Грешники

Ruelle — Gotta Love It

      Настоящее время              Чонгук не знает, откуда взялось это ощущение того, что он идёт не к своим родителям, а на расстрел. Он поправляет свою рубашку перед зеркалом уже едва ли не в миллионный раз, зачёсывая потеющей ладонью волосы назад, и никак не может избавиться от противного чувства беспокойства внутри.              Ему стоило бы подстричься, так же не помешало бы погладить рубашку лучше. А этот пиджак разве не слишком старый? Поймёт ли его отец, что это тот же самый пиджак, что он носил в свои восемнадцать? Тот самый, что он надел в свой первый день в академии. Возможно, ему стоит переодеться. Вероятно, ему всё же стоит выбрать один из тех образов, что ему подбирал и покупал Чимин, вместо того, чтобы носить своё старое тряпьё.              Чонгук вздыхает, поднимая лицо к потолку и закатывая глаза, наклоняет голову в одну сторону, затем в другую, хрустя шеей. У него всё тело побаливает из-за того, что он постоянно согнут в три погибели над своими учебниками и не может заниматься собой так же часто, как раньше. Хорошо хоть плечо его нормально заживает, лишь иногда напоминая о себе лёгкой болью.              Чимин появляется в дверном проёме позади, усмехаясь и осматривая выбранную младшим одежду.              — Серьёзно? Ты до сих пор упорно не хочешь принимать то, что выбрал тебе я? — спрашивает он, подходя ближе и обнимая своего парня со спины. Он оставляет короткие поцелуи на раненом плече и легко сжимает свои руки на чужой талии. — Один разочек, Чонгук, надень то, что я тебе купил. Будешь выглядеть так прекрасно, что у сурового папы отвалится ко всем чертям челюсть и он не сможет и слово плохого тебе сказать.              — О, поверь, он тогда найдёт пару слов, чтобы сказать мне о том, что я выгляжу слишком солидно, — со смешком отвечает Чонгук, но всё равно идёт к шкафу с прилипшим к нему Чимином за спиной. Они даже умудряются не свернуть себе шею в таком положении. — Как думаешь, что мне стоит надеть?              Чимин пожимает плечами, устраивая удобно подбородок на Чонгуке.              — Может, серый пиджак с чёрными вставками? — спрашивает, пальцами добираясь до живота младшего, играясь с поясом его штанов. Чонгук сдерживает в себе смех. Реально ли вообще, чтобы они стояли вот так рядом и не касались друг друга ну хотя бы пару минут?              Одна Чиминова рука тянется к лицу полицейского, придерживая за подбородок и поворачивая его в свою сторону. Улыбается, легко целуя и быстро отстраняясь.              — Ту белую плиссированную рубашку на пуговицах и вон те чёрные брюки, которые я обожаю. Мне нравится это сочетание, — мурлычет старший, взглядом, а следом и кончиками пальцев скользя по чоновскому лицу, — подчёркивает твою талию, — на этих словах он спускает руки снова на чужие бока, а затем беззастенчиво касается ягодиц, сжимая. Усмехается на громкий Чонгуков смех, — ну всё, переодевайся давай. Нам уже выезжать пора.              — Так точно, сэр, — салютует Чонгук, прижимаясь ближе, понижая голос, чтобы звучал откровенно и пошло. Однако Чимин лишь морщится.              — А ты разве не называл своего отца сэром?              Чонгук мешкает и тянется задумчиво к пиджаку.              — Да. Думаю, так и было.              Чимин смеётся на то, как хмурится младший.              — Ну, думаю, у нас обоих не всё гладко с отцовской темой, так что, — говорит он, снова пожимая плечами и отходя от шкафа. Однако останавливается на полпути, теряя игривые нотки в своём голосе, — эй… ты уверен, что всё в порядке? Если тебя это сильно волнует, мы можем отменить всё. Скажем твоим родителям, что у меня резко появились планы и мы не можем прийти. Пусть моя вина будет.              Улыбка на его лице гораздо мягче и добрее, чем все те, что Чонгуку доводилось видеть прежде, так что сердце от непривычной картины едва ли не останавливается.              — Нет, всё хорошо. Думаю, мне нужно через это пройти, — отвечает он, и улыбка старшего становится шире.              — Ладно. Увидимся тогда внизу, прелесть.              Подмигнув, Чимин выскальзывает из комнаты, оставляя улыбающегося самому себе Чонгука одного. Теперь всё его беспокойство испарилось куда-то, словно и не было его вообще. Он уверен, что их ждёт что-то катастрофическое, поэтому старается насладиться внутренним покоем перед грядущей бурей, пока есть возможность.                            