Сущность Альфы

Слияние с собственной сущностью не было настолько простым, как могло показаться на первый взгляд. Это истощало, даже учитывая то, что его энергетические запасы были очень велики, а сущность Древнего подчинилась ему добровольно. Это требовало ювелирной концентрации, поскольку слияние было нестабильным, то и дело угрожая вернуть все на круги своя, после чего, как понимал Итачи, быстро и плотно слиться с сущностью снова он не сможет – тело просто не выдержит подобной нагрузки. Это обостряло все инстинкты, обостряло восприятие, зрение, слух, нюх, даже ментальная чувствительность усилилась в несколько раз, хотя он по-прежнему не ощущал, что же происходит вне родильной палаты. Итачи сам себе казался иным, и дело было отнюдь не в том, что в процессе слияния он оказался внутри сущности, а не отдельно от неё, связанный с ней энергетическими нитями, дело было в том, что, наверное, сознание Древнего все ещё жило в сущности, жили его воспоминания, его жизненный опыт, и теперь это все вливалось в него медленным потоком, отвлекая обрывками образов и голосов. Но альфа все равно не чувствовал своего супруга, хотя нити уз Пары все ещё тонко вибрировали, но их звон постепенно угасал, становился едва слышимым, прерывался, ускользал от него, заставляя сущность метаться в предчувствии утраты. Миг, когда он услышал первые крики своих сыновей, отгородил его от всего, даже от воспоминаний Древнего, наполняя тело альфы теплом, мягким светом, мелодичным перезвоном новых нитей, которые более не были призрачными и тонкими – теперь они стали отчетливыми, чернильно-синими, слегка подрагивали, плетя своеобразную мелодию новой жизни. Это было прекрасное ощущение, захватывающее, заполняющее его всего, замещающее другие эмоции, обнажающее именно те чувства, которые он вряд ли мог бы выразить словами. Да, альфа понимал, что сейчас Дейдара этого всего не чувствует, потому что его биополе разрушено, а сущность из последних сил цепляется за грани этого мира, но взгляд омеги говорил и за его биополе, и за его сущность – супруг был горд, восхищен и счастлив, едва ощутимо сжимая его ладонь своими тонкими пальчиками в знак их единения и любви. Альфе было трудно понять, что именно он чувствует, и Итачи даже сперва подумал, что это отголоски биополей тех, кто находится где-то поблизости, но ощущения были слишком реальными и близкими, чтобы списать их на отголоски, а его собственное зримое биополе так пульсировало и тянулось, что не поверить в невозможное у него просто не было оснований. Да, их мальчики уже имели биополя, они были настолько особенными, что даже Древний не мог предсказать, какая же им уготована судьба, но что-то подсказывало альфе, что пробуждение в нем силы Древнего именно в момент течки супруга произошло не просто так. Все это время он задавался вопросом: зачем ему была дана эта сила? Возможно, вот он, ответ: чтобы родились такие уникальные дети. Планы и пути богов трудно понять, поэтому говорить о чем-то с уверенностью он сейчас не мог, тем более что Дейдара таял прямо на глазах, будто утекал сквозь его пальцы, ускользал, рассеивался, отдалялся от него, цепляясь за что-то, что он так отчаянно пытался ему сказать. Клятва верности шокировала Итачи, потому что это были не просто слова: ментальная клятва верности, данная на пороге смерти, сродная с ментальными узами Пары, и она навечно, даже в их последующих рождениях и перерождениях, запечатлевается в сущностях тех, кто дал и кто принял эту клятву. Да, он знал, что Дей любит его, что его чувства искренни, сильны, крепки, но чтобы клятва... Неужели возлюбленный действительно способен на такую жертву? Ведь клятва заставляет своего носителя искать, возможно, даже целую жизнь, стремиться к тому, чей образ будет всплывать в его памяти, и, не найдя, вернуться в круг перерождений, так и не обретя счастья. Но сомневаться в твердости и искренности решения возлюбленного Итачи не позволила новая волна ощущений: жар окутал его всего, проникая в его биополе, тело, сердце, сущность, сплетаясь с меткой и запечатлеваясь вокруг неё плотным ментальным ореолом, который не позволит ей исчезнуть, даже спустя сотню перерождений и веков. Тонкий, беспрерывный писк прибора совпал с оглушающим треском, от которого у Итачи резко померкло перед глазами. Он будто упал в холодящую, липкую, дурманящую пустоту, в которой он барахтался, стремясь к поверхности, и которая неумолимо тянула вниз. В темени, словно вспышкой, сверкнула белесая нить, стремительно уходя в эту глубину, растворяясь в ней, сливаясь с ней, постепенно угасая. Итачи хотел ухватить её, уцепиться в неё пальцами, намотать на кулак и либо вытянуть её из этой темени, либо уйти вслед за ней, но пространство вокруг него сгустилось, уплотнилось, сковало его разум и резко, тоже вспышкой, вытолкнуло назад, к свету, к реальности, в которой все ещё непрерывно пищал прибор, оповещая о том, что сердце его возлюбленного остановилось. Драгоценные секунды ускользали от него, но Итачи никак не мог собраться и сделать именно тот шаг, ради которого он и слился со своей сущностью Древнего, удерживая вокруг себя зримый образ и накапливая энергетику. Лицо любимого казалось таким неестественно-умиротворенным, что было трудно поверить в то, что его Истинного больше нет. Счастливая улыбка тронула бледные губы, ресницы откинули густую тень на меловые щеки, шелк светлых волос застыл, окутывая омегу золотистым ореолом, а тонкие пальцы так и не отпустили его руку, будто тем самым скрепляя их вечный союз. Кажется, вокруг него что-то происходило, кто-то пытался что-то сказать, но прикасаться не решался, назидал только, мешал, путал мысли, хотел заставить его поверить в то, что возлюбленного больше нет, а Итачи в это верить не хотел. Вот как? Как Дей может его покинуть? Оставить одного. Отречься от него и их детей. Он же дал ему клятву верности, пообещал, что, несмотря ни на что, всегда будет рядом, заверил его в вечности и неугасаемости огня их любви, а кто-то говорит, что Дейдары больше нет. Лгут! Все вокруг лгут! Даже этот прибор, который все пищал и пищал, даже эта ровная зеленая линия – все было ложью, обманом, дурным сном, потому что Дей жив. Дей должен жить. Должен любить и воспитывать своих сыновей. Просто обязан ещё раз сказать ему, что он его любит. Итачи поднялся, чувствуя на лице соленую влагу, которой, как он думал, больше никогда не суждено было скользить по его щекам. Ало-черный ореол сущности вокруг него уплотнился, постепенно меняя, теряя, искажая свои очертания, вновь превращаясь в витки биополя, которые медленно клубились вокруг альфы. Он до сих пор не знал, что точно нужно делать, но сила уже была в его руках, значит, именно руки должны стать проводниками, должны стать инструментом, связующим звеном, который заменит одну жизнь на другую. Итачи осторожно высвободил руку, на миг бережно прижался к ладони супруга губами, а после, глубоко вдохнув, положил ладони Дейдаре на грудь, туда, где уже не билось сердце, и обратил свою ментальную силу в поток, который, хлынул через его пальцы алыми нитями, наполняя бездыханное тело энергетикой. Альфа чувствовал, что этот поток постепенно выкачивает из него все силы, делает слабым и беспомощным, при этом, кажется, ускользая в пустоту и не принося именно того эффекта, которого он так старательно