Грешники

Yeah Yeah Yeahs — Gold Lion

             Чонгук потягивается, выходя из машины. Пиджак его позабыт на заднем сидении, волосы слегка торчат в сторону из-за того, что Чимин игрался с ними всю дорогу от дома семейства Чон. Его клонит в сон немного, он поворачивается к своему парню, потирая глаза, и замечает того опирающимся о капот машины.              — Хочу скорее завалиться спать. К чёрту этот дурацкий вечер, в самом деле.              Чимин улыбается, подманивая к себе Чонгука.              — Ну, всё не так уж и плохо прошло, — говорит, обнимая младшего за талию, — то есть, мы пару раз поставили папу на место. Я увидел детские фотографии Кукки, а твои мама и брат были очень даже милыми.              Вздохнув, Чонгук отстраняется и садится на капот, притягивая Чимина ближе, однако тот сдёргивает его обратно на землю.              — Не сиди на машине, Чонгук. Серьёзно, помнёшь же.              Чон смеётся, подбираясь ближе к старшему, чтобы обнять крепко, и едва касаясь своими губами его.              — Ты что, думаешь, что я грёбаный слон? Я не вешу столько, чтобы помять машине капот.              — Ага, особенно сегодня, потому что за ужином ни куска в рот не взял. Похудеешь же, если продолжишь в том же духе, — говорит Чимин, тыкая довольно больно в чужой бок и получая ответный щипок на своём, — и всё же, я сильный параноик, если дело касается машин. Ты же знаешь, как сильно я их обожаю.              — Так же сильно, как меня? — спрашивает Чонгук, ступая назад и утягивая за собой Чимина. Он медленно опускается на капот с блестящими озорством глазами, бросая старшему тем самым немой вызов. Тот лишь ухмыляется и наблюдает спокойно, как парень садится окончательно.              — Полагаю, нет.              Чонгук тянет его на себя, устраивая между своих ног и утыкаясь лицом в грудь. Водит руками вверх-вниз по спине гонщика и выдыхает довольно, чувствуя путающиеся в собственных волосах короткие пальчики.              — Ты… действительно справился с моим отцом. Я правда думал, что он тебя совсем выведет.              — Честно, я хотел зарядить по его лицу кулаком, но твой брат сидел между нами, — отвечает Чимин, наклоняясь, чтобы поцеловать Чонову макушку, — ты прав, он придурок.              — Ох и поебать, — Чонгук отстраняется, пальцами дразняще касаясь чужой талии. Он задирает рубашку старшего, лаская уже голую кожу и глядя неотрывно на своего парня. Во рту у Чимина резко пересыхает, желание простреливает всё его тело как мощный электрический заряд — резкая нужда в Чонгуке, во всём, что он готов предложить.              Чимин ухмыляется кривовато, корпус прижимается ближе, глаза горят возбуждённо.              — А знаешь, я бы мог поебать тебя.              В любой другой раз Чонгук принял бы это за шутку и посмеялся, но прямо сейчас, как думает Чимин, это, возможно, то, чего младшему действительно не хватает. Чонгук притягивает к себе старшего за грудки, горячо и судорожно целуя, пока чиминовская рука не хватает его, удерживая на месте и перехватывая инициативу.              Необъяснимая жажда овладевает Чимином, пока он никак не может напиться сладким дыханием Чонгука, насладиться его губами, языком. Он оттягивает его голову за волосы, открывая себе доступ к горлу младшего, укусами спускаясь вниз до тех пор, пока не добирается до оставленного им ранее засоса. Смакует тихие стоны, которых Чонгук стесняется каждый раз, когда Чимин берёт его.              Чон отпускает гонщика, упираясь руками в капот и позволяя Чимину взять полный контроль над ситуацией. Старший ведёт ладонями вверх по торсу Чонгука, касаясь достаточно легко, чтобы заставить тело под руками вздрагивать и дрожать, хотеть и просить больше, хоть никогда и не будет достаточно. Чимин хочет видеть перед собой отчаянного Чонгука, нуждающегося, вымаливающего ещё и ещё.              Чимин отстраняется, обходя машину и ныряя внутрь. Чонгук оглядывается, выглядя уже слишком разбито, ожидая новых прикосновений. Когда блондин возвращается, Чон смеётся в голос, падая спиной на капот и качая головой.              — У тебя смазка распихана по бардачкам всех твоих машин, что ли? — спрашивает, снова ровно садясь, на что Чимин только смотрит с приподнятой бровью.              — Возможно.              — Думаю, возможно, у тебя проблемы.              — Ага, — мурчит Чимин, шагая вплотную, нос к носу с Чоном, — проблема заключается в том, что я живу с чертовски горячим бойфрендом, — ведёт пальцами вверх по груди к горлу. — Знаешь, мне ужасно тяжело перед тобой устоять.              Чонгук усмехается.              — Ну, по крайней мере, честно говоришь, — притягивает к себе Чимина за бока, слегка поворачиваясь, чтобы прижать того к машине, однако старший разворачивает его обратно.              — А, а, — возражает Чимин, затем хватается за ремень младшего, разворачивает к себе спиной и, проведя нежно рукой вдоль позвоночника, нагибает того над машиной. Чонгук укладывает руки на капот, пока старший поглаживает его и целует горячо шею, — давненько я тебя не трахал, верно?              Трогает беззастенчиво дальше, пока ладони властно не ложатся на чоновские ягодицы, а в штанах возбуждённо дёргается член от того, как младший облизывает свои полуоткрытые губы.              — Давненько, — соглашается Чонгук, и ухмылка на его лицо подтверждает предположение Чимина: именно этого Чон и хотел.              Чимин мнёт чужой зад, впиваясь пальцами в ягодицы, а после с нажимом проводя ладонью между ними.              — Расстегни рубашку, прелесть, -командует он, разгибая Чонгука, целуя его в этот момент вдоль шеи и ладонями в очередной раз скользя по талии, но в этот раз для того, чтобы расстегнуть ремень на брюках.              Вынимает его даже из шлёвок, сворачивая пополам и ведя медленно вдоль по оголившейся чоновской груди. Пальцы давят аккуратно на горло, в то время как губы мягко зацеловывают линию челюсти. Чимин смотрит вперёд, замечая, что Чонгук пялится на него в отражение лобового стекла, и ухмыляется.              — Посмотри на себя, — шепчет, откидывая ремень на капот и расстёгивая чужие брюки, тут же ныряя под них руками. Касается члена младшего сквозь бельё, — кто бы что ни говорил — это не имеет значения, — улыбается шире от того, как Чон закидывает голову назад, дыша шумно через нос, и забирается рукой теперь в трусы. Прикусывает игриво нежную кожу на подбородке, — ты всегда так прекрасно смотришься на моём члене.              — Чёрт… Чимин, просто… — выдыхает Чонгук, закидывая руку Чимину за шею и втягивая в спешный поцелуй.              Чимин позволяет себя целовать, позволяет зубам младшего терзать его нижнюю губу, толкаться языком глубже в рот. Рука на горле скользит выше, прерывая поцелуй для того, чтобы два небольших пальчика с нажимом надавили на Чоновы губы. Чонгук послушно берёт их в рот и поворачивает лицо в сторону гонщика, охотно проходясь по ним языком и засасывая во влажное тепло.              Подобное лишает дыхания: то, как Чонгук смотрит в ответ поплывшим взглядом, как его розовые губы смыкаются на костяшках пальцев, а всё тело, горячее и податливое, буквально вымаливает себе всё больше и больше прикосновений. Чимин вдруг осознаёт, что недостаточно часто говорит младшему о том, какой он на самом деле красивый.              Вынув из чоновского рта свои пальцы, оставляя за ними тонкую ниточку слюны, блестящую на подбородке, Пак заменяет их губами, ощущая кипяточный выдох на своём лице. Руки касаются жадно пресса старшего, расстёгивая рубашку того и распахивая. Чонгук тут же припадает поцелуями к чиминовским ключицам. Гонщик позволяет себе откинуть голову назад и рукой добраться до задницы младшего, дразня пальцами сжимающуюся дырочку. Стоит ему только коснуться, как Чонгук едва не давится воздухом, впиваясь больно зубами в кожу.              — Игрался с собой, Чонгук? — спрашивает Пак, вставляя пальцы лишь на несколько сантиметров, а обволакивающее нутро Чонгука тут же охотно затягивает в себя, по-прежнему достаточно плотно, но, очевидно, весьма мягко после игрушки. — Как следует подготовился, верно? — смеётся едва слышно в самое ухо, сжимая одну из ягодиц свободной рукой. — Я знал, что ты не просто так долго торчал в душе перед уходом.              — Я… — голос Чонгука срывается, когда Чимин толкает пальцы глубже, — д-да. Мы не так часто меняемся… Я просто… хотел…              — Ты же знаешь, что можешь просто подойти и попросить, я с удовольствием трахну тебя. Я абсолютно точно не против, — сжимает напрягшуюся ягодицу в очередной раз, вставляя пальцы так глубоко, как только может. Чонгук кусает губы, сдерживая стоны и спешно расстегивая штаны старшего, желая его голой, ничем не скрытой кожи, желая их потирающиеся друг о друга члены и те пальцы, что так восхитительно растягивают его, — ты же знаешь, я для тебя что угодно сделаю.              Чонгук кривит губы в ухмылке, и Чимин тоже невольно улыбается. Он знает этот взгляд, знает, когда Чон перестаёт мешкать и просто озвучивает вслух то, чего действительно хочет. Он не требует обычно, не умеет делать это так, как Чимин — только учится, к слову, и довольно успешно.              — Ну, тогда, возможно, — дыхание застревает в горле из-за того, что Чимин сгибает пальцы внутри, — поработаешь немного своим языком?              Усмехнувшись, Чимин вынимает пальцы из Чонгука и разворачивает его, снова раскладывая прямо на капоте. Низкий Чонов смешок вибрирует во всём чиминовском теле, заставляет хотеть как можно скорее войти в Чонгука и трахать его до потери сознания.              — Значит, я сидеть на капоте не могу, машина помнётся, — возникает Чон, пока старший опускается позади на колени, облизываясь и хватаясь пальцами за ягодицы, — но тебе меня на ней трахать можно?              — Я купил её, значит именно я правила и устанавливаю, — Чимин наклоняется вперёд, разводя ягодицы в стороны и быстро мажа языком по дырочке. Чонгук слегка дёргается вперёд, всегда невероятно чувствительный к самому малейшему прикосновению. У него колени едва не подгибаются, стоит только Паку прижаться ближе лицом, губами дразня сжимающийся вход, а после проникая внутрь языком.              Чимин дразнит мягкие края большими пальцами, иногда позволяя одному проскальзывать внутрь вместе с языком. Откуда-то из глубины чоновской груди начинают звучать протяжные стоны. У Чимина собственный член уже стоит железно и болезненно от того, как тихо поскуливает Чон, выстанывая имя старшего сквозь стиснутые зубы и бормоча что-то о том, как ему хорошо.              Рука Чонгука зарывается в волосы старшего, удерживая того на месте. Чимин продолжает охотно, умело работая своим потрясающе горячим, упругим и длинным языком. Гараж наполняется влажными чмокающими звуками, а ещё стонами Чимина, чей язык находится максимально глубоко в заднице его бойфренда. Вибрации от его стонов кружат Чонгуку голову, свободная рука невольно ударяет по капоту, пока младший стонет разбито, утыкаясь взмокшим лбом в гладкую поверхность машины.              Он звучит так прекрасно, кажется, где-то на вершинах удовольствия, что Чимин почти не хочет останавливаться. Однако он встаёт, ведя руками вверх по спине младшего и полностью задирая рубашку того.              Пак прихватывает смазку с капота и открывает её, улыбаясь отражению своего парня, неотрывно за ним следящего.              — Чего ты хочешь, Чонгук? — спрашивает гонщик, тем не менее уже смазывая свой член и прекрасно зная ответ на вопрос.              Он хочет, чтобы Чонгук попросил, просто потому, что ему нужно услышать те самые слова, чтобы Чонгук и сам понял, что ему не за чем стесняться перед Чимином. Если он хочет, он может просто попросить. Ему незачем лишать себя удовольствия от пассивной роли, от чувства полной заполненности и затраханности.              — Чёрт… Чимин, ты уже… знаешь, чего я хочу, — стонет младший, подаваясь назад к Чимину, только почувствовав дразнящую вход головку.              Пак гладит его вдоль позвоночника и сжимает в очередной раз ягодицы.              — А может, нет. Скажи мне, прелесть.              