Венец Евриномы

С тех пор, как Джейсон вернулся и забрал у меня июль и Побережье, прошли годы. Пять долгих лет, пронёсшихся мимо, запутавшихся лишь ветром в волосах, переплётшихся лентами дорог, сомкнувшихся в символичную бесконечность и констатацию факта: я не могла насытиться Борном. Да, он делил со мной постель, но не ночи, мысли, но не дни, которые мы бы могли бы проводить рядом, заполнив их праздным бездельем. И мы по-прежнему оставались друг другу никем: просто Никки, у которой есть Джейсон. Просто Джейсон, у которого никого нет. На мой вопрос «почему это так?» он ловко уходил от ответа. А я боялась спросить конкретнее, без полутонов и намёков. Ведь самым страшным на свете мне казалось, как если бы вдруг однажды он решил покинуть меня насовсем. Порой он пропадал неделями или даже месяцами и всегда появлялся столь неожиданно, что поначалу я пугалась, принимая его на наёмника, насильника или уличного воришку. Но Борн оставался Борном: легкоузнаваемым, требовательным, не идущим на уступки, не ищущим компромиссов. Он просто удовлетворял свою похоть. И мою тоже. Слов между действиями оставалось мало и частенько, отдыхая уже в одиночестве, я примеряла, как бы прозвучало это гипотетическое «люблю», сорвись вдруг оно с его губ. Но даже в минуты наслаждения Джейсон не допускал слабости. Лёгкий поцелуй как проявление нежности — больше ничего. А слова оставались несказанными, зажатыми в тиски зубов. Они песком скрипели, но ни разу не вырвались наружу. И всё же наши отношения оставались за рамками обычных. Джейсону нравилось пугать и завоёвывать, а я любила его бояться. Отдаваться и принадлежать. И иногда он, забывая о том, что за нами могут следить, настигал меня в самых неожиданных местах: в примерочной кабинке сетевого магазина, в пустом вагоне метро, на крыше очередной гостиницы — где только мы не трахались… И лишь изредка он разрешал себе задержаться возле меня на пару часов. Отдыхая на влажных простынях, Джейсон позволял мне задать несколько вопросов, пока его пальцы машинально бродили по моей коже. Один из таких вечеров я не забуду никогда. Я вообще не любила Италию. Никогда. За многолюдность и громкий её голос. За нестерпимую жару и переполненные по вечерам автобусы. Но мне пришлось воспользоваться одним из них, чтобы добраться до загородной гостиницы. Следуя указаниям Борна, я меняла место жительства не реже раза в неделю. Его пальцы сомкнулись на моём плече, а знакомое, произнесённое на ухо: — Дёрнешься, и я сверну тебе шею, — заставило табун сладких мурашек разбежаться по всему телу. — Куда? — коротко спросила я. — Просто иди за мной и молчи, — предупредил он, но в голосе слышалась лишь нота вожделения. Гостиница, как всегда, оказалась третьесортной. Стены холла, прикрытые запятнанными, промасленными обоями, и зевающая администратор на ресепшен, протянувшая ключ в обмен на сотню. И я понимала, почему Джейсон выбирал подобные места: здесь никто и никогда не вздумал бы спросить наши документы. Всем и так было понятно: в такую дыру людей приводит лишь одна причина, застилающая пеленой всё убожество обстановки, — желание быстро перепихнуться. Он начал ещё до того, как я успела открыть дверь: настойчивые пальцы пробрались под юбку и без прелюдий отвели полоску трусиков в сторону. Рука дрогнула, и ключ, выскользнувший из замка, упал на пол. Пока я возилась с этим, Джейсон проник в меня пальцами и начал двигать ими так восхитительно, что я упёрлась лбом в дверь, не испытывая никакого желания шевелиться и мешать ему. Мне было жутко от мысли быть застигнутой в таком виде посреди холла, из которого