добивался – он не восстанавливал сущность его возлюбленного. Итачи ощущал осколки, рассыпающиеся, быстро тающие, ускользающие, пытался своими ментальными нитями соединить их в единое целое, вдохнуть в них жизнь, заставить снова тонко вибрировать, источая энергетику и силу, но его стараний было явно мало. И Итачи, даже не думая о последствиях, воззвал к истоку своей силы, который в его внутреннем мире предстал тем самым деревом, обратил свои ментальные нити в сосуды, присоединил их к корням, связывая разрушенное и ещё живое настолько крепко, что ничто не могло разорвать эту связь, пока жизнь одного не станет принадлежать другому. Итачи не сомневался ни секунды, видел, как ментальные вихри, скользя по его рукам, проникают в тело возлюбленного, ощущал, как они цепляются за осколки сущности омеги, сжимают их, наполняют силой, заставляют пульсировать и источать энергетику, нити которой тянулись друг к другу, восстанавливая энергетическое сердце. Зачем мысли? Зачем сомнения? Зачем взгляд на последствия? Дей пообещал… любимый дал ему клятву вечной верности… омега связал себя с ним до скончания веков и миров – значит, они ещё встретятся, будут вместе, будут любить друг друга, сгорать в пылу взаимной страсти и заботиться о своих детях. Дейдара его подождет, будет ждать, а он будет его искать, а бог смерти пусть пока довольствуется только его душой… недолго, потому что даже его путы не в силах удержать тех, кто стремится друг к другу, связанные ментальной клятвой. Оставалось совсем немного, буквально ещё пару секунд, и он полностью перенаправит свои жизненные силы в возлюбленного, даровав ему жизнь, но внешнее вторжение резко, пламенем, вихрем, безудержной, опаляющей силой сжало сосуды, безжалостно разрывая их и прерывая передачу жизненных сил. Итачи вскинулся, злоба и ненависть заполонили его, потому что он ощущал рядом просто невероятную, грозную, величественную силу, противостоять которой он мог и собирался, но его будто что-то сдерживало, не позволяя нанести смертельный удар, будто тем самым он пошел бы против того, что было естественным и неумолимым ходом вещей. Альфа успел заметить лишь оранжевое свечение, которое ослепило его своей яркостью, а после болезненный, обычный, физический удар в грудь откинул его к стене, после чего последовал четкий ментальный приказ не вмешиваться. Итачи сопротивлялся, хотел лично сомкнуть пальцы на горле того, кто не позволил ему вдохнуть в возлюбленного жизнь, но он потратил слишком много сил, так много, что его собственное биополе нерешительно замерло, сущность застыла, болезненно пульсируя, но настойчиво вновь насыщая биополе энергетикой, а тело так и осталось безвольно осунувшимся по стене на пол, поскольку каждая мышца сейчас была скручена болезненным спазмом. Да, альфа чувствовал, что он быстро восстановится, даже несмотря на то, что он практически истощил себя, но все равно нужно было время, а пока что брюнет мог только наблюдать, точнее, ощущать на себе ментальную силу второго альфы, которая обжигала его кожу не хуже открытого огня. Итачи удалось открыть глаза. Открыть, чтобы тут же их прищурить, потому что оранжево-золотистый свет все ещё был неестественно ярким, но все же ему удалось рассмотреть человека, хотя, скорее, существо, которое склонилось над Дейдарой. ЭТО было не кем иным, как Намикадзе Наруто, и в одночасье им не было, потому что черты альфы исказились, ужесточились, заострились, алые губы обнажили удлинившиеся клыки, ногти вытянулись, превратившись в когти, и легкая дрожь всколыхнула его биополе, когда его пристально окинули взглядом вертикальных узких зрачков в обрамлении оранжевых радужек. Откуда-то Итачи понимал, что он не имеет права вмешиваться, пусть он и Древний, а ведь ментально с этим созданием богов они были равны, вот только… вот только исток их сил был совершенно иным, что наделяло их, таких схожих и разных одновременно, совершенно противоположными способностями. Неужели именно это так тщательно скрывал от него Дейдара? Неужели секрет Намикадзе Наруто был именно в том, что он был живым воплощением того, о чем существовали только мифы и легенды? Неужели Наруто тоже решил пожертвовать собой? Ради Дея и их будущего. Клетки больше не было, только врата, за которыми металась его сущность, отчаянно желая вырваться наружу. Это было опасно. Он ещё никогда настолько не ослаблял внутренние барьеры, по крайней мере, сознательно, и зная, и убедившись в том, что подчинить собственную сущность полностью он просто не в силах, а слияние... Наверное, все-таки зря боги доверили ему такую силу и возложили на него столь искусную ответственность, поскольку он, казалось, даже на пару шагов не смог приблизиться к тому могуществу, которым обладали его предшественники. Горько осознавать собственную слабость, ощущая внутри себя столь могучую силу. Презренно трепетать перед ней, бояться её, ненавидеть и сознательно загонять все глубже и глубже в надежде на то, что сущность уснет или же, вырвавшись, испепелит его тело. Неведом собственный путь – он всю жизнь словно блуждал в потемках, но так и не смог отыскать свое истинное предназначение. Возможно, этот миг наступил именно сейчас? Миг, когда на свет появились просто невообразимо уникальные малыши, жизнь которым дал его брат? Может, именно ради этого он прошел столь короткий, но показавшийся ему вечностью жизненный путь? Путь, который закончится для него в стенах этой палаты. Наруто вздохнул, и гулкое эхо его выдоха прокатилось по полутемным коридорам, растворяясь в глубинах его внутреннего мира, которые до сих пор так и оставались ему неведомы. Сущность замерла, оскалившись. Почему-то для него она обретала очертания животных, разных животных, которые настолько стремительно сменяли свое обличье, источая силу, что он никак не мог сложить и запечатлеть единый образ. Возможно, если бы ему все-таки удалось это сделать, если бы он смог понять, что же истинно представляет собой его сущность, он бы смог её подчинить и использовать её силу во благо, а так… так для него существовали лишь короткие миги слияния. Именно те миги, в которых он ярко чувствовал свою связь с Саске. Альфа снова вздохнул, видя, как ментальные щупальца подбираются к его ногам, начиная опутывать их, медленно скользя все выше. Пожалуй, единственное, что он сейчас мог, это удержать контроль и не позволить силе сущности заполнить его целиком, рывком, накатным валом, испепелив все вокруг ослепительной вспышкой ментальной силы. Нужно было за что-то уцепиться, что-то, что бы придало ему сил. Наруто прикрыл глаза, четко, размеренно, цепко контролируя свое дыхание и представляя подле своего брата, которому он просто обязан помочь. Дейдара был для него всем. Пожалуй, редко кто из братьев, тем более разностатусных, может похвастать такой крепкой связью, а ведь они были повязанными, пусть недолго, но были, и именно он был повинен в том, что эта связь оборвалась. Да, если бы они все ещё оставались повязанными, было бы намного проще, но кто знал? Кто мог предсказать подобное? Кто, как не он, должен был сделать все, чтобы Дейдара, тогда ещё юный омега, не лишился опоры и поддержки? А все его эгоизм и его страхи. Впрочем, не о том он сейчас думает, не эти мысли должны усиливать его контроль, не этим мигом, мигом боли и разочарования, он должен жить. Брат