Чонгук сильнее утыкается лбом в капот, зажмуриваясь и, кажется, сгорая в угли под собственной кожей. Так очаровательно выглядит, что Чимин едва сдерживается. Но он собирает последние силы в кулак и ждёт, а секундами позже Чонгук бормочет еле слышно:              — Просто трахни меня уже, Чимин. Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты взял меня.              — Идеально, — Чимин проводит пятернёй по влажным волосам младшего, — подними бёдра повыше, малыш, чтобы твой член не тёрся о капот.              Чонгук упирается руками о капот, задрав повыше зад и повернув голову набок, чтобы иметь возможность наблюдать за Чимином. Тот приставляет член к жадно сжимающейся дырочке. Он толкается вперёд, выстанывая от обволакивающего его тесного жара, втягивающего в себя так, словно там ему и место.              Чонгук выгибается красиво над чёрным капотом, контрастируя с ним своей светлой кожей. Он прижимается плотно щекой к нагретому им же металлу, жмуря глаза и блаженно улыбаясь. Чимин упивается тем, как короткие ногти бессмысленно скребут капот с каждым отвоёванным сантиметром внутри. Можно кончить от того, каким распущенным становится младший от чиминовских прикосновений, просто от того, что вошёл в его прекрасный зад, влажный и скользкий благодаря смазке.              Чонгук отдирает свою руку от машины и заводит назад, поглаживая Чиминово бедро и глядя из-под дрожащих ресниц на старшего.              — Ч-чёрт, гораздо лучше, чем грёбаная игрушка, — выдыхает Чонгук, приподнимаясь на одном локте. Сжимает снова бедро гонщика, — не жди, малыш. Просто возьми меня уже.              Возвращает руку обратно на капот, а Чимин едва не расплывается от милого прозвища, от вида податливого и нуждающегося Чонгука. Всё его тело приобрело лёгкий розоватый оттенок, особенно пылающие из-за желания щёки.              Пак ведёт ладонями по чоновским рёбрам, пока тот устраивает удобно ногу на бампере, полностью ложась грудью на капот. Чимину так удобнее двигаться, поэтому он выходит медленно и резко толкается обратно, заставляя тело младшего тоже слегка дёрнуться вперёд.              Такой тесный, и внутри всё так восхитительно дрожит из-за каждого толчка. Чонгук стонет разрушено из-за каждого влажного движения по чувствительным стеночкам внутри. Так много времени прошло с того момента, как они делали это. Чимину стоит очень постараться, чтобы не кончить слишком рано. Он хочет потянуть момент.              — Гук… — Чимин прикусывает свой язык, глотая стоны и снова толкаясь внутрь максимально глубоко. Он наклоняется ближе, целуя вдоль позвоночника младшего, водя беспорядочно руками по горячей коже и вырывая судорожные выдохи. Пак подхватывает ремень, войдя на полную длину и замирая так, смакуя вид тяжело дышащего Чонгука. Выглядит так, словно он в раю как минимум: глаза прикрыты, влажные ладони еле держатся за капот, бёдра подаются назад, требуя ещё больше. Ему нужно гораздо больше.              Чон дёргается из-за горячего дыхания, разбившегося о кожу на затылке, губ, целующих за ушком, и языка, повторяющего форму чувствительного хрящика. Он дышит бесшумно через рот, дергается всем телом, когда Чимин в очередной раз толкается бёдрами вперёд, ложась грудью младшему на спину и не оставляя ни миллиметра между ними — только общий жар и пот.              Чимин отстраняется достаточно для того, чтобы провести кожаным ремнём вдоль позвоночника, следуя за ним дорожкой коротких поцелуев.              — Хочешь, я свяжу тебя? Как мы обычно делаем с наручниками? — Чимин касается губами шеи, оставляя на ней темнеющий засос. Наблюдает, как наливается его метка багровым на нежной коже. — Я могу связать тебе руки за спиной, использовать этот ремень, чтобы удерживать твоё тело на месте или помогать себе натягивать тебя на член.              На мгновение кажется, что Чонгук вовсе не способен говорить, затем он изворачивается так, чтобы посмотреть прямо на Чимина. Рука тянется к его волосам, притягивая для горяченного поцелуя, который больше похож на укусы, на самом деле, и противостояние их языков. Чимин выдыхает шумно, дрожащими руками прижимая их тела друг к другу. Снова входит в младшего глубоко, растрахивая с нескончаемым упорством.              