x X ♕ X x
Джеук качает головой и слегка улыбается: — Думаю, всё могло пройти и лучше. Хёджон выглядит крайне возмущённой. — Хотел ещё пофлиртовать с молоденькими, дорогой? – супруг в ответ лишь улыбается и Хёджон знает почему. Спорить с ней было бесполезным занятием. Чувствуя себя крайне довольной, Хёджон отставляет бокал с шампанским. За весь вечер она так и не осилила даже немного, вкус вызывал у неё какое-то странное ощущение, и она решила не рисковать – мало ли. Стоит, вероятно, показаться доктору. Под руку с мужем она приветствует депутата Чона, благодарно улыбается на комплимент о своем наряде и, шепнув супругу, что скоро вернётся, покидает его, чтобы подойти к своим знакомым. Госпожа Чо приветственно поднимает бокал в воздухе. — Госпожа Ким, дорогая, вот и вы. Познакомьтесь с гостями. Хёджон подходит к кругу женщин ближе и понимает, о чем та говорит. Наташу Бан Хёджон не видела ни разу, и не искала тоже, хотя знала, что та мелькала в новостях, но как-то ей было не до этого. Женщина была явно моложе собравшейся компании, насколько Хёджон помнила, ей было сорок пять или около того. Она приветственно улыбнулась, осматривая Хёджон с ног до головы, и протянула руку, выдыхая с лёгким акцентом: — Наташа Бан, рада познакомиться. Очень много слышала о вас и вашей семье, Ким Хёджон-щи. Хёджон на секунду замирает, а затем слегка склоняется: — Приятно познакомиться. Наташа была высокой и аккуратно сложенной, с волосами, аккуратно убранными в ракушку. Зелёное платье-карандаш и каблуки подчеркивали её высокий рост, Хёджон тоже была на каблуках, однако, в силу своего маленького роста, была значительно ниже. На Наташе было немного макияжа и тёмная помада, со стороны она сильно выделялась и не было сомнений кто здесь новоприбывшая иностранка. Первое впечатление у Хёджон сложилось не лучшее. Госпожа Чо слегка кланяется Наташе, а затем говорит во всеуслышание: — Мы говорили о том, что госпоже Бан было бы чудесно осмотреть Сеул после стольких лет отсутствия на родине. Наташа согласно кивает: — Сеул действительно изменился. И так непривычно следовать правилам, которых нет в Америке. Но думаю, вспомнить свои корни это чудесно, правда? Даже если повод для возвращения оказался печальным. Дамы вокруг сочувственно вздыхают, кто-то говорит, что председатель Бан был достопочтенным человеком, а Наташа благодарно кивает в ответ. Хёджон заинтересованно наклоняется ближе: — Вы давно вернулись в Корею? — Пару дней назад, — улыбается Наташа, — Пришлось поменять рейс и прилететь раньше, когда я получила приглашение на благотворительный вечер госпожи Чо. Но думаю, это было к лучшему, мой сын был рад видеть меня. — Он встречал вас? — Разумеется! Мой мальчик уже несколько месяцев жил под присмотром гувернантки, уверена, он рад, что его самый близкий член семьи наконец рядом. Правда, — Наташа слегка смеётся, — оставил меня через пару часов ради своих новых друзей. Сказал, что его очень радушно приняли сверстники. — Ох, вы, наверное, очень гордитесь им, — госпожа Чо подходит ближе, монополизируя внимание гостьи, и Хёджон не удерживается от закатывания глаз. Она слишком хорошо знала этих женщин. — Мой сын – моя гордость, — госпожа Бан выглядела так, словно только и ждала, что сигнала рассказать о сыне, — Мы планируем поступление в Гарвардскую школу бизнеса, поэтому, помимо обычной школьной программы, он занимается дополнительно уже несколько лет, — Наташа останавливается и наигранно удивленно смеётся, — Разве так делают не все дети, которые готовятся поступить в престижные заведения? Дамы в одобрении шепчутся, Хёджон отрывками слышит