должен жить. Он так решил, хотя изначально его миссия заключалась в том, чтобы остановить Итачи, когда тот попытается совершить обмен жизненными силами. Подобное считалось выдумкой, потому что невозможно вырвать человека из лап бога смерти, но все же Хроники и Темные Фолианты изредка описывали, так называемые, чудеса, когда умершие воскресали, а живые и абсолютно здоровые, как подкошенные, падали замертво. Да, это были всего лишь предания, но Итачи подобное было под силу, его сущность Древнего была могущественна, а стремления альфы чисты и подпитанны безграничной, жертвенной любовью. Нет в мире чудес. В мире есть просто люди, сила духа которых способна расширять привычные для человека грани. Ментальные щупальца сущности уже скользили по его груди, врата, удерживающие силу, дрожали и угрожали вот-вот рассыпаться под натиском невероятной мощи, но Наруто все ещё не чувствовал себя достаточно уверенно для того, чтобы совладать с этим количеством энергетики. Намикадзе понимал, что времени у него катастрофически мало, даже уйдя в свой внутренний мир, он чувствовал, что Итачи уже начал действовать, и сила Древнего была прекрасной, воистину божественной, в то время как его сеяла только разрушения и хаос. Нет, такими темпами он не то что не сможет направить собственную энергетику, а даже удержать контроль над ней у него не получится, поэтому нужно сконцентрироваться и привести мысли в порядок, позволить энергетике плавно струиться в его теле, создавая животворящий ореол силы вокруг него. Образ Саске как-то сам по себе восстал перед его взором – заманчивый и противоречивый. Наруто хотел отогнать будоражащее его видение, отгородиться от него, заставить вновь кануть в пучину памяти, но сейчас, в холоде и сырости его внутреннего мира, омега казался таким теплым, источающим умиротворяющий свет, близким, любимым и желанным, что альфа не смог противостоять этому притяжению, позабыв даже о том, что сейчас он, из-за своей опрометчивости, может оказаться пленником в своем же теле, которое станет подконтрольным его сущности. Догадывается ли его возлюбленный?.. Предполагает ли он?.. Может Саске хотя бы помыслить о том, насколько он важен для Наруто? Наверное, для омеги их отношения – это что-то вроде романтического приключения, которое подросток просто ещё не воспринимает всерьез, хотя... Если вспомнить ту ночь, когда он, так и не совладав со своими желаниями и инстинктами, остался подле любимого, чтобы оберегать его сон, то ему показалось, что Саске был более чем серьезен, точнее, искренен, при этом испытывая к нему не похоть, как большинство других, а настоящие чувства. Но Саске был таким невинным, чистым, открытым, доверчивым, истинным… в общем, Саске был только его, робко положив свою маленькую ладошку ему на грудь и жарко сопя в шею. Чем не миг счастья? Да, именно этот миг и стоил того, чтобы скитаться, теряться, путаться и разочаровываться, чтобы после, бережно обняв возлюбленного, несколько часов просто наслаждаться его близостью, шепча те слова, которые он так и не осмелился сказать, смотря омеге в глаза. Золотисто-оранжевое свечение полностью опутало его тело, и Наруто без тени страха и сомнения отдался этому жару, наконец, вдыхая на полную грудь и чувствуя, как по каналам разливается его истинная сила. Ощущение реальности вернулось к нему в тот момент, когда Итачи, возложив руки Дейдаре на грудь, уже начал передавать ему свои жизненные силы. Глупо – вот, что бы сказал Наруто, чувствуя, как энергетика мощным потоком струится по толстым каналам-сосудам, которые черпали свой исток от сердца сущности альфы. Но на слова не было времени, да и Учиха не стал бы прислушиваться к тому, кто был для него явной угрозой и мог соперничать с ним в силе ментальной воли. Не хотелось, конечно же, уже в который раз причинять боль, даже если это и было во благо, но у Наруто не было выбора, потому что он хотел спасти обе жизни, а не возродить одну за счет другой. Наруто, чувствуя, как жаркая сила струится по его телу медленными золотисто-оранжевыми потоками, проник сквозь биополе альфы, без особых трудностей прикасаясь к сосудам, которые сейчас слишком отчетливо пульсировали животворящей энергетикой. Да, это было не трудно, но только потому, что Итачи был целиком и полностью сконцентрирован на том, чтобы спасти возлюбленного, не обращая внимания даже на то, как рядом пульсирует сгусток чистой, невостребованной, долго томящейся взаперти силы. На секунду Намикадзе даже задумался о том, а что было бы, если бы они с Древним столкнулись в настоящей, истинно-альфьей, бескомпромиссной ментальной битве? Но эта мысль улетучилась в тот же момент, когда его ментальные витки, обретя зримую форму когтистой лапы, сжали энергетические сосуды, безжалостно разрывая их и прерывая поток передачи жизненных сил. Конечно же, надеяться на то, что Итачи уступит, было глупо, но и ранить или же наносить ему любые другие ментальные повреждения именно сейчас было довольно опасно, поэтому Наруто ограничился обычным ударом, правда, вложив в него немного ментальной силы. Ну, немного – это по его меркам, а альфу отбросило к стене, и, очевидно, брюнет даже на пару секунд выпал из реальности, когда удар совпал с резким разрывом слияния с сущностью. Он чувствовал, что Древний обессилен, но его сущность всего лишь ослабла, и Намикадзе даже ощущал, насколько стремительно та накапливает новые силы, словно их исток был неисчерпаем, глубок и вечен, а значит, он не может терять ни минуты. Брат лежал на операционном столе всего в паре шагов от него, но сделать эти шаги было невероятно трудно, потому что Наруто боялся. Да, сейчас он полностью контролировал свою силу, ощущал её покалывающее, приятное скольжение вдоль тела, игрался с ней кончиками пальцев, чувствуя, как зримые потоки с легкостью поддаются его воле, и это было просто непередаваемое ощущение. Но долгим ли будет этот эффект? Ведь его сущность отнюдь не уступила и не подчинилась, она просто притаилась, словно выжидая именно того момента, когда он ослабнет настолько, что она сможет разрушить врата его внутренних барьеров, но пока что сила была его и только его, поэтому альфа с такой легкостью сделал первый шаг, зная о том, что он УЖЕ перехитрил свою сущность. - Помнишь, братишка, - Наруто подошел к омеге и стал у его головы, чуть склонившись, чтобы Дейдара смог отчетливо слышать шепот его слегка рычащих слов, - ты как-то сказал, что моя сила должна творить чудеса? – блондин улыбнулся, даже не думая о том, что его любящая, наполненная чувствами улыбка сейчас более походит на звериный оскал. – Так вот, Дей: ты, как никто другой, достоин этого чуда Наруто притронулся пальцами к вискам брата, закрыл глаза, сконцентрировался и, как Итачи, направил поток собственной силы в омегу. Да, они с Древним были похожи, но все же исток его сущности был иным, как иными были и его способности, возможности и грани. Фактически, этих самых граней не существовало, но существовали последствия, на которые альфа сейчас не обращал никакого внимания. Он просто не думал о том, что будет после, потому что жизнь Дейдары была намного важнее, да и Гаара был рядом. Да, Гаара… блондин надеялся, что его другу хватит времени, потому что, пусть его повязанный и дал обещание, исполнить его Собаку будет очень трудно. Поток силы