уходило множество дверей, но тело настолько изголодалось по Джейсону, что отказывалось внимать последним вспышкам разума. — Джейсон, пожалуйста, — едва разлепила губы я. — Хорошая, мокрая девочка, — прошептал он и, вытянув ключ из моих дрожащих пальцев, легко справился с замком, а затем втолкнул меня в номер. Так быстро я не кончала никогда. Помню, что мы едва перевалились за порог, когда он вошёл в меня. Несколько грубых и резких движений, и я, наверное, просто отключилась. Волны сладких судорог разливались по телу, а я лишь беспомощно цеплялась за плечи Джейсона в надежде найти хоть какую-то опору. Ощущения, накрывшие меня, становились совершенно нестерпимыми. Я кричала. А после мы отдыхали прямо на полу, и я, уткнувшись в плечо Джейсона, тихо отсчитывала минуты, понимая, что скоро, очень скоро он вновь покинет меня. Но она вдруг поднялся с пола, встал рядом, а затем, взяв меня на руки, бережно перенёс на кровать, зажёг свет и сел рядом. При скудном освещении обстановка показалась мне совсем уж мерзкой. Дешёвый и гнусный, пахнущий сыростью номер, застиранное постельное бельё. Но мне казалось, что я в раю: непогода серого взгляда Джесона, направленного на меня, слишком уж диссонировала с широкой улыбкой. — Чёрт, Никки, сегодня ты превзошла себя, — наконец заговорил он. — Поцелуй меня, — попросила я. Его лицо приближалось словно июньская гроза — верно, неизбежно застилая солнце. Касания его губ: душные, жаркие, нежные — заставляли забыть о том, что нужно дышать. Но мне хотелось стать ещё ближе. И руки мои, обвившие его торс, требовательно прижимали к себе. — Ненасытная, — усмехнулся Джейсон сквозь поцелуй. — Просто потому, что это ты. … И после того, как всё закончилось во второй раз, Джейсон откинулся в подушки. Он долго лежал неподвижно, и вскоре дыхание его выровнялось, стало глубоким, размеренным. На миг показалось даже, что Джейсон уснул. И это было так необычно. С тех пор, как он снова появился в моей жизни, Борн не оставался на всю ночь ни разу. И я расслабилась… глупая… расслабилась настолько, что задала непозволительный вопрос. Вслух. — Ты спишь? — Нет, просто закрыл глаза. Ты что-то хотела? — Я хотела бы… хотела бы… — Что, детка… говори, — пригласил Джейсон, и голос его звучал так тепло, что я потеряла всякую осторожность. — В общем, ты… ты… не хотел бы ты остаться со мной? — На ночь? — сонным голосом спросил он. — Нет, навсегда. Насовсем. Чтобы засыпать и просыпаться рядом. Заботиться друг о друге и всё делать вместе: готовить, смотреть телевизор, танцевать, целоваться, трахаться. Ссориться и мириться. Любить друг друга, Джейсон. Я вздрогнула, когда он резко сел в кровати. Бросив ледяной взгляд через плечо, он сгорбился, и лицо его, как мне показалось, прибавило пару десятков лет: глубокая морщина вспорола его лоб, а резко обозначившиеся носогубные складки заставили пожалеть, что я вообще открыла рот. Но странная решимость уже полностью овладела мной. Никогда раньше я не позволяла себе подобного, а тут решила идти до конца, ва-банк. — Мне нечего скрывать, Джейсон. Я давно люблю тебя… и… только тебя. Всегда любила. Принадлежала только тебе… я… — Никки… прости… — Что прости? — я не заметила, как мой голос сорвался на крик, а сама я вскочила на ноги, встала перед Джейсоном. Чаша терпения, переполнявшаяся годами, вдруг пошла трещинами. Я намеревалась сказать всё. — «Прости» за то, что трахаешь и уходишь, а я не знаю, увижу ли тебя вновь? «Прости» за то, что не можешь провести со мной хотя бы день, понимая, как я отчаянно нуждаюсь в этом? Из-за тебя, Джейсон, я оказалась во всём этом