Сущность Альфы

- Всем оставаться здесь! – властно распорядилась Цунаде, уперев руки в бока и непоколебимо загораживая дверь в коридор, который вел к родильным палатам. – Ваше присутствие и взаимное волнение будут только мешать, поэтому – ожидайте, - женщина внимательно посмотрела на семьи Учих и Намикадзе, взволнованные, встревоженные, хмурые, старательно скрывающие свои эмоции, которые все равно ощущались слишком ярко и насыщенно, особенно, учитывая то, что перед ней стояло сразу три сильных альфы. – И молитесь, - напоследок бросила Сенджу, после чего, развернувшись, спешно скрылась за дверью, широкими шагами преодолевая длинный коридор Она ожидала подобного, морально и как врач готовилась ко всему возможному, заранее планировала, как она будет действовать в любой ситуации, но все равно, даже имея за плечами более чем пятидесятилетний опыт,сейчас альфа волновалась и не знала, с чего начать. Да, как только Цунаде получила тревожный звонок от Фугаку-сама с примерным описанием того, что произошло с её пациентом, ей хватило десяти минут, чтобы организовать персонал и проверить уже заранее подготовленную родильную палату, а бессознательного омегу, которого привез Итачи, они приняли ещё быстрее, сразу же начиная диагностику его состояния. Дейдара был плох, очень плох: его энергетические каналы были сильно повреждены, вся энергетика уходила на то, чтобы поддерживать целостность купола, все жизненные показатели упали ниже нормы, а то, что им удалось привести омегу в чувство, вообще казалось чудом. Дети же отчаянно боролись за жизнь, при этом выкачивая её из папы со стремительной скоростью, но даже того, что Дейдара отдавал им все свои силы, было мало, поскольку, из-за отслойки плаценты, малыши погибали, ведь пусть у омеги и отошли воды, но схваток так и не было. Цунаде понимала, что нужно делать кесарево, что другого выхода просто нет, как нет у них ни времени, ни возможности на анестезию, разве что местную, чтобы омега испытывал поменьше боли, тем более что в такой ситуации роженик должен оставаться в сознании, но в то же время альфа понимала и то, что все это лишь формальности, которые не дают ни единого шанса. Уже сейчас, ещё только переступая порог операционной, женщина знала, что этого роженика она потеряет. Да, Дейдара не переживет операцию, он потерял много крови, а разрушение его энергетических каналов остановить уже невозможно, что приведет к разрушению и сущности, даже энергетика его супруга, Истинного, Пары, тут бессильна, потому что её всю Цунаде собиралась направить на детей. Да, мальчиков она просто обязана спасти. И все же... как сказать мужу, родителям, брату, что Дейдара не выживет? Какие тут можно подобрать слова? Как утешить? Как приуменьшить горе? Вот и Цунаде не знала, поэтому ничего и не сказала родственникам омеги, попросив ждать и молиться, ведь случаются же в жизни чудеса? Её личная помощница, которая в данный момент исполняла и обязанности медсестры, помогла ей надеть халат и подобрать волосы под шапочку, заверив, что к операции все готово, и её можно начинать через пару минут. Цунаде, все ещё хмурясь, переступила порог родильной палаты и остановилась, понимая, что впервые за много лет у неё дрожат руки и болезненно сжимается сердце. Итачи был подле супруга, сидел на стульчике возле операционного стола, держал возлюбленного за руку и беспокойно смотрел ему в глаза, что-то тихонько шепча. То, что альфа передавал омеге свою энергетику, ощущалась слишком отчетливо, и Сенджу даже побаивалась, что это может помешать операции, поскольку поток был настолько мощным, что её альфья сущность просто не могла на него не реагировать, но в то же время блондинка понимала, что это более чем необходимо. Фактически, Дейдара ещё жив только потому, что его Истинный передает ему свои силы, хотя, судя по показателям приборов, этот эффект будет недолгим. Низкое давление, слабое сердцебиение, поверхностное дыхание, нестабильная энергограмма, кровотечение, которое так и не удалось полностью остановить, - все это означало только одно: времени у них крайне мало. Глубоко вдохнув, задержав дыхание и медленно выдохнув, Цунаде решительно сделала первый шаг, отдавая ассистентке распоряжение начать последние приготовления. - Наруто... – пробормотал Дейдара, крепко, как ему казалось, сжимая невероятно горячую ладонь супруга. – Наруто уже приехал? – блондин понимал, что сейчас альфа передает ему свою энергетику, но он этого не чувствовал, он вообще не чувствовал ничего, кроме тупой боли, и это его пугало. Точнее, пугало бы, если бы не препараты, которые приглушали не только боль, но и все остальные ощущения, даже эмоции и чувства, приглушали его личность, его сущность. Но бесы с ними, личностью и сущностью, ведь сейчас он не ощущал своих малышей, хотя видел тугой холм живота, понимал, что его мальчики все ещё борются за свою жизнь, осознавал, что отдает им всего себя, но это было ничто по сравнению с тем, что связь между ним и детьми была очень тонка и слаба. Наверняка, его биополе истощилось настолько, что он не только окружающих, а вообще не мог ничего чувствовать на ментальном уровне, даже супруга, даже их Истинность, метку своей Пары, их узы, и это было плохо, очень плохо, потому что он не мог ни контролировать, ни разорвать энергетический поток между ним и мужем, поэтому ему и нужен Наруто, поэтому Дейдара и держался из последних сил, чтобы убедиться в том, что самые дорогие ему люди будут в безопасности. - Ещё