увеличивался постепенно, но, в отличие от Итачи, у него не было необходимости сотворять сосуды и присоединять их к сердцу своей сущности. Главное – установить связь, а после омега сам возьмет столько его энергетики, сколько ему потребуется. Наруто плавно проник в зыбкое нечто, ощущая вокруг себя вязкий холод, который медленно отступал под натиском его жаркой силы. В этой серости не было начала, конца или граней, не было времени и пространства, не было ни жизни, ни смерти, не было чувств и ощущений, будто именно эта серость высасывала, впитывала, вбирала в себя все, заставляя забыться и поддаться, окунуться в туман небытия и просто плыть на его волнах в неизвестность, которой, по сути, тоже не было. Наруто уплотнил биополе вокруг себя, превращая его в уже привычную сферу из щитов, которые отгородили его от бездонности этого места. С трудом верилось в то, что именно это нечто, ничто и нигде ожидает каждого человека после смерти, ведь, исходя из верований, это должны быть либо небеса, либо Преисподняя, но место вокруг, без горизонта, твердыни и выси, не было похоже на сияние рая или же пучину пекла, скорее, это было Чистилище – то место, в котором покоятся сущности до того, когда придет время их очередного перерождения. Идти вперед или назад, вправо или влево не было смысла, потому что ничего этого не было, поэтому-то Наруто оставался на месте, пытаясь почувствовать сущность брата. Но как можно почувствовать то, чего, по сути, уже не было? Наверное, никак. Нет, это невозможно. Но Намикадзе лишь хмыкнул, оскалившись на кольца вязкого тумана, которые клубились у его ног, но так и не могли преодолеть барьер его щитов. Сущность тоже победно оскалилась внутри, словно насмехаясь над этим местом, при этом, добровольно, придавая своему носителю ещё больше сил, чтобы раз и навсегда указать зыбкой серости и монохромности вокруг на её место. Сияющие золотисто-оранжевым щиты начали стремительно расширяться, разгоняя сизость и клубящиеся вихри неизвестности. И Наруто понимал, что сейчас он не контролирует абсолютно ничего, но и противиться не собирался, лишь ещё больше, победно, торжествующе, оскалившись, когда узрел вокруг себя множество разноцветных, таких схожих и в тот же момент неповторимых, нитей, среди которых единственно-значимой для него была слепяще-белая, яркая, сильная нить, которая просто-таки пульсировала жизнью. Будучи полностью уверенным в своих действиях, Наруто просто протянул вперед руку, ментальный ореол вокруг которой резко вытянулся, искажаясь и преобразовываясь в энергетический отпечаток его когтистой ладони. Белесая нить с тихим звоном скользнула между его пальцев, робко обвив руку и, казалось, засияв ещё ярче. Плотные щиты уже в который раз отразили хищную атаку сизых вихрей Чистилища, будто насмехаясь над их слабостью и медлительностью, но и не атакуя в ответ. Нет, его сущность не обладала божественными способностями или силой вседержителей, и Наруто даже сомневался в том, что ему удастся ещё хотя бы раз в жизни побывать в этом месте, но, похоже, именно в случае с Дейдарой ему было даровано столь исключительное право, потому что его брат не должен был умереть. Альфа видел нить Дея, она была очень длинной и, вновь-таки, слишком яркой для этого дымчатого, свинцового места, поэтому Наруто крепко стиснул пальцы в кулак, сжимая в нем нить, а после, ощущая, что сизые клубы все-таки напирают, выталкивают, прогоняют, восстанавливают свое право владения и царствования, снова закрыл глаза, резко, хлопком, прижимая нить к собственной груди. Затягивающий вихрь был резким, стремительным, закручивающим, разрывающим, но Наруто крепко держал нить, неумолимо увлекая её за собой, сплетая её с собственными, преобразовывая, сливая со своей энергетикой и цепко удерживая белесое свечение на кончиках своих пальцев, чтобы после, когда свет ламп больно резанул по глазам, выпустить его, влить, вторгнуть и запечатать собственной силой, заставляя уплотняться, закручиваться и обретать форму. Внутренний мир Дейдары был прекрасным – светлым, чистым, сотканным из эмоций и чувств, в нем, высоко в лазурном небе, парили огромные, снежно-белые птицы, гордо расправив свои крылья и сливаясь в чарующем песнопении. Осколки, в которых все ещё чувствовалась сила Древнего, тянулись друг к другу, извиваясь тонкими нитями, сплетались ими, а энергетика альфы залечивала швы, делая внутренний мир омеги целостным, полным, ярким и безызъянным. Когда последний осколок стал единым целым с сердцем сущности, его энергетика хлынула внутрь пока ещё пустой сферы, наполняя её силой. Наруто покачнулся, чувствуя, что требуется больше, намного больше, но даже не помыслил о том, чтобы разорвать связь, которая возрождала жизнь. Это был отчаянный шаг, отчаянный миг, миг на грани возможностей, именно тот миг, которого, похоже, и ждала его сущность. Нет, она не вырывалась, не пыталась разрушить врата внутренних барьеров, даже не скалилась и не рычала, просто наблюдала, выжидала, выгибалась, и так чувствуя, что носитель дарует ей свободу. У Наруто не было выбора, но он ему, по сути, и не был нужен, потому что альфа, ещё до того, как переступил порог родильной палаты, уже знал, что без последствий он не сможет слиться со своей сущностью, а без слияния, соответственно, не сможет использовать все возможности своей силы. - «Сдайся наконец-то, мальчишка! - низко прорычала сущность, предвкушающе урча. – Сдайся и освободи меня, - сущность воспрянула, выпрямилась, обрела хищные очертания, а после, с насмешкой, добавила, - если, конечно же, хочешь спасти своего брата» Естественно, сущность не может говорить, это всего лишь его слабость, неуверенность в себе, нехватка контроля, его личная недостойность и отречение от своей судьбы, от той доли, которую он так и не смог принять, но голос был отчетливым, для него, пусть и миражным, иллюзорным, всего лишь плодом его воображения, но Наруто не мог не согласиться с тем, что услышал, не мог больше удержать тот поток кипящей лавы, который распирал его изнутри. И врата рухнули, рассыпались в прах, обнажили чистую силу, которая возвысилась над ним, расправив огромные крылья, в жаре которых утонула его маленькая, человеческая фигурка. Все полыхало, горело, бушевало, источало силу, взывало к сущности омеги, который просто обязан был жить, потому что внутри него мягко пульсировало два сердечка – обычное человеческое и восстановленное энергетическое. Огненные крылья больше не пугали, плавящаяся кожа больше не раздирала его тело болью, сил больше не было. Только последний рывок. Последний, но такой важный. Важный потому, что он услышал глубокий вздох, а после увидел слегка затуманенный, но живой, с глубинными искорками силы взгляд таких родных, по-братски любимых глаз. Для него не было темноты. Только огонь. Огонь, в пламя которого Наруто шагнул без сожаления и сопротивления, позволяя энергетическим языкам силы глодать его слабое, человеческое, постепенно разрушающееся тело. Саске затаился в уголке, все ещё не веря в то, что ему удалось пробраться в коридор, из которого все двери вели в родильные палаты, правда, именно сейчас была занята только одна, но и этого было достаточно, чтобы сердце молодого омеги тревожно билось о ребра, будто предчувствуя что-то неладное. Казалось, ему не о чем волноваться, ведь рядом с Дейдарой