Чимин оказался прав — в прочем, как обычно, — подобранная им одежда смотрелась гораздо лучше, чем-то, что успел нацепить на себя Чонгук. Сейчас он больше похож на приличного взрослого, нежели на мужика-переростка в ужасно сочетающихся друг с другом пиджаке и джинсах, которые выбирал-то ещё в подростковые годы, как, в принципе, и большую часть гардероба. Чон не часто покупает новую одежду: делает это в крайних случаях, когда обросшее мускулами тело перестаёт влезать в то, во что влезало во времена учёбы в академии.              К сожалению, одежда и заоблачно дорогая машина, на которой они и добираются до дома родителей, нисколько не спасают перед фактом, что даже всем этим Чонгуку вряд ли удастся впечатлить своего отца. Он может стать верховным правителем всего мира, а папа спросит, чего он, неудачник такой, всю галактику ещё не захватил.              Чонгук смотрит на Чимина, ладошки потеют против воли, голова кругом идёт из-за постоянных переживаний. Чимин сможет. Чимин способен справиться со всем. Чонгука на самом деле волнует больше то, что он вот-вот будет опущен и унижен на глазах у своего потрясающего бойфренда, и тот осознает, насколько жалок этот коп, с которым он каким-то чудом встречается. Чонгук слаб. Если дело касается его отца, он всегда такой.              — Лови, ты ведёшь, — говорит Чимин, кидая ключи в младшего. Он обходит машину, подходя к пассажирской стороне. Ухмыляясь, опирается на блестящую чёрную крышу автомобиля, постукивая по ней пальцами. Старший выглядит таким гордым и довольным, потому что потратил больше, чем, вероятно, Чонгук сможет заработать за всю свою жизнь, на эту чёртову тачку.              — Это не Ликан Гиперспорт, который ты хотел? Когда, где и как ты достал эту малышку? — спрашивает Чонгук, ведя ладонью по капоту. — Серьёзно, сколько тебе машин для полного счастья надо? Разве тех, что есть, тебе недостаточно?              Чимин лишь пожимает плечами.              — Нет такого понятия, как «слишком много машин». Однако, да, у меня уже есть приличный автопарк. Именно поэтому вот эту крошку я купил не для себя.              Чонгук замирает на полпути с поднятыми на уровне крыши руками. Он едва не отскакивает в сторону, будто перед ним готовая вот-вот укусить змея.              — Ты же, чёрт возьми, не мог…              Рассмеявшись, Чимин складывает руки на крыше, упираясь в них своим подбородком.              — Я мог.              — Чимин, какого… почему… грёбаная машина? — Чонгук делает ещё шаг назад, указывая широким жестом на всё транспортное средство. — Грёбаная спортивная машина? Это слишком, Чимин. Я не могу…              — Всё ты можешь, — отвечает старший, открывая дверь с пассажирской стороны. Он облизывает губы, выглядя при этом непривычно серьёзным и глядя неотрывно в чоновские глаза, — слушай, ты постоянно говоришь о том, насколько у тебя отец может быть козлом. Вот я и подумал, что будет забавно, если ты появишься на этой малышке и утрёшь старику нос. Если ты так хочешь, можешь после встречи с родителями вернуть мне Ликан и продолжить водить свою на ладан дышащую Хендайку, я останавливать тебя не буду.              Старший садится на своё место, чуть наклоняясь вперёд, когда Чонгук открывает дверь с водительской стороны.              — Но обещаю тебе, — продолжает Чимин, наблюдая за тем, как Чон неуверенно садится за руль, явно боясь трогать что-то настолько запредельно дорогое и безупречное, — разок прокатишься на этой крошке и уже не сможешь никогда вернуться к своей старой развалюхе.              Чонгук вздыхает, хватаясь пальцами за руль. Он переводит взгляд на Пака, закатывая глаза и качая головой.              — Ага, неплохая отмазка. Признайся честно, ты же купил её, потому что давно хотел, — говорит Чонгук с нервным смешком. Одно пребывание в этой машине вызывает в нём чувство чего-то неправильного, словно он коснётся, и всё разрушится в любой момент.              Чимин хмыкает.              — Ах, может быть. В таком случае, машина моей мечты останется у меня, если мы с тобой когда-нибудь расстанемся.              — Даже не шути сейчас так, — вздыхает Чон, глубоко и с шумом втягивая воздух через нос и прикрывая глаза. Он чувствует себя не в своей тарелке сейчас; неподходящим всему, что его окружает. Эта машина слишком хороша для него, Чимин слишком хорош — голова кругом идёт от всех этих мыслей.              — Хорошо-хорошо, никаких шуток, — говорит старший, смещаясь так, чтобы удобно было опереться о консоль между сидениями и положить ладонь на чоновское бедро, — но так, для справки: мои слова и были лишь шуткой, — он наклоняется ближе, утыкаясь губами куда-то за ухо, оставляя короткие поцелуи вдоль напряжённо сжатой челюсти. Чонгук даже чувствует тихий смешок гонщика, — буду держать тебя в заложниках так долго, как только смогу.              Чонгук ухмыляется, качая головой.              — То есть выбора у меня нет?              — Не-а, — отвечает Чимин низким игривым голосом, сжимая чужую ногу, — ты никогда от меня не сбежишь, — смеётся, утыкаясь своим лбом в Чонгуков висок, и тот видит в зеркале заднего вида, как глаза его хёна становятся похожими на два полумесяца, а на губах расцветает полная подлинной радости улыбка. Какой-то своей частью Чонгук даже начинает ненавидеть себя за то, что поначалу так резко отказался от такого дорогого подарка старшего, замечая то, каким счастливым выглядит Чимин просто от того, что подарил ему чёртову тачку.              — Так, каков разгон у этой малышки? — спрашивает Чон, всё ещё наблюдая за Чимином через зеркало, пока тот отстраняется и смотрит на него. Кажется, он рад до чёртиков уже от того, что Чонгук интересуется этим.              — Две и восемь секунды.              Чонгук давится вздохом, словно ему только что врезали с размаху кулаком по солнечному сплетению.              — Господь милостивый…              — Ну, погнали.              — Ага, погнали, — фыркает Чонгук, пока Чимин чмокает его быстро в щёку, — если ты думаешь, что я действительно собираюсь гоняться на этой штуке, то ты точно с ума сошёл.              Чимин ухмыляется.              — Мы уже столько раз выясняли, что я с ума сошёл. Давай же, — отвечает он, усаживаясь обратно на своё место, похлопывает ободряюще по чоновскому бедру, — поехали знакомиться с родителями.              Стоит только машине завестись, как Чонгук чувствует поползшие по позвоночнику мурашки от того, как рычит мотор, Чимин кашляет, чтобы привлечь внимание к себе. Чон тут же поворачивает голову удивлённо.              — И кстати говоря, — произносит Чимин, — с прошедшим Днём рождения. Даже не пытайся больше останавливать меня, когда я хочу чем-то тебя побаловать, правильный засранец.              Чонгук лишь смеётся со слов своего парня и нажимает очень, о-о-очень аккуратно на педаль газа, еле подползая к гаражной двери. Боже, хоть бы не убить эту малышку прямо здесь.              — Для справки, — говорит он, решая, что немного их привычных передразниваний с Чимином помогут ему расслабиться, — тебе стоило подарить ПаганиУа́йра.              Краем глаза Чонгук замечает усмешку на губах пристёгивающегося Пака.              — Вот, это мой парень, — отвечает он, вытягивая руку и цепляя пальцами шёлковые локоны волос младшего, пока тот выезжает из гаража, — слегка попридержи свою внутреннюю капризулю. Рождество не за горами, так что если мой мальчик будет себя очень-очень хорошо вести, то Санта, возможно, положит ему подарочек под ёлку.              Чонгук фыркает, выруливая на дорогу; мокрые от пота ладошки крепко держат руль. Он вдыхает глубоко носом и выдыхает медленно ртом, стараясь хоть немного успокоиться.              — Если мы с тобой на ней разобьёмся из-за меня…              — Это всё равно, что гоняться за мной на той патрульной развалюхе, — убеждает Чимин, с хлопком шлёпая ладонь на напряжённое Чоново бедро. Он наклоняет голову вбок, снова ухмыляясь, — выжми полностью, малыш. Покажи мне, как быстро можешь разогнать эту красотку.              Вздохнув тяжело в очередной раз, Чонгук не спешит, увеличивая скорость постепенно, пока они под точные указания Чимина не выезжают за пределы жилой зоны на пустую проселочную дорогу. И как раз где-то там Чон набирается достаточно смелости — а может просто действительно хочет разбиться здесь, лишь бы не встречаться с родителями — и вжимает педаль газа в пол, прямо как и сказал старший.              