***
Резкий скрежет позади меня. Дверь снова издает вульгарный гул, когда за ручку дергают не иначе как с намерением вырвать её с корнем. Курсор с миганием замирает у последней буквы. Сердце сжимается. Привычно. Но до чего же я это ненавижу. Громко цыкаю. Настойчивое «йоптвайумать» по ту сторону моего верного щита вынуждает меня снять наушники, убрать с себя ноутбук, встать… Эта женщина хоть представляет, что мне приходится проделывать тут целый ритуал, пока она там мучает расшатанную ручку этой несчастной двери? — Ща-а-ас, — надеюсь, в этот раз она не станет орать слишком громко. Входит она как обычно: «хозяин — барин». Что толку от личной комнатушки, когда никто не считает, что ты заслуживаешь личного пространства не только во время сна? Смотрит на меня, как Сталин на врага народа. Хоть сегодня не стреляй, пожалуйста. И так уже с мыслей сбила. Вздыхает раздраженно, в своей манере, и выдает без промедления: — Замок тебе снять? Я прикрываю веки, чтобы она не заметила закатывающихся глаз. Отворачиваюсь и наклоняюсь к неопрятной кровати, где лежит ноутбук, чтобы свернуть вордовский документ и открыть её неискушенному взору заставку с рогатым мужиком на фоне гор. — Найду и поставлю на место, — отвечаю ей спокойно, буднично, изо всех сил придавая интонации как можно меньше ноток пренебрежения. Или наоборот — больше? Иногда я и сама путаюсь, что лучше подходит конкретной ситуации. — Впервой что ли? — Надеюсь, не прозвучало чересчур хладнокровно, иначе сейчас я выслушаю очередную не совсем подходящую, но неизменно гневную тираду о сарказме. Обычно я делаю всё, чтобы показать, что я занята. Так любой контакт сводится к минимуму. Но всё же меня редко оставляют в покое. Вот и сейчас, сидя на одной ноге и клацая сотое «обновить» на рабочем столе, я спиной чуяла, что это как раз тот, «долгий» случай, а моё несравненное боковое зрение лишь удвоило мои опасения. — Что ты делаешь? — раздраженно шикнула я, наблюдая, как чужие руки беспардонно шарят по моей полке. — Паспорт твой ищу, — бросили мне в ответ, не отвлекаясь от дела. — Зачем? — устало вздохнула я, почувствовав в груди знакомую тяжесть. Сейчас начнется. — На работу тебя устроить. — Я и так работаю. Оборачивается, метает на меня взгляд, словно Зевс — молнию. — На нормальную работу. Вторую. В банк, например. Нечего дома сидеть. — Мам. — Дежурства в суде пару раз в неделю на основную работу не тянут. Вот что ты там делаешь? — отворачивается и продолжает нарушать сакральный порядок разложенных на полке книг, безделушек, шедевров фанкрафта и прочих важных вещей, в число которых паспорт не входил. — От вас отдыхаю, — буркнула я с присущей мне в подобных ситуациях ухмылкой, как обычно не глядя на собеседника. Рабочий стол сам себя не обновит, знаете ли. — Меня это не устраивает, — грозно процедила матушка. Почему-то мне никогда не нравилось слово «мама». Даже в детстве. А если я, позабыв об инстинкте самосохранения, называла её матушкой — она жутко бесилась. Так же, как при слове «неполнородные» в обращении к моим единоутробным братьям. Поэтому в телефоне единственный контакт на букву «м» так и называется — «м». Дерзко (но в умеренной, охлажденной до нуля градусов степени) фыркнув, я ответила своей «м»: — Те деньги, которые тебе ежемесячно перечисляют за мою «несуразную работу», тебя тоже не устраивают? — она поджала губы: так всегда бывает, когда она теряется и думает над ответом больше одной секунды. — Видела я расчетки. Эта сумма полностью покрывает и моё проживание здесь, и твоё терпение. Хоть бы пару сотен мне от зарплаты отщипывала. Сладенького, знаешь ли, хочется. Стрессы заедать. — Стрессы у неё, — огрызнулась она, загремев ментальной погремушкой на