был Итачи, Наруто и опытный врач в лице Цунаде Сенджу, но омежьи инстинкты отчаянно твердили о том, что он должен быть здесь, причем быть тихой, неприметной, просто наблюдающей мышкой, в то время как двое сильных альф молчаливо буравили друг друга тяжелыми взглядами. Вообще-то это было странным, то, что его родители и Кушина-сан остались в общей, пусть и удобной зале для ожидания, а Минато-сама и Гаара-сама (как же непривычно было думать о молодом альфе, как о главе клана) сейчас, как два стража, стояли возле двери в родильную палату, из-за которой не то что не доносилось ни звука, даже не ощущалось никакого ментального всплеска, хотя, как понимал подросток, роды должны сопровождаться сильными энергетическими колебаниями. Возможно, все дело было в том, что это были не совсем роды, а срочная операция, но все равно это не объясняло тот факт, что он даже брата не чувствовал. У подростка складывалось такое впечатление, что родильная палата – это своего рода купол, в котором все замкнуто, закольцовано и законсервировано, хотя он даже предположить не мог, что способно скрыть ментальную силу, тем более Древнего. Что-то было не так. Во всем не так. До крика души и метания сущности не так, о чем ещё раз свидетельствовало поведение альф. Мужчины будто ожидали чего-то, при этом Намикадзе был слегка взволнован, напряжен и категоричен в своем выжидающем положении, а Собаку, наоборот, расслаблен, уверен, но не менее настойчив. Скорее, это было похоже на то, что альфы чего-то ожидают или кого-то поджидают, словно заранее знают о чем-то, о чем неведомо ему. Саске это раздражало. Не злило, а именно раздражало, потому что все вокруг него думали, что он слабый, эмоциональный и вообще ещё маленький, чтобы быть залученным к взрослой жизни и её тайнам, при этом никто почему-то не учитывал тот факт, что ментально он был сильнее любой омеги, а, скорее всего, и многих альф. Несправедливо как-то, поэтому к раздражению примешивалась ещё и обида. Да, он эмоционален, но только потому, что его вынуждают на эти эмоции, оставляя в полном, беспросветном, нелепом неведении, что уже не раз приводило к самым неожиданным последствиям. Вот брат всегда был с ним откровенен, и то, в последнее время даже Итачи что-то скрывал, уж слишком часто омега видел глубокую складку между его бровей, которая свидетельствовала отнюдь не о волнении, а о глубокой задумчивости. В такие моменты брат отгораживался от их связи и полностью уходил в себя, изредка постукивая пальцами по ближайшей поверхности, будто принимая какие-то решения. Получается, никто не воспринимал его всерьез, а Саске так хотелось доказать, что он стоит очень многого, что он взрослый уже не по годам и что он может самостоятельно принимать важные решения. Конечно же, все это шло в разрез с его действиями, но это не означало, что он слаб, мал и глуп только потому, что мыслит и действует не так, как отец или брат. Это закономерно, ведь он омега, поэтому, естественно, как бы подросток ни старался вести себя, как альфа, он просто не в состоянии, по крайней мере, постоянно. Да, он мог быть напористым, непоколебимым, властным, скупым на эмоции и окружить себя ореолом силы, но в тот же момент Саске понимал, что это, в конце концов, сломает его как омегу, а быть омегой ему нравилось. Ну, вот, ещё год назад он бы землю перевернул вверх тормашками, если бы в обмен на столь титанический поступок в нем пробудился альфа, но теперь брюнет сделал бы то же самое, только бы в нем осталась омежья сущность. Дело было в Наруто, в первую очередь. Ведь он любил этого альфу и считал его только своим, даже не представляя, что их жизненные пути могут разойтись. Если кто-то, если хоть одна омега покусится на его собственность, он будет драться и побеждать, потому что Наруто – это его все. И это в семнадцать, почти семнадцать, лет! У него вся жизнь впереди, сотни, тысячи, миллионы встреч, и столько же возможностей встретить других альф, не менее красивых, статных, сильных и притягательно пахнущих. Но смысл в этих встречах и альфах, если у него уже есть только его альфа? Нет, это не сантименты, это чувства – глубокие и, кажется, вечные, поэтому Саске и не понимал, почему Наруто вошел в палату так решительно, почему бросил на него взгляд, который показался ему прощальным, и почему его сущность так отчаянно рвалась вперед, туда, за прочные двери, за которыми скрылся его альфа. Да, сущность… Сущность вообще вела себя странно: не пыталась выйти из-под контроля, причинить ему или окружающим вред, подчинить его, она просто… затаилась. Его сущность накапливала силы, черпая их из противоречивых эмоций, в которых сейчас метался подросток, то становясь сконцентрированным и непоколебимым, как альфа, то впадая в пучину овладевающих им чувств, как омега. Внутри все бурлило, но бурлило в четко определенных рамках, и Саске это тревожило, а ещё больше отвлекало, потому что альфы разорвали зрительный контакт и напряглись, будто что-то предчувствуя. А вот он ничего не чувствовал. Пробовал воззвать к их с братом связи повязанных, но его отбрасывало, причиняя легкий дискомфорт, словно нити их уз завязали в крупный узел, который он никак не мог распутать. Было ощущение… нереальности. Да, он что-то испытывал, что-то волнующее, тревожащее, заставляющее мелко ерзать, а ведь он вообще оказался здесь только потому, что увязался за Собаку, который, казалось, даже внимания не обратил на столь мелкий довесок. И вот опять: он отвлекся на негодование по поводу своей маловажности и вновь потерял нить странного ощущения. Внутри что-то росло, но это было не чувство и не ощущение, точнее, это было именно ощущение, но оно было пока пустым, ничем не насыщенным или же насыщенным такой смесью эмоций, что он просто не мог их разделить. Ощущение уходящей из-под ног почвы сменялось эхом падающих где-то вдалеке капель. Чувство присутствия рядом слабых сущностей сменялось огнем мощной, невидимой доселе силы. Образы, достойные фильмов ужасов, в которых над черными крестами летал ворон, роняя черный шелк своих перьев в зыбкую темноту, замещались кадрами из мистических картин, в которых маг, хрупкий человек, повелевал языками безудержного пламени. Все это было накатанным, но приглушенным, хотя сам Саске не считал, что ему мерещится или же что он сходит с ума. Он просто переживал что-то, именно как омега, потому что как особь с биополем он ничего не чувствовал, похоже, как и альфы, которые уже определенно начали нервничать, все чаще поглядывая на дверь. Наверное, он выпал из реальности, потому что пришел в себя только тогда, когда вокруг него что-то оглушающей взорвалось, насыщаясь отголосками неистового жара. Саске поднялся: ноги дрожали, по вискам стекали капельки пота, губы лихорадочно жгло, и даже влажный язык не мог собрать эти раскаленные капли, биополе выгнулось и замерло, как замер и сам омега, как замерли альфы. Что-то произошло. Что-то, что должно его испугать – именно об этом твердили инстинкты. Но сущность, которая, наконец, решительно вскинула голову, будто сковала его тело, вынуждая стоять на месте и ждать. Саске заметил, что Минато-сама сделал шаг назад, а Собаку, наоборот, вперед, а после, на это ушли секунды, дверь в родильную палату распахнулась, являя его взору клубок огненных ментальных вихрей, которые змеями скользили по телу