нет, котенок, - ласково, старательно пытаясь скрыть те эмоции, которые терзали его сущность, ответил Итачи. Лицо омеги было таким бледным, таким неестественным, будто фарфоровая маска, только губы алели на этом меловом фоне, как два лепестка розы, да глаза болезненно блестели, выражая тревогу. Альфа чувствовал, он просто не мог не чувствовать, что любимый покидает его, что те силы, которые он отдавал с таким рвением и под таким плотным контролем, чтобы не навредить, не впитываются его супругом, более того, он понимал, что энергетика поступает не через их с Истинным связь, а через его связь с детьми, прямо к куполу, поддерживая его, и во всем этом вихре ощущений брюнету казалось странным, что Дейдара печется именно о брате. Да, как заметил Итачи, у Дея с Наруто в последнее время отношения вроде как наладилась, но в то же время он не мог сказать, что братская связь была восстановлена, все же какое-то отчуждением между ними чувствовалось, но возлюбленный звал именно брата. Его, как мужа и альфу, это задевало, но, может, он просто чего-то не знает? Наруто, как ни крути, брат, и, возможно, омега попросил альфу присутствовать на родах и в случае чего подпитать его своей энергетикой, но все же это казалось Учихе маловероятным. Отец и мать Дейдары тоже были альфами, так что, если возлюбленный хотел перестраховаться, можно было попросить кого-нибудь из них, да и его силы, как Древнего, хватило бы с лихвой, по крайней мере, он на это надеялся, значит, дело было в чем-то другом, и это самое «другое» Итачи очень не нравилось. - Мы начинаем, - подойдя к столу, четко выговорила Цунаде, стараясь смотреть альфе в глаза и при этом не выдавать своих эмоций, ведь, что ни говори, а детей Кушины, которых она приняла лично, Сенджу любила как родных, поэтому ей тоже было тяжело смириться с мыслью, что сейчас её руки не только принесут в этот мир две новые жизни, но и не смогут спасти третью - Нет, - тихо, но решительно заявил Дейдара, ещё сильнее сжимая ладонь супруга. – Вы не начнете операцию, пока не приедет Наруто - Но, Дей... – возразил Итачи, пытаясь переубедить мужа, ведь его упрямство могло стоить жизни и ему, и детям, но Дейдара только взглянул на него гневно, сжав губы в тонкую нитку, а после демонстративно отвернулся, глубоко дыша. Альфа видел, как напряжены все мышцы тела возлюбленного, как тяжело он дышит, как крупные капли пота скатываются по шее, теряясь под вырезом больничной рубашки, как потемнели влажные волосы, как второй рукой он отчаянно цепляется за край стола, поэтому сейчас, как бы он ни любил супруга, точнее, потому, что он безгранично любил супруга, Итачи готов был пойти в разрез с просьбами омеги и таки настоять на начале операции. - Прошу прощения, пробки, - совершенно спокойно, только переступив порог родильной палаты, сказал Наруто, попутно натягивая белый халат Естественно, все внимание на пару секунд было сосредоточено на нем, и если Цунаде облегченно вздохнула, а Дейдара благодарно улыбнулся, то Итачи нахмурился, явно сожалея о том, что сейчас он не может надавить на другого альфу, который столь нагло прервал, нарушил, всколыхнул и без того напряженную атмосферу. Хотя, скорее, на Намикадзе он был зол потому, что, увидев его, Дей будто просиял, более того, Учиха был уверен в том, что теперь омега согласен на операцию, ведь он звал, дожидался, упрямился именно потому, что брата рядом не было. Нет, не злость. Итачи, уличив момент, прислушался к собственным ощущениям. Он ревновал – постыдно, недопустимо, беспочвенно, почти так же, как тогда, когда Дей сбежал от него к брату, и именно Наруто утешал его своей заботой и любовью. Странно это, потому что для ревности не то что не было причин, для неё не было ни поводов, ни оснований, ни какой-либо иной подоплеки, но Итачи ревновал, чувствовал, как его сущность противится присутствию этого человека рядом, и не мог ничего с собой поделать, особенно, ввиду того, что сейчас все его ощущения были обострены до предела, а Намикадзе воспринимался им как сплошной, яркий, ослепительный сгусток мощной энергетики. - Свинья ты, Наруто, - слегка улыбаясь, пожурил брата Дейдара, позволив альфе взять себя за другую ладонь и крепко её сжать, чтобы подбодрить. – Я тут рожаю, а ты где-то по городу болтаешься - Прости, братишка, - Наруто присел возле стола и, взяв ладонь брата обеими руками, на секунду прижался к ней губами. – Теперь все будет хорошо, я обещаю, - послав омеге ответную улыбку, блондин поднялся и, повернувшись к Сенджу, строго на неё посмотрел. – Цунаде-сама все готово? - Да, - женщина ответила легким кивком, краем глаза заметив, как недовольно и слегка непонимающе смотрит на них Учиха, - ни один ментальный виток не сможет проникнуть за стены этой палаты - А медсестра? – Намикадзе выразительным кивком указал на коротко стриженую брюнетку, которая безмолвно стояла в стороне, очевидно, ожидая, когда понадобятся её услуги - Шизуне осведомлена о ситуации, - четко ответила Сенджу, ощущая ещё один всплеск негодования со стороны брюнета, - к тому же, она – бета, так что волноваться не о чем - Хорошо, - Наруто кивнул и деликатно отошел в сторону, чтобы и наблюдать, и не мешать, при этом ощущая на себе неприятный, раздраженный взгляд Итачи. Его собственное биополе было полностью закрытым, пока что закрытым, а все эмоции, которые могли помешать ему удержать столь плотный контроль, альфа отодвинул на задний план, приглушив их долгом, ответственностью и