ментальном хвосте. — С людьми надо общаться, а не сидеть целыми днями в своих наушниках. Я устала закатывать глаза и обошлась лишь натянутой снисходительной улыбкой. Наверняка где-то там, в душе, она осознает, что с работой, подразумевающей ежедневные контакты с людьми, я не справлюсь, даже если от всего сердца себя заставлю. Пыталась ведь. И что из этого вышло? Только в очередной раз убедилась в том, что эта моя «маленькая прихоть» сидения дома — далеко не банальная лень. А так же в том, что подвержена панике, и люди в большинстве своём считают меня психом. «Тупое стадо!» — кричит мой внутренний бунтарь и с кулаками рвется наружу, за что немедленно получает по шапке. Но в чем-то это псевдоинтеллектуальное быдло без права голоса право. Психбольницы у нас нет, а север суров во всех отношениях. Так что поработай я, к примеру, консультантом в банке более двух дней — эти люди просто сожгли бы меня на костре. И были бы правы. Существу, вроде меня, не место в современном обществе. А матушка всё стояла в моей комнате, смотрела по сторонам, и, похоже, никуда не торопилась. Ох, только б ей в голову не стукнуло ещё и о замужестве речь завести. Наверное придется что-нибудь ответить, чтобы она разозлилась на меня и ушла, оставив дверь, как всегда — нараспашку. — Мне вполне хватает общения с тобой, поверь, — выдаю я наконец, и матушка, покачав головой и протяжно ойкнув в советской манере, покидает мой уютный храм мизантропии. Конечно, она бы не закончила разговор, если последнее слово оставалось не за ней: — В холодильнике капуста, — доносится уже откуда-то из коридора. — Сходишь за свеклой и сваришь борщ. — Сына твоего отправлю, как придет, — бросаю я в ответ. Держу пари — она ожидала такого ответа, поскольку тут же раздался нарочито громкий вздох. — Деньги на комоде, — звенят ключи, каблуки пару раз стукают о пол, скрипит ремень кожаной сумки. Сейчас она крикнет, что уходит. — Всё, я пошла, — ну надо же, кто бы мог подумать? — Ага, — как обычно бросаю я вместо прощания. Могла бы и вовсе не реагировать, но тогда шансы на то, что она не станет ворчать, когда вернется вечером, сильно уменьшались. Дверь захлопнулась. За ней — вторая, потяжелее. По полу пронёсся сквозняк. Теперь ровно до четырех часов вся квартира в моём распоряжении. Можно преспокойно расхаживать по коридору, и даже попить чай на кухне. Заодно полью свой паслён и посмотрю в окно. Из моего-то виден только заставленный цветами балкон, откуда сочится шум чужих телефонных разговоров и сигаретный дым. Двадцать лет пассивного курения — и любой бы призадумался о переезде. Но… я просто не могу. Подавляя своё неконтролируемое нытьё и ещё раз прокрутив в голове все слова матушки (чтобы убедиться в том, что не услышала ничего нового), я вспомнила об одной вещи, которая могла спасти меня на пару часов. Но сначала мне была жизненно необходима порция утреннего чая без треклятого сахара. И если кто-то снова трогал мою кружку — я замечу это, и тогда помилуйте боги души этих несчастных. В огромной кухне можно было легко забыть, зачем ты туда приплелся. Здесь располагалось самое большое окно в доме. Вид из него выходил прямо на реку: отсюда до неё было рукой подать. Летом, когда совсем степлеет, я могла наблюдать оленью переправу даже не выходя из дома! Разве это могло не радовать? Сейчас, конечно, не прекратились морозы. И река, как выражаемся мы, северяне, — «стояла». Но пейзаж оттого становился только прекраснее. Когда я оказывалась на кухне, то всегда первым делом подлетала к окну. Ведь там, с очень большой долей вероятности, идет… — Сне-е-ег! Вот что могло обрадовать меня даже во время глубочайшей меланхолии. Каждая белая пушинка содержала в себе концентрированное