Выбор Листвички

POV Грач. - Грач, просыпайся... - ненавязчивый таинственный шепот будит во мне давно и старательно забытые эмоции, оживающим мотыльком просыпающиеся в моей голове. Нет, не может быть... - Ласточка.., - как одурманенный шепчу я это заветное имя, ради которого я могу отдать все, что у меня есть. Кроме.. Нет, не будем об этом. - Грач, - я вижу перед собой тревожное прекрасное личико серебристой кошечки, старательно и тщетно пытаюсь побороть в себе порыв прижаться к ней, успокоить, утешить. - Твои дети... Они нуждаются в тебе. - Какие дети?! - я впадаю в шок. Нехорошее предчувствие вязко заворочалось в нутре. - Твои, - настойчиво повторяет Ласточка, видимо, не желая объяснять ничего более. - Ты все узнаешь. Пойдем со мной, прошу. Я не могу отказать этому голосу, который как древнее и наилучшее вино пьянит мою голову. Моя грудь разрывается от безудержной тоски, когда я вижу, что она все еще мертва - звездные светлячки слабо высвечивают её гладкую шерстку, полупрозрачную и периодически исчезающую из виду в снежном мареве пурги. Я продираюсь сквозь застывшую в снежных объятиях пустошь, унылую и пустую, изредка покрытую редкой щетиной жухлого выцветшего ковыля. С каждым шагом во мне всплывают новые знакомые картины. Полночная атмосфера, стыдливый страх и страстное, таинственное и интригующее предвкушение встречи... Я резко и решительно останавливаюсь. - Ты винишь меня в любви с Листвичкой. Мой голос резкий и холодный, заседает так же глубоко, как собачьи клыко-когти легендарного Бича в сердце. Призрачная кошка оборачивается, и я снова чувствую вину, жутко жалею о том, что сказал. - Я люблю ваших детей так же, если бы они были моими, - спокойно и уверенно молвит Ласточка. Неожиданно все складывается на свои места, буря эмоций, догадок захватывает меня, и не успеваю я судорожно выкрикнуть покойной воительнице все свои страхи, сомнения, вопросы, противоречия, как она неумолимо тает. И тут я замечаю её. Листвичку. - Грач, - тихо шепчет возлюбленная целительница. Я не могу без боли смотреть на эту хорошенькую кремовую шерстку, изящные светло-коричные изгибы полос на её стройной спине и медовые, хрупкие и такие же болезненные глаза. - У нас есть дети. Рядом возникает силуэт хорошо известной мне Белочки. То есть уже Белки. В зубах у неё бережно стиснуты холки двух котят, и тут я замечаю, что еще один находится в зубах у самой целительницы. Вид у неё довольно не важный - вялый, хрупкий, словно выбитая и вконец прохудившаяся игрушка. - Звездное племя хочет, что бы ты забрал их, - её нежный чарующий голосок вязнет в реве метели, но я старательно и отчаянно, словно свою жизнь, хватаю его из бури, воспроизводя в голове вновь и вновь. - Я.. не могу, - понимаю, что мне самому судорожно хочется взять своих детей себе. - Мое положение в племени и так ниже плинтуса, чуть что и я вылечу оттуда стремглав. У меня есть кошка, скоро будут котята. Буря гнева и горечи в глазах целительницы материализуется в хрустальные зыбкие слезы, на которые я не в силах смотреть. - Так значит! - рявкает она неожиданно с внезапно появившейся в её голосе силой. - Ты бросишь своих детей ради долга, который совсем недавно хотел предать! Ты лицемер, гнусный и изменчивый предатель! Короткий всхлип, и Листвичка обмякнув, устало прислоняется к своей неествественно притихшей сестре. - Пожалуйста, - шепчет она, глотая неконтролируемые слезы. - Звездное племя тебе поможет... Я хочу, но не могу взять их с собой... Пожалуйста, прошу тебя. - Я помогу тебе, Грач, - тихо и ясно обещает еще один болезненный для моей истерзанной болью души голос мертвой кошки. - Хорошо, - вдруг вырывается из моей груди голос, какой-то чуждой, как будто со стороны. Вызывающе уверенный. Листвичка сразу прекращает плакать. Она идет ко мне, осторожно, пошатываясь от избытка боли, чувств, недостатка сил. - Я верю тебе, - шепчет она тихо и упоительно для моего слуха, нежно касается лбом моей щеки и передает мне котенка. Серенький, со светлыми полосками вдоль дымной спины, жалобно пищащий. Ласточка берет котят у Белки. - Пошли, - тихо говорит мне она, и я, в последний раз взглянув на Грозовых кошек - задержавшись на Листвичке - ухожу вслед за призрачной воительницей. - Где ты был! - гадюкой шипит на меня Сумеречница, все еще прерывисто дыша. Меня связывает нехорошее, и в то же время радостное в связи с удачей предчувствие. Я слышу тоненький писк в детской. - Ты пропустил мои роды! Целитель только что ушел из палатки! - Сумеречница, - устало вздыхаю я, кладя все три тельца котят перед её животом, которые Ласточка передала мне перед входом в лагерь. Королева недоверчиво отодвигается в сторону, котята жалобно пищат, пытаются найти живот королевы. Я чувствую раздражение. - Это мои котята. - Что?! - глаза черной кошки по-змеиному сузились, полыхнули яростью и гневом. - От той паршивой Грозовой целительницы?! - Не называй её так! - угрожающе рычу я, но тут же заставляю себя успокоиться. - Пожалуйста, возьми их. Полюби их так же, как своего сына. Пусть они будут твоими. Ты же всегда мечтала о том, как много у нас будет детей, верно? Я ласково касаюсь языком холки черного малыша королевы, затем и её носа, желая добиться её расположения. И кажется, удается. - Хорошо, - все еще недоверчиво отвечает королева. - Но тогда я буду считаться их матерью. И ты забудешь про свою целительницу, и так же будешь любить своего сына, Ветерочка. Понял? Мне не нравится её голос - да и она вообще мне никогда не нравилась - но я через силу соглашаюсь. - Я навещу тебя утром. Целителю скажешь, что на рассвете родились еще трое, - я уже собрался уйти, но напоследок дал имена своим детям: Остролисточка, Воробушек и Львенок.