говорит и показывает

Ночь. После их встречи. После их договора и разговора вечером, закрепившим союз окончательно. Свет в комнате уже давно был выключен, и освещало ее лишь бледное свечение включенного телевизора, работающего на половине своей громкости. Разложенные на полу футоны, сдвинутый в сторону столик, на котором остались вскрытые и съеденные упаковки дешевой лапши, и они двое — рядом, слишком близко и тесно для бывших противников. Но Кайдзи не волновало это — все внимание он устремил на голубой экран. Сидя в обнимку со своей подушкой, он почти голодным пустым взглядом смотрел прямо в телевизор, словно тот мог дать ему ответы на самые важные вопросы. О причинах и следствиях. — Выключи уже, мешает... — промямлили откуда-то снизу. Телевизор нудным тоном вещал о делах слишком далеких — о теплой Окинаве, о людях, чья жизнь складывалась хорошо, и о счастье, таком далеком и недоступном им, тем, кто связал свою жизнь с миром темной стороны их общества. Наблюдая за происходящим на экране без особого интереса, скорее по инерции, Кайдзи размышлял об иных вещах, тех, что были ближе и что наступали на пятки. Афера, в которую его втянули — точнее, та, куда он прыгнул сам, решив, что так будет правильно. Стоило ли так делать? Было ли это разумно? Ответа на это он дать не мог. В голове все смешалось в огромный сложный клубок, тот, который легче было докатить до финиша, чем размотать, и в этих нитях Кайдзи видел свою судьбу, переплетшуюся с чужими, теми, что стали частью его огромного клубка падений и поражений. Слишком много людей вставали у него на пути. Слишком много ошибок было совершено. Слишком... Сидя полулежа, опершись на одну руку сзади, он едва ли не засыпал. Глаза смыкались, а мысли текли вяло и неохотно. Он даже не пытался сфокусировать зрение на экране — лишь отчаянно боролся со сном, хватаясь сознанием за незнакомые звуки откуда-то из телевизора. Но в сон клонило все: монотонная речь диктора, темень комнаты и чье-то тихое размеренное дыхание рядом. Медленно повернув голову вбок, Кайдзи уставился на источник этого чужого здесь звука. Человека, которого он никогда не ожидал увидеть тут. Ичиджо. Тот, самым наглым образом стащив два одеяла, укутался в них и свернулся в клубок, лежа головой едва ли не у самых ног Кайдзи. Во сне он хмурился и морщился, словно виделись ему жутко неприятные вещи. Даже гадать не стоило, что именно. Все, кто был на шахтах, могли видеть лишь те кошмары, что породило это место. И вся эта картина, вместе с тощими щиколотками, сиротливо выглядывающими из-под одеяла, вместе с неестественной бледностью от света экрана вызывала у Кайдзи настолько противоречивые чувства, что он почти мгновенно проснулся и спешно отвел взгляд в сторону, то ли смутившись, то ли решив, что смотреть на кого-то во сне жутко некрасиво. Он никогда бы не подумал, что будет настолько спокойно относится к близости того человека, что пытался сгубить его жизнь, и что он сам, ранее холеный, будет выглядеть настолько жалко. Не выдержав, Кайдзи осторожно протянул руку вперед и мягко, боясь разбудить, коснулся чужой головы. Шутливо потрепав его по волосам, Кайдзи с тоскливой улыбкой уставился в пол, не зная, почему он вообще на это согласился. Неужели он все еще сомневался в своем решении? Нет, но... Было в этом что-то очень странное, такое, что заставляло его раз за разом возвращаться мыслями к собственным словам пару часов назад. Когда-то слишком острая проблема денег сейчас не была важна, и, если честно, Кайдзи не посчитал бы пустой тратой возможное поражение Ичиджо. Да, это было бы обидно, но лучше попытаться, чем сидеть на ровном месте. Тем более, что он — этот прохвост — упертый. Хитрый. Умный. Он как-нибудь сможет выкрутиться. И, быть может, в этом и была причина. Кайдзи не хотелось видеть повторение той сцены с Тонегавой. Тот до боли страшный гордый взгляд, которым наградил его бывший противник перед восхождением на огненную плиту, был хуже самой игры с ним. Кайдзи уважал гордых и сильных людей, но ему все равно виделось, что Ичиджо был не того калибра, и как бы искусно он не имитировал другую манеру поведения, ему все равно было бы невозможно достичь того же, что и Тонегава. Впрочем, это не было плохо. Они были разными людьми, и такие различия были абсолютно нормальными. Но Кайдзи хорошо помнил финал их игры, когда имитация дала сбой, и почему-то ему думалось, что лучше будет без этого. Пусть он и поможет, пусть это будет не совсем личная победа, но это будет стоить того. Сам-то он воспользовался помощью Саказаки и Эндо, а чем Ичиджо хуже? И все же, Кайдзи был рад. За полтора года все слишком сильно изменилось. Потратить кучу денег, поставив на чужой выигрыш, было лучше, чем бездействие. Кайдзи упивался победой полностью, был рад деньгам, но он тяготился ими — ему был ни к чему целый миллиард, он не знал, что с ним делать. Даже устроился на работу, к Казуе — наемный игроком, и лишь продолжал накапливать свое богатство и чахнуть над ним. Он выкупил свою старую квартиру, жил в ней в тесноте при огромных-то деньгах, но понимал, что дорогие вещи не принесут ему счастья, а потому продолжал и продолжал копить, не зная на что. Сейчас же у него была возможность вложить его во что-то действительно благородное, в то, что даже в случае поражения не расстроит Кайдзи. Он лишь улыбнется и попробует еще. А в случае чего, он просто накопит еще пару сотен миллионов с игр и, со своими оставшейся частью от миллиарда, выкупит этого прохвоста. Но об этом Кайдзи ему никогда не скажет. Об этой мысли. Иначе Ичиджо не согласится принять деньги вообще. — Все будет хорошо, — пробормотал он себе под нос. — Не говори ерунды, — раздалось сонное снизу. Улыбнувшись, Кайдзи сильнее потрепал его голову, после чего, не обращая внимания на недовольное сопение, поправил сползшее с чужого плеча одеяло. Ну конечно же все будет хорошо. У них не было иного выбора, кроме как написать свое будущее так, чтобы оно сложилось именно таким образом. И никак иначе. Кайдзи взял в руки пульт и щелкнул им. Нельзя было отступать. Люди сами пишут свою историю, ведь они — ее главные герои. Экран погас.