решительностью. К тому же, за дверьми находился его друг и повязанный, тот, кто готов не только поддержать, но и применить самые жесткие меры в случае крайней необходимости. Обидно только за Саске: мальчик так переживал, хотя и хотел казаться невозмутимым, так плотно сжимал губы и сосредоточенно смотрел перед собой, стараясь ни на шаг не отставать от альф, что его мужеством можно было только восхищаться. А вот ему позор и осуждение, потому что, даже зная, на что он идет и чем рискует, он так и не смог признаться возлюбленному в своих чувствах. Что ж, может, неведение, и правда, будет лучшим лекарством для омеги, ведь кто его знает, чем закончится сегодняшний день. - Итачи-сан, - проводив Намикадзе долгим, изучающим взглядом, Цунаде мысленно воззвала к богам с просьбой даровать ей сил, а после обратилась к брюнету, настойчиво игнорируя его требовательный взгляд, - ваша задача – передавать Дейдаре энергетику, постоянно, беспрерывно, строго дозируя её количество, - в ответ ей утвердительно кивнули, но явно только из уважения и ввиду сложившейся ситуации, очевидно, оставив расспросы на потом. – Приступаем, - повторила Сенджу, вдохнула, выдохнула и кивнула своей ассистентке, которая сразу же помогла доктору надеть перчатки и маску, а после заняла соответствующее её должности и положению место у стола с инструментами. После того, как была установлена специальная ширма и началась операция, у Итачи больше не было ни времени, ни права отвлекаться на что-то постороннее – все его внимание принадлежало лишь супругу. Дейдара смотрел ему в глаза, он смотрел в глаза своему возлюбленному, чувствуя, что должен что-то сказать, как-то приободрить омегу, поддержать его, но даже на столь важное он отвлекаться не мог, заставив себя позабыть даже о том, что за ними со своего угла, из-за его спины, наблюдает Намикадзе. Ему вновь нужно войти в то странное состояние, когда он мог непосредственно осязать своего Истинного, поскольку, из-за практически разрушенного биополя, он не мог прикоснуться к мужу, только к куполу, только через малышей, а нужно было к своему омеге. Итачи и сам не знал, не понимал и не желал в данный момент ни знать, ни понимать, как и почему у него получилось то, что получилось, поскольку это оказалось более чем кстати, главное, повторить этот трюк, а все остальное... Альфа надеялся, что и родители, и брат, и Дей смогут понять причину и важность его поступка. Снова уйти в себя оказалось не так уж и легко, потому что за этот день сил он истратил порядком, сперва переместившись к мужу, а после установив с братом мысленную связь, да и то, что приходилось постоянно контролировать количество передаваемой энергетики, порядком мешало, а отвлекало ещё и то, что Цунаде постоянно о чем-то шепотом переговаривалась со своей ассистенткой, заставляя его невольно прислушиваться к этому приглушенному бормотанию. Итачи не очень-то и верил в то, что у него получится, но все же надежды он не терял и сдаваться не собирался, подумав о самом немыслимом, что только может быть: полностью слиться со своей сущностью, при этом не потеряв контроль над телом и сознанием. Отделить сознание от сущности – это легко, ведь, по сути, человек – особь двойственная, которая управляет и своим сознанием, и своей сущностью, которая может брать над первым верх, если по какой-то причине контроль над ней ослабевает, а вот слиться со своей сущностью и при этом не потерять контроль... наверное, до него ещё никто не решался на подобные эксперименты, рискуя превратиться во что-то безумное и опасное. Но в его случае риск был благородным делом, а жизнь его возлюбленного и их детей была намного важнее всего остального, даже того, ради чего боги наделили его силой и сущностью Древнего. Нужно закрыть глаза, и Итачи сделал это, с сожалением, понимая, насколько важен для его Истинного зрительный контакт в данный момент, что это помогает ему отвлечься, не думать, что это придает ему уверенности, хотя... Уже сейчас альфа видел, что Дейдара готовится к неизбежному, что, даже если он и не произносил это вслух, омега знает, что умирает, более того, готов к этому, смирился с этим, прощается с ним, а вот самого Итачи это не устраивало. Он собирался выиграть эту партию у самого бога смерти. Итачи невольно вздрогнул, когда почувствовал, что Наруто сделал несколько шагов вперед и сейчас стоит буквально у него за спиной, но это было к лучшему, ведь теперь Дейдара мог установить зрительный контакт с ним. И все же... все же присутствие Намикадзе здесь казалось таким уместным и своевременным, что альфа предположил, что братья что-то подозревали, о чем-то догадывались, более того, поделились своими домыслами с Цунаде, раз эта родильная палата, судя по словам Сенджу, была оборудована как-то так, что смогла бы удержать любой ментальный всплеск. А ему это только на руку, потому что Учиха собирался освободить всю свою силу Древнего, что могло бы навредить многим, очень многим, так что теперь, пожалуй, он был благодарен Наруто за то, что тот появился так вовремя и побеспокоился о том, на что ему самому не хватило смекалки и времени. Темнота внутреннего мира больше не пугала Итачи, потому что он научился в ней видеть: сперва длинные коридоры-лабиринты, в просторах которых переплетались разноцветные нити, а после огромный пустырь, над которым нависало кровавое в своем цвете небо, и на котором были воздвигнуты черные, монолитные, массивные кресты. Именно это место и было странным