Не вошедшее в хроники

Вычислить нужное стойбище было нетрудно: так как аборигены отличались нездоровой страстью к насилию и ритуальным убийствам, СИС исправно снабжала своих оперативников и республиканские войска данными о передвижениях крупных групп песчаных людей. В относительной близости от Мос Иллы осталось всего одно поселение – другие песчаники либо пали жертвами имперской колониальной доктрины, примененной на практике, либо сами снялись с насиженных мест, здраво рассудив, что от таких агрессивных соседей лучше держаться подальше. Обычно Харви был против геноцида в любом его виде. Но когда дело касалось песчаных людей, он ловил себя на тревожащей солидарности с Империей. Эти татуинские аборигены правил мирного сосуществования не признавали и стремление относиться к ним как к разумным существам воспринимали как слабость и отличный повод содрать шкуру с пары-тройки фермеров. Он припарковал спидер настолько близко к стойбищу, насколько это было возможно. Ночь надежно скрывала его от взглядов часовых, зато Харви открывался прекрасный обзор на поселение. Оно было небольшим – наверное, принадлежало слабому племени, боявшемуся сородичей не меньше, чем имперцев, – и это не могло не радовать. По периметру его окружал неказистый забор из мусора и костей крупных животных. Куда выше импровизированных дозорных вышек взвивалось пламя множества костров; судя по барабанному бою и диким завываниям, Харви подоспел как раз вовремя, чтобы испортить дикарям какой-то важный праздник. В Силе стойбище горело нездоровым возбуждением, какое бывает только у существ в религиозном экстазе. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Запутать и обмануть разум того, кто уже не слишком дружен с реальностью и, к тому же, увлечен праздничной суетой, намного проще. Другой вопрос, что и погоню за нарушителями дикари, если что-то пойдет не так, организуют со всем священным пылом... Накинув капюшон на голову и укрыв себя от посторонних глаз Силой, Харви осторожно двинулся к поселению... И остановился, едва сделав пару шагов. Со стороны Дюнного моря к стойбищу несся спидер – стремительно и почти бесшумно. За гортанными воплями дикарей и их ритуальной музыкой Харви не расслышал бы его, если бы не обостренные Силой чувства. "А машинка-то военной сборки", – отметил Харви. Сам он был преданным поклонником универсальных и шустрых гражданских машинок кореллианского производства, но пару раз ему доводилось погонять на армейском "Стингере" – легком спидере, специально разработанном для разведотрядов. Только его двигатель звучал так, что можно было перепутать со свистом ветра... Его – и имперских аналогов, много крови попортивших республиканским воякам. Выругавшись сквозь зубы, Харви положил ладонь на рукоять меча. Похоже, мамаша-ситх хватилась дочки раньше, чем он надеялся. Это резко все усложняло. Скрывшись в Силе, он наблюдал, как спидер замедляет ход и останавливается всего в нескольких метрах от него. С сиденья легко спрыгнула хрупкая фигурка в черной мантии – издали да в полутьме не разобрать, женщина под ней или худосочный мужичок. Впрочем, тайной это оставалось недолго: таинственная фигурка звонко и очень по-женски расчихалась и осипшим, но высоким и мелодичным голосом помянула татуинские пески в выражениях, которых приличным девушкам употреблять не полагалось. Харви бы умилился этой сцене – хрупкие дамы со звонкими голосами всегда были его слабостью, – если бы не одно и очень серьезное "но". Нити Силы вокруг нее свивались в мощную и откровенно темную ауру одаренной. Прятаться было поздно: она тоже заметила его – причем обычным зрением раньше, чем в Силе. Похоже, он потерял концентрацию, и ситх смогла увидеть его сквозь морок. Этот трюк вообще плохо работал против тех, кто умел смотреть сквозь Силу, да и от прямого пытливого взгляда не защитил бы. Алый световой клинок вспорол воздух со злобным шипением. Харви выхватил собственный – изумрудно-зеленый, – но атаковать не спешил. Не лучшая это идея – устраивать дуэль прямо под забором у песчаных людей. Женщина осторожно приблизилась к нему, держа меч наготове. Она была невысокой – едва ли по плечо Харви, – и даже более хрупкой, чем ему показалось вначале. Темнота и низко надвинутый капюшон скрывали ее черты, но с каждым ее шагом все более назойливым становилось чувство узнавания. Так узнаешь любимую мелодию по первым нотам, так ощущаешь вкус любимого блюда, едва почуяв запах... Так узнаешь любимую женщину по скрытому мантией силуэту, походке и осипшему от песка голосу. Харви погасил световой меч и демонстративно повесил его на пояс, одновременно откидывая капюшон другой рукой. Лорейн остановилась в нескольких шагах от него. Ей все так же приходилось задирать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. И она все так же была красива: ее нежного, совсем девичьего лица с милым курносым носиком не изменили прошедшие десять лет и не коснулась скверна Темной Стороны. Жаль, что Сила открывала то, что от обычного взгляда было скрыто. Десять лет назад Лорейн и ситхом-то назвать