И приятен ты мне, и противен

      Они идут по тёмной улице, когда горят три фонаря из двадцати. Чонгук зевает и интуитивно идёт вперед, хватаясь за Тэхёна. Тот заставил встать посреди ночи и пойти за ним. Чонгук даже отказаться не мог — Тэхён сбросил с его с кровати с приказом одеться. Не проснувшись толком, младший сумел лишь натянуть поверх ночной рубашки сюртук и выйти из дома.       Остатки сна отступают, но Чон отчаянно цепляется за последние крупицы. Не даёт себе проснуться и полностью осознать, что Тэхёну взбрело в голову куда-то его тащить через весь Нижний город.        Множество ржавых лестниц по улице, ведут в самый низ города: туда, где шахты. Тэхён спускается по одной из них, ведя за собой Чонгука, и сердце младшего пропускает удар, когда он пролетает несколько ступенек вниз и находит остановку в спине старшего, что услужливо остановился. За немым вопросом «Проснулся?» Чонгук кивает, трёт глаза, и Ким скидывает ему на плечо свою сумку с инструментами и лекарствами. Он не верил тому, что Тэхён «врач на выезде», но, видимо, старший не врал, когда очередным вечером хвалился своим статусом. Чонгук перекидывает ремень сумки через плечо, следует за Тэхёном, смотрит наверх, видит потолок железных труб и шлангов.        Они словно ходят кругами. По углам слышится как капает вода и бегают крысы, иногда встречаются спящие у стен граждане Нижнего города. Чонгук начинает опасаться за собственную сохранность, а Тэхён молчит и идет прямо, лишь иногда сворачивая. И младший пытается заговорить с ним, шёпотом, но и не рассчитывает на ответы, он это для себя делает, чтобы отвлечься. Ему кажется, что за ними кто-то следит, ему кажется, что ещё поворот и кто-то накинется на них. Ему кажется, что если Тэхён продолжит молчать, он… — Ты… точнее мы… куда идём? За новым поворотом у стены очередного дома Чонгук видит стоящую, длиною с локтя до кисти, железную палку и берёт её в руки, забывая о том, что перчаток у него нет. Тэхён замечает краем глаза и мысленно улыбается. Чонгук дверные ручки в доме не трогал пока не отмыл, а тут грязный кусок трубы. Делает успехи. Тэхён продолжает сохранять своё молчание, оглядывается, ищет нужное здание, но тут, в такой темноте, все они одинаковые. Чонгук ёжится: слишком холодно, сюртук не греет.       Вдали на дорогу выходит фигура в плаще, зовёт и машет рукой. Тэхён шагает к ней навстречу. Чонгук тормозит, пытается назад тянуть его за руку, каблуками упирается в грязь, палку, как опору, ставит в землю, но не выходит. Ким резко дёргает плечом и рукой, Чонгука проталкивает вперед, но младший стоит, не сдвигается, упрямо стоя на месте. И Тэхён, толкая его в спину, ведёт вперед. Они следуют за страшной фигурой и по скрипучим деревянным ступенькам заходят в дом. Внутри повсюду горели свечи; стены голые, завешаны редкими тканями. Фигура эта страшная, снимает капюшон, а под ним оказывается девушка с повязкой на глазу, с светлыми волосами и заплаканным лицом. Она просит Тэхёна пройти за ней; робко открыв дверь одной из комнат, Чонгук видит внутри ещё одну девушку. Она лежала в кровати, только её ноги были укрыты множеством темных тканей, мокрые волосы прилипли к лицу, а руки были все исцарапаны и привязаны к телу. Липкий страх окутывает всю его спину и его холодит. Тэхён проталкивает его во внутрь, и дверь за ними закрывается. Ким ничего не спрашивает, подходит ближе к кровати, сбрасывает ткани на пол. Чонгук почти не смотрит: боится, из интереса только, краем глаза поглядывает. У девушки от правого колена не было ноги, а все простыни, ткани и одежды были залиты кровью. — Давно? Тэхён просит воду, слушает пульс на руке и шее. Лежащую всю колотит и лихорадит. Молодой человек, что пришёл просить помощи у Тэхёна, назвал адрес, просил его ждать — он принесёт плату. Всю ночь будет искать. Уже отдал десять золотых монет, чтобы Ким поторопился. Дом находился далеко, поэтому он бежал, как только всё случилось, а уже была глубокая ночь, и скоро утро. Он обмолвился о каких-то долгах, поэтому видимо, она за них и поплатилась. — Со вчерашнего вечера. Девушка отвечает дрожащим голосом, подаёт Тэхёну миску с водой. Он льёт воду на ногу и протирает тряпкой кожу, девушка в кровати начинает кричать. Ким вглядывается: кожа вся синяя и гноится. Тэхён будто бы забыл о существовании Чонгука, как только они переступили порог этой комнаты, и Чон не понимает, для чего он здесь нужен. Он цепляет взгляд за потолок и стоит не двигаясь, не самые приятные картины. Хочет сбежать, чтобы не слышать ничего и не видеть. Тэхён лезет в карман за перчатками, осматривает ногу. — Тридцать пять золотых монет — я попробую предотвратить заражение. Протез будет стоить шестьдесят. — Но- у нас сейчас нет столько. Девушка почти плачет, но держится, показывает себя сильной. Чонгук вздрагивает от её голоса, смотрит на неё и тут же переводит взгляд на Тэхёна. Чон не хочет находиться в этой комнате, он хочет уйти. На это всё смотреть невозможно, но Тэхёна ничего не трогает. Он выглядит так словно перед сном вышел из дому и уже утомился прогулкой. Чонгук не понимает как в такой ситуации он может казаться таким скучающим и утомленным. Это тот