для Итачи, потому что все остальное он понимал: коридор – это его жизненный путь, лабиринты – это энергетические каналы, нити – это его родители, родственники, друзья, среди которых было две особенно четких – белая Дейдары и фиолетовая Саске, и ещё две тоненьких, прозрачных, бесцветных, которые обретут силу, когда родятся его сыновья, - а вот пустырь, да ещё и с крестами… в общем, сперва альфа растерялся. Тяжело было осознавать, что это сердце его сущности, потому что он не был тираном, злоумышленником или же гнусным, недостойным человеком, поэтому это место он представлял себе по-другому, светлым, а не мрачным, вселяющим надежду, а не приносящим разочарование, эпицентром силы, а не воронкой, извергающей боль, тоску и печаль. Но Итачи понимал, что его собственная сущность когда-то принадлежала Древнему, так что её сердце выглядит таковым, каковым был её истинный носитель, а каким был жизненный путь самого Древнего, который и основал клан Учиха, альфа не знал. Ясно было одно – Древний пережил сильное разочарование и пролил много крови, по его вине погибло много людей, он терзался, проклинал себя, ненавидел и, очевидно, считал, что не достоин второго шанса. Сложно было в этой пустоши, особенно, когда он смотрел на кресты и видел в них остатки энергетики тех, чьи сущности были уничтожены Древним, который, скорее всего, чтобы помнить, запечатлел эти частички, запечатал, соединив их со своей сущностью, так что, похоже, сделать то, что он задумал, так просто, как он предполагал, не получится. Честно сказать, Итачи не совсем понимал, что и как ему нужно сделать, чтобы целиком и полностью слиться с сущностью Древнего внутри себя и обрести над ней полный контроль, но частью этой мозаики, несомненно, были он сам и белая нить, которую Учиха не выпускал из своих пальцев, направляясь к единственному живому дереву вдалеке, к которому, очевидно, ему и нужно было подойти. Впервые Итачи обратил внимание на то, как он выглядит, с удивлением замечая, что на нем черная кофта-сетка с длинным рукавом, а поверх что-то вроде футболки, но с рукавом три четверти, достаточно удобные штаны и сандалии, но главным было то, что на нем ещё был плащ – алый изнутри, черный снаружи, но с алыми облаками по всей длине. Не время сейчас, конечно же, рассматривать себя, удивляться и размышлять, но что-то подсказывало альфе, что именно так выглядели Древние или, по крайней мере, тот, сущность которого была заключена в нем. Что ещё было осколками того, что ему нужно собрать воедино, чтобы слиться с сущностью Древнего? Итачи будто чувствовал, что этих частей должно быть четыре, и две у него уже было – нить Дейдары и он сам – а ещё две… он понятия не имел, что это может быть, но продолжал идти к дереву со стойким намерением довести все до конца. Идти почему-то было тяжело, земля под ногами изредка становилась рыхлой, как песок, и альфа утопал в ней по самые щиколотки, иногда болотистой, неприятно хлюпая и холодя ноги, иногда раскаленной настолько, что ступни жгло даже через подошву сандалий, хотя, вновь-таки, все это казалось странным. Внутренний мир Древнего был ему непонятен, чужд и неприятен, да и времени у него было не так уж много, потому что сейчас в родильной палате находится только его тело, а он должен присутствовать там лично, чтобы услышать первый крик своих сыновей. Итачи казалось, что он в этом мире уже вечность, а до цели ещё идти и идти, но в какой-то момент дерево как-то внезапно выросло перед ним, раскинув свои могучие ветки и устремив их высоко в кровавое небо. Это был дуб, ветвистый, могучий, широколистный, с потемневшей корой и мощными корнями, которые слегка выпирали из-под земли, но осознание этого ничего не давало Итачи, абсолютно, поскольку недостающих частей у него все ещё не было. Что он должен сделать? Обратиться к богам? К Древнему, который владел этой сущностью? Взобраться на дерево? Самому стать частью этого мира, запечатав себя в одном из крестов? Растерянность завладела Итачи, пусть он и старался сохранить невозмутимость, серьезность и строгость, и эта эмоция настойчиво мешала, будто твердила, что ничего у него не получится, что нужно возвращаться, не медля. Возвращаться, чтобы успеть попрощаться с мужем. Может, кто-то так бы и сделал, но Итачи был Учихой, он воспитан Учихой и живет, как Учиха, так что если он принял решение – вперед, значит, назад пути уже просто нет. Ведь какой он альфа, что он за человек и, в конце-то концов, супруг, если сейчас поддастся эмоциям и отступится? Тем более прощаться с супругом он не собирался, точнее, не собирался отдавать именно его душу богу смерти. Итачи решительно шагнул вперед, не придумав ничего лучшего, как сесть под деревом и попытаться как-то, может, с помощью медитации слиться со своей сущностью, хотя звучало это, конечно же, сомнительно, но следующего шага сделать ему не позволили, заставив замереть. Да, именно не позволили, причем это сделал ворон, громко каркнув и встряхнув крыльями, от чего Учихе под ноги упало черное, как смоль, перо. Повинуясь внутреннему порыву, Итачи, наклонившись, поднял его, медленно вертя двумя пальцами и некоторое время внимательно присматриваясь к тонким, гладким пушинкам, после чего поднял голову и посмотрел на птицу. Ворон сидел на одной из веток, боком к нему, чуть склонив голову, и, казалось, пристально его рассматривал, будто изучая. Самым странным было то, что глаз ворона был непривычно алым, а на фоне зрачка развернулось множество