что-то о рейтинге престижных вузов мира и дополнительных занятиях дочери госпожи Кан. Госпожа Чо на слова Наташи Бан снисходительно улыбается, поглядывая на Хёджон: — Госпожа Ким, ваша дочь ведь тоже выпускается в этом году? А сын, кажется, через два года? Хёджон улыбается: — Да, моя дочь берёт дополнительные занятия, но исключительно те, которые необходимы ей, а не мне, — она видит, как улыбка госпожи Чо дёргается, но это кажется секундным миражом и вот уже госпожа смеётся и ответно кивает Хёджон, а затем возвращает внимание к госпоже Бан. — Наши дети – наше богатство, — соглашается госпожа Чо и Хёджон незаметно оглядывается в поисках мужа. — Дамы, — Хёджон кланяется, — прошу простить меня, мне нужно вернуться к мужу. Наташа делает небольшой шаг вперед. — Госпожа Ким, уже уходите? Может быть, вы познакомите меня со своим мужем? Я узнала сегодня много новых людей, но кажется пропустила вас и вашего супруга. Хёджон кивает, чувствуя напряжение вокруг: — Конечно, госпожа Бан, думаю, мой супруг будет рад. Они оставляют компанию дам и двигаются через гостевой зал ближе к балконам, Хёджон видит мужа с некоторыми инвесторами, они смеются с бокалами в руках и, завидев жену, Джеук слегка приподнимает свой мартини, обращая внимание на подходящих женщин. Хёджон обнимает председателя Чан, отмахивается от его комплимента и встает рядом с мужем, который пожимает руку госпоже Бан. — Наташа Бан. — Ким Джеук. Хёджон предпочитает поинтересоваться у председателя Чан как поживает его супруга, ухаживающая за сестрой где-то в Тайланде, однако краем глаза наблюдает за новой знакомой, которая принимает предложенный бокал с шампанским и кивает на соболезнование Джеука. — Мой отец хотел, чтобы я продолжила его дело. Мы говорили об этом до его кончины, я планировала заняться бизнесом в Америке, — Наташа улыбается, — У меня достаточно большие активы в Америке, но на родном рынке у нас остался бизнес, наш бренд и репутация. Думаю, несколько вложений и консолидация производства сделают своё дело. Джеук кивает, больше для себя, принимая услышанное во внимание. Он задает пару вопросов, на которые Наташа отвечает и Хёджон понимает – госпожа Бан вернулась не просто так. Её слова направлены на одно, то, что Хёджон четко ощущает в невысказанных предложениях – Наташа Бан ищет инвесторов в свой местный бизнес, который позже поможет ей перенести активы в Америку. Хёджон признаёт, что это достаточно амбициозно, однако, если госпожа Бан обратится к ним, то с их стороны последует отказ – в этом она уверена. Может быть Хёджон сейчас не так сильно вовлечена в дела корпорации, но абсолютно точно в курсе их политики и целей. В какой-то момент Наташа предлагает оставить разговоры о бизнесе, благотворительный вечер всё-таки, и они мило беседуют о впечатлениях госпожи Бан от Кореи, мельком о её сыне и случайно о том, что она видела брата Хёджон в штатах, но они незнакомы. С улыбкой женщина говорит, что была бы очень рада познакомиться. Хёджон лишь неопределенно пожимает плечами, об интересах брата в Америке она сказать ничего не может. Они прощаются на хорошей ноте, Наташа отходит к компании хозяйки вечера, а Хёджон слегка приваливается бедром к столу, чувствуя усталость. Джеук подходит ближе, кладя руку на плечо и заботливо прижимая к себе: — Устала? — Очень, — Хёджон как-то обижено вздыхает, — в последнее время слишком быстро начинаю уставать. Погода так влияет, слишком душно для весны. Джеук ласково улыбается, слегка щелкает жену по носу и тянет за собой: — Думаю, нам пора домой. Они прощаются с хозяевами вечера, Джеук на секунду отходит к своим знакомым, пока Хёджон обнимает своих подруг, а затем они вместе, рука об руку, выходят на улицу. В машине Хёджон прислоняется к плечу супруга, прикрывая глаза. Водитель выезжает за пределы поместья, но Хёджон уже проваливается в дрёму.x X ♕ X x