дерьме: одинокая, не имеющая возможности связаться с друзьями и родными. Что есть моя судьба? Переезд с места на место, чувство постоянного панического страха. И зачем мне такая жизнь, где я вынуждена бояться собственной тени? Зачем она мне, если в ней нет тебя? Я видела, как Джейсон сидел, обхватив руками голову так, будто слова мои наносили ему удары, от которых у него не было защиты. И он действительно долго молчал уже после того, как я замолчала. Но когда он открыл рот, подумала, что умру. — У меня не было мысли обижать тебя или вести за собой. Ты сама пришла ко мне в тот момент, когда я ещё ничего не помнил. Я не знал про то, что нас связывало в прошлом, и не мог испытать этого чувства заново. Моё сердце было занято. — Мария? — вырвалось помимо воли с такой неприязнью, что я сама вздрогнула. Имя соперницы, пусть даже давно упокоившейся, как острый камень угодило в хрупкий мир понимания, что установился между нами. — Да, — холодно ответил Джейсон. — И я сделал огромную ошибку, связавшись с ней. Если бы я только знал, к чему это всё приведёт, никогда не подошёл бы к ней близко. Я убил Марию своими руками, когда спросил, как её зовут, а теперь… ты хотя бы понимаешь, что то же самое может произойти и с тобой, если я буду рядом? — Мне наплевать. Я хочу оставаться с тобой. И неважно, год пройдёт, двадцать лет, век или час. Я хочу сделать все глупости, которые только можно рядом с любимым человеком. — Я потерял Марию, но не могу потерять ещё и тебя, — перебил меня Борн. — Прости, Никки. Прости и не ищи. С этими словами он выбрался из постели и, подняв одежду с пола, начал одеваться. Я. Забыла. Как. Дышать. Я умоляла. Я хватала его за руки, когда он шёл к дверям. Но легче убедить скалу сдвинуться с места или упросить высохнуть море. Джейсон мягко убрал мои руки и перед тем, как уйти, коротко обнял за плечи, прошептав: — Ты хотя бы понимаешь, как дорога мне? То ли ночь дыханием отчаяния коснулась моих губ, то ли Джейсон на прощание вскользь провёл по ним подушечками пальцев. Грубыми, сильными, родными… И я поняла, что теперь он исчезнет надолго. … Так и получилось, и в следующий раз я сама разыскала его. По своим каналам я узнала, что Джейсон осел на окраине Афин и зарабатывал на боях без правил. Но он не делал ставок, ставили на него. Подвал, где дрались, насквозь пропах потом и кровью, а выкрашенные горчичного цвета краской стены не добавляли уюта. И, тем не менее, помещение оказалось заполненным людьми. Некоторые ведь очень любят посмотреть, как один человек уродует другого. Со времён нашей последней встречи Борн не изменился. Отличная физическая форма и опыт в рукопашном бою позволяли ему не особенно напрягаться в схватке. Он пропустил лишь один удар. В тот момент, когда выхватил в толпе взглядом моё лицо. Мгновение, молния взгляда, и я увидела, как лиловый синяк разлился под его глазом. Если он будет на меня так смотреть, то следующий удар просто вырубит его. И тогда я сделала то, чего никак от себя не ожидала. Никки, которая против насилия, Никки, которая и пальцем никого не тронет, закричала, примешивая свой крик к остальным: — Ну же! Дерись!!! И он очнулся. Не замечая более меня и окружающей обстановки, Джейсон наносил удар за ударом, сбивая соперника с ног. Усевшись на него верхом, под остервенелый вой толпы он продолжил бить. А я не могла на это смотреть. Развернувшись, я отступила, взглядом разыскивая раздевалку. Мне требовалось лишь подложить в его сумку записку: дата, время, место встречи и подпись. Одним из имён, известных только ему. Он появился в назначенный час, но, как и