Рядом слышится победный возглас Чимина, который даже не думает убирать руку с чужого бедра, пока они набирают и набирают скорость, буквально летя по пустому шоссе. Возможно, дело в адреналине, а может, всему виной чиминовская энергетика, из-за которой и Чонгук заражается безумством, однако, когда они превышают все выстроенные лимиты скоростей, он смеётся. Что-то есть во всём этом похожее на те ночи, когда он гнался за Паком как ополоумевший на своей патрульной машине, ощущая лишь колющийся восторг, закипающий в его венах.              Он зовёт Чимина ненормальным, но полностью его понимает. Особенно сейчас, сегодняшним вечером, пока старший рядом, Чонгук точно его понимает.                            Чонгук пыхтит громко, с тяжёлым вздохом осматривая дом своих родителей, представший перед ними словно какой-то дом с привидениями из фильмов ужасов. Хотя кажется таким милым, обычным: небольшой красивый домик в уютном закутке. Такой скромненький; каждый, кто проходит мимо, думает, вероятно, что и семья в нём живёт такая же прекрасная.              Однако Чонгуку лучше знать. Он отлично помнит все часы, проведённые за военными тренировками на их заднем дворе, ледяной душ в исполнении его отца за любое невыполненное указание. Помнит, как собственная мать закрывала на всё глаза, делая вид, что не видит ничего, чтобы не было потом нужды спорить с мужем по поводу неправильности выбранного им метода воспитания их детей.              Чонхён раньше Чонгука понял, что не обязан во всём слушаться их отца. Он бунтовал и сильно, в то время, как Чонгук даже не пытался. И каким-то образом именно это бунтарство, кажется, укрепило отношения Чонхёна с отцом, и сейчас они вполне себе неплохо ладят друг с другом — обычно, — несмотря на то что старший сын решил посвятить свою жизнь тому, на что глава семейства спокойно закрывал глаза. Возможно, Чонгуку тоже стоило пойти в университет и изучать морскую биологию, вместо того, чтобы безукоризненно потакать желаниям своего отца.              — Эй, — зовёт Чимин со своего места, и Чон кидает на него взгляд, замечая расплывшуюся на губах мягкую улыбку. Как бы сильно младший не фанател от этой напускной жёсткости своего парня, он всё же сильнее обожает, когда тот выглядит вот так, смотрит на Чонгука своими прекрасными, полными заботы и любви глазами, — всё будет хорошо. Ты же сам сказал, что я вполне себе смогу справиться с твоей семьёй.              Чонгук облизывается нервно, ощущая противную сухость во рту.              — Забавно то, — говорит он, — что я меньше переживаю о том, примет ли тебя мой отец. Меня больше волнует его отношение ко мне. Поэтому я и не переживал особо о том, что ты так настаивал на этой встрече. Ты справишься идеально, — переводит взгляд перед собой, только чтобы не смотреть в глаза самому ценному человеку в своей жизни, пока делится самым сокровенным. — Это меня ненавидит мой же отец. Не сомневаюсь, что тебя он примет, а меня нет. Просто назло мне.              — Ничего плохого он тебе не сможет сделать, — отвечает Чимин, указывая рукой на дом, — он просто противный старый хрен, который никого в жизни и не уважал, кроме самого себя. Без обид.              — О, поверь мне, никаких обид, совершенно.              Чимин смеётся тихо.              — И он точно не сможет использовать меня, чтобы заставить тебя чувствовать себя дерьмово. Я ему устрою незабываемый ужин, если он хотя бы подумает о том, чтобы так сделать. Никто не может задирать тебя. Только не в мою смену, — Пак похлопывает по приборной панели, — к тому же, он, вероятно, потеряет дар речи на какое-то время, когда увидит эту малышку.              — Ну, знаешь, — вздыхает Чонгук, всем существом желая, чтобы все переживания оставили его уже в покое; он хочет быть таким же смелым, как Чимин, — всё это только доказывает то, что я могу трахать достаточно хорошо, чтобы мне в благодарность покупали дорогие игрушки.              Чимин пожимает плечами, снова облокачиваясь на консоль между ними, успокаивающе поглаживая по чоновской руке.              — Ну, знаешь, считаю, что это то, чем ты определённо можешь и должен гордиться, — говорит он с тихим смешком. Чонгук улыбается против воли тоже, по-прежнему вцепившись в руль до побелевших костяшек пальцев. — Эй, точно всё в порядке?              