Хансоль берётся за реабилитационный центр будучи самым младшим в команде. Ему не нравится сидеть за бумажками в администрации, поэтому он вызывается, едва закончив с последним проектом – полгода работы в доме престарелых в Канвондо. Госпожа Чхве, его начальница, смотрит на него растеряно, спрашивает уверен ли он – ведь не прошло и недели с его последнего визита в Канвондо, может быть ему стоило поработать временно со статистикой и отчетами, но Хансоль настаивает – он ненавидит все эти бумаги и аналитику. Всю жизнь он видел кучу исписанных стопок на столе отца и не хочет посвящать этому свою жизнь. Это не было его призванием. Он с детства был таким. Намного более спокойным и ранимым, чем его братья и сестры, даже физически казался меньше. Хансоль был сердобольным, мама говорила, что таким его описывала в детстве бабушка, пусть он и помнит о ней совсем мало, та скончалась, когда он был еще маленьким. Однако мама уверяла, что бабушка видела это в нём с самого детства, в его отношении к братьям и сестрам, к окружающему миру, к каждой его частичке. Может быть поэтому он и стал социальным работником. Пожертвования на благотворительность, которые делала его семья, не оставляли его удовлетворенным, а работа с матерью для фондов, раздача бесплатной еды, воды и одежды нуждающимся заставляла его чувствовать себя полезным. Вероятно, с детства это и осталось – он получил образование, устроился в государственную организацию, брал всё, что мог осилить физически. Он не пытался кому-то что-то доказать, не пытался казаться лучше. С самого начала отец крепко обнимал его за плечи и говорил, что он должен следовать за тем, что он считает правильным и относиться к миру так, как он хочет, чтобы относились к нему. И Хансоль был уверен, что отец поддерживает каждое его решение, которое он делал, считая, что поступает правильно. Он знает, что его родители гордятся им. Хансоль считал работу с бумагами бесполезной для себя. Он задыхался в маленьком помещении со старым компьютером, шкафами, заваленными отчетами и результатами работ комитета по социальной политике, он буквально дрожал от ужаса, когда представлял ежедневную рутину в офисе, людей, которых заботили только бумажки и которые ненавидели свою работу. Так что он даже не разбирает рабочую сумку, с которой ездил в Канвондо. На столе начальницы лежат два листа, один с единственным оставшимся местом в медицинский центр в Сувоне, реабилитационная группа для детей-инвалидов. В их группе тринадцать малышей до семи лет, Хансоль запоминает каждого из них в первые часы работы и под конец дня он – любимый работник среди маленьких девочек. Две недели проходят быстро, Хансоль приезжал каждый день, иногда засиживался настолько допоздна – девочки очень просили читать им сказки перед сном, — что автобусы до Сеула уже не ходили, поэтому он устраивался на металлических креслах в зале ожидания центра, засыпая в самых неудобных позах. В этот раз он тоже не успел. У них было три новых пациента в группе на прошлой неделе и пока он обошел палаты, проверив, чтобы все спали, то увидел, что время уже давно за одиннадцать. Последний автобус уходил в десять тридцать. Вздохнув, Хансоль дует губы, предвещая больную спину к завтрашнему утру, и плетется к эскалатору на первый этаж. Он машет дежурившей медсестре у стойки и плюхается на кресла, потягиваясь и