Мертвец

Ей нравился этот дом. Дом как дом. Не дорогущий мэнор магов чистых кровей, да и к гриндилоу. Дейзи было, в сущности, все равно или, выражаясь ее словами, «никаких проблем». Главным ее условием при переезде была отдельная комната, в которой ей предоставлялась свобода жить как вздумается, и чтобы в этой комнате ее никто не трогал по пустякам, без крайней нужды. В проблему это не вылилось, и Дейзи счастливо жила в своей комнате с постерами Майрона Вогтейла, Оливера Бойда и Гвеног Джонс.* Урхартам, судя по всему, было чем козырнуть. Выходцы из Шотландии с нормальной такой родословной, когда-то за ними даже фамильный замок водился. Пока не-такой-уж-дальний предок мистера Урхарта начисто не продулся на квиддичных ставках и не сбыл его в собственность гоблинов Гринготтса. Случилось это еще до того, как министром Магии стал Дырявый нос*, и… понятное дело, не тот это факт, о котором мистер Урхарт при случае распространялся. Мистер Урхарт крайне редко распространялся о чем бы то ни было. Дейзи было девять, когда ей впервые представили его как будущего («еще один?») отчима, и уже тогда она сделала вывод: хм, ничего так мужик. Староват, правда. Даже для ее матери, которой на момент женитьбы было двадцать семь. Самому мистеру Урхарту совсем чуть-чуть перевалило за пятьдесят. Его вискѝ благородно серебрились, вокруг глаз — светло-голубых или светло-серых, зависело от освещения — опущенными книзу углами и длинными черными ресницами, которые лет сорок назад могли сводить с ума его однокурсниц, скопились паутины морщин. Жестокие глаза, стеклянные, хоть и красивые. Нос длинноват, зубы слегка лошадиные, но если не улыбаться — сойдет. Мистер Урхарт редко улыбался. Молчаливый, задумчивый — красивый, если делать скидку на возраст — но такая уж у него работа, в комитете заседать и опасных существ обезвреживать. И эта история с его сыном… выражаясь словами Дейзи, «жуть», словами ее одноклассников — «жесть». Дейзи уважала мистера Урхарта за одно то, что он не говорил об этом ни разу на ее памяти. В ее понимании — как детском, так и впоследствии подростковом — болтать о таких вещах могли только идиоты (и мама, но ей можно, она красивая). Отчимов Дейзи — до появления в их жизни мистера Урхарта — успела поменять два раза. Трое мистеров, которых, слава Мерлину, не требовалось называть «папа». Отец у Дейзи был формально — в Азкабане с восемьдесят первого года пожизненно. Прав на отцовство его лишили сразу после вынесения приговора, а развода ее мать добилась, насколько Дейзи знала, только через год. Все, что Дейзи помнила и знала об отце, ограничивалось его именем — Джордж Роден Мальсибер, — статусом крови — полукровка — возрастом — приговорили в двадцать восемь, сейчас ему сорок два — профессией — до заключения штатный целитель ВСА*, старший лейтенант, с семьдесят девятого года Пожиратель смерти с меткой на левом предплечье. То, что Дейзи воплотила в себе его женскую ипостась, входило в число ее скудных познаний. Все, кто знал Дейзи Мальсибер, сходились во мнении, что в ее облике много отцовского. Фред и Джордж Уизли еще на первом курсе придумали ей прозвище (выражаясь их словечками, «погоняло») «male cyber»*, которое прицепилось к ней, как дьявольский силок. На своем курсе Дейзи не была популярной личностью, как, впрочем, и серой мышью. Не играла в квиддич, зато играла в шахматы и довольно часто обыгрывала Джонсон в плюй-камни. В этом смысле ей иногда перепадало или, выражаясь словечками Уизли, «фортило». Непонятно было одно — не только Дейзи, всем: какого черта Шляпа сунула ее в Гриффиндор. Хотя бы потому, что внешность Дейзи с самого начала была негриффиндорская. Длинные крестовидные серьги в ушах — мистер Урхарт их осуждал и потому Дейзи в его присутствии их не носила, — серьга-кнопка в левом носовом хряще — та же ситуация, с той разницей, что Дейзи не докладывалась отчиму, что некто Ли Джордан с помощью самоучителя делал ей прокол, во время которого из глаз Дейзи ручьем текли слезы — мышиного цвета волосы, свободно лежащие на плечах — как только Дейзи получит ЖАБаттестат, отрежет их ультракоротко и обесцветит до платиновой белизны — взгляд орехово-карих глаз, чуть раскосых, из-под широкого лба, редко моргающих. Взгляд, за который — в том числе — ее прозвали «male cyber». Какой тут, спрашивается, Гриффиндор? Рейвенкло, да