Абсолютный дуэт

Та неуверенность, что присутствовала на пороге кухни, улетучилась в миг, когда Хосок и Юнги оказались в дверях спальни. Те оковы, что мешали им дотронуться друг до друга, ощутить обжигающее томное дыхание, спали в момент, когда Юнги оказался прижатым к кровати. Тот страх быть отстраненным вдребезги разбился в тот момент, когда Хосок перестал сдерживаться. Едва ли оказавшись на кровати, Хосок тут же прильнул своими губами к губам Юнги, заставляя того задыхаться от собственных стонов. Оттягивая каждую губу, снова возвращаясь к обеим, затем спускаясь к шее, скулам, ушам, а затем снова к губам — каждое движение, что делал Чон, приводило Мина в дикий восторг и не менее дикое желание. Оставляя багровые отметины по всей шее, ключицам, на доступных участках груди, Хосок словно «делал» Юнги своим. Оставлял следы, присущие только ему, и никто, заметив их, не в праве дотрагиваться до его маленького хена. Руки хаотично блуждали по обоим телам, принося за собой приятные дрожь и мурашки. В штанах уже давно стало тесно, а постоянные прикосновения Хосока только приятно усугубляют ситуацию. Довольствоваться одними стонами и прикосновениями стало катастрофически мало, недостаточно. Чон не хочет сделать больно своему милому хену, пусть тот и выглядит так развязно, но сорваться сейчас — усугубить отношения потом. Но Юнги уже давно не ребенок, да и терпение у него отнюдь не такое, как у Хосока. — Ты собираешься меня трахать или нет? — То, с каким развратным выражением лица сказал это Юнги, только раззадорило Хосока, добавило только больше страсти и огня в глазах. Это уже не те детские огоньки-искорки во время танцев. Теперь это настоящий пожар во взгляде, сжигающий Мина. И Шуга не против сгореть дотла о этого огня Чона. Не против, чтобы языки, причем не только пламени, блуждали по всем запретным и эрогенным местам. Юнги надоело ждать, а брать на себя всю инициативу он не решится, но зато сделать толчок — вполне может. Приподняв таз, Мин принялся слегка тереться своим пахом о пах Хосока, постепенно усиливая натиск. Хосок больше не может сдерживаться, да и не нужно, раз сам Юнги этого хочет. Проматерившись, а затем сняв с себя и Юнги верхнюю часть одежды и отбросив куда-то в сторону, Чон оголил свой натренированный долгими годами пресс со смуглой кожей, и тонкую бледную талию Мина с плоским животом. Хосоку в один момент даже показалось, что он может сломать такого фарфорового Юнги. Но эти мысли быстро затуманились желанием покрыть этот чудесный бледный торс сотнями поцелуев, укусами и засосами. Захотел — сделал. Каждый раз, когда Хосок слегка дотрагивался губами к чувствительной коже, Юнги то и дело вздрагивал от приятных ощущений, выгибаясь в спине, поддаваясь ближе к Чону. Решив, что уже пора, Хосок потянул руку к чужому паху, желая прикоснуться. Удивленно-раскрасневшееся лицо Мина в тот момент, когда Чон дотронулся до его члена, описывало бурю эмоций, но никак не показывало отвращения или отрицания. Только желание и согласие. Надавив на пах сильнее, Хосок проследил за реакцией Мина, получив в ответ стон удовлетворения, он продолжил доставлять удовольствие, сжимая и разжимая член через брюки. Юнги то и дело извивался под руками Чона, пытаясь убежать от прекрасных ощущений, не веря, что все и вправду происходит. Подняв кисть с паха чуть выше, к ширинке, Хосок незамедлительно опустил молнию и снял штаны вместе с боксерами, выкинув их куда-то в сторону с прочей одеждой. Оставив Мина полностью голым, Чон просто залип, любуясь невероятным контрастом бледной кожи и темных багровых пятен по всему телу. Нетронуты губами остались только ноги, что Хосок поспешно решил исправить, покрывая икры и внутреннюю часть бедра множеством засосов и укусов. А ободранные колени с засохшей кровью он отдельно нежно целовал, ведь понимал, что Мин получил эти раны по его вине - пока убегал. Юнги не переставал стонать, наполняя всю комнату своим необычайно мягким голосом, сжимал простынь от приятных