Вздохнув глубоко, Чон кивает, в последний раз крепко сжимая руки на руле. Он отпускает его, разворачиваясь торсом к Чимину и без предупреждения целуя, одна ладонь придерживает аккуратно за шею и притягивает ближе. Жмётся сильнее, ища в поцелуях старшего успокоение, предвкушая то восхитительное чувство, что возникает во всём его теле каждый чёртов раз, когда они находятся вместе.              Чонгук чувствует чужой приглушённый смешок собственными губами, а щёк касаются мягкие ладони. Стоит ему рвануться вперёд, как Чимин отстраняется игриво, дразня щекочущими прикосновениями пальцев к острой линии челюсти. Гонщик смещается, вставая коленями на собственное кресло и наклоняясь в Чону, руками ведя вдоль его груди к коленям, упираясь в них.              С горячим рваным выдохом в Чонов рот спрашивает:              — Может, немного экспресс-секса добавит тебе уверенности?              — О, я против не буду, — отвечает Чонгук, шумно втягивая воздух, когда Чимин утыкается носом в его шею, — хоть не совсем сейчас подходящее время для этого…              Тем не менее, Чон даже не пытается Чимина остановить, когда губы того оставляют короткие поцелуи по шее к ямке между ключицами. Старший кусается, слыша в ответ лишь приятный хриплый выдох, и зализывает следом следы от зубов, втягивая кожу в горячий рот до тех пор, пока на ней не появляется бордовый засос.              Чонгук совсем забывает, где они находятся, когда Чимин забирается верхом на него. Ужасная идея по многим причинам — не только потому, что они сидят в машине, стоящей прямо напротив дома семейства Чон. Эти чёртовы спорт-кары никаким образом не приспособлены для того, чтобы умещать на водительском сидении двоих людей, поэтому стоит только Чимину попробовать усесться на колени своего парня, как его зад упирается прямо в гудок.              Звук проносится по пустующему въезду, а Чимин сразу же начинает смеяться, наклоняясь так, чтобы иметь возможность уткнуться лицом в Чонову шею.              — Ладно, возможно, нам стоит оставить это на потом, — мурчит он, и Чонгук соглашается неохотно. Сбоку слышится стук.              Он дёргается на месте, Чимин отстраняется немного и тут же встречается лицом к лицу с Чонхёном. На щеках у младшего тут же расцветает заметный румянец, а Пак как ни в чём не бывало открывает дверь и выбирается наружу.              — Ты, должно быть, брат, — говорит он, протягивая руку, которую Чонхён пожимает, глядя на своего вылезающего из машины брата.              — У тебя, кажется, всё… хорошо, — говорит Чонхён, засовывая руки в карманы, — знаешь же, папа будет тебя тыкать в то, что ты теперь зазнавшийся богатенький мальчик, верно?              Чонгук сжимает губы в тонкую линию, замечая довольную усмешку на губах брата.              — Я старался специально об этом не думать, но спасибо. Люблю чувствовать отвращение прямо перед встречей с отцом.              Чонхён лишь пожимает плечами.              — Просто стараюсь тебя подготовить, парень.              — Поверь, я достаточно себя готовил к этому все те ночи, что не мог уснуть.              Брат смеётся, затем указывает большим пальцем в сторону дома.              — Ну пошли тогда, что ли? — он разворачивается и добавляет следом, — и, парень, спрячь засос.              Чонгук смотрит вниз, потом на Чимина, подходящего и поправляющего его рубашку так, чтобы налившийся синяк не был так заметен. Гонщик хлопает по чоновской груди, улыбаясь и смотря с тёплой нежностью, блестящей на дне зрачка.              — Ты справишься, — он берёт в свою руку влажную ладонь младшего, — мы справимся.              Небольшое утешение, которого Чонгуку хватает для того, чтобы переступить порог родительского дома, где их тут же встречает мама. Она представляется Чимину и настаивает, чтобы он звал её Сонми, а её мужа Чону, когда тот пытается поначалу обращаться к ним формально.              Отец Чонгука, как того и следовало ожидать, естественно не произносит ни слова, неотрывно наблюдая за ними с порога кухни. Младший знает, как это работает. Отец всегда так делает. Всегда заставляет пришедших людей чувствовать себя непрошенными гостями, старается сломать их, создаёт неудобную ситуацию просто для того, чтобы посмотреть, действительно ли они достойны присутствовать в его доме. Едва ли десять секунд с момента его появления прошло, а он уже пытается надавить на Чимина этим глупым молчанием.              