Акт четвёртый
20 мая 2018 г. в 13:10
...Мы прибыли к воротам Минас-Анора, когда солнце едва позолотило вершину Миндоллуина. Город выглядел настороженно. Тем не менее, впустили нас как ни в чем ни бывало (что по отношению к таким чужеземцам, как я, во время смуты выглядело, мягко говоря, странно). Князя встретила весьма необычная персона - Хранитель Братства Живой Памяти Государя Элессара Орторан. Не знаю, было ли то предвиденье или просто следствие пережитого, но он - первый в Королевстве, кто не понравился мне сразу. Уж шибко складно да гладко говорил - заслушаешься, прямо Саруман... Да вот только не верили мы. После кошмарной ночи - не верили. Я смотрю на князя. Вижу - он тоже не верит.
А Хранитель меж тем витийствует, Хранитель заливает - мол, все в порядке, в Умбаре вновь законное правительство, зачинщики мятежа схвачены и ныне предстанут перед судом... Государь - да, в беспамятстве, но это от того, что его дух борется с Тенью, явившейся, несомненно, вследствие умбарского мятежа, он пренепременно скоро очнется, кстати, адмирал Мортанг: лорд-капитан Умбара, тоже жив... несколько минут мы молчим, парализованные этой медоточивой наглостью, а потом князь и спрашивает: «А почему, собственно, я говорю с вами, а не с сестрой короля?»
Хранитель и здесь нашелся: она-де не может, ибо пребывает подле короля... Позднее я видел ее - и у меня отлегло от сердца. Идя в Минас-Анор, я терялся в догадках: кто поднял руку на Государя, кому это выгодно? И мысль о том, что таковое выгодно сестре его величества, раз за разом преследовала меня, хоть я и гнал ее всеми силами. Как же тогда «Черное Древо»? Нет, нет, слишком страшно - если поверить в это, нельзя верить уже никому! Но увидев ее, я понял - она невиновна. Сие письменами скорби начертано на ее лице... Но это было потом - а ныне мы сгрудились вокруг поющего соловьем Хранителя. Кажется, именно тогда кто-то вполголоса назвал Братство Живой - Братством Ложной Памяти Государя Элессара. Ах, как крепко прилипло к нему сие прозвище! Но вот князь делает мне знак - и я повинуюсь.
Это было оговорено заранее - я иду в ставку Рохана проповедовать Учение Любви, а на самом деле - посмотреть, что там и как. В жизни у меня было множество ремесел, но шпионю я впервые и оттого немного волнуюсь. Но клятва есть клятва - я иду.
Роханцы встретили меня лучше, нежели я ожидал после безобразия у ворот в тот достопамятный день, когда они послали нашего князя к Морготу. Я обнаружил вполне простосердечное сообщество, подобное Итильену, но... с некоей червоточинкой, трудновыразимой словами. Уж слишком подчеркнутыми были у них патриотизм, дисциплина и многое другое. А еще они воистину никому и ничему не верили, куда больше, чем мы, хоть и не пережили страшной ночи меж Светом и Небытием.
Узнал я немного: вряд ли они хоть как-то причастны к смуте; ни Итильену, ни Столице, ни кому бы то ни было не доверяют, а в жизнь уж очень рьяно проводят политику «держать и не пущать». При мне была изловлена дочь умбарского ювелира, у коей были найдены вещи из Мордора. Она утверждала - то вещи ее покойного отца. Не знаю, что и думать - похоже, наш князь прав, говоря, что столичные богачи спят и видят, как бы приобресть хоть что-то, вынесенное из Черной Страны.
И еще нечто странное видел я - роханский патруль задержал человека, полностью потерявшего память. Он не ведал, как его имя и откуда он идет, говорил лишь, что он - священник и пророк Эру Единого... Что-то многовато развелось в Королевстве пророков: то шаман из Примордорья, пожаловавший к нам неделю назад, то странный жрец, провозгласивший себя воплоением Берена и Лютиень сразу, то харадцы с Законами, вастаки с Драконами... слетаются, что мухи известно куда, не к добру это...
...Конечно, не к добру - ведь в котомке этого «священника», меж тряпок и объедков, запечатанный в Зрячем Камне, обретаюсь я! Мой «проводник» таки-окончательно сбрендил и вообразил себе невесть что. Придется его сменить... Скорей бы!
Я рассказал князю все, что видел, добавив, что у роханцев все спокойно, за исключением того, что силы Света в их головах успешно победили силы разума. Князь пошутил: мол, в Столице бюрократия давно одолела и Свет, и Тьму. Время до суда над умбарскими смутьянами еще было - я решил прогуляться. Ничего особенного я не узрел, за исключением странного хоббита. Их тут целое поселение, я видел их и уже успел привыкнуть, но этот... он бахвалился, что является прямым потомком Мэриадока, и утверждал, что половина Алой Книги – ложь, и при этом был мертвецки пьян. Мне стало горько, что у Мэрри есть такой потомок...