ощущений, а пальцы ног сжимались от слишком острых ощущений. Ему вовсе не стыдно или неприятно лежать вот так абсолютно голым перед Хосоком. Нет, наоборот. Он хочет, чтобы Чон смотрел на него так завороженно, как и сейчас, настолько долго, насколько это было возможно. Спустя некоторое время, Хосок вдруг понял, что это нечестно — тонкие бледные ножки Юнги открыто красуются перед ним, а он не соизволит снять своих штанов, хотя уже так давно желает. Немного поборовшись от нетерпения с ремнем, Чон все же победил и отбросил брюки вместе с нижним бельем к остальным вещам, оголив ничуть не менее накаченные, чем пресс, ноги. Хосок выглядит как чертов атлет, а того и Аполлон. Юнги бесстыдно разглядывал открытое именно ему тело Чона, как это недавно делал Хосок по отношению к Мину. Им можно смотреть друг на друга, прикасаться, заставлять обоюдно стонать — это больше не под запретом, теперь это дозволено. Это реально. Множество поцелуев, объятий, блужданий руками по телу — все, что они сделали и сделают. Поняв, что Хосок уже не может терпеть, не может выдавливать из себя последние силы сдерживаться, он протянул два пальца в сторону Юнги. Он не ожидал, что все так далеко зайдет, потому и не готовился, не останавливаться же теперь. Поняв, чего хочет Чон, Мин послушно приоткрыл рот, пропуская два пальца в рот, а затем тщательно посасывая каждый в отдельности, а затем вместе, обильно смачивая. Юнги делал это с явным наслаждением и энтузиазмом, и у Хосока уже появилось дикое желание, чтобы Мин отсосал ему когда-нибудь. Вынув изо рта пальцы, Чон незамедлительно поднес их ко входу, но прежде, чем войти, вопросительно взглянул на Юнги, глазами якобы спрашивая, можно ли. Получив в ответ нетерпеливую злую мордашку вперемешку с желанием, он принял это за согласие и медленно вошел, дойдя до второй фаланги на одном пальце, а затем остановился, давая хену привыкнуть. Новые и непривычные ощущения сразу дали о себе знать, но наслаждение вырывается в томном стоне, напоминая о себе. Начав медленно двигать пальцем, Хосок принялся растягивать Мина, постепенно добавляя еще один, а затем и другой. Когда уже все три пальца свободно двигались в Юнги, Чон вынул их, небрежно вытерев о простынь. Все это время Мин издавал полувсхлипы-полустоны, вызванные приятными ощущениями. Хосок размазано поцеловал Юнги, переплетая пальцы, сжимая замком. Легкий толчок. Вошла только головка, а Мин уже издал довольно громкий стон, отличный от других. Более сладкий, вязкий и желанный. Медленно входя в Юнги, Чон давал ему привыкнуть, но самому ему уже хотелось начать двигаться быстрее, настолько быстрее, насколько это было возможно. Хотелось скорее начать вдалбливать Мина в кровать, слышать громкие стоны, чувствовать себя в своем хене. Погрузившись по основание, во что Юнги до конца не верил, потому что не мог он понять, как такой огромный агрегат может войти в него, Хосок принялся медленно двигаться. Медленно, давая время привыкнуть к новым ощущениям, насладиться ими сполна. Постепенно ускоряясь, Хосок не переставал вгонять член по самое основание, насаживая с такой силой, что казалось, что Юнги просто сломается под такой мощью. Но он не ломается. Стонет, просит быстрее, прижимает к себе Хосока, размазано целует, царапает спину, но не ломается. Такой развратный Юнги Хосоку нравится даже больше, чем обычный. И понимание, что такой Мин Юнги открыт только для него — для Чон Хосока, приятно греет душу. Это что-то вроде избранности, данной только одному лишь донсену и только одному лишь хену. Уже не сдерживая себя, входя быстро и резко, Хосок не может сдерживать и собственных стонов, что уж там говорить до громких, наполняющих весь дом и его пределы стонов Юнги. Видя, как Мин кончает на собственный живот, пачкая себя в собственной сперме, Чон и сам не может терпеть, кончая прямо внутри Юнги. Последний на сегодня стон в унисон был уже не таким громким или насыщенным, а более усталым и счастливым. И влюбленным. Таким, каким и должен быть.