Наруто, слизывая кожу в прямом смысле этого слова. Ещё миг, и биополе аловолосого стало зримым, хищным, с огромными когтистыми лапами и острыми пиками, которые были направлены в сторону его альфы, а глаза Собаку стали черными провалами, в которых зловеще мерцал желтоватый зрачок. Сам Саске не шелохнулся, потому что не понимал, почему он должен бояться Наруто. Да, на первый взгляд могло показаться, что это не Наруто, а зверь в облике человека, как мифический оборотень, потому что в клыкастом оскале, длинных когтях, узких, вертикальных зрачках на фоне огненной радужки не было ничего человеческого, но сам Саске видел не существо, а именно Наруто, объятого пламенем и непонимающе смотрящего перед собой, будто блондин был внутри, а сущность вне. Да, именно так. Сущность взяла верх над Наруто, поглотила его, подчинила своей силе, выплеснулась, являя свой истинный облик. Но, как бы там ни было, это его Наруто, его альфа, и Саске не собирался его бояться, чувствуя, что именно к этому и готовилась его собственная сущность, мгновенно раскрыв вторую ступень мутации и окружив его плотными щитами. Другой альфа так бы не смог, только омега. В этот же миг Наруто издал утробный, повелительный, подавляющий рык, и биополе Собаку отступило, поддавшись этой силе, в то время как щиты Минато постепенно рушились, плавясь под воздействием мощи биополя своего сына. Наверное, Гаара хотел остановить, преградить путь, заставить сущность отступить, с помощью их с блондином связи повязанных вернуть Намикадзе контроль, но миг был утерян, и альфа уже смотрел на него жаждущим взглядом. Саске не испугался. А почему он должен бояться того, кого любит всем сердцем? Глупо, конечно же, ввиду ситуации, потому что сила сущности Наруто могла его просто испепелить, но омега верил. Да, он верил в Наруто, верил во взаимность их чувств, верил в то, что возлюбленный не причинит ему вреда. Самоуверенно, но все равно верил, оставаясь стоять на месте и балансируя на грани собственных сил, чтобы не податься зову сильного альфы, не стать перед ним на колени, не склонить голову, не уступить, а остаться равным, доказывая свое право быть рядом. Наверное, Саске все-таки показалось, но в безумном взгляде зверя мелькнул глубокий, цвета моря, осознанный огонек, после чего Наруто рыкнул, протестующе, будто ему было невероятно больно, будто он ломал себя и свою сущность заодно, а потом альфа, круто развернувшись и ментально оттолкнув друга, помчался в противоположную от омеги сторону. Стекла в окне разлетелись на осколки ещё до того, как Намикадзе приблизился к нему. Блондин, воистину как зверь, запрыгнул на подоконник, а после, даже не думая о том, что это пятый этаж, спрыгнул вниз, отчего у Саске на миг замерло сердце, чтобы после вновь ещё раз замереть, когда следом за Наруто в окно метнулся Гаара. Саске не стал мчаться за ними и смотреть на то, превратились ли тела двух альф в кровавое нечто, словно что-то подсказывало ему, что ему и думать о подобном не стоит. Лишь краем взгляда он заметил, как ошарашено смотрит на него Минато, а после Саске бросился к лестнице, ведомый невидимой, но отчаянно зовущей его нитью, которая связывала омегу с его альфой. Плотные ментальные витки сработали не хуже воздушной подушки, и Гаара приземлился на полусогнутые ноги, оставив после себя легкую вмятину в асфальте, но при этом не нарушив идеальную поверхность дорожки, поскольку в нескольких шагах от него уже была вмятина, причем намного глубже и больше. Выпрямившись и осмотревшись, Собаку не мог не оценить тот факт, что это был задний двор больницы, на котором стояли мусорные баки, да несколько хозяйственных построек, и камера наблюдения была только одна – над стальными воротами, которые активировались через домофон дежурным службы охраны. Конечно же, никакие ворота Наруто не удержат и никакие ограждения не станут для него преградой, но, главное, здесь не было людей, что значительно увеличивало шансы на удачный исход запланированного аловолосым. Они с Наруто предвидели подобное, именно поэтому Гаара не просто приехал с блондином в клинику, а оказался именно в коридоре, который вел к родильным палатам и в котором, благодаря осведомленности и благоразумности Цунаде Сенджу, не было никого из персонала. С врачом было заранее оговорено, что, в случае необходимости, она вместе с ассистенткой и детьми укроется в специальных боксах для новорожденных, которые примыкали к каждой палате, и в которых младенцы находились первые несколько часов своей жизни, чтобы медсестры могли провести полную диагностику их состояния. Так же, хоть это и было трудно, стены в палате были окрашены специальной краской с добавлением порошка лунного металла, который должен был сдержать силу альфы, ненадолго, конечно же, потому что столь малое количество ограничителя пусть и было преградой, но отнюдь не непреодолимой, поэтому Гаара был полностью готов и сконцентрирован. Присутствие старшего Намикадзе ему не мешало, хотя он и не понимал, почему Минато-сама заведомо подвергает себя опасности, а вот сам альфа явно был не рад его появлению, прекрасно зная, что это означает. Но был ли у Собаку выбор? По сути, нет. Ведь он дал обещание своему повязанному, у него, как резонатора, были обязанности, он просто не мог оставаться в стороне в то время, когда друг канул в пучину безумия, поглощенный собственной сущностью, хотя это и не означало, что уверенность и стойкость давалось ему не сложнее, чем щелчок пальцами. Было сложно, мучительно сложно, но все-таки Гаара надеялся, что до крайностей не дойдет, что было до мизерности маловероятным. И вот теперь, безошибочно чувствуя и видя Наруто, ведь это был Наруто, а не просто безумная сущность, сила которой плавила асфальт и корежила мусорные баки, Собаку никак не мог решиться сделать первый шаг, шаг, который мог закончиться крахом его привычного мира. Зримые ментальные витки нетерпеливо дрожали вокруг него, подстегиваемые присутствием конкурента, агрессора, сгустка силы, а сущность уже расправила свои крылья, готовясь к сражению. Да, они с Наруто не раз сражались, порой нанося друг другу тяжкие травмы, но ещё никогда ему не приходилось вступать в бой именно с сущностью Намикадзе, что, впрочем, его не пугало. Сердце стискивалось от боли, но ноги упрямо продолжали делать медленные шаги, приближая его к застывшему в кольце золотисто-огненных вихрей другу, который скалился, буравя его тяжелым, вызывающим взглядом. Наруто просил, чтобы он разорвал их связь, чтобы не было никаких ограничений, чтобы Собаку не тратил силы на поддержание уз, чтобы ему не было больно, а эмоции отошли на второй план, обнажая чувство ответственности и долга, но он не смог. Разорвать связь нужно было именно в тот момент, когда Наруто появился на пороге родильной палаты, ведомый лишь инстинктами, а у безумной сущности два инстинкта – свергать и присваивать, но он не смог. Точнее, хотел, уже воззвал к узам повязанных, натянул нити до предела, понимая, что друг не откликается на его зов, что между ними будто паутина узлов, которые заглушают его попытки перебрать безумие Наруто на себя, возвысил над собой ментальную когтистую лапу, энергетики в которой должно было хватить на то, чтобы разорвать связь, но не смог. Не смог не потому, что был безответственным или же поддался эмоциям, а потому, что