...Мне, представь себе, тоже. Оттого, что я не могу вылезти из Камня и свернуть шею этому обормоту и всем ему подобным. Ненавижу Малый Народ! За Фродо и Сэма, за все, что те содеяли! Каждого бы убил, своими руками! Жестоко, скажете вы? А вы когда-нибудь дерзали представить, что это - смерть души? Вы побледнели? Екнуло сердце? То-то!
Ныне я чувствую себя много лучше, если это можно так назвать. Контакт со зрением и разумом «проводника» сохраняется, даже когда он не глядит в Палантир. И все ж... не было и нет слов, которыми я смогу объяснить, что утратил. Что есть жизнь без сил, каково помнить - и не мочь, помнить о том, как тело было тебе лишь одеждой, которую ты менял по сто раз ко дню, как зрил ты суть вещей, лишь прикоснувшись к ним, как превращал их одним только желанием, движением ума. Помнить о глазах, видящих далеко за горизонт, об острой мысли, способной охватить бытие великого множества существ, о неведомой Воплощенным способности думать с ними в унисон, о непонятных им радостях обратиться в вихрь и взмыть к небу, пройти сквозь твердь и искупаться в подземном пламени, шагнуть в другие области мира, которые даже ум ваш вместить не в силах! Отруби себе руки и ноги, залей воском уши и выколи глаза, распни обрубок тела своего на мириадах нитей, дабы не чувствовать прикосновения земли – и ты поймешь лишь тысячную долю того, чего лишился я, став тенью...
И коль у меня пока нет рук, чтобы задушить тебя - да приснится тебе все это в похмельном сне, всепьянейший потомок Мэриадока!
...Пьяный хоббит внезапно замолчал и зябко поежился, наверно, ощутив мой взгляд. Впрочем, мне было уже не до него - я узрел Эльфов. Сразу четверых! Средь них была «наша» эльфийка, незнакомая мне воительница, совсем юный эльф и... тот, кого мы принимали за старого Следопыта! Но теперь он выглядел иначе: величественный, царственный... Неужто... сам Кирдан Корабел? Я прислушался. Безумная догадка подтвердилась...
...Ах, как она прекрасна, эта эльфийская дева. Залюбуешься - и влюбиться недолго. Хотя бы чуть-чуть... Чуть-чуть влюбленный - все равно, что чуть-чуть беременный! - сам себе говорю я, дабы развеять романтический бред. Когда-то я, помнится, книгу читал, цельный романище, «Освобождение», кажется - подробную историю Берена и Лютиень. Вот это - любовь! А тут... «А ведь влюбленным-то я никогда и не был, несмотря на наше Учение», - пронеслась незваная мысль.
Потом я зашел в библиотеку. И почему-то спросил материалы по Темным Культам последнего времени. Как ни странно, мне их дали (не иначе - ввиду ныешних событий. Сами, небось, проштудировали сии манускрипты вдоль и поперек - где уж тут отказать!). Но вскоре я отложил рукописи в сторону - читать это было невозможно: описания жертвоприношений были омерзительны и ужасающе однообразны.
Но один ритуал запомнился своей... необычностью. Измыслил его некий «пророк Тьмы Светозарной» (снова - пророк!), и утверждал он, что Гортхаура вполне можно воскресить, если пятнадцать человек с искренней верой в правоту своего дела вонзят моргульский клинок в вершину Миндоллуина. «Почему именно пятнадцать? - вслух спросил я. - Он что, обслушался в умбарском кабаке песенки “Пятнадцать человек на сундук мертвеца?”» Я рассмеялся еще раз, чтобы заглушить жуткое чувство, почему-то вызванное в душе этим ритуалом.
Глашатай объявил, что суд вот-вот начнется - и я поспешил к Миндоллуину. По дороге меня нагнал старый знакомый - кардоланский дворянин, мы подружились ещё на празднике. Я поделился с ним своими злоключениями. Он тоже хотел что-то рассказать, да не успел - дорогу нам преградило... мертвое тело. Скорчившись в луже крови, на обочине лежал архивариус.
На наш крик прибежали люди. Тело унесли, а мы, потрясенные его таинственной смертью, все же пошли на суд, надеясь, что многое разъяснится там.
Суд вылился в сущую пародию и словоблудие. Если бы не вовремя поданная идея пригласить эльфов - виновные могли бы отделаться легким испугом. А так - их приговорили к изгнанию. Впрочем, один из главных виновников мятежа - харадский купец Саид - бежал до суда. Эх, порядочки...
