, что ему там Пак говорит, но чертовски уверен, что никогда ещё не видел его таким.              — Я поиграл на твоём чувстве вины и заставил познакомить меня с родителями, хотя ты не был к этому готов, — говорит Чимин, поднимая, наконец, глаза на своего парня. От боли в его взгляде начинает заметно лихорадить.              Чонгук определённо никогда прежде его таким не видел.              — Эй… воу, подожди-ка… — Чонгук подскакивает со своего места, шагая ближе, чтобы взять лицо Чимина в свои ладони, не разрывая зрительного контакта, — нет. Нет, это не связано с моим чувством вины.              Чимин поднимает одну бровь.              — Ладно, — вздыхает Чонгук, — возможно, это частично потому, что я чувствовал себя виноватым…              — О боже мой, — Чимин старается отстраниться, но Чон спешно тянет его обратно, хватаясь за бицепсы, чтобы удержать на месте.              — Но я хочу, чтобы ты с ними познакомился, — руку возвращает на Чиминово лицо. Он чуть наклоняет его голову, чтобы Пак снова посмотрел ему в глаза, пока тот сверлит взглядом лишь пол под ногами. — Правда хочу. И после разговора с мамой только что… Чимин, посмотри на меня.              Не сразу, но Чимин всё же смотрит. Чонгук улыбается тут же, большим пальцем очерчивая нежно контур нижней пухлой губы. Сердце у него перестаёт помещаться в грудную клетку. Какая-то его часть всегда знала, что Чимин заботится о нём так, как никто на свете, и эта ситуация лишь доказывает его мысль. Чёрт возьми, возможно, Чимин любит его тоже.              — После разговора с мамой, — продолжает Чонгук, — я чувствую… я чувствую себя намного лучше. Легче воздуха, на самом деле. Я дико нервничаю из-за твоей предстоящей встречи с моими родителями, но, чёрт, Чимин, я не верю, что кто-то сможет справиться с этим лучше тебя, — лёгкий намёк на улыбку трогает снова губы старшего, — честно, я даже немного в предвкушении увидеть, что из всего этого выйдет. Просто…              Чонгук вздыхает глубоко, и сердце пропускает удар от того, как Чимин снова расслабляется в его руках, двигаясь немного ближе, просто потому что так надо, так расстояние совсем сокращается.              — Может быть, всё пройдёт не очень идеально, но если кто и может превратить настоящую катастрофу во что-то захватывающее, то это только ты, — Чонгук притягивает своего парня к себе, ведя медленно носом по его виску и оставляя там лёгкий поцелуй, — и, поверь мне, моя семья — это олицетворение самой ужасной катастрофы.              Чимин кусает свою нижнюю губу, не смея отвести глаз от Чонгука. Он качает головой, улыбаясь уже более уверенно, а затем ладошкой касается чоновского подбородка. У Чонгука снова что-то странное происходит с внутри.              — Мы их порвём, — говорит Пак, прижимаясь и невесомо целуя чужие губы.              — Да, чёрт возьми, мы сделаем это, — отвечает Чонгук, смеясь, когда Чимин сжимает легко его щёки. Младший на пробу ведёт руками по обнажённому паковскому торсу к бёдрам. — Через сколько там еду доставят?              — Сказали, что нужно немного подождать, — сообщает Чимин, обнимая шею младшего и не оставляя между их лицами ни одного свободного миллиметра.              — Секс-запрет снят?              Чимин кивает.              — Полностью.              Чонгук ни секунды не ждёт, поднимая своего парня, а тот сразу же обхватывает ногами его талию, спешно и влажно целуя.              Если что-то и может отвлечь Чона от переживаний по поводу встречи с родителями, то это определённо тепло смятых простыней под их влажными телами и ненасытные прикосновения к липкой от пота коже.