на секунду, на короткий миг, увидел осмысленный проблеск в глазах Намикадзе и одновременно почувствовал слабость узлов в их связи – значит, Наруто все же мог управлять своей сущностью, но почему-то не хотел этого делать. Он, конечно же, видел Саске, мальчишка затаился в уголке и источал просто невероятное количество противоречивых эмоций, но он почему-то даже не помыслил о том, что омежку нужно увести, изолировать в отдаленности общего зала для ожиданий, бесцеремонно выставить его за дверь и тем самым обезопасить, но он этого не сделал и, как оказалось, не зря. Наруто любил Саске, и именно это чувство не позволило ему сорваться и причинить омеге вред, хотя, будь на месте Учихи какая-либо другая омега, она была бы уже пленена природным притяжением альфы. Удивительно, но Саске, похоже, не испытывал ни грамма похоти, ни капли вожделения, ни зерна сладострастия, скорее, мальчишка был раздражен и слишком самоуверен, не отступив перед зверем ни на шаг. Но все-таки... Все-таки, если Наруто любит этого омегу, если смог ради него на несколько секунд вновь вернуть себе контроль над телом и выпрыгнуть в окно, почему он не закрепил этот контроль? Почему уступил и поддался? Почему не воспользовался предоставленным шансом? Собаку отказывался верить в то, что друг мог просто воспользоваться возможностью, чтобы сделать то, что вот уже несколько лет считал правильным – он слаб для этой сущности и её силы, значит, представляет угрозу, значит, нужно эту угрозу устранить. Да, в мире не было силы, которая могла бы остановить то, что носил в себе Намикадзе, но был способ, который мог именно устранить, и этот способ был доступен Собаку. Он остановился примерно в пяти метрах от застывшего и сжавшегося, будто готовящегося к броску, Наруто, прекрасно зная, что от силы альфы его не спасет даже сотня метров, при этом стараясь сохранять с другом зрительный контакт, все ещё надеясь увидеть в шальных глазах проблески сознания. Но их не было, по крайней мере, так могло показаться на первый взгляд, потому что огненные витки рвано, агрессивно, угрожающе вились вокруг альфы, то сгущаясь, то расплываясь, то трансформируясь в длинные хвосты, которые рассекали воздух с оглушающим свистом, хлестали землю, вырывая из неё клочья земли, и обвивали все тело Намикадзе, оставляя после себя выжженные дыры на одежде и коже, ведь Гаара чувствовал, почему тело Намикадзе замерло, а не бросилось в атаке вперед. Наруто держал свою сущность, точнее, держал свое тело на одном месте, не позволяя ему двигаться, держал силу, не позволяя ментальным витками атаковать, но все равно не мог вернуть себе контроль полностью, давая другу лишь несколько минут для того, чтобы Собаку мог исполнить свое обещание. Сердцем он отказывался обращать свою силу и свои способности против друга, повязанного, фактически, брата, но его сущность, ведомая природными, исконными, первоочередными инстинктами уже начала уплотнять его биополе, создавая в нем маленькие сгустки чистой энергетики, которые постепенно становились все больше, начиная сливаться и обретать чернильно-синий цвет. Он никогда не простит себе этого, смерть друга будет на его совести, руках, душе, сущности, но он все равно будет продолжать жить дальше, потому что у него есть любимый супруг, его Пара, и их не рожденный ребенок, у которого обязательно будет самый заботливый отец-альфа. Он проживет эту жизнь за них двоих, а после, когда бог смерти сомкнет свои костлявые пальцы вокруг его сущности, он ответит за содеянное со всей строгостью, с легким сердцем окунувшись в огненную пучину Преисподней. Чернильные сгустки, которые он в разы усиливал, напитывал и насыщал энергетикой из Резервуара Мира, слились в плотную сферу, черную, густую, с огненным ореолом, звенящую от накопленной энергетики, смертельную в своей силе, которая застыла перед ним, поддерживаемая когтистыми ментальными лапами, готовая в любой момент, спружинив, обрушиться на врага. Сфера смерти способна пробить любые щиты, даже Наруто, она может разрушить любое биополе, даже Намикадзе, она рождена для того, чтобы уничтожить сущность внутри альфы, тем самым оборвав его жизнь. Цуки Эмма или луна Преисподней* – высшее оружие любого резонатора, дарованное ему с единой целью – возвратить богам то, что они даровали уникальнейшим из своих творений. Гаара мысленно попросил прощения у своего повязанного, обещая ему никогда не забывать того, кто разделил с ним его участь, и чью участь разделил он сам, после чего сфера дрогнула, впитывая последние, завершающие капли энергетики. Кажется, он увидел в глубине узких зрачков благодарность, никакого осуждения или злости, никакой ненависти или проклятия, только глубокое спокойствие и легкое сожаление, а после... после просто огромнейший, ничем не уступающий силе Наруто ментальный всплеск разорвал замершую тишину своей мощью. Цуки Эмма, издав протестующий, негодующий, надломленный звон, пошла трещинами, стремительно рассыпаясь на мелкие шарики, которые буквально таяли на глазах, возвращая энергетику в Резервуар Мира. Гаара обернулся, понимая, что миг утрачен, и не понимая, какого беса в их с Наруто решение вмешался Древний, но то, что увидел альфа, заставило его застыть с широко распахнутыми глазами, а его биополе ощетиниться и выставить плотные щиты, защищая своего носителя от вихря, который затягивал в себя всю энергетику, которая была в ближайшем радиусе от темно-фиолетового костяка, внутри которого находился хрупкий человек. Саске перепрыгивал сразу через две-три ступеньки, но лестница все никак не кончалась, и омега проклинал и это многоярусное здание, и свою медлительность, и Намикадзе, которого бесы подстегнули выпрыгнуть в окно. Альфа просто проигнорировал его, нагло и бесцеремонно. Вот так вот просто. Потому, что побоялся причинить ему боль. Но Саске-то боли не боялся, более того, он был уверен в том, что Наруто просто не может причинить ему вред, но и мотивов его бегства понять тоже не мог. Подросток не знал, что произошло в родильной палате, и почему сущность Намикадзе взяла над ним верх, но ему было на это почти наплевать, потому что омега чувствовал, что катастрофически не успевает, а он просто должен был успеть. Учиха промчался коридором, пугая сотрудников и пациентов, но подростку сейчас было не до правил и норм, потому что его безудержно влекло к источнику огромной силы, которая будто специально застыла, чтобы он не потерял нить связи с ней. Боги, это было так странно! Ведь он, просто так, не мог связать никаких нитей с тем, что пыталось подчинить своей воле его альфу, но факт оставался фактом: он чувствовал, ощущал и знал, куда и зачем ему нужно, причем побыстрее. Выскочив в холл, Саске даже не думал о том, куда поворачивать и сколько ещё преград миновать, тем более что никто почему-то даже не пытался его остановить, испуганно шарахаясь в стороны, чем омега и воспользовался, минуя пост дежурного службы охраны и сворачивая в полутемный коридор, дверь в конце которого вела на задний двор. Нет, оно-то понятно, почему все кидались врассыпную, и почему охранник-альфа даже не помыслил о том, чтобы остановить его, ведь омега чувствовал на лице липкую влагу, подозревая, что сейчас он использует намного больше своей силы, чем способно выдержать его тело, что чревато очень печальными последствиями, и