всегда, даже я не смогла предугадать его появление. Ледяные пальцы Джейсона скользнули, чуть задев запястье, и я услышала брошенное вскользь: — Иди в двух шагах от меня, но не касайся, будто мы не вместе. — Здравствуй, Джейсон. — Здравствуй. Что тебе здесь нужно? — в голосе Джейсона слышались нотки тревоги и неудовольствия. А ещё он добавил: — Место для встречи ты выбрала хорошее. Затеряться в толпе — удачная идея. Сегодня здесь назревает настоящая демонстрация, грозящая перейти в беспорядки. Держи голову так, чтобы твоё лицо нельзя было идентифицировать с помощью камер наружного наблюдения. И… что всё-таки привело тебя ко мне? — Несколько последних месяцев я занималась взломом системы для одного щедрого частного заказчика. Он оказался связанным с ЦРУ, точнее с отделом кибербезопасности, и пока я решала его проблемы, так уж получилось, что в мои руки попали некоторые архивы «Тредстоун». — Меня это больше не интересует, Никки, — слишком быстро и резко прервал меня Джейсон. — Я хочу лишь одного: чтобы меня оставили в покое. — Я и не сомневалась, что услышу подобное. Признаюсь, я и сама чуть не ушла сегодня, когда узнала, где ты и чем занимаешься. Но решила посмотреть. И увидев тебя дерущимся, поняла, что должна передать тебе то, что раскопала. Это касается тебя и твоего отца, Джейсон. Что-то на миг вспыхнуло и погасло в темно-серых, ставших почти чёрными в скудном уличном освещении глазах. Джейсон вдруг ухватил меня за руку и велел: — Шагу прибавь, но не беги. — Что? — Похоже, нас засекли. — Джейсон, я… о, боже! — Зачем ты снова ворошишь это? — от быстрой ходьбы Борн задыхался. А может быть, и от волнения. — Потому что ты это больше уже не ты… Я вижу совсем чужого человека. Джейсон, ты никогда таким не был. Я знаю об этом даже больше тебя. Поверь. — Чёрт-чёрт-чёрт-чёрт… — взгляд Джейсона выхватил в сгущающейся толпе двоих ребят в тёмных куртках, двигающихся навстречу нам. — За мной, живо. Не понимаю, как ему это удалось, но в мгновение ока Джейсон оказался верхом на мотоцикле, по счастливой случайности оставленном хозяином с ключом в замке зажигания. Вряд ли этот простофиля-полицейский мог представить, что его железного коня уведут прямо из-под носа. Он всё ещё что-то кричал и размахивал руками, когда добрая сотня железных лошадей уносила нас прочь. Через пару кварталов я поняла, что нас преследовал наёмник на большом белом седане. Местное население подобными машинами не пользовалось, слишком уж тесны были улочки. И это давало нам преимущество. А ещё ночь, а ещё толпа, а ещё то, что мне было всё равно, кто у нас на «хвосте». Миг между прошлым и будущим отделялся лишь спиной Джейсона, за которую я отчаянно цеплялась. А ещё мне было немного странно замечать, что звуки, доносившиеся отовсюду, стали слышны гораздо тише, словно кто-то накрыл нас с Борном стеклянным колпаком. Громче всего теперь я слышала его дыхание и сердце, колотящееся о рёбра. Неужели он тоже способен бояться? И уж точно он испытывал страх не за себя. И мысль о том, что Джейсон думает обо мне и хочет защитить, разлилась блаженным теплом до самых кончиков пальцев. Я ещё крепче прижалась, обвив его талию руками, положила голову на сильное его плечо, уткнулась носом в шею. Джейсон дурманяще и изумительно пах собой. И мне хотелось лишь коснуться губами его тёплой кожи. — Держись крепче, — тем временем скомандовал он. — Сейчас будет сильно трясти. Но я не ощущала неровностей дороги и сгущающейся темноты, вспыхивающей яркими звёздами, наряжающейся в чёрные шёлка. Ночь казалась мне совершенной. Я не замечала толпы, выкрикивающей какие-то