и только. Даже Уизли с этим согласились, после чего написали на ее лбу «Rave chick»* красной краской в ночь на первое апреля. К слову, это тоже прижилось. До мистера Урхарта у Дейзи было три отчима, а у ее мамы — три брака, ни один из которых — после развода с Джорджем Мальсибером — не просуществовал дольше года. Мама Дейзи меняла фамилию в сумме четыре раза, Дейзи же всегда оставалась «male cyber». Мистер Урхарт поставил не просто рекорд, а сверхрекорд на супружеском ложе, обскакав всех предшественников. Восемь с половиной лет без признаков надвигающегося кризиса и двое наследников. Этому даже статью в «Ведьмином досуге» посвятили. Кажется, не одну. Дейзи ни одну не читала, но знала, что сия макулатура для сплетниц вроде ее мамашки специализировалась на обсуждении чужого грязного бельеца. Из газет она узнала о том, что случилось с Ллойдом Урхартом ночью седьмого января восемьдесят пятого. Дейзи пришлось бы соврать, сказав, что в этом интересе не было ничего личного. В какой-то момент она поняла — весь этот дом что-то скрывает. Не только от нее — от ее братьев, от матери… от всех, кроме мистера Урхарта. От него дом ничего не смог бы скрыть, даже если бы захотел. Со всем, что касалось прошлого, мистер Урхарт прекрасно справился. Нет, не так, он прекрасно справлялся. Ни одной фотографии покойной жены, ни одной улики, личной вещи, ничего, что хоть сколько-нибудь касалось бы их сына. Ни слова. Ни намека, что когда-то здесь (умерла) другая семья. Другие Урхарты. Кроме, разве что, мебели, которой они когда-то пользовались, зеркал, где когда-то отражались… Однажды в гостиной Спиннет рассказала про магический обряд, позволяющий увидеть всех, кто когда-либо смотрелся в зеркало. Любое зеркало. По очереди или выборочно, зависит от конкретной цели. Существовал также обряд заключения в зеркало части души… И то, и другое — темномагическая фигня, опасная фигня, за которую в Азкабан (привет, пап) загреметь недолго. С этого, однако, все началось. С разговора в гостиной. С рассказа Алиссии начался интерес. В библиотеке Дейзи выписала несколько журналов и газет за период с января по декабрь восемьдесят пятого. Стопка получилась немаленькая, и даже сортировочное заклятие, позволяющее вычленить нужные течения в океане информации, не слишком пригодилось. На имя «Ллойд Урхарт» отозвались двадцать пять экземпляров из двадцати девяти, на имя «Люсилль Урхарт» — девятнадцать. На «Урхарт смерть» отозвались все. В каждом была статья и колдо. В основном, Ллойд. Везде. Попав в лапы оборотней, бедняга много где засветился. Колдо-«а ведь был классный…» Дейзи не знала, хорошо это или плохо, оценивать внешность тех, с кем случается подобный («пиздец, Сибер, пиздец, называй вещи своими именами»)… Даже не так, оценивать — это нормально, однако то, что чувствовала Дейзи, когда листала статьи… на первый взгляд — самый-самый первый — в голову лезла мысль: здесь какая-то ошибка. На фото — девочка. Красивая девочка. Мечта, а не девочка. Затем Дейзи подумала «чушь собачья» и, присмотревшись повнимательнее к колдо, поняв, что он — не девочка, почувствовала это. Щелк! Пять номеров из двадцати девяти она купила у мадам Пинс исключительно из-за колдо. Каждый из этих номеров она периодически доставала из сумки просто чтобы посмотреть на них еще раз. «Просто посмотрю. Ему-то что, он ведь уже умер. Уже даже не труп…» …гумус. …объедки. …гнилые кости. «Скажи это, Сибер, яйца надо называть яйцами, а член — членом, и никак иначе». Потом незаметно, мимоходом, колдо, вырезанные заклятием, перекочевали в альбом. В голове среди бела дня, на паре по Зельям, мелькнула мысль — на стену, ту, где он в жилетке джинс и сигаретой в зубах, самый классный… Дейзи едва не выронила ступку. «Вот это я называю «внезапно» и никак иначе. Мошонка и пенис. А своими гриффскими словечками подавитесь» «Rave chick, Rave chick, male cyber, Rave chick…» Щелк. Щелк. Щелк… Дейзи не знала, что тот же вопрос — интерес — мучил кое-кого еще. Давно. Правда, не слишком долго. Кого-то, кто думал, глядя на сигарету в крупных зубах, - слегка лошадиные, но черт возьми… — на изящные пальцы с разбитыми костяшками, длинные руки с тонкими браслетами на запястьях, изгиб шеи и нежную линию подбородка. Думал («мечта, а не девочка…»), какого черта он забыл в Гриффиндоре.