черных томоэ, хотя, признаться, альфу это не сильно удивило, будто именно этого он и ожидал. Смотреть в единственный видимый ему глаз было слегка неприятно, от ощущения чужого взгляда его тело сковал озноб, но Итачи не мог себе позволить разорвать зрительный контакт, проиграть эту визуальную битву какой-то птице. Брюнет, конечно же, понимал, что никакой птицы нет, скорее, это энергетический образ прежнего носителя сущности, самого Древнего, и он относился к этому факту с почтением, но сейчас хозяином положения был он, он владел этой сущностью, и, да, у него, включая перо, было уже три части единого, осталась только четвертая, и, как чувствовал Итачи, она не была чем-то, так сказать, материальным. Но что же это? Ответ нужно было дать немедленно, альфа это понимал, чувствовал, что ещё несколько секунд и ворон улетит, а он так и останется ни с чем, а смотреть птице в глаза и одновременно думать было очень тяжело. Наверное, он все-таки не справился, проиграл, поскольку ворон уже расправил крылья и раскрыл клюв, чтобы, каркнув, исчезнуть. Внезапно белая нить в его руках дрогнула, обожгла пальцы, очень некстати, между прочим, но именно это словно не только придало ему сил, а и подсказало то, что он искал и никак не мог найти, то, что было рядом, но он никак не мог за это уцепиться, о чем он знал уже давно и так опрометчиво позабыл, не подумав о том, что именно это слово ему стоит помнить всю жизнь. - Датару… - прошептал брюнет, и в ту же секунду ворон замер, заинтересовано на него взглянув и щелкнув клювом. – Датару, - уже более уверенно повторил Учиха, видя, как томоэ в глазах птицы начинают вращаться, складываясь в неведомый ему рисунок. – Датару! – выкрикнул Итачи, резко раскидывая руки в стороны. Ворон в ответ протяжно каркнул, взмахнул пару раз крыльями, роняя вниз бессчетное число перьев, а после, будто сорвавшись, устремился вниз, падая камнем и целясь своим острым клювом точно альфе в грудь. Отойдя так, чтобы не мешать, Наруто прислонился спиной к стене, тщательно осматривая родильную палату и скрупулезно игнорируя недовольство и раздражение со стороны своего зятя. Комната была не слишком большой, но оно и не удивительно, ведь лунного металла в их распоряжении было не так много, но альфа ощущал силу его воздействия, прикидывая, будет ли этого достаточно. Будет, по крайней мере, он на это надеялся. Стол, на котором оперировали Дейдару, стоял почти посредине, чуть дальше от двери, а над ним висел круг с несколькими лампами, которые светили слишком ярко, от чего блондину приходилось щуриться. Гудение, попискивание, шорох, шипение приборов тоже мешали сконцентрироваться, тем более что Наруто приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не концентрироваться на бегущей зеленой линии, которая вздрагивала от каждого слабого толчка сердца его брата, рисуя низкую амплитуду сокращений мышц. В палате не пахло ничем, пока что, но, как понимал блондин, вскоре воздух наполнится ароматом крови, что, наверное, все-таки плохо для него, хотя сам Намикадзе мог бы сказать, что в тот же момент это и хорошо, потому что ради своей цели он собирался использовать даже такую мелочь, как запах крови. Изредка цокали инструменты, а Цунаде приглушенно раздавала какие-то распоряжения своей ассистентке, явно действуя целеустремленно, слажено и спешно. Наруто понимал, что альфе тяжело, ведь такие операции не проводятся вдвоем, но никого больше в палату просто нельзя было впускать, даже их родители благоразумно были оставлены в общем зале ожидания и не допущены в коридоры родильного отделения. Только Гаара и отец, хотя сам Наруто был против присутствия последнего, но Минато был непоколебим, а времени спорить с отцом, который был не менее упрям, чем он сам, у блондина не было. Цунаде нервничала – Намикадзе это чувствовал, поскольку биополе альфы дрожало и было каким-то не слаженным, вихрастым, беспокойным, но сама женщина была полностью сконцентрирована, так что состояние её биополя можно было списать на то, что рядом находились два сильных альфы, один из которых постоянно держал свое биополе открытым. Да, то, что Итачи был открыт, тоже могло сыграть свою роль: или плохую, или хорошую, - так что, поразмыслив пару минут, Наруто забросил это дело, анализ обстановки, понимая, что, по сути, это ему ничего не даст. Сейчас перед ним стояла более важная задача: ослабить свои внутренние барьеры настолько, чтобы сущность не вырвалась, поддерживать их некоторое время в таком, полураскрытом, состоянии и при этом не упустить тот момент, когда ему нужно будет вмешаться. Сложно, но он много практиковался, пробовал, пытался, экспериментировал, хотя неудач, конечно же, было намного больше, нежели успехов, но сейчас у него будет только одна возможность и один шанс, так что ни на пробы, ни на опрометчивость, ни на медлительность, ни на ошибки права у него не было. Наруто почувствовал, когда атмосфера вокруг изменилась, будто отдаленный звон, который утих так же молниеносно, как и прозвучал, но определить его источник альфе не составило особого труда – это был звук вибрации уз Пары. Пришлось сделать несколько шагов вперед, сойти с выбранного места, изменить позицию, а ведь она была такой выгодной, так он мог наблюдать за всем и контролировать все, и встать почти за спиной Учихи, чтобы отвлечь Дея от супруга, который так не вовремя что-то затеял, и обратить его внимание на себя. Сложно смотреть брату в глаза и видеть в них безнадежность