самый Ким Тэхён, который не скупиться на выразительные жесты и энергичные мимику в любой мало занятной ситуации? — Могу лишить её страданий прямо сейчас. Восемь золотых — безболезненно, пять — как получится. — Мы все уплатим, — говорит девушка и её голос дрожит, — полную сумму, только помогите. — Восемь или пять, сколько у вас есть сейчас? Сталь в голосе, незаинтересованность в глазах. Чонгук уже сам хочет умолять, чтобы Тэхён помог, чтобы не был так резок. На него всё здесь давит: обстановка и девушки — одна, едва плачущая, вторая при смерти, и безразличный Тэхён. Ему самому больно не меньше, будто был знаком с ними всю жизнь. Девушка светлая просит ещё раз и второй, и третий, и на колени падает и уже молит. Всё будет к утру, уже ищут, Тэхён может приступать к своей работе. К тому времени, как завершит, принесут уже все. Чонгук только хочет слово вставить, как Ким будто предвидев, на него смотрит и взглядом одним с места двигаться запрещает, не позволяет рта открыть. Тело оцепенело, будто он и без разрешения не мог даже дышать. Девушка молит, но Тэхён повторяет ещё раз: — Так восемь или пять? Девушка продолжает просить, Ким смотрит на неё, смотрит на ту, что в кровати, и Чонгук надеется, что Тэхён просто время тянет, издевается, как всегда, а всё равно поможет. Однако он всё такой же незаинтересованный, не зевает разве что для полноты картины. Всем своим видом показывает, что сейчас уйдёт. — Я долго ждать не буду. Она умрёт в течение суток, готова терпеть её крики? Девушка плачет, поднимается с пола, уходит. Её долго нет. Тэхён в лице не меняется, всё такой же скучающий. Чонгук хочет спросить, хочет попросить, но не знает, как это сделать — до сих пор ни двинуться, ни вымолвить ничего не может. Разве что смотрит на девушку в кровати. Вскоре вторая возвращается — искала по всему дому монеты. Нашла семь. Руки трясутся. Она протягивает их Тэхёну — это всё что есть, но она ещё одну найдет, если он подождет пару часов до открытия лавки обмена: она продаст что-нибудь, попросит на улице, только пусть по-человечески, пусть хоть в последние минуты её сестра не страдает. Тэхён смотрит на это, потом подходит к Чонгуку, забирает палку из рук, возвращается к кровати. Ничего не говорит, не предупреждает никого, отвернуться не просит, лежащей в глаза смотрит и острым концом трубы протыкает грудь. Девушка давится кровью, её веки широко распахиваются. Он вытаскивает палку резко и отходит, заляпав кровью лишь пол и кровать, и ещё раз вонзает в неё палку, в яремную ямку. Ужас, который испытал Чонгук он не мог переворить до конца. Он хочет забыть эту картину: лицо Тэхёна без эмоций и девушку всю в крови. Ким оставляет железо в теле, снимает свои перчатки, кинув их на кровать. Подходит к светлой девушке, берёт пять монет, и они уходят. Чонгука он за руку за собой вывел, потому что тот ни на что не реагировал.        Когда они оказываются на улице, за спиной слышится не то крик, не то вой. Потом они идут прямо по дороге, никуда с неё не сворачивая. Тэхён на Чонгука смотрит и начинает спокойно, у младшего трясутся плечи, он совсем не моргает, взгляд направлен куда-то сквозь землю. — Я взял тебя с собой, потому что хотел, чтобы ты… — Ты- ты чудовище, Тэхён. И Тэхён кивает, потому что соглашается. Возможно это так. Или может он хочет чтобы было так. — Ну, и для этого тоже. — И как часто ты людей убиваешь? — Помогать чаще приходится, — он бы добавил для образа «к сожалению», но придержит это до следующего раза. — Смотри, ты навряд ли только без ног останешься, если дальше продолжишь разгуливать в таком виде. Потому что ей просто не повезло прогуляться ночью, а тебе и днем это светит. И заметь, она в отличие от тебя была кому-то должна. — В таком случае, ты и меня убьешь? — Тебя убью не я, — он делает паузу, потому что хоть что-то Чонгук должен же понимать. Тэхён уже не знает, как ему объяснить, что это не место для показа своего статуса. — Но если и допустить такой исход, то… одни твои туфли на восемьдесят золотых монет по местным расценкам потянут. Так что если останешься жив, со мной будешь в расчете. Подумай об этом. Чонгук поправляет ремень сумки на плече и идёт рядом с Тэхёном. Был бы здесь Чимин, не позволил бы Тэхёну его пугать, пойди Чимин с ними Чонгуку бы вообще не пришлось бы этого пережить.       Они снова ходят кругами, на улице уже собираются люди, рабочие в фонари заливают воду. К ним подбегает парень, двумя руками протягивает Тэхёну мешочек, и не может отдышаться. — Тут девяносто девять монет. Тэхён мешочек не берёт. Идёт дальше. Не смотря ещё радостному парню в глаза, бросает почти весело, когда тот остаётся за спиной: — Зови пожирателя грехов. Чонгук опасливо глядит на Тэхёна, боится, что глаза того смеются, и правильно делает.       Они уже девять дней в Нижнем городе, а ему всё ещё кажется, что он спит, и утром обязательно проснется в своей комнате, и снова будет выслушивать причитания сокомандников; Тэмин приходил ранним утром, всех разбудил, кроме Чонгука, за которым и заходил — достал уже. И если Чону так улыбается третий полк, пусть к ним и переезжает. В красном расхаживать будет да во дворце стоять по праздникам.