счастье, и безвозмездно делилась им, улыбаясь даже перед смертью на моих ненавистных теплых ладонях. Снег — это замороженная святость. Особенно драгоценен он был сейчас, в мае, когда всякий снегопад казался мне последним в этом году. Зима заканчивалась, он шел всё реже. Хотя покров не растает до конца месяца, а река вообще только в июне пойдет, мне всё же было жаль уходящих холодов. Так я и стояла, улыбаясь, словно идиотка, и не моргая пялилась в окно. В городе со мной такого не случалось. Какие там зимы? Какая река? И уж точно никто не проедет на тот берег на снегоходе, нарушив стоячую тишину порта рёвом старого мотора. В городе снегоуборочные машины, дворники. А здесь ты сам себе путь разгребаешь, если лестницу замело, или подъезд. Здесь мы знаем толк в веселье. Наверняка городские все уже в шортах ходят. А я тут играю в королеву драмы от того, что всё идет своим чередом и время года сменяется. Ненавижу лето. Я могла бы любоваться снегом вечно, но в голове щелкнуло то, о чем я думала по дороге сюда, и уже успела забыть. Волна приятных мурашек прошла вдоль тела: мой мозг уже предвкушал долгожданный выброс эндорфина. Там тоже есть снег. О да, это утро больше ничто не испортит! И хотя по пути назад в комнату мне на ноги плеснул кипяток, я только засмеялась. Тому парню в рогатом шлеме, которого я швыряю в эпицентр самых опасных событий, явно достается больше. И сейчас он отведает свеженькую порцию боли. Не поймите неправильно — я не мучаю своего Довакина нарочно. Наоборот, стараюсь обеспечивать его компанией, слежу за тем, чтобы он регулярно отдыхал в тавернах, спал, хорошо питался (то есть сжирал все эти сотни яблок из своего рюкзака), и вообще наслаждался жизнью. Я люблю Довакина. Да я буквально с ним сплю! По ночам его игрушечная копия лежит рядом со мной. Ну, а что? Кто-то ведь должен отгонять от меня драконов, пока я сплю. И я по-прежнему считаю, что плюшевые игрушки значительно лучше, нежели храпящее мясное тело, стягивающее с тебя одеяло. Сравнивать мне не с чем, конечно, но этому убеждению я не изменю. Как и плюшевому рогачу, надеюсь. Нынешний герой — мой четвертый по счету — мне особенно дорог. Он был создан два года назад, в новогоднюю ночь, когда я по своей традиции играла в Скайрим. На этот раз я решила отыграть «классического Довакина» — того самого рогача с обложки палёного диска. Раса по умолчанию, пол и внешность без изменений, украденный в Драконьем Пределе шлем. Безупречный канон. Если и быть киберспортсменом — то только чемпионом округа по бегу от реальности. Ах, милый эскапизм. Хоть в чем-то я преуспела. Может сегодня и было всего лишь ещё одно утро, но я не собираюсь пропускать очередной забег. Раз уж меня угораздило проснуться в такую рань — я вытяну из этого максимум пользы. Следующие шесть часов будут и-де-аль-ны-ми. Отхлебываю из полной кружки, ставлю её на край стола. «Рабочий» ноутбук кладу на стул, не выключая (мало ли что?). Вынимаю из сумки игровой, подключаю всё, что нужно, подсоединяю кулер, ставлю всю эту конструкцию на кровать. Надеть наушники — есть. Устроиться поудобнее — есть. Чай… Проклятье! Пока запускается мой портал в иные миры, я таращусь на вполне реальный чай во взаправдашней кружке с символом черной пятерни и посланием о том, что «они знают». Ах, какая ностальгия. Может, сегодня ничего серьезного не делать? Просто пройтись по местам былой славы, побродить по дорогам, в гильдии заглянуть… Многие игроки упускают столько красоты и эмоций, идя исключительно по дневнику. Может, встретится на пути кого-то новый? И не жаждущий моей смерти, желательно. Кто-то, кого наверняка и зарисовать захочется. Тогда повешу на стену ещё что-нибудь, отвлекающее внимание от