и надежду в одночасье. Нет, это не игра света, не вымысел и не действие анестезии – Дейдара понимал, что умирает, но надеялся, цеплялся, боролся, чтобы узреть тот миг, когда им поднесут их мальчиков. Наруто ответил на этот взгляд с пониманием. А что он мог ещё? Говорить он не решался, боясь чем-то или как-то помешать врачу, прикоснуться ментально к брату альфа тоже не мог, ведь биополе омеги разрушено, и только тонкая оболочка вокруг живота, с которой и были соединены энергетические нити Итачи, ещё держалась, только так – взглядом, хотя, честно признаться, он никогда не был мастером утешения. Себя Наруто никогда не жалел, ненавидел – да, проклинал свою силу, злился, выходил из себя, впадал в апатию, сокрушался, боролся, зубами вырывал контроль над своим телом у собственной сущности, но он никогда себя не жалел, как не жалел и своих друзей. Жалость – это слабость, утешение – способность разделить чужую боль, что дано далеко не каждому, например они с Собаку никогда не жалели и не утешали: ни себя, ни друг друга. С Гаарой он привык говорить прямо, называя все вещи своими именами, какими бы они ни были. Наверное, за пять лет отшельничества он все-таки эмоционально огрубел, хотя трудно называть себя отшельником, когда ты посещаешь университет и снимаешь шлюх в самых грязных закоулках Лос-Анджелеса, неуместно, глупо и схоже с самообманом, но то, кажется, была другая жизнь, в которой никому не было дела до его эмоций, а вот с родителями, братом, родней, даже с любимым человеком он боялся быть искренним. Нет, злобу он ни на кого не таил, понимая, что его сила, его способности, его сущность пугают, заставляют сторониться, делать ошибки, и его в том числе, и в кругу его знакомых было не так много людей, особей, которые его не боялись, а ещё меньше – которые пытались его понять. Таким был Дейдара, когда-то, до того, как он, Наруто, совершил непоправимую ошибку. Нет, не ошибку – преступление, грех, и то, что сейчас брат смотрел на него так, с надеждой, доверием, вызывало в душе рой каких-то щемящих эмоций, а ещё почему-то жгло глаза – наверное, свет все-таки был слишком ярким. Таким был Гаара, хотя и его другу пришлось очень нелегко, но аловолосый упрямо находил время, чтобы долбить его своими наставлениями, будто ему было мало Джирайи и Яхико, пять лет жизни которых были привязаны к нему и к его, так сказать, проблеме. Да, если бы Собаку не настоял, он бы в Японию не вернулся, ни за что и ни под каким предлогом, не вернулся и не встретил бы Саске. Только боги знают, как долго он боролся с всепоглощающим чувством, отвергая которое, альфа страдал тяжелейшими приступами, проще говоря, не в силах был удержать свою сущность, которая противилась тому, что он закрывал свое сердце перед этим мальчишкой. Его сущность умела только брать, разделять и властвовать, даже над его собственным телом и сознанием, но к этому подростку, юному омежке, она испытывала странное влечение, за игнорирование которого строго наказывала своего носителя. Чем не доказательство того, что Саске именно тот, один-единственный и предназначенный только ему? Но он все равно противился до последнего, пока желание быть рядом, защищать, отгородить от всего плохого, поддерживать, целовать, обнимать и любить не заполонило его всего, затмив память прошлого, в котором было много ошибок. Наруто прекрасно помнил тот момент, когда на его омегу пришли заявлять свое право какие-то молокососы. Разве достойны эти сопляки такого уникального омегу, как Учиха Саске? Абсурд! Он тоже недостоин, ни капельки, но, по крайней мере, он ценит то, что сейчас Саске только его. Победить, так сказать, конкурентов было не сложно, сложнее было удержать сущность, которая жаждала переломать мелюзге все кости и растерзать их собственные сущности, но тогда он смог сдержаться, потому что рядом был не только Саске, а ещё и Дейдара, но после необузданной силе все же пришлось дать волю. Ладно, воспоминания, анализ прошлого и настоящего – это, конечно же, хорошо, но сейчас он должен сконцентрироваться на том, чтобы приоткрыть врата. А Итачи все никак не выходил из какого-то анабиозного состояния, поэтому Наруто и не мог сейчас снова отойти подальше и оставить Дея одного. Как ему казалось, альфа ушел в себя и что-то старательно там ищет, поскольку поток энергетики не прекратился, но биополе стало тихой гладью – ни виточка, ни волны – а сам брюнет едва заметно дышал, прикрыв глаза и застыв, не двигаясь. Может быть, кто-то бы сказал, что это невозможно, что можно чувствовать связь со своей сущностью, взывать к ней, контролировать её или же поддаться ей, но никак не общаться с тем, что, по сути, является сгустком энергетики, от которого по каналам эта самая энергетика циркулирует по телу и питает биополе, но так сказал бы кто-то, но не Наруто. В принципе, от Древнего меньшего он и не ожидал и даже в какой-то мере завидовал ему, точнее, его способности контролировать такую огромную силу. Наверное, если бы ему задали вопрос: кто сильнее – Древний или он, - Наруто не знал бы что ответить, потому что каждый из них был силен, по-своему, а проверять это на деле альфа не собирался. Изменения в Итачи зацепили и его, Намикадзе даже поморщился недовольно, поскольку пришлось спешно выставлять щиты, чтобы его не задела энергетика альфы. Раньше он никогда не видел, как освобождается сущность Древнего, и, на что это похоже, не представлял, только по рассказам знал, что биополе стает зримым, а