уваливаясь на неудобные кресла ожидания. Раньше у него хотя бы была куртка, которой можно было укрыться или использовать как подушку, но сейчас было так душно, что Хансоль решил, что рубашки достаточно. Он сжимается комочком на сидениях, устало моргает, уставившись на выключенный прямоугольник телевизора и вскоре засыпает. Просыпается Соль сам. Сначала морщится, чуть шевелится, а затем приоткрывает глаза и зевает. Хансоль хныкает, приподнимаясь и чувствуя головокружение от неудобного угла сидений, поднимает военную куртку, грозившуюся упасть на пол, оглядывается и замечает электронное табло на стене. Было около семи утра. Хансоль замирает, словно наконец начинает осознавать реальность, и оборачивается, смотря на форму в своих руках. Он ищет именную табличку и замирает, вчитываясь в иероглифы, складывающиеся в незнакомое имя. Бан Чунхён. Хансоль растеряно прижимает форму к себе, поднимается и медленно бредёт до стойки информации, чуть облокачивается на неё и смотрит на улыбающуюся медсестру, желающую ему доброго утра: — Доброе утро. Нуна, кто-то оставил?.. – Хансоль не заканчивает вопрос, вместо этого слегка приподнимая куртку и видит, как медсестра хихикает: — Один военный. Он пришел около часа назад проверить твою Джухён, — Хансоль хмурится. Джухён пришла в их группу на прошлой неделе, у неё была начальная форма ДЦП и единственным её родственником была мать, Хансоль познакомился с ней. Кто к ней мог прийти? — Спрашивал есть ли у нас что-то подложить тебе под голову, но, когда я наконец нашла одеяло, он сказал, что заберет форму как будет уходить. Хансоль всё еще хмурится, но медсестра даёт ему небольшое зеркало, и он смущенно мычит – на левой щеке после ночи на сиденьях остались отпечатки в виде кругов – точь-в-точь рисунок с металлических кресел. Волосы растрепаны в разные стороны и сонные глаза, больше похожие на щелочки. Он напоминал растрепанного хомяка. Хансоль благодарно мычит, возвращая зеркало, и отходит от стойки к лифту, чтобы подняться в палату к детям. Прижимая куртку к себе, он трёт щеку, надеясь избавиться от смущающего рисунка, приглаживает волосы, чтобы выглядеть хоть немного похожим на приличного человека. Он умывается в туалете, а затем бредёт до нужной палаты и осторожно заглядывает через небольшое окошко. Кровать Джухён скрыта за ширмой, но Хансоль видит очертания взрослого тела у кровати, поэтому, вдохнув, он проскальзывает внутрь и тихо прикрывает дверь. Повернувшись, он видит, как мужчина встает и медленно выглядывает из-за ширмы. Хансоль так и замирает с чужой курткой в руках. Военный выглядел молодым, был высоким, Хансоль смотрел ему в глаза снизу вверх, и спортивно сложенным. Армейские ботинки, штаны в цвет куртки в руках Хансоля и футболка военных цвета хаки. В армии что, специально выдают футболки поменьше, чтобы так обтягивать мышцы? Хансоль приоткрывает рот, неосознанно сжимая в руках форму, чувствуя всё возмущение вселенной. — Ох, — выдыхает тот самый Бан Чунхён, когда проходит взглядом по своей куртке, а затем поднимает взгляд на лицо Хансоля и начинает улыбаться, — Это вы. Хансоль уже не совсем сонный, но все еще слегка медлительный, чувствует, как щёки начинают гореть. Он неловко переступает и кланяется, тихо произнося: — Здравствуйте, я Ким Хансоль. Социальный работник. Думаю, это... Это ваше, — Хансоль приподнимает куртку и неловко протягивает её военному, а тот с улыбкой принимает её и склоняется в ответ: — Лейтенант Бан Чунхён. — Вы... – Хансоль смотрит как шевелится малышка Джухён в своей кровати и понижает голос почти до шёпота, — Вы родственник Джухён? — Нет, я... – они