x X ♕ X x
— Ты что... – Юбин склоняет голову набок и удивлённо смотрит на старшего брата, словно тот сказал нечто действительно поразительное, — действительно ходишь на йогу? Хэсу отмахивается, жалея, что вообще решил пересечься с сестрой, и делает вид, что полностью увлечён меню в руках. Юбин не отрывает взгляда от розового лица старшего брата и поджимает губы, чтобы не засмеяться. — Ты ничего не знаешь. — О, поверь, оппа, я как раз всё об этом знаю, — Хэсу поднимает подозрительный взгляд на младшую и фыркает, когда та пожимает плечами, — Ну, знаешь, асаны поз собаки и всё такое. Ты уже дошел до баланса на руках? В голосе Юбин сквозит насмешка, но Хэсу её полностью игнорирует. Тяжело вздохнув, он убирает меню в сторону, понимая, что это бесполезно – заказ он уже сделал и сестра его достанет. — Я в группе с женщинами среднего возраста и парой тинейджеров. Юбин взрывается смехом. Он просто поверить не мог. Хэсу приходит такой энергичный и готовый к занятиям, даже если это йога, черт возьми, он сможет, говорит он себе, заходя в центр. Чего Хэсу не ожидает так это женщин возраста его матери в обтягивающих спортивных нарядах, трех мужчин за пятьдесят – двое корейцев и американец, у всех седина, а у американца еще и усики, и несколько девочек подростков, которые очевидно приходили вместе со своими бабушками. В ужасе он почти бежит до девушки за стойкой администратора и спрашивает уверена ли она, что он зашел к правильной группе, но девушка лишь белоснежно улыбается и подтверждает, а вскоре рядом с дверью в спортивный зал появляется Херан, жестом приглашает его внутрь и заходит сама, получая нестройный хор приветствий. Хэсу даже икает от неожиданности. Его обвели вокруг пальца. Так Хэсу стоит между девочкой лет тринадцати в радужной пачке и её бабушкой, неловко улыбаясь и растягиваясь. Херан ходит мимо с поджатыми губами, чтобы не рассмеяться. Вот же... — Как тебе первое занятие? — спрашивает Херан, невинно улыбаясь, и Хэсу сияет лучезарной улыбкой, показывая большой палец, а затем также быстро улыбка сходит с лица, он ковыляет в сторону раздевалки, под тихое хихиканье за спиной. Он отказывается приходить. Следующее занятие через два дня, и он старается упорно игнорировать и опаздывает, однако в голове бьётся мысль – он не позволит ей так быстро выиграть – поэтому Хэсу почти падает с дивана, несясь на выход из квартиры, чтобы успеть. Стыдно признавать, но он приспосабливается. Госпожа Чо, которая приходит с внучкой, угощает его конфетами, а господин Кан, один из тех старичков, стреляет в него недовольными взглядами – кажется до прихода Хэсу старушку окучивал он и вот теперь всё внимание (и конфеты) ушли к Хэсу. Он думает, что попал в какую-то мыльную оперу. Пару раз он пытается пригласить Херан встретиться, но им всё время что-то мешает – то их непонятливый друг—американец начнёт тыкать кнопки на стерео-системе и на всю включать хиты g.o.d, то маленькая девочка начнёт обнимать Херан, говоря, что уже умеет садиться на шпагат. Хэсу оставалось лишь тяжело вздыхать на фоне. Он переводит взгляд от своего телефона на младшую сестру и видит насмешливый, но сочувственный взгляд, что крайне задевает его эго. — Знаешь, — говорит сестра, склонив голову, — А