* * *

       К горлу подступает тошнота. Чонгук кашляет в руку. Тэхён и на следующую ночь взял его с собой, ещё и смотреть заставил, рядом стоять. Тут трое молодых людей нашли своего друга — мёртвым. Не хотят отдавать пожирателю грехов, говорят, сами готовы. Ким в перчатках и завязанном на лице платке, снимает с тела кожу, сочленяет суставы и мышцы. Чонгук смотрит по сторонам: голые сырые стены, всего одна комната и всюду раскиданные вещи. Тэхён, будто у него глаза на затылке, реагировал на каждую попытку Чонгука отвести взгляд. Молча как-то приказывал смотреть и запоминать.        Молодые люди оправдываются, будто их друг болел долго, лишился работы, на еду денег совсем не было, переживал за это до последнего. Славный был парень, помогал им всегда. Чонгук слушает это все и боится, что тоже может заболеть в этих то отвратительных условиях. Тэхён работает молча, думает: преподать ли младшему ещё один жизненный урок, как бы случайно акцентировав внимание на шее парня, на то, что придушили его и болезни никакой не было, по крайней мере, настолько серьезной, как тут описывают. Внутренние ткани и органы в отличном состоянии.        Ким уже работает больше часа, не отвлекается, не встает. Чонгук все так же стоит, уже не такой бледный, каким был в самом начале. Не привык — абстрагировался. Тэхён разрешает ему присесть, пока принялся вырезать органы. Младшего точно стошнит, ещё и вечером не сможет готовить, а на такие жертвы он не готов был идти.        Чонгук за спиной Тэхёна садится на диван, прикрывает глаза, не спит вторую ночь. Такими темпами станет как Тэхён. Может, поэтому старший и не спит, потому что совесть его нечиста, понимает в глубине души, что неправильно живет. Или же во снах его мучают эти образы.        Те молодые люди оказываются рядом с Чонгуком, двое садятся по бокам от него и один встает напротив. Говорят что-то тихо: то ли пугают, то ли угрожают. Тэхён это замечает, но игнорирует. Чонгук же ещё молчит. А этот, что стоял напротив Чонгука, спиной к Тэхёну, пригнулся и приставил к горлу нож, поцарапав, чтобы Чонгук проснулся и не зевал. Справа который сидел, ему руку на плечо положил, всё за края жилета дергал, намекал, что твид никогда не носил. Чонгук почти не дышит, и не знает, что ему делать — нож всё ещё упирается в горло, Тэхёна ему не позвать. Его начинает трясти — он был слишком напуган. Вспоминаются ему слова Тэхёна и Чонгук наивно полагает, что им нужна его одежда. Совсем не думает о том, что люди внизу озлобленны на аристократов, не думает, что они могут ему навредить. И уж в тем более не думает, что его жизнь может оборваться из-за такой мелочи.        Тэхён работает, и замечает, что все ещё подозрительно тихо, он надеялся, что Чонгук хотя бы заплачет. Потому решает вмешаться и еще разделывая тело, подаёт голос: — Всё хорошо? Парень с ножом на Чонгука смотрит, взглядом говорит ответить, но Чон не может, он будто разучился говорить. Горло сухое и голос пропал. — Я, кажется, задал вопрос. Нож острием больно колит, но не режет. Чонгук отвечает едва слышно, севшим голосом: — Д… да. — Я скоро закончу. Говорит Тэхён, а сам кладёт скальпель на стол, перчаткой в крови тянется за пиджак, и из кобуры достаёт револьвер. Подходит к дивану, и парень с ножом чувствует, как ему что-то упирается в затылок, слышится щелчок. — Я придумывать историю о загадочной болезни не стану — вышибу тебе остатки мозгов и как есть объясню вору трупов, когда буду продавать твоё тело. Парень убирает нож, медленно тянет руки вверх, двое других встают с дивана, Чонгука обещают не трогать и расходятся по углам. — Не мешайте мне работать. А то страшно, может, кто-то из вас следующим будет кто заболел, — а потом на младшего смотрит. — Отдохнул Гуки? Мне нужна твоя помощь. За этим пресловутым «Гуки» никогда и ничего хорошего не стоит. Чонгук лишь знал, когда Тэхён говорил таким тоном или звал его так, то ставил точку в преподанном уроке. Он запомнил. Сейчас, смотря снизу вверх на Тэхёна, он не двигается, будто нож всё ещё приставлен к шее. Лицо Тэхёна окутывали тени, брошенные светом свечей. Чонгук в этот момент размышлял о том, насколько жестоко старший умел выражать свою насмешку одним только взглядом. Завораживающее и мрачное зрелище.