совершенно безвкусных обоев. Пока я думала, о чем ещё подумать, загрузочный экран сменил уже четвертое изображение. Долго. Раньше такого не бывало. — Ну же, запортальный! — прожужжала я, стуча ногтем по сенсорной панельке. Улыбнулась: на секунду мне подумалось, что он снова устроил каникулы с Сангвином, вот и прибирает там всё сейчас, чтобы я не заметила. Моему воспаленному мозгу всегда казалось, что всё, во что я играю — не просто удачная склейка C++ с чьей-то там задумкой. Наверное я просто застряла в детстве. Хах. В детстве… В ту секунду, когда я решила взять со стола свой чай, и уже почти сняла с себя ноутбук — край глаза уловил смену загрузочного экрана на заснеженный фон. Я зарычала и села на место. Прости меня, чаёк. Решительно и сосредоточенно, совсем как взрослая, я выдохнула своё предвкушающее «так», и схватилась за светящуюся мышь. Довакин стоял, судя по пейзажу, где-то очень высоко. Открываю карту местности, и вижу: Коллегия Винтерхолда, крыша. Ничего не понимаю. Это сколько ж я не играла-то? И что вообще тут делаю? Открываю журнал заданий: ни одного активного, да и среди парочки невыполненных ничего интересного. Всё-таки на 83-м уровне скучновато. Минутку. Это ж Коллегия. Когда здесь было скучно? Вспомнить хоть все эти стрёмные подземелья, Арканеум, Авгура, тот квест с кольцами и даэдрической перчаткой… Наверное, меня сюда как раз в поисках чего-то новенького и занесло. Пройдусь по выполненным квестам, пожалуй. Может, чего вспомню. Стоило мне вновь открыть журнал и промотать колёсико до нижней его части — игра вылетела. Такое иногда случалось, но чтобы в самом начале, на первых минутах запуска… Меня это слегка встревожило. Ладно. Запущу снова. А пока загружается — схожу, да возьму чего пожевать. Чай, к тому же, поди остыл уже.***
Пока была на кухне — снова прилипла к окну и надолго отвлеклась. Задумалась о том, что хотела написать в том вордовском документе. Даже в школе я так усердно не хмурила брови. От этого занятия меня отвлек громкий звук с другого конца квартиры. Как раз там и находилась моя комната. А звук был такой громкости, словно на пол грохнулись сразу оба моих компьютера. Наверняка это устроил наш неуклюжий котяра. Конечно я испугалась, и стартанула туда быстрее Седобородых через ворота. Едва не поскользнулась в коридоре, но вовремя ухватилась за дверной косяк и кое-как сбалансировала. Бешено зыркаю по комнате в поисках кота; когда не обнаруживаю, слышу, как тот шмыгнул за шторку и удрал через балкон. Я уже думала, что перехвачу и хорошенько его отчитаю, но мой взгляд зацепился за ноутбук, затем — за второй. Оба лежали на местах нетронутые. Тогда я повернула голову и увидела, что с полки упало несколько книг и мои драгоценные реплики скайримских кинжалов. А ещё плед на кровати был измят, и подушка сползла набок, как будто от неё задними лапами оттолкнулись. Котяра всё же получит звездюлей. Решив, что справлюсь с беспорядком во время повседневной уборки квартиры, я даже кота искать разленилась, и уселась обратно за игру. Как раз всё загрузилось. Только почему-то с видом от первого лица. Не помню, чтобы всё было так, когда я в последний раз открывала журнал. Жму на «F». Ничего не происходит. Жму снова. И снова ничего. Сколько не тыкай — без толку. Только вид отдаляется и приближается. Как будто мой кот тут без меня Довакину невидимость начитерил. А тем временем я была близка к перелому своего пальца об эту чертову клавишу смены вида. Не знаю, виноват ли в этом кот, но что-то явно пошло не так. Неужели игра полетела? Только не это! Спокойно. Нет таких проблем, которых не исправит перезагрузка. Или… переустановка. Надеюсь, до этого не дойдет, но повозиться в любом случае