Боже, Чонгук его временами чертовски ненавидит.              Пак тем временем поворачивается к Чону, и у Чонгука, кажется, сердце замирает в этот самый момент, когда его парень наклоняет в привычной манере голову набок.              — Здравствуйте, — говорит гонщик, однако же руку для приветствия не протягивает. Голос у него тошнотворно сладкий, ресницы трепещут совершенно невинно. Улыбка на его губах говорит куда громче слов — чистейший, почти дьявольский, сарказм прячется под напускной невинностью, с которой он улыбается Чону.              Он испытывает его, добивается того, чтобы старший мужчина первым протянул руку, признал его, поприветствовал и пригласил в свой дом. Улыбка не становится меньше ни на миллиметр, глаза следят неотрывно, и Чонгук почему-то очень хочет своего парня поцеловать прямо сейчас.              — Приятно познакомиться, — говорит Чону, протягивая руку с крепко стиснутой челюстью, когда Чимин встречает жест на полпути и закрепляет рукопожатие, — Чимин.              Улыбка Пака становится немного шире и, возможно, озорнее.              — И мне, — говорит он небрежно, отпуская чужую ладонь и тут же возвращаясь ближе под бок к Чонгуку. Возвращает всё своё внимание маме, и неожиданная искренность в его голосе — это что-то совершенно отличное от того, как он звучал несколькими секундами ранее. — Так что у нас на ужин? Я могу помочь накрыть на стол?                            Чонгук почти весь ужин молчит, уткнувшись взглядом в тарелку и бесцельно гоняя по ней еду. Он толком не ест, просто передвигая содержимое своей порции туда-сюда, пока вся еда у него не остывает.              Чимин, к счастью, кажется, полностью в своей стихии: сидит прямо напротив Чонгука и общается беззаботно с Сонми и Чонхёном, вставляя с молниеносной скоростью свои реплики туда, где пытается вклиниться в разговор Чону. Над столом буквально искрит от напряжения, и каждый может это чувствовать, однако Чонхёну, кажется, нравится то, как их отец отчаянно пытается отстаивать своё главное место за этим ужином.              Каким-то образом, в противовес всем желаниям и попыткам Чонгука остаться незамеченным, разговор очень плавно сворачивает к нему.              — Так, — говорит его отец, а Чонгук продолжает взглядом прожигать дыру в своей тарелке, боясь встретиться с глазами Чону, — ты всё ещё в участке работаешь?              Чонгук вздыхает и кивает, смотря вверх и натыкаясь на неотрывно следящего за ним Чимина, вся беззаботная игривость которого вдруг полностью исчезла с его лица. Выглядит так, будто ему уже очень жалко своего парня, а ведь разговор только начался.              — Слышал, ты какое-то время патрулировал на окраине. Что ты такого натворил, что на тебя повесили такое наказание? — спрашивает Чону, поднося стакан ко рту, но вдруг приостанавливаясь. — Вероятно, что-то очень ужасное.              — Эм, да нет, на самом деле, — отвечает Чонгук, покачав головой, и продолжает тыкать в свой ужин, поставив локоть свободной руки на стол и подперев ею голову, — просто эти смены никто не хотел брать, вот я и вызвался.              — Сядь ровно, — командует Чону, и Чонгук слушается без колебаний, — и смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.              Чонгук чувствует себя чёртовым ребёнком, которого всегда отчитывали за столом за каждое неверное движение.              — Да, сэр, — бормочет он, встречаясь своим взглядом с чиминовским, и всё, что ему теперь хочется, — это просто встать и убежать из этого дома к чёртовой матери. Он скользит ногой под столом в поисках ног старшего, ища хоть какую-то защиту.              Время, кажется, замедляет свой ход, и Чонгук едва слышит, как отец спрашивает его о том, работает он всё там же или нет. Теперь удаётся даже улыбнуться, когда нога скользит по икре гонщика, дразня лишь для того, чтобы получить улыбку в ответ. Ступня заходит немного дальше положенного, и Чимин дёргается от этого слегка, на что Чонгук едва сдерживает хихиканье. Он бы очень хотел продолжить, но отец смотрит прямо на него, поэтому нельзя так рисковать.              — Нет, на самом деле, — отвечает он, буквально отдирая свой взгляд от Пака и возвращая его Чону. Одни эти лёгкие прикосновения к его парню, кажется, достаточно зарядили мужеством, — вернулся в город, но там тоже ничего особенного.              