потеря зрения – это мелочь. Да, именно мелочь ввиду того, что его инстинкты кричали об угрозе. Кто бы мог подумать, что омега, чувствуя, что его альфа в опасности, бросит не только все свои силы, но и самого себя на то, чтобы ему помочь, ведь должно быть наоборот? Но у них с Наруто никогда и ничего не было нормально, их отношения с самого начала были иными, и именно поэтому они так долго анализировали свои чувства, наделали много ошибок и едва не отказались друг от друга. Нет, они не были разными, наоборот. Они были похожи, но не настолько, чтобы сливаться, а именно так, чтобы то, разное, что было межу ними, дополняло их, выражало их индивидуальность и притягивало друг к другу, а общее делало мир их отношений полным и ярким, даже несмотря на то, что между ними было много недосказанности. Хотя, какие тут недосказанности? Теперь Саске все было понятно, точнее, понятным было то, почему Наруто сторонился его, зажимался, скрывался и прятался. Все очень просто: альфа оберегал своего омегу от подобных моментов, когда сила его, воистину ужасающей и великолепной одновременно сущности выходила из-под контроля. Но он теперь знал и абсолютно не боялся, потому что у него больше не было сомнений: они с Наруто не были Парой, но были рождены как две половинки одного целого, которые просто не могут существовать раздельно, друг без друга, и которых соединяли крепкие узы ответной любви. Миг, когда он выскочил на задний двор и увидел возлюбленного, для Саске был окутан туманом, потому что все вокруг стало неважным, когда он узрел, как в руках Собаку возникает черная сфера, наполненная смертельной в своем призвании энергетикой. Он готов был раздавить аловолосого своей силой, расплющить его, вырвать сердце его сущности и пропустить её осколки сквозь свои пальцы, потому что не понимал, почему Гаара собирается убить своего повязанного. Да, внешне это был не Наруто, но Саске и не интересовала телесная оболочка, которая сейчас была покрыта безудержным огнем ментальной силы, его интересовал сам альфа, его душа, которая скрывалась в темноте каких-то коридоров и переходов, принимая как данность то, что с ним происходит, и готовясь умереть. Неужели Собаку не видел? Неужели не чувствовал? Неужели не понимал, что Наруто так легко и просто спасти? Всего-то нужно миновать это золотисто-огненное марево ментального покрова и притронуться к самому Наруто, дать ему стимул жить, показать, насколько важно его место в этом мире. Да, похоже, аловолосый не понимал. И Саске обуяло рвение. Примерно так же он чувствовал себя тогда, когда у него открылась вторая ступень мутации, хотя тогда было больно, его разрывало на части, скручивало, выгибало, бросало в пекло, а после ввергало в самую его бездну, где бесы клеймили его тело болью. Сейчас же боли не было, только немного неприятное покалывание на коже, да слегка неспокойно струилось биополе, обволакивая его мягким темно-фиолетовым светом. Все было просто и естественно. Сущность поддерживала его порывы, тянулась к своей половинке, недовольно фыркая в те моменты, когда натыкалась на прочные, кажущиеся непробиваемыми щиты блондина, и, честно сказать, подначивала своего носителя показать этой сущности альфы, кто на самом деле способен её обуздать и подчинить. Да, он омега, но быть омегой – не означает быть слабым. Быть омегой – значит быть естественным продолжением и завершением своего альфы. Так что пусть сущность Намикадзе не кичится, потому что без него она – всего лишь часть полного и целостного. Да, он омега. Да, он Учиха. А значит, может сделать то, что не под силу Собаку – он может замкнуть круг этой силы и свести его на нет. Саске даже и не заметил, как его биополе, резко расширившись, начало вбирать в себя энергетику альфы. Это казалось вполне естественным и правильным, хотя поток был очень мощным, буквально выводящим его собственные силы на грани возможного. А ещё мешала эта бесовская сфера! Саске хватило одного недовольного взгляда, чтобы раздражающий его сгусток энергетики начал рассыпаться и вновь превращаться в невидимые ментальные нити, но, главное, Наруто теперь смотрел только на него, уже ему бросая вызов. Вызов? Омеге хотелось рассмеяться, но не потому, что он был сильнее сущности альфы, нет, он был… может, не слабее, просто его сила была иной, рассмеяться хотелось потому, что сущность была глупа и переполнена неуместной злобой и ненавистью к своему носителю за то, что он так долго держал её взаперти, не пытаясь её понять, более того, боясь её понять и принять. И Саске пошел навстречу своему альфе, чувствуя, как по его темно-фиолетовому биополю скользят ментальные хвосты сущности, угрожая, но так и не решаясь причинить ему вред. Единственное, что омрачало омегу, так это то, что он практически уже ничего не видел, но ему было достаточно и ментальных ощущений, которые неумолимо притягивали его к возлюбленному. Кажется, с ним было что-то не так, потому что Саске ощущал собственную сущность не внутри себя, а вокруг себя, будто его окружало не биополе, а именно сущность, которая в своем зримом энергетическом облике походила на костяк. Вот где, спрашивается, справедливость? У Итачи – рыцарь, у Собаку – когтистые лапы и шипы, у Намикадзе – огненные хвосты, а у него – костяк… не порядок. Но его сущность нравилась омеге, она излучала тепло, насыщала его энергетикой Наруто и заменяла агрессию альфы его собственными, сильными, уверенными и целостными чувствами, так что оставалась лишь малость, такая жизненно важная малость, всего лишь пара слов, даже одно слово, и именно сейчас оно с легкостью и чувственностью, без капли сожаления, сорвалось с его губ. - Люблю… - прошептал Саске, когда его и Наруто разделяло лишь две тонкие преграды – огненная и темно-фиолетовая. Намикадзе все ещё был в своем внутреннем мире, но омега был уверен в том, что альфа видит и слышит его, поскольку сперва его лицо стало беспокойным, похоже, он даже пытался увернуться, выскользнуть, уйти ещё глубже в пучину огня, но Саске не дал ему этого сделать, единым прикосновением к сущности альфы заставив этот злобный клубок нитей рассыпаться и вплестись в его собственное биополе. И глаза Наруто вмиг потускнели, налились бездонной синевой, окрасились в цвет неба, наполнились оттенком морских волн, блеснули сапфировыми искорками осознания, а из груди Намикадзе вырвался глубокий вздох, волны которого донесли до омеги ответ, состоящий тоже из одного слова. Саске улыбнулся и сделал последний шаг, чувствуя, как рушатся, осыпаются к его ногам щиты, как с нежностью расступаются перед ним витки альфы, тут же смыкаясь за ним и окутывая его, как желанные руки возлюбленного. Хотя, руки возлюбленного действительно его обняли, даруя тепло и непередаваемое ощущение целостности. И омега затрепетал в этих сильных объятиях, потянулся ещё ближе, чтобы кожа к коже, чтобы губы к губам, чтобы дыхание к дыханию… и слиться в поцелуе. А сущность альфы… Что им до сущностей, если они вдвоем, страстно припадая к губам друг друга, сгорали во вспышке их обоюдной любви и не могли в ней сгореть, потому что любовь не сжигает тех, кто, не раздумывая, отдал свое сердце и свою сущность возлюбленному. *дословно - луна бога Эмма (бог загробного мира в японской мифологии), но я подстроил перевод под смысл работы, в котором нижний мир назван Преисподней