...Вижу юного наследника. Странно - еще один человек в Столице, не нравящийся мне, и это - сын Государя! Та же «червоточина», что и в Орторане. Почти та же... Да что же это?
По окончании судилища я решил попытать счастья в своем главном деле и, после недолгих колебаний, обратился с просьбой о допуске к Палантиру к самому Хранителю Орторану. Тот согласился тотчас и, в обмен всего лишь на подробный рассказ о том, что я увижу в Камне, препроводил меня к Хранителю Ключей, а тот повел меня вниз, в подвалы. Оказывается, теперь Палантир хранится не в Белой Башне, как встарь, а в подземелье глубоко под городом.
...Вот она - большая шкатулка резного дерева на каменном столе. Хранитель осторожно открывает ее, и даже мне, ни разу не видевшему Зрячий Камень, ясно: передо мной - простая стекляшка. Палантир бесследно исчез...
Остаток дня описывать не стану - все люди сокрушаются о пропаже одинаково. А вот в родном Итильене нас ждало нечто интересное. Сначала мы услышали очень громкий голос, а потом узрели эльфа. Таковым оказался Нар - последний оставшийся в Средиземье из народа Майдроса - сына Феанора. Я мало хорошего слыхал о феанорингах, но сейчас, в годину бедствий, его тысячелетний боевой опыт неоценим. А выглядел он чрезвычайно воинственно... Похоже, мой первый ученик нашел себе кумира. Что ж, чем бы дитя ни тешилось... А почему «первый»? Да потому, что теперь у меня есть второй - наш друг Эриэнар. Он пожелал постичь Учение Любви - и меня это радует чрезвычайно... Да, совсем забыл - кто-то с упорством, достойным лучшего применения, вновь и вновь оскверняет наш путевой знак, рисуя на нем Багровое Око и надписи вроде «Тьма обретается здесь!». Ну, кому мог помешать ни в чем не повинный указатель? Или есть люди, почему-то затаившие обиду на Итильен и теперь вымещающие злобу на безответном камне?
...Снова - слухи, да еще - какие: одна из бьернингов в Столице слышала - Хранитель Орторан распорядился уничтожить некие манускрипты в Доме Памяти. Народная молва тут же связала это с мятежом и гибелью архивариуса. Я верю - но не совсем. Да, я замечал в Орторане нечто, и теперь это нечто вроде бы подтвердилось, но... Допустим, Орторан готовил мятеж (в пользу малолетнего Наследника, например, чтобы потом стать регентом и воспитать его в своем духе, а умбарцы - лишь таран, прикрытие, хотя - как знать...), быть может, даже использовал колдовские силы (какое-нибудь Младшее Колечко из Мордора, например, при его-то познаниях - почему бы и нет?), повредил Государя (хотя вот это сомнительно: Государя смотрели эльфы и подтвердили - он собственной волею борется с Тенью), а теперь, после того, как «фокус не совсем удался», «прячет концы в воду»... Нет, нет, слишком просто. Уж сны о Черном Древе это никак не объясняет, разве что если Хранитель просверлил дырочку к самому Морготу...
Кстати, мне уже не раз рассказывали - сны о Древе начались после еще одного, огромного видения, весьма сходного с нынешними событиями... Владыка Ирмо предупреждает нас... о чем? И тут до меня дошло - Хранитель действительно повинен, но не в мятеже, о нет - все хуже, много хуже, хуже, чем мы способны представить. И он не один, далеко не один, и не является единственным зачинщиком, хоть и знает более многих, и нити этого дела ведут далеко... очень далеко, и всяческие неприятные мелочи, что лицезрел я в Королевстве, на самом деле как-то связаны...
Опять приходит на ум роман, прочитанный в юности - сочинение некоего Элмера из Дэйла «Восставшие» - фантазия о грядущем, написанная, несомненно, под впечатлением «Алой Книги Западного Крома». Там «главный злодей», искренне веруя в правоту своего дела и опираясь на людскую мстительность, жажду «взять и поделить поровну» и стремление «воздать всем по делам их», сначала опустошает пол-мира, а потом освобождает Моргота, нечаянно воплотив его в самом себе. А остановил его, предотвратив Последнюю Битву, другой одиночка - хоббит, с немногими друзьями пошедший против всех мнений и успокоительных речей, во имя Высшего Долга, до конца... С чего это вдруг в мире разошлось столько книг о Конце Арды... Нужели?
...Размышления мои прерваны еще одним сюрпризом - прибыли дон Мамуда и донна Эрна. В Умбаре снова переворот. И они вновь бежали...