призывы, и бутылок с зажигательной смесью, пролетавших над нашими головами. Мир и небытие имели одну общую границу — Джейсона Борна. Квартал сменялся кварталом, Джейсон не покидал тесного, заполненного людьми центра, но в том был резон. Гоняться в таких условиях на машине преследователю оказалось тяжеловато. А я была уверена, что Борн найдёт выход, выигрывая время. Он обязательно что-нибудь придумает, ведь так случалось всегда. И вместо того, чтобы бояться погони, я наблюдала, как дома, сливающиеся в длинные тёмные ленты со светящимися вкраплениями окон, а ещё тревоги, волнения и неопределённость — всё оставалось позади. Значение имело только то, что Джейсон Борн находился на расстоянии нескольких дюймов от меня и дышал, а я… я только и могла, что сказать первое пришедшее на ум. — Знаешь, с детства у меня осталось одно секретное место. Оно называется июль. Когда-нибудь я отведу тебя туда и покажу… — Что?.. — не понял Борн, оборачиваясь. А я могла думать только о том, как сильно я его люблю и что сквозь эту странную ночь ориентируюсь лишь на его голос. Что Джейсон восхитительно тёплый и пахнет так замечательно… собой. И в этот момент времени не стало. Оно будто растворилось в чём-то вязком и густом вроде масла. Мотоцикл подпрыгнул на кочке, и Борн потерял управление, хотя всё могло случиться совсем наоборот. Я увидела всполох собственных волос и улыбнулась тому, как сильно они отросли, символизируя прошедшее время. А потом отчего-то под лопатками оказалась ароматная, свежескошенная трава. Я слышала голос Джейсона, отчего-то слишком отчаянно повторяющего моё имя, видела, как из ночи рождается тёплое июльское утро. — Никки!!! Очередной его крик выдернул из забытья, и я нашла себя лежащей на мостовой, а не на свежескошенном лугу. Боли я не чувствовала, но было страшно оттого, что под пальцами, зажимающими рану на животе, тепло и липко. Я догадывалась, что это кровь, но только по взгляду Джейсона, укрывшегося метрах в пяти от меня за припаркованной машиной, понимала, что дело — дрянь… — Никки, милая, ответь!.. — Всё в порядке, Джейсон, — вырвалось из моего рта вместе с кашлем. — Лежи, не шевелись, я что-нибудь придумаю. Я сейчас тебя вытащу… Только не вставай, не поднимай голову. И здесь мне следует оговориться, что я всегда слушалась и понимала Джейсона слишком буквально. Я следовала его плану, понимая, что он единственно верный и возможный, так же отчётливо, как знала, что если теперь он попытается меня спасти, то и сам получит пулю в висок. Вряд ли снайпер целился в меня. Он выстрелил только для того, чтобы контролировать Борна. Чтобы на этот раз Джейсон не смог уйти. А я… я не могла этого позволить и тогда… Поднимаясь, я подумала, что могла бы не делать этого, и тогда он пришёл бы ко мне и лёг рядом. И мы, наконец, провели бы вместе не только ночь, но и целую вечность. Я понимала, что всё будет именно так, если я позволю ему приблизиться, но мысль об этом почему-то не делала меня счастливой… я слишком сильно любила его, чтобы рисковать… — Лежи, Никки. Зажми рану сильнее. Ник-ки-и-и, — растворилось где-то за белыми облаками. Голос показался мне знакомым и таким родным, что я подумала: так разговаривает Бог, наверное, но точно я не знаю… … ибо я сидела посреди свежескошенного луга и больше не было никаких ран. Под ладонями только свежескошенная трава, и обоняние раздражал запах лета. Я понимала, что должна была слушаться и не вставать, но день так упоительно хорош, а я… я не могла рисковать ещё и Джейсоном. Где-то над ухом прожужжал шмель или оса. Он больно ужалил в висок, когда я встала на колени.