придется. Поиграла, блин… Что ж поделаешь? Пойду пока, поем, что ли. Может заодно и кота найду, чтобы отчитать его с таким видом, будто он меня понимает. Надеваю наушники, включаю КиШ, иду по тому же маршруту. Главное сейчас у окна снова не застрять на полчаса. Очень хочется есть. Минуя прихожую, вижу, что внешняя дверь открыта. Любой городской житель наверняка б от страха к полу прирос, но у нас здесь бояться нечего. Дверь открыта — значит кто-то либо домой ненадолго вернулся, либо ушел, и за собой не закрыл. Матушка вроде закрывала. Мелкие ещё в школе. Значит, скорее всего, тётка зашла. Крупная такая мадам, громкоголосая. Наверное я её через наушники не услышала, пока в комнате была. Надеюсь, она пошла на балкон, курить. Где-то сбоку, на кухонных диванчиках, уловила тень. Значит, она не на балконе. Ох. Придется поздороваться. — Здрасьте, тёть Нин, — выдаю. Не слыша собственного голоса, как всегда. Делаю орущего Короля и Шута чуть тише (вдруг спросит что-нибудь?), и по привычке включаю и без того уже горячий чайник. Третий раз за утро. Пожалуйста, только ты не сломайся ещё. За спиной звякнула посуда. Наверное, тётка хочет кофе. Но как включить матушкину кофеварку — я в душе не знаю. Конечно, гостей принято обслуживать, но тётя Нина — своя, так что сама разберется. На всякий случай я проверила шкафчики на наличие растворимого. Как я и подозревала — ни намека на таковой. — Тёть Нин, у нас только молотый, — говорю, затем разворачиваюсь к ней, уткнувшись моськой в телефон и делая ужасно занятой вид. — Вы ж знаете, как этой кофеваркой пользоваться? Вообще-то я ждала, что тётка подойдет и продемонстрирует своё мастерство, так что когда этого не произошло — я слегка смутилась. Может она мне там сказала что-то? Тогда странно, что я не услышала. Или она просто кивнула. Ох, всё моя привычка не смотреть на людей во время разговора. Но, может, эта привычка не была такой уж плохой. Ведь я посмотрела. И никакой тёти Нины на кухне не было.***
Тётки на диванчиках не оказалось. «И что такого?» — спросите? А то, что кухня, несмотря на это, не пустовала. И чай, который я только что отхлебнула, извергся из меня, как из самого настоящего пульверизатора. Обычно со мной такого не происходит. Но обычно у меня и с головой всё в порядке. И на моей кухне, обычно, не сидят те, кого я искала совершенно в другом месте. Когда со мной случаются какие-нибудь потрясения — я смеюсь. Бесконтрольно хихикаю, и не могу ничего с этим поделать. Поэтому я избегаю людей с их неловкими вопросами, не хожу на похороны, и стараюсь, чтобы меня не застали за разговором с самой собой. Однако сейчас я, почему-то, не смеялась. Хотя обстоятельства, несомненно, располагали: можно было прямо сейчас ставить это потрясение на пьедестал, ведь весь трэш, который случался в моей жизни до этой минуты, забылся моментально. Вместо смеха я хапнула ртом, кажется, весь воздух в квартире, дернулась, как припадочная, и, схватившись за стол позади меня, снесла банку с кофейными зернами. Всё тело разом онемело, а стены начали растворяться в белой мерцающей мгле. Тот, кого я поначалу приняла за тётку, выглядел и вел себя ничуть не лучше меня. Опрокинул вазочку со сладостями, долбанул коленями по столу в попытке выбраться из сидячего положения, зачем-то примостился на спинку дивана. Лица-то я не видела, но пока сама дышала, словно перед смертью, заставила себя оценить его действия. Сама я была безумно горда, что не грохнулась в обморок. Но в то же время всей душой жалела об этом. А ещё мне стало немного стыдно за то, что одежда моего нежданного гостя даже на таком приличном расстоянии оказалась оплёвана горячим чаем. Одежда… На самом деле — броня. Ещё одно утро…? Доигралась.