Где-то в глубине души Чонгук находил это интересным.

* * *

       У Тэхёна не было распорядка дня или плана недели. Были лишь внезапные ночные и утренние выходы — остальное время он сидел дома: то писал, то чертил, то проводил опыты, бывало пропадал где-то, не спал совсем, но чувствовал себя более, чем хорошо. А ещё давал Чонгуку задания. Ни одно из них обжалованию или отмене не подлежало, потому что Чонгук сам спросил, чем может помочь и заверил, что готов на всё. Вот и получил, что хотел: три обязанности. Всего три, с которыми он должен справляться, если не хочет пригодиться Тэхёну в практической части его опытов. Чимин говорит, что Тэхён всего лишь шуточно угрожает, но Чонгук знал, что нет. Тремя заданиями были: готовка, уборка и не мешать Чимину. По-хорошему, вообще с ним не разговаривать — он слишком занят. Что занят — понятно, но чем конкретно занимался Чимин — Чонгук не знал. Тэхён запретил заходить к нему в комнату чаще, чем раз в неделю. Тэхён вообще много чего запрещал.

Себя запретил бы.

       Иногда, посреди дня, незнакомые люди могли прийти и что-то с Тэхёна требовать. Иногда по-доброму, но часто грубо и с угрозами. Тэхён — мирное создание — был с ними мил, обходителен и гостеприимен, звал к столу, соглашался со всем, иногда играл в жертву, а потом, меняясь в лице и голосе, ссылался на другого человека, который, судя по всему, переговоры не ведёт, потому что эти люди, заслышав имя, сразу уходили. Но каждый раз приходили новые с иными претензиями и требованиями, а Тэхён всё так же просто произносил одно и тоже имя, и по волшебству конфликт разрешался. «Я думаю Намджуну это будет интересно» — чаще всего повторял он незваным гостям.       Иногда, посреди ночи, приходили раненные или изувеченные люди, просили помощи. Все в Нижнем знают, где живет Ким Тэхён, и слухи ходили, что он может вернуть и с того света. Бог — не иначе. Но Тэхён просто так ничего не делает. Это в самом начале его жизни здесь многим повезло даром узреть чудеса, что он творил, потому что зарабатывал себе репутацию, а не деньги. Но на сегодняшний день плата другая, и варьируется она от пяти до ста пятидесяти золотых монет. Тэхёну все равно: последнее это будут или нет, украдут их или кого-то за них убьют — его просто забавляла реакция на озвученную им цену. Ему не нужно так много для жизни — он и на десять золотых год проживёт. Просто здесь на пять золотых в месяц семьи живут.        Тэхёну пишут каждый день, по десять новых писем в корзине. Чонгук их разбирает. Угрозы, благодарности, просьбы о помощи. Ему могут назначить в письме встречу, могут оповестить о визите — Ким Тэхён у всех нарасхват. Чонгук даже решил, что поэтому он и живет здесь, ведь в Новом городе, и уж тем более в Санбрейке, много таких, «кто с того света вернуть может», а тут каждодневное напоминание, какой Ким Тэхён замечательный. Хотя с конкуренцией можно поспорить: половина из того, чем занимается Ким, Новому городу не нужно, потому что все люди с приобретенными и врожденными внешними дефектами тут, внизу. Может Чонгук не прав насчет Тэхёна.        