было нельзя: что бы ни внушали падаванам мастера Ордена, на Темную Сторону не падешь, со злости расквасив кому-нибудь рожу, тайком пообжимавшись с девочкой в кустах или начитавшись запрещенных сочинений джедаев-отступников. Путь во Тьму всегда начинается со зла – с первой боли, причиненной другому, с первой сломанной жизни, с первой пролитой без по-настоящему веской причины крови. Каждый поступок оставляет в Силе свой след и остается с совершившим его до конца – именно поэтому джедаи всегда старались прибегать к кровопролитию лишь в крайнем случае, убедившись (или, по крайней мере, надеясь), что смерть одного спасет жизнь десяткам. Десять лет назад Лорейн казалась в Силе ярким и чистым огоньком. Сейчас к ней со всех сторон тянулись тени – невидимый обычным взглядом кровавый след из оборванных и искалеченных жизней. Такой же, как у других ситхов. – Харви? – Она удивленно приоткрыла рот, коснулась губ пальцами свободной руки. Харви сцепил зубы, чтобы не застонать. Все эти годы он мечтал снова увидеть Лорейн... но не такой. Не тем, чем она обречена была стать. – Что ты здесь делаешь? – То же, что и ты, – ответил он честно. – Спасаю твою дочь. И без того большие глаза Лорейн широко распахнулись, но тут же сузились в злом прищуре. Острие ее меча, только что направленное в сторону, вспороло воздух в миллиметре от его кадыка. Харви не шелохнулся. – Пошел вон отсюда, – прошипела она. – Пока я не убила тебя. Хестра – мой ребенок, ты слышишь, джедай? Я лучше сама тебе глотку перережу, чем позволю подойти к ней! Харви обезоруживающе улыбнулся, хотя понимал: Лорейн не шутила. Она действительно готова была убить его за любое неосторожное слово. За это Харви ее не винил: наверное, он бы тоже не обрадовался, узнав, что его ребенка выслеживает ситх. Что-то странное было в том, как она произнесла "мой ребенок". Будто сразу хотела пресечь притязания, которые Харви даже не думал предъявлять. Они были вместе всего один раз и очень давно. Он не был настолько наивен, чтобы думать, что с тех пор Лорейн ударилась в несвойственный ситхам целибат. Он сам ударяться и не думал, хотя ему-то правила Ордена как раз предписывали. – Лорейн, я по тебе тоже очень скучал. – Харви медленно поднял обе руки вверх, демонстрируя бывшей любовнице пустые ладони. – И понимаю, что ты сейчас на взводе. Но если ты не перестанешь вести себя как психованная истеричка, на твои крики сбежится все местное население. Ты этого хочешь? Лорейн смерила его испепеляющим взглядом, но меч опустила. – Ты прав, – сказала она уже спокойнее. – И все-таки откуда ты узнал о Хестре? И каким ветром тебя вообще сюда занесло? Харви молча посмотрел на нее. Она поморщилась и тяжело вздохнула. – Впрочем, ладно, не отвечай. Сама понимаю, что такие вопросы надо в пыточной задавать. Просто уходи и смирись с тем, что Хестра тебе не достанется. Харви кивнул в сторону стойбища. Пока незваных гостей никто не заметил, но с каждой потерянной минутой росла грозившая детям опасность. Харви чувствовал это, хоть и не вполне понимал, почему. Чувствовала и Лорейн – видно было по тому, как она беспокойно дергалась и постоянно поглядывала на лагерь. – Думаешь, справишься с ними в одиночку? – Это всего лишь дикари. Конечно, я справлюсь. – Поправка: целое племя дикарей, у которых в плену твоя девочка. По-моему, в таком деле два меча лучше одного. Лорейн упрямо поджала губы и гордо вскинула подбородок – совсем как в детстве, когда он впервые встретил ее. Харви невольно улыбнулся. Рука сама потянулась ласково щелкнуть ее по носу, но Харви вовремя одернул себя. Прошло то время. Прошло, и назад его не вернешь. – Подумай, Лорейн, – сказал он мягко. – Если ты из-за своего упрямства погибнешь, твоя малышка останется без матери, а я смогу спокойно пробраться в стойбище и выкрасть ее позже. Или выменять на какую-нибудь услугу: песчаники настолько ненавидят вашу Империю, что иногда сотрудничают с нами. Если бы я желал тебе зла, то не стал бы предлагать помощь. Лорейн ненадолго задумалась. Она так и не избавилась от привычки покусывать губу, если не могла сразу найтись с ответом. Уже открыв рот, чтобы что-то сказать, она осеклась. Гортанные вопли, доносившиеся от стойбища, неожиданно сменились еще менее мелодичными, зато гораздо более агрессивными. Сквозь грохот барабанов пробился другой звук – словно стучали одной ржавой железкой об другую. – Ну что за ребенок! – сердито прошептала Лорейн. – Убью, когда увижу... А ты что стоишь?! Хотел помочь, так помогай! Взглянув ей в лицо, Харви понял, что о затее скрытно проникнуть в лагерь лучше даже не заикаться. На пальцах Лорейн уже плясали электрические разряды, а глаза горели желтым. Прежде чем он успел сказать ей хоть что-то, она взмахнула рукой, и хлипкие ворота стойбища с грохотом слетели с петель. Вокруг хрупкой фигурки Лорейн начал закручиваться энергетический вихрь, посверкивающий ослепительно-белыми искрами. Она решительно зашагала вперед. Харви последовал за ней, готовый прикрыть эту сумасшедшую от тех, кого ее молнии не испепелят в первую же секунду.