оба замолкают, когда Джухён продолжает копошится и решают выйти из палаты. Они выходят в коридор и Хансоль оборачивается, неловко сложив руки в замок. Лейтенант Бан закрывает дверь и поворачивается, все еще держа свою куртку в руках, — Я просто знакомый семьи, — наконец говорит парень, — Мы недавно познакомились. Хансоль кивает, а затем его осеняет: — Вы тот военный, который помог им? Мама Джухён рассказывала о вас. Чунхён неловко улыбается, трясет свою куртку и всё-таки надевает её. — Да? Вероятно, я. Но ничего такого, это мой долг защищать граждан этой страны. Особенно маленьких граждан. Мать Джухён рассказывала о военном, который помог ей с дочерью избавиться от пьющего мужа. Который подсказал им этот реабилитационный центр. Лейтенант Бан лишь отмахивается от слов Хансоля, настаивая, что в этом нет ничего такого. Он предлагает пройтись вниз до автоматов с кофе, когда видит, как Хансоль давит зевок и они спускаются вниз, лейтенант интересуется о работе Хансоля и спрашивает почему тот ночует в центре. Хансоль смущается. — Иногда я не успеваю со всеми попрощаться и опаздываю на автобус до Сеула. Вероятно, это не очень хорошо характеризует меня как работника, но я стараюсь работать с каждым медленно и индивидуально, поэтому моя группа заканчивает всегда позднее других. Так что когда я не успеваю, то ночую в зале ожидания или в ординаторской, если меня пускают. Они доходят до автомата, и лейтенант делает два кофе. Хансоль с благодарностью принимает небольшой стаканчик. — Медсестра в коридоре сказала, что вы часто остаетесь и у них для вас отдельное одеяло, — Хансоль прячется за стаканчиком, а Чунхён улыбается, наблюдая за ним, — Она всё не могла его найти, потому что новая сменщица убрала его. — Да... И спасибо вам за это, — Хансоль кивает на форму, на что лейтенант пожимает плечами. Они медленно идут по залу ожидания, присаживаются на те места, где Хансоль совсем недавно спал и в тишине пьют кофе. В такой ранний час в холлах никого, кроме персонала с ночной смены и Хансоль интересуется, что здесь забыл так рано лейтенант. Тот в ответ молчит, но потом всё же говорит: — Хотел проведать малышку, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. К сожалению, у меня много дел днём, так что это единственное время, когда я мог приехать сюда, — Хансоль кивает, однако Чунхён добавляет, — Но думаю я навещу её еще пару раз. Когда будет удобно? Хансоль моргает, не совсем понимая, но быстро находится: — Думаю, Джухён будет рада, если увидит вас. Так что можете навестить её после полдника, до наших занятий я выделю ей время. Хансоль растягивает губы в улыбке и Чунхён улыбается в ответ. — Я учту это. И лейтенант Бан действительно имеет это в виду. Он прощается с Хансолем и уходит из центра, а тот бредет в ординаторскую, чтобы стащить из холодильника немного еды, принимает служебный душ с исключительного разрешения нуны и ровно в восемь утра возвращается к детям. Бан Чунхён возвращается в четыре тринадцать, Хансоль оборачивается, пытаясь понять, что отвлекло девочку рядом с ним и видит уже знакомую военную форму. Лейтенант улыбается ему и машет рукой, на что Хансоль машет в ответ и пускает парня в игровую комнату. Мальчики сразу оставляют игрушки, когда видят настоящего военного, а Джухён громко заявляет, что это её оппа. Хансоль поджимает губы в улыбке, а Чунхён смеётся, окруженный детьми. Он не уходит, когда Хансоль с коллегами собирают детей на разминку, тихо сидит в уголке, наблюдая, как тот подходит к каждому в своей группе и помогает им двигаться, а затем предлагает выпить кофе, когда они отводят детей