Что-то касается чоновской ноги, и он едва не подпрыгивает, когда осознаёт, что это ступня Чимина. Если ты дразнишь Пак Чимина, будь готов к тому, что он отплатит тебе той же монетой.              Чонгук улыбается своему бойфренду, когда ступня куда-то исчезает снова. Чимин слегка смещается на своём стуле и проводит быстро языком по губам.              — Хотя есть вещи, связанные с патрулированием той дороги, по которым я скучаю, — говорит Чонгук, и Чимин наклоняется вперёд, подпирая подбородок обеими руками. Взгляды встречаются. Младший переводит свой на отца, неожиданно чувствуя себя куда более уверенным, чем раньше. К чёрту всё, что думает его отец; Чимин смотрит на него так, словно он — центр вселенной, и это единственное, что по-настоящему важно.              Пак прикусывает губу, ухмыляясь. Он точно знает, о чём говорит Чонгук, но тем не менее спрашивает:              — Например?              — Ну, это место, где я встретил тебя.              Улыбка на лице гонщика смягчается, голова слегка наклоняется вбок, из-за чего щека прижимается к ладони. Ощущение, будто за столом больше никого не существует: только они, глядящие неотрывно друг на друга. У Чонгука грудь до краёв переполняется неописуемой нежностью, пальцы так и зудят из-за желания прикоснуться к Чимину.              — И как же это произошло? — спрашивает отец, разрушая момент.              Чонгук поджимает губы и смотрит на него.              — Я останавливал его. Несколько раз, на самом деле. Думал, он просто любит беспредельничать, — смотрит снова на Чимина, — оказалось, так оно и есть, только ещё я ему очень приглянулся, так что он продолжал носиться мимо меня, чтобы я преследовал его.              Очередное неловкое молчание повисает над столом. Сонми и Чонхён даже не пытаются что-то сказать, потому что знают, их тут же заткнут. Это только между Чонгуком и его отцом. Когда они говорят, остальные должны помалкивать.              Чонгук возвращает своё внимание Чимину, пока остальные не отрывают глаз от своих тарелок. Пока пара снова занята странными переглядываниями друг с другом, по комнате разносится лишь стук и лязганье столовых приборов по посуде. Что-то такое есть в паковских глазах, что Чонгук никак не может прочитать, однако легко приоткрытые губы и слегка откинутая назад голова — это то, что младший мгновенно узнаёт.              И тут же чувствует потирающуюся о его ногу ступню, сглатывает шумно. Чимин на самом деле собирается сделать то, что он собирается сделать? Здесь? Сейчас? Очевидно, у них обоих ужаснейший самоконтроль, в прямом смысле, но… Серьёзно?              — Сокджин снова твой напарник? — спрашивает Чону, медленно пережёвывая свою еду. Он снова смотрит на Чонгука, требуя к себе внимания, поэтому Чонгук переводит взгляд на него. В этот раз более охотно, потому что Чимин творит какие-то совершенно чертовские вещи со своими губами и языком, который, кстати, вообще неплохо было бы запретить законами по всему миру.              Ступня его поднимается вверх, останавливаясь ровно между чоновских ног, и Чонгук чувствует лёгкое давление на свой член, которое, впрочем, почти сразу же исчезает.              Чонгук сжимает кулаки под столом, сглатывая тяжело и стараясь избегать чиминовского взгляда. Посмотрит если, тогда всё точно совсем плохо станет.              — Эм… я… да, я всё ещё… — вздыхает глубоко, слегка дёргая ногой, когда Чиминова ступня скользит по бедру, — я всё ещё работаю с Сокджином, — заканчивает, смотря на отца, но избегая прямого зрительного контакта всеми своими силами.              Ступня Чимина, которая уже давно без выданного ему у порога тапочка, трёт ощутимо по чужому паху. Чонгук едва верит, что Пак на самом деле такое с ним творит, согнув ногу и слегка поджав ступню, наглаживает и надрачивает Чонов член прямо через штаны. Едва-едва верит в это, хотя нельзя сказать, что хоть сколько-нибудь удивлён.              И всё же они по-прежнему сидят за одним столом с родителями, чёрт возьми.              — А Намджун ещё работает? — в очередной раз спрашивает отец, поднося вилку к губам.              Чонгук дёргается, сканируя быстро взглядом всех присутствующих, чтобы понять, догадался ли кто-то, что именно прямо сейчас происходит у них под столом. К несчастью — к огромнейшему, — когда он смотрит на своего брата, Чонхён тут же начинает пялиться в полупустую тарелку.              