говорит и показывает

В последнее время кошмары участились. Даже близость смерти — тот инцидент с убийцей — не оставил такой раны на душе у Мориты, как резня в доме Камуй. Раз за разом, ночь за ночью он видел одно и то же — то, как младший сын, остановленный от убийства отца, смотрит на гибель того единственного брата, что не бил и не унижал его, гибель от рук собственного отца — а затем погибает сам. И во взгляде его за секунду до того, как потухнуть, всегда было лишь одно. Ярость. Ненависть. Младший сын, Кунио, так ненавидел Мориту!.. Ведь если бы не он, то и тот несчастный брат бы не погиб. Ведь если бы Морита не старался изобразить героя, то стал бы — только настоящим, а не фальшивым, скрывающим за чужой благодарностью злодейское нутро. И всякий раз завершающим штрихом был финальный выстрел патриарха Камуй — момент, где он безжалостно пробивает горло собственного сына из пистолета. Тогда все залило алым... И все, что Морита мог — стоять и смотреть на то, как медленно гаснет жизнь в глазах у человека, которому он так и не сумел помочь. Которого так и не сумел спасти. Гинджи приказал ему помочь отцу семейства, ведь того держали в плену, заставляли передать наследство насильно — и Морита наивно думал, что сыграет роль героя, помогая старику сбежать прочь. Только вот в итоге главным злодеем оказался он, даже не старик. За своими действиями он не заметил, как подвел все к трагичному финалу. Сначала Кацухиро выстрелили в шею; захлебываясь собственной кровью, он успел сказать лишь пару слов на прощание несчастному младшему брату, чтобы уснуть навсегда. Морита видел его горло, развороченное, ужасное, и в этом месиво из плоти он видел собственное нутро — такое же безобразное и мерзкое. Кунио бросился на отца, почти застрелил его, но Морита убедил его опустить пистолет. И Кунио умер точно так же — от разворотившей глотку пули. Морита видел об этом кошмары после резни — постоянно. Саори пыталась помочь ему и успокоить, но это выматывало и ее тоже; и Морита предложил ей уйти. Мягко, чтобы не обидеть — не хотел быть обузой. Они простились мирно, и Саори пообещала звонить почаще, а ему наказала заняться чем угодно — но другим, чтобы отвлечься. Не выходило. Кошмары повторялись. Каждый нес в себе что-то новое. Тогда, в тот день, у патриарха Камуй был меч... Во сне его было много. Взмах — и голова отлетает. Морита в ужасе смотрел на ровный срез, где видел булькающую в оборванных артериях кровь, торчавшую кость — замерев на мгновение, словно не осознавая еще, что смерть наступила, тело двинулось вперед, прямо к Морите, прежде чем забиться в конвульсиях и рухнуть на пол, прямо рядом с виновником своей смерти. Из отрезанной шеи полилась кровь, много, а все, что мог делать Морита — стоять на коленях в ней, чувствуя, как подкатывал к горлу ком. Он не смог ничего сделать. Он не смог защитить невинного человека, жертву ужасных родителей, который лишь хотел помочь брату и жить спокойно. Он был так виноват!.. По ночам Морита почти не спал — стоило закрыть глаза, и он вновь видел растерзанные на кусочки трупы Кацухиро и Кунио. Над ними, растерзанными-разорванными-расчлененными, стоял глава семьи Камуй с тем злополучным клинком в руке, он улыбался и благодарил Мориту за помощь. У Кунио и Кацухиро закатились глаза, языки вывалились, они не дышали; но Морите казалось, что они смотрят на него и осуждают, кричат и воют о том, что это он виноват — он их сгубил. Если бы не наивность, то Морита бы понял, кто в этой истории злодей, и не дал бы ему закончить начатое. Но Морита не понял. Морита оказался злодеем — и дал Кунио и Кацухиро умереть. Новый кошмар. Взмах — и клинок прошел сквозь сердце. Бедолага смотрел на него с такой ненавистью, с такой яростью, хотя даже не Морита лишил его жизни. Старик Хидэминэ стоял сзади и улыбался мерзкой гнилой улыбкой, а его младший ребенок копировал ее, только без этой радости — в ярости, желая расправиться с виновником гибели брата раз и навсегда. Кунио рычал, булькал кровью, у него изо рта шли кровавые пузыри, но после двух шагов глаза его помутнели, и он рухнул вниз. И вновь та же картина. Мертвый Кацухиро и Кунио, два ненужных ребенка. На фоне смеялся Хидэминэ с выжившими сыновьями, а Морита мог лишь осознавать, что дал двум мерзким людям исполнить собственное желание и уничтожить позор, которого те так страшились из-за родства по крови. Он был так виноват!.. Но уже не чувствовал горечи. Лишь пустое разочарование — в себе, в остальном семействе Камуй. Для них не было страшным взять и избавиться от собственных братьев, от собственных сыновей, они были теми, кого называют злодеями — и Морита сыграл им на руку. Он сам был злодеем. Стал им, не дав Кацухиро отомстить и застрелить отца. Гиндзи предупреждал его об этом, но отчего-то лишь сейчас Морита понимал, что уже не сможет отмыть свои руки от крови. Что он навечно останется злодеем, даже если последует совету Саори и найдет себе новое занятие. Что бы он не делал, что бы не начинал, он оставался тем, кто загубил две невинные жизни. Камуй Хидэминэ и его три старших сына должны были умереть той ночью; не Кацухиро и Кунио. Но благодаря Морите случилось наоборот. Злодеи выжили. Иногда, в кошмарах, их обезглавливал именно он. Неважно, кто поставил точку. В итоге виноват был лишь он. Держа в руках обагренный алым клинок, он смотрел на растерзанные тела тех, когодолжен был защитить. Воняло гнилью, вывалившиеся кишки мерзко чавкали под ногами, а смотря на это Морита мог лишь улыбаться. Ведь так, да? Так поступают злодеи? И так, раз за разом, кошмары продолжались Прошло почти два года. Саори сказала — найти себе новое дело. Такое, чтобы забыть. Чтобы отвлечься и попытаться вжиться в шкуру человека, что не видел тех убийств... Но Морита знал, что после такого дорога в нормальное общество была ему заказана. А значит, оставалось лишь подполье. Дрожащей рукой он набрал давно знакомый номер, который хранил до сих пор. И, когда в трубке раздался голос, произнес дрожащим тоном: — Тацуми-сан? Часы показывали полночь. Хорошее время, чтобы начать новую жизнь. Чтобы вернуться к старой. — Гин-сан... Он рядом? В конце концов, подполье было как наркотик. Слишком поздно бросать, когда руки по локоть в крови.