по палатам. Хансоль соглашается. Неделя проходит быстро – лейтенант Бан навещает центр в Сувоне еще три раза. Один раз – в обед, когда дети спали и он просидел с Хансолем в столовой центра, наблюдая, как тот поглощает пищу, одновременно рассказывая о занятиях, коллегах и жалуясь на своих братьев (как Чунхён понял, их было несколько) в одном несвязном потоке. — Могу ли я спросить? — начинает он после полдника в понедельник, это уже его пятый визит и не то, чтобы Хансоль считает это важным, просто подмечает. — Конечно, — Хансоль, улыбаясь, протягивает лейтенанту стаканчик с кофе, они пили его каждый раз, и направляется к залу ожидания. — Это может показаться наглостью, но ничего такого, и я пойму, но... – Чунхён прерывает бормотание и морщится, — Может я могу подвозить тебя вечером после работы, если ты не успеваешь? Хансоль почти спотыкается, сбиваясь с ритма, чувствует, как его щеки слегка краснеют и смотрит на Чунхёна, словно олень в свете фар. Чунхён неловко смеётся: — Моя воздушная часть здесь, но вообще я живу в Сеуле. Сейчас я временно занят бумажной работой и не должен находится здесь всё время, так что возвращаюсь домой, а ты... – Чунхён начинает улыбаться, — Ты постоянно опаздываешь на автобус. Хансоль не говорит многого. Не говорит о том, что все остальные работники возвращаются домой в восемь, не перерабатывают, берут выходные. Не говорит, что, даже задерживаясь, Чунхён не мог заканчивать бумажную работу в десять вечера, что ему совсем необязательно этого делать, ждать его каждый день и что это предполагает нечто иное. Но Чунхён смотрит внимательно и осторожно и Хансоль осознает, что тот тоже это знает. Поэтому он улыбается. — Конечно. Я буду счастлив. Лейтенант Бан выглядит так, словно выиграл. Спустя полторы недели, во время их очередной поездки до Сеула, которые теперь являются ежедневным ритуалом под конец дня, Чунхён приглашает сходить в кино и Хансоль, чувствуя себя абсолютно счастливым, соглашается. Без формы Чунхён выглядит ничуть не хуже и Хансоль мысленно начинает составлять рейтинг лучших его видов и сразу после военной формы на первом месте, джинсы и свободная рубашка в клетку идут следом. В голове Хансоля появляется издевающийся голос Сонмина на каком месте тогда вид без одежды и он, смутившись, отводит взгляд куда-то в сторону, на прохожих, пока Чунхён не подходит к нему ближе. Они выбирают первый попавшийся фильм и делят миску с попкорном на двоих, гуляют по улицам Сеула, доходят до парка и сидят на скамейке, наблюдая за детьми на траве и болтая обо всём на свете. Чунхён рассказывает, как это было его целью – стать военным, сразу после школы отправиться служить. Говорит о том, как мать им гордилась, а с отцом у них ужасные отношения, так что он не знает о нём ничего и не хочет иметь его в своей жизни. Хансоль в свою очередь говорит, что один из его старших братьев долго тянул со своей службой, получая магистерскую степень, а затем отправился служить. Вероятно, это ему так понравилось, что он остался служить по контракту, который скоро должен был закончиться, так что хён должен вернуться домой. Чунхён с удивлением слушает, а затем неверяще фыркает, когда узнает, что в семье детей тринадцать. Не верит до тех пор, пока Хансоль не достает свой телефон и не находит в галерее фотографию. Её сделали два года назад, старая, но здесь были они все – Боншик тогда вернулся на годовщину родителей из Японии, у Джунсу был отгул. Хансоль самодовольно показал её Чунхёну, будучи спокойным, что там нет его родителей. Его отец и их компания часто мелькали в бизнес—новостях на всех общественных