Только после этого младший наконец смотрит на своего парня, пытаясь умолять того одними своими глазами. Хотя, если честно, даже сам он не до конца уверен, о чём умолять: остановиться или, пожалуйста, боже, не останавливаться никогда, потому что это на самом деле потрясающе. Откуда вообще берутся такие таланты с настолько умелыми, чёрт побери, ногами?              — Эм… ах… да, — Чонгук кусает губы. Ни за что он не позволит узнать своим родителям, что Чимин делает с ним прямо сейчас. Он выдержит. Проглотит всё, что ему предложит старший. Если бы действительно хотел, мог давно уже остановить Чимина одним своим взглядом, однако он не хочет. Даже близко.              Чонгук облизывается, пялясь теперь прямо на Пака. А Чимин просто ухмыляется, потому что знает прекрасно, что значит этот взгляд. Чонгук подбивает его продолжить; он хочет доказать, что Паку так просто с ним не справиться, какие бы он там карты не прятал в своём рукаве.              — Намджун ещё работает там, — отвечает он, заставляя собственный голос звучать ровно. Выходит слишком холодно и отстранённо, однако, никто этому сильного внимания не придаёт. Они, вероятно, просто думают, что такая отстранённость — это следствие его раздражительности из-за слов отца. Вероятно.              Чимин ведёт языком по зубам, продолжая дрочить Чонгуку ступнёй, пока тот не твердеет совсем, упираясь возбуждением прямо в ширинку брюк. Господи, он чертовски хочет кончить. Если бы его член не стоял так болезненно, он бы придумал себе какую-нибудь отговорку, встал и вышел, забирая Чимина с собой и нагибая его обязательно где-нибудь в ванной. Может быть, заставил бы старшего поработать ртом. Чёрт.              Чонгук кашляет.              — Так, Чонхён, — говорит, не отводя взгляда от Чимина, — как учёба? — он едва успевает спросить прежде, чем стон сорвался бы с его губ. Чонгук сжимает в тонкую полоску губы и кусает внутреннюю сторону щеки как раз вовремя, не позволяя ни единому звуку вырваться из своего рта.              Стоит Чонхёну начать охотно рассказывать о своём университете — достаточно громко, к слову, потому что, очевидно, братец представляет себе, что именно сейчас творится под столом, — как Чонгук тут же расслабляется. Он откидывается спиной на стул; дыхание слегка затруднено, одна рука ныряет под скатерть и касается чиминовской ноги, ведя вверх по щиколоткам и под края штанины, касаясь голой упругой кожи.              С поплывшим взглядом Чимин давит чуть сильнее вперёд, пяткой надавливая на Чоновы бёдра, чтобы тот расставил их пошире, и продолжая водить ступнёй вверх-вниз по болезненно возбуждённой плоти младшего. Скорость его движений увеличивается, но сам он каким-то образом умудряется сидеть ровно, ни единым жестом не выдавая того, что он на самом деле прямо сейчас творит.              Чонгук же практически трясётся на своём месте, хватаясь за край стола, чтобы удержаться ровно. Пальцы на ногах поджимаются, взгляд встречается с чиминовским. Стон едва не вырывается с его губ, и ноги напрягаются невозможно. Чонгук кончает с тихим «ах», член дёргается в штанах, а руки внезапно ударяют по свободной от посуды поверхности стола.              Как только все взгляды устремляются на него, он заходится фальшивым кашлем, делая вид, что подавился чем-то. Переигрывает слегка, заставляя всех переживать по-настоящему, но так они, возможно, не будут анализировать сорвавшийся с его губ звук и не поймут, что только что произошло.              — Ты в порядке? — спрашивает Сонми, протягивая к сыну руку, но тот лишь отмахивается, быстро-быстро кивая.              — В порядке, — говорит, неловко рассмеявшись, — эм, я… — прокашливается ещё раз он и встаёт, прихватывая попутно полотенце, чтобы прикрыть свой пах. — А знаете, что? Хочу принести тот самый альбом, о котором мы недавно говорили, мам. Тот, который набит моими фотографиями с академии.              — Ох, прямо посреди ужина? — спрашивает Сонми.              — Ага. Чимин, пойдёшь со мной? Я покажу тебе свою старую комнату.              — Конечно, прелесть, — отвечает Чимин, вскакивая со своего стола преувеличенно радостно. Его сдержанность поражает. Как только он провернул всё это и не возбудился сам, Чонгуку остаётся только гадать.