сущность, покидая тело, но не обрывая связь с ним, обретает определенные очертания, что дает своему носителю огромную силу, но, похоже, и сейчас ему это не узреть. Биополе Итачи постепенно становилось зримым, при этом выплескивая много энергетики, нити которой не рассеивались, а, наоборот, уплотнялись, присоединялись к той, что вела к куполу, и пытались воссоздать то, что было уже утрачено, то есть биополе омеги. Учихи могли выпивать энергетику, а отдавать – это была прерогатива Сенджу, поэтому Наруто даже удивленно приподнял бровь, замечая, как нить за нитью восстанавливается биополе его брата и так же, нить за нитью, снова рушится – все-таки было уже поздно, пусть Итачи и пытался. Наруто оценил стойкость Сенджу и укоризненный взгляд Дейдары: первой было невероятно тяжело работать в условиях, когда рядом ощущается энергетический всплеск такой ментальной силы, хотя щиты Сенджу, сотканные из энергетики Резервуара Мира, прочно отгородили женщину от всего, что происходило вокруг, а второму не менее тяжело было принять то, что старания супруга сходят на нет. Итачи же постепенно окутывало зримое биополе, ало-черное, с каждой нитью, с каждым витком обретая очертания. Нет, это не был контур вокруг тела, не была сфера, образ или что-то ещё близ схожее. Это был зримый, энергетический, алый... наверно, все-таки доспех, по крайней мере, Наруто мог описать ЭТО именно так, внутри которого и находился альфа. Прекрасное зрелище, учитывая то, что Итачи открыл глаза, в которых был не менее прекрасный темный рисунок на алом фоне. Полное слияние со своей сущностью – Наруто мог о таком только мечтать. Он вот уже пять лет не оставлял попытки добиться этого эффекта, но все равно смог достичь только частичного слияния, а если упрямствовал и напирал… В общем, его тело просто не выдерживало, разрушались энергетические каналы, обгорала кожа, рвались мышцы, и, что самое странное, все это затягивалось, срасталось и восстанавливалось за пару суток. Но, наверное, дело все-таки не в той силе, которую давала ему сущность, а в том, что он пытался её контролировать, а сущность, наоборот, хотела взять под контроль его, и это противостояние ни к чему хорошему не приводило. Лишь пару раз он добился гармоничного слияния, но только частичного, со своей сущностью, и это было именно тогда, когда у них с Саске был ментальный контакт – открытый и ничем не ограниченный, в том числе и его собственными предубеждениями. Наруто даже не собирался предполагать, как выглядит внутренний мир Итачи, хотя и сомневался в том, что у Древнего он должен быть радужным, а вот его был похож на канализацию или что-то вроде того: ветвистые коридоры, какие-то трубы, вода под ногами, гулкое эхо падающих капель, ну, и, конечно же, клетка, та клетка, за которой он удерживал свою сущность. В общем, как бы там ни было, а у него оставалось не так много времени, чтобы подготовиться, поэтому, убедившись, что Дейдару снова поддерживает супруг, Наруто отошел на прежнее место и, прикрыв глаза, углубился в свой внутренний мир, сразу же ежась от его холода и сквозного ветра и уже сейчас, едва начав свой путь, ощущая жаркое пламя ментальной силы своей сущности, с которым ему просто необходимо совладать. Дейдаре казалось, что операция длится вечность, потому что он потерял не только счет времени, но периодически выпадал из реальности, цепляясь лишь за одну мысль – увидеть своих мальчиков. Итачи вел себя странно, с его возлюбленным что-то происходило, что-то... иное, но у него больше не было биополя, он не мог чувствовать супруга, только детей, и то, отголоском, будто он уже не принадлежал этому миру, а собственное тело казалось обузой, устаревшей кожей, которую, как змее, нужно сбросить, чтобы стало легче и ушла эта тупая боль. Сколько раз он представлял себе этот момент. Сколько думал об этом, переживал, готовился, и все равно оказался не готов. Не готов к тому, чтобы умереть. На что это похоже? На беспросветную тьму? На яркий свет? На возвышение к чему-то или на падение во что-то? Никто и никогда ещё не возвращался и не мог рассказать, как там, на небесах или же в Преисподней. Омега не хотел думать о том, куда он попадет после, потому что загробная жизнь казалась ему... бесконечностью. Да, странное слово, но почему-то блондин думал, что там нет ничего, ни темноты, ни света, ни верха, ни низа, ни богов, ни бесов, только что-то, из чего невозможно выбраться. Смерть липкая или же это казалось ему от пота, который сковал его тело в своих ледяных объятиях. Смерть накатывающая или же это ему вновь казалось от того, что это энергетика супруга то накрывала его, то отступала, концентрируясь только на поддержании купола. Смерть давящая или же, вновь-таки, ему так только казалось, потому что сейчас он лежал на операционном столе, пусть и не видя, но все же ощущая то, что происходит за ширмой. Смерть горькая, с солоноватым привкусом или, как уже догадывался омега, это просто ком вязкой слюны в горле, смешанный с кровью из прокушенных губ. Смерть дурманящая и противоречивая, потому что блондин сквозь мутную пелену созерцал реальность, желая и не желая в одночасье, чтобы, наконец, пришло забвение. В общем, как бы это ни было, Дейдара был не готов, но ещё больше он не хотел, чтобы все это пережил Итачи, поэтому он и ждал Наруто, ведь брат ему пообещал и, а омега был в этом уверен, он непременно сдержит свое слово. Когда его супруга начало окутывать алое свечение, Дейдара уже практически ничего