А еще говорят, что милая эльфийская дева, та самая, с коей я говорил в самом начале и которая столь нежданно пленила мой взор, захвачена в плен злыми гномами и находится неведомо где... Сердце мое плачет по ней - и по Палантиру, ибо Зрячий Камень в этом деле был бы неоценим. С ним было бы возможно найти и освободить её, но сейчас - увы-увы, я не имею права покинуть Итилиен неведомо куда да неведомо насколько, ибо дал присягу боронить его до последнего вздоха...
А князь, ввиду нового умбарского мятежа, объявляет осадное положение. Двое наших орков приведены к присяге - и мы принимаемся не спеша готовить крепость ко вполне вероятной битве. Ведь власть в Умбаре на этот раз захватили не сепаратисты, а пираты с разбойниками и примкнувшие к ним военные. Мы обоснованно опасаемся набега ради грабежа, а крепость, хоть князь и содержал её в порядке, к серьёзному штурму всё ещё не готова.
Сама собою рождается мысль отправить орков в Минас-Тирит на разведку (в Умбар невозможно, там хватают всех чужаков): ввиду их воровского прошлого это логично. Но - нет: как выясняется, жители Минас-Тирита внезапно воспылали неприязнью к оркам, хотя раньше относились к ним, как к диковинке, чем эти двое и пользовались. Надо же: в нынешних безобразиях виновны лишь люди, но чуть что - держи орка! И это при том, что, как я уже знаю, в самой столице мода на тёмные культы - есть, и процветает средь знати - забавы ради. Посему - в Столицу тайно уходит человек: неделею ранее пойманный, а ныне - приведенный к присяге мордорский мародёр. По ходу дела - он водил знакомства с теми самыми любителями тьмы как развлечения - так что толк от него будет.
А в Умбар мы посылаем другого шпиона - того самого кардоланского дворянина. Оказывается, он - обротень! Но не природный, как бьёрнинги, а - вынужденный. А дело было так: по молодеческой глупости влезши в долги, он решил занятся грабежом могильников: тех самых, где в Третью эпоху обретались умертвия. Золото он нашёл, умертвий, к сожалению, тоже, и одно из них оседлало его, как ездок - скакуна. К счастью, ныне умертвия изрядно отощали и парень порой может даже заставить своего наездника делать кое-что по заказу. Превращать его в огромного ворона, например. Дворянин прибыл к королю за исцелением, да, к счастью для нас, не успел. Ныне его дар - неоценим, и, перекинувшись громадной чёрной птицей, он, благослрвлённый князем и доном Мамудой, летит смотреть Умбар.
Вернулся он быстро и сообшил удивительные вещи: в Умбаре - снова драка, недавно были казни, на улицах кроме людей - немало гномов, но при этом всём - дозор и оборона города поставленны преотменно: его едва не застрелили из станкового лука, и потому больше ничего он узнать не смог.
А бывший мародёр сообщил, что, по мнению его приятелей из окружения знати, и в столичных безобразиях, и в волшебном сне короля, и, возможно, даже в умбарских бесчинствпх, повинен Хранитель Братства Живой памяти государя Элессара Орторан - что мы и подозревали. А вот вопрос: зачем ему это всё - остался без ответа.
Но ещё более любоптные соображения изложили наши орки, рассказав: чем, по их мнению, ныне стал Мордор. Таковой без своего властелина превратился в усилитель страстей и там человека преследуют иллюзи да видения - но лишь такие и настолько, насколько и чем обуреваемо у человека сердце. И вещи из Мордора, по большей части, делают то же самое, так что если в нынешних бедах и уаствует древняя тьма - направляет её умный и расчётливый человек - и только он.
...Вновь - сон. И вновь - Черное Древо. Больше прежнего. И ветви выглядят как-то странно... «Да оно расцветает!» - обдает меня холодом внезапная догадка. Наверно, я вновь стонал во сне...
...Конечно, расцветает, вы ж его так обильно поливаете! Как бы сверх меры не расцвело, а то еще и не справлюсь, Искажение - оно будто свою волю имеет, или тяжесть некую - катится под уклон, как камень... Ну да ничего, скоро я этот камень оседлаю!
...Мы опять в Столице. Всем ясно, ныне - решающий час. Вести неутешительны - власть в Умбаре сменилась снова, и теперь с каждого, кто приходит в Умбар, требуют... присяги Морготу! О времена, о нравы! А в столице меж тем собирается войско. И хотя умом я понимаю, что усмирить Умбар необходимо - сердце мое заходится в крике, пророча нечто ужасное, если прольется кровь. И кричит оно, похоже, не только у меня.
...Человек невзрачного вида подходит ко мне и вопрошает: «Вы, кажется, в Палантир заглянуть хотели? Могу организовать. Совсем недорого. Идет?».