каналах страны, и лучше сообщать о таком не в первые недели отношений. Ох, у них ведь абсолютно точно отношения. Чунхён абсолютно неверяще смотрит на фотографию, переводит взгляд от лица к лицу, когда Хансоль, смеясь, представляет каждого – кого-то парень знал по именам из рассказов в реабилитационном центре. — У тебя столько сестер, — выдыхает в итоге Чунхён, откидываясь на скамейке, а Хансоль фыркает, нежно проходясь взглядом по скорченному лицу Юнми, застывшей улыбке Юбин, повисшей на Виктории Дахё и Минкён, пытающейся втиснуться в фото между братьев. — Они все под запретом, господин Бан, — говорит Хансоль, убирая телефон и оценивающе поглядывая на парня рядом. Чунхён молчит, а затем расслабленно улыбается, невзначай закидывая руку на спинку скамейки, туда, где сидит Хансоль. — Меня больше привлекает их брат. И Хансоль точно не краснеет. Он ведёт Чунхёна в пекарню недалеко от своей квартиры, они покупают кексы и медленно идут до дома. Хансоль в какой-то момент у подъездной дорожки вспоминает и говорит, что тот может больше не подвозить его до дома, его работа в реабилитационном центре заканчивается на следующей неделе и он снова некоторое время будет работать в доме престарелых. Чунхён смотрит как-то странно, Хансоль видит, как кончики его ушей розовеют, и он щурится, спрашивая, что случилось. Чунхён отнекивается и предлагает зайти внутрь, но Хансоль хватает его за руку, переплетает их пальцы, заставляя того замереть, и, выглядя абсолютно очаровательно, дуется, пытаясь выведать, что случилось. Чунхён выглядит абсолютно несчастно. — То есть ты брал машину у друга с базы и ездил за мной каждый день? – Хансоль пищит и краснеет жутко, Чунхён пожимает плечами, выглядя крайне смущенным, поставленный в такое положение. — Так что я могу подвозить тебя и... Сейчас, — заканчивает он и Хансоль быстро моргает, замечая, как щёки парня тоже окрасились в алый. Чувствуя себя ужасно неловко и приятно одновременно, Хансоль делает шаг вперед и прячет лицо, уткнувшись в грудь Чунхёна. Тот стоит пару секунд, а затем кладет свою ладонь на его талию и слегка ободряюще похлопывает. Хансоль бормочет тихо и неразборчиво, спрашивает, зачем он это делал, столько времени потратил – подумать только, четыре часа ждать, когда Хансоль закончит работать, чтобы довести его до Сеула. — Потому что ты мне нравишься, — в голосе Чунхёна улыбка и Хансоль вздрагивает, чувствуя тепло, расползающееся внутри, — К тому же, хён живет на базе и ему не нужна была машина в это время. Да и я стал чаще навещать мать, так что в этом только одни плюсы. Хансоль все равно бьёт его в плечо, отстранившись, а затем не может сдержать улыбки, видя, как Чунхён абсолютно точно любуются им. Вздохнув, он тянет его к подъезду, не расплетая рук, и приглашает в свою квартиру, обещая показать всю свою коллекцию чая и только его – в знак наказания. Чунхён смеётся. Когда Хансоль узнает адрес дома престарелых, то не может не порадоваться – тот был всего в получасе езды от дома родителей. Написав матери, что в ближайшее время он поживет дома, чтобы не тратить много времени на проезд до своей квартиры, Соль шлёт еще одно сообщение – Чунхёну. Что-то о том, что тот может провожать его до дома и дальше, если хочет. Лейтенант отправляет ему море радостных смайликов и стикер собачки с сердечком. У Хансоля ужасно глупое поспешное желание признаться в любви, поэтому он отправляет стикер кошечки с сердечком в ответ, а затем меняет диалог и пишет в общий чат своим братьям и сестрам я умру от сердечного приступа таким молодым, чувствуя, как внутри взрываются фейерверки.x X ♕ X x