Чимину внешняя мода и его новый вид очень по вкусу. Он бы в таком виде и пришёл за короной, если бы не хотел выглядеть более чем эффектно в тот час. Эффектно может и будет, но вместо оваций получит отвращение, сколько не за убийство короля, сколько за внешний вид. Чонгуку не нравилось ничего из этого от слова совсем. Он даже в зеркало не смотрит, потому что да, его одежды совсем не сочетаются с пирсингом и выжженными волосами. Но он упрямо не соглашается расставаться с вещами. Лишь ночную рубашку, что дал ему Тэхён, надевал на время сна и когда стирал свои одежды. А вот Тэхён всегда причесан, ухожен и в опрятной одежде. Меняет почти каждый день рубашки и жилетки, лишь красный шелковый платок на шее остается неизменным аксессуаром. Он его и когда спать ложился не снимал. И это при том, каким является брезгливым. Пиджак и рубашку, что в тот раз кровью испачкал, сжег, как домой вернулись.

* * *

— Хён, мне не хорошо. Чонгук лежит на кровати на боку, свесив ноги на пол. Смотрит на Чимина, что сидит на полу перед кроватью в их с Тэхёном комнате, разбирает купленные вещи и аксессуары. Тэхёна нет — ушёл утром и с тех пор не появлялся. Хотел бы Чонгук, чтобы и не вернулся вовсе. Боялся, что придет со стражей и их с Чимином заберут. — Я купил тебе тоже. — говорит Чимин. Чонгук моргает. Веки тяжёлые и Чимин перед ним размывается. — Тошнит. Пак не обращает внимание, половину вещей собирает вместе и кладет на стол — купил их младшему, надеется, что будет носить. Тэхён возвращается. Сначала идёт на кухню, оставляет пакеты — продукты. Потом заходит в комнату, и Чимин сразу же её покидает, не здоровается и не интересуется ни чём. Они вчера о чем-то повздорили. Тэхён провожает его взглядом, оставаясь в дверях, а потом смотрит на Чонгука. — Если собрался умирать, сделай одолжение, не там где я сплю. Чонгук закрывает глаза, сейчас голова ещё и от Тэхёна заболит. Ким присел на корточки у кровати и положил ладонь на лоб, а два пальца на сонную артерию, Чонгук даже не отреагировал на холодное прикосновение, по-тихому засыпал. — Скажи, ты, когда вдыхаешь, не ощущаешь покалывания? Не ослышался ли Чонгук, но в голосе Тэхёна впервые улавливаются нотки заинтересованности. Чон открывает глаза и смотрит на него. — Да. — На что похоже? Чонгук молчит, прислушивается и, резко вдыхая, проверяет. — Изнутри царапает в груди. Тэхён опрокидывает его за плечо на спину, аккуратно с шеи снимает ленту, расправляя ворот, расстегивает жилет и тянет рубашку вниз по плечам до талии, не забыв вывернуть жилет за спину и снять. Кладёт одну руку на грудь, где сердце, а вторую берёт за запястье, потом кончиками пальцев очерчивает рёбра, проверяет и давит выше солнечного сплетения. — Больно. — Как что? Чонгук хочет его оттолкнуть — достал своими издевательствами, но Тэхён смотрит серьёзно на него и так же серьёзно спрашивает. Становится не комфортно, он впервые видит его такого. — Будто там есть что-то острое. Старший задумывается и встает. — Поспи. Я, кажется, нашел что-то, где от тебя будет польза, всё как ты и хотел. И снова привычный Ким Тэхён. Он будто что-то ещё хочет сказать, но с кухни кричит Чимин: — Газета новая? И Тэхён отвечает. — Утром напечатали. В столице восстания. Чон Хосок на первой полосе.