не понимал. Было легко, что-то манило его за собой, влекло, звало, затягивало, и, если бы не усилившиеся ощущения связи с возлюбленным, он бы поддался этому зову, наконец-то обретя покой, а так пришлось выныривать из роскошного забвения, приподнимать веки и концентрировать свое внимание. Боль снова вернулась, теперь он чувствовал её каждой клеточкой своего тела, но она была не острой, а до тошноты тупой, и, если бы омега мог, он бы сам разорвал на себе кожу и вырвал бы из своего тела эти ноющие, пульсирующие точки, что было не только безрассудно, но и невозможно. Итачи был прекрасен. Он не раз видел его сущность Древнего, но именно сейчас она воспринималась омегой по-другому, не отделенной, не чуждой, не инородной самому Итачи и их связи, а родной и теплой, а глаза с черным узором смотрели на него с такой нежностью, трепетностью и любовью, что блондин улыбнулся в ответ, слабо сжав пальцы супруга в своей ладони. Он чувствовал, что Итачи пытается восстановить его биополе, но даже Древнему не под силу спасти того, кого уже цепко держали пальцы бога смерти, он мог лишь оттянуть этот миг, и Дейдара был благодарен мужу за это, ощущая, как медленно, постепенно развеиваются нити купола – значит, вскоре он увидит своих мальчиков. Дейдара вздрогнул, как и его сущность, когда в застывший тишине раздался громкий крик, а через минуту ещё один, но более недовольный и протестующий, оповещающие о приходе в этот мир сразу двух новых жизней. Омега даже заерзал, точнее, сжал пальцы так сильно, насколько мог, требуя, чтобы Итачи попросил показать ему малышей, но, похоже, в этом не было необходимости. Цунаде и её ассистентка, уже через пару минут, сами подошли к ним, осторожно показывая все ещё хнычущих, но уже вытертых и замотанных в пеленки младенцев. - Несмотря на недоношенность, как и ожидали, здоровенькие, крепенькие мальчики, - устало, но со счастливыми нотками в голосе произнесла Сенджу, а после обескуражено отвела взгляд, - но именно таких, - это слово женщина волнительно подчеркнула, - мальчиков я не ожидала Дейдара беспокойно взглянул на возлюбленного, не понимая, что произошло, и о чем говорит врач, ведь его сынишки были прекрасны – розовенькие, с маленькими личиками и черными волосиками, в общем, оба в папочку-альфу. Но Цунаде говорила так, будто что-то произошло, не плохое, нет, можно даже сказать, наоборот, но это настолько взволновало женщину, что она даже взгляд отвела, явно не зная, что сказать, и это было связано отнюдь не с тем, что она ощущала силу другого альфы. - Все хорошо, котенок, - ласково ответил Итачи, с улыбкой посматривая на своих новорожденных сыновей. – Просто наши мальчики очень особенные, - да, он чувствовал, слабо, конечно, но ведь это младенцы, хотя, конечно же, ощущения завораживали, - у них уже пробуждена сущность и есть тоненькие биополя, - на этот раз улыбка, полная любви и благодарности, была адресована супругу. – Наши маленькие альфочки. Спасибо, любимый - Ичиро... – едва слышно произнес Дейдара, смотря на того малыша, которого держала на руках Цунаде, и который появился на свет первым - И Йору, - поддержал мужа Итачи, называя второе имя из тех, которые они выбрали для своих сыновей, а после кивнул женщинам, которые сразу же унесли детей, чтобы поместить их в специальные боксы, а сам вновь полностью сконцентрировал свое внимание на муже, чувствуя, что тот хочет ему что-то сказать Дейдара проводил взглядом вновь скрывшихся за ширмой женщин, понимая, что то, ради чего он жил и терпел эту боль, сбылось. Вот они, прекрасные, милые, крохотные создания, их мальчики, плод их уз и их любви, их надежды и их продолжение. Нити энергетического купола практически рассеялись, при этом высвобождая накопленную энергетику не в его тело, а в пространство, потому что... потому что её уже просто не было куда возвращать. Его каналы разрушены, биополе больше не существует, единственное, что осталось, это сущность, но и она была истощена настолько, что уже не могла бороться, тоже постепенно угасая, хотя при этом отчаянно не желала терять связь, рвать узы, пыталась ощутить малышей, установить с ними родительскую связь, но все её попытки были тщетны. Боли больше не было, только тоска и умиротворенность. Его сыновья... он успел увидеть их и дать им имена. На сердце было спокойно, сущность тоже присмирела, и Дейдара высвободил ту капельку сил, которую он так тщательно берег все это время, чтобы потратить её на самые важные в своей жизни слова. - Люблю тебя... – одними губами прошептал Дей, чувствуя, как по холодной коже щеки стекает горячая слеза сожаления и прощания. Он не хотел уходить, не представлял себе, как он будет без возлюбленного и их сыновей, как же больно будет, когда падут узы их Пары, и не хотел, чтобы было больно мужу. Как это вообще возможно, ведь они две половинки одного целого? Нет, они уже давно стали едины, а не половинками. И теперь его собственная сущность, сердце которой уже тоже было практически разрушено энергетическим истощением и внутренними повреждениями, в последнем рывке, отдавая все свои силы и с мелодичным звоном рассыпаясь на осколки, воззвала к узам Пары и передала своему Истинному то, что он уже не мог сказать – клятву верности во всех рождениях и перерождениях. Дейдара пообещал любимому, что они всегда будут вместе. И он будет ждать, даже через века, при любых обстоятельствах, он будет искать, хранить верность и любить всем сердцем. А после... после все померкло.