И где-то в их развязные поцелуи Чонгук просит, чтобы его связали, чтобы нагнули и разрушили уже до конца. Так что Чимин кусается в последний раз и давит на спину, снова склоняя над капотом, замедляясь и связывая руки младшего за спиной. Быстро связывает запястья между собой и перехватывает самодельные наручники одной рукой.              Пальцы совсем невесомо гладят по спине, пока Чонгук выгибается в очередной раз, упираясь щекой и плечом в капот с нависающим над ним Чимином. Тот держит крепко за ремень и бедро, отстраняется, оставляя внутри лишь головку, сжатую дрожащим колечком мышц, пока Чонгук не начинает просить вернуть член обратно.              Для старшего почти удар смотреть за тем, как его плоть погружается медленно обратно, исчезает в Чонгуке, который стонет безостановочно его имя. Весь Чон натянут как тетива: мышцы на руках проступают отчётливо от напряжения, а влажные стеночки внутри сжимают слишком плотно, доводя до головокружения.              Чимин закидывает голову назад, размеренно трахая своего парня. Член его исчезает в младшем снова и снова, охотно затягиваемый в горячую тесноту с каждым толчком всё сильнее на каждом движении чоновских бёдер навстречу. Чимин стонет едва ли не больше Чонгука, и его собственное тело трясёт из-за каждого движения, а колени, кажется, вот-вот подогнутся, и он свалится вовсе. Особенно когда Чонгук упрямо сдерживает голос, стоит только паковскому члену попасть по его простате.              Руки у младшего сжимаются в кулаки, а лоб, мокрый из-за пота, снова упирается в капот. Нога, которая была на бампере, закинута теперь на тот же капот, а тело полностью согнуто пополам перед Чимином.              Они впадают в какое-то безумие. Гараж наполняется рычанием, стонами и звуками шлепков кожи о кожу. И всё это время Чонгук только и делает, что просит больше, пользуясь любой возможностью, чтобы и самому сильнее насадиться на Чиминов член.              Он старается — так отчаянно старается — выдавить хоть слово, стонать имя Чимина, хвалить его, но буквально давится собственными предложениями. Горло из-за стонов дерёт, а в голове слишком туманно для того, чтобы формировать какие-то фразы. Его рваных вздохов и поскуливаний становится всё больше и больше, голос становится выше по мере того, как он всё ближе и ближе подходит к разрядке, а ощущение стимулирующего его простату Чимина вообще едва ли не за грань толкает.              И вдруг Пак останавливается, оставаясь в Чонгуке, но отпуская его связанные руки.              — С-слишком близко, — говорит он, звуча ровно так же слабо и разбито, как Чонгук, — не хочу останавливаться, прелесть. Я пока не готов.              Чонгук вытягивает шею, чтобы посмотреть на отражение Чимина, наблюдая за тем, как старший прикрывает глаза и вздыхает глубоко, а затем смотрит прямо на Чонгука. Улыбается, поглаживая ладонями по спине.              — Ты так прекрасно выглядишь, Чонгук, — шепчет, кусая свою нижнюю губу, — особенно сейчас, — тянется рукой вперёд, чтобы убрать волосы с Чоновых одёрнутых поволокой глаз, — так прекрасно принимаешь мой член.              Чонгук стонет, снова прикрывая глаза. Он не может больше ждать. Кожа у него уже начинает остывать, а этот пьянящий туман рассеиваться из головы. Его подобравшийся слишком близко оргазм откатывает назад, и сейчас, наверное, он сможет продержаться чуть дольше. Всё, чего пожелает Чимин. Всё, лишь бы Чимин хвалил его так же и дальше на ухо.              Когда Чимин наклоняется снова, целуя за ушком и толкаясь бёдрами вперёд, Чонгук едва ли не хнычет от облегчения. У него словно все силы выжали, оставив горящее и колющееся тело, которое едва ли не огнём горит от того, как Чимин безжалостно стимулирует тот самый комок нервов. Пак тоже готов кончить в любую секунду, так же нуждается в этом, как и Чон.              — Так хорошо, — бормочет на ухо, — ничто… ничто с тобой не сравнится… — кожа к коже, — я такой… такой счастливчик, что ты мой, прелесть, — Чимин упирается одной рукой в капот рядом с младшим, а другой держит его за бедро, позабыв совсем про ремень, — такой счастливчик… что могу… трахать тебя, Кукки.              У Чонгука тело, кажется, плавит капот, когда он кончает без предупреждения, так к себе ни разу и не прикоснувшись, пачкает спермой машину под собой. Чимин глаз не сводит с младшего, впитывая в себя каждое выражение на его лице, то, как он морщится от удовольствия, как напрягается всё его тело, замирают бёдра. Старший отстраняется, чтобы как следует всё рассмотреть, запомнить полностью разрушенного под ним парня, потому что это самое прекрасное, что ему когда-либо доводилось видеть.              Чимин хочет отстраниться, планируя кончить на приятно розового оттенка зад младшего, однако Чонгук не взирая на слабость тянется к нему, останавливая.              — Не надо… не надо… — задыхается он, — хочу, чтобы ты кончил в меня, малыш. Пожалуйста.              Чимина передёргивает. Слова младшего и первобытное, чистое желание в его голосе полностью уничтожают и его самого, затапливая концентрированной эйфорией. Его не нужно просить дважды продолжать терзать Чонгуков зад, раскрасневшийся из-за силы, с которой Чимин бьётся об него своим пахом.              Влажное скольжение сопровождается хриплыми стонами, необычно высокими для Чонгука. Однако он такой чувствительный, что всё его тело буквально дрожит, а кончики пальцев колет от удовольствия. Ему определённо это нравится. Очень нравится, так что он теперь понимает, почему Чимин такой фанат гиперстимуляции, почему просит Чонгука продолжать трахать его, даже если сам уже едва может это выдержать.              Если Чимину захочется зажать его где-нибудь ещё пару тысяч раз и заниматься с ним сексом ночь напролёт, Чонгук с радостью разложит себя и примет всё, что ему дадут. Ему даже кажется, что он может снова возбудиться, однако гонщик больше сдерживаться не в силах. Он совсем сходит с ума, желая кончить, и цепляется рукой в Чоново плечо, оставляя после своих ногтей на коже глубокие отметины-полумесяцы.              Чонгук жуёт собственные губы и жмурится, пока не ощущает, как толчки Чимина становятся совсем хаотичными, теряют прежний ритм. Младший тут же смотрит на кончающего Чимина через отражение в лобовом стекле. Он наслаждается приоткрытым ртом старшего, с которого так и сыплются громкие стоны, сведёнными к переносице бровями и морщинкой между ними, пока Чимина разносит окончательно оргазм.              Вялая, довольная улыбка расцветает на губах Чонгука, когда он чувствует тёплую влагу внутри. Хватка Чимина постепенно становится слабее, бедра толкаются вперёд ещё пару раз и замирают на месте.              Паку кажется, что таким слабым после секса он себя никогда не чувствовал, да подумать даже не мог, что когда-нибудь будет чувствовать себя так, словно душа покинула тело. Но опять же, это же касается их с Чонгуком, а единственное, что они уяснили давно, — это то, что затрахивать друг друга до полусмерти у них выходит мастерски каждый чёртов раз.              Чимин развязывает ремень и откидывает его в сторону, наклоняясь вниз, чтобы оставить поцелуи на чоновской спине. Отступает на шаг, позволяя члену выскользнуть из задницы бойфренда. Сперма тянется тонко следом, стекая по бедру, и Чонгук застонать готов от этого ощущения, словно ощущение вытекающего из него семени старшего — это лучшее, что есть в жизни.              Чимин разворачивает его к себе лицом, зарываясь ладонями в волосы и втягивая в поцелуй. Хотя он не целует сразу, просто упираясь своим лбом в лоб младшего и выравнивая дыхание, смакуя тепло горячих чоновских ладоней на своей талии.              — Видишь? Я же говорил, — шепчет Чимин, чуть наклоняя голову и соединяя их губы, — чертовски идеально.              Чонгук посмеивается тихо, утягивая старшего в поцелуй. Тела их жмутся друг к другу, и быстро остывающий пот по-прежнему единственное, что есть между ними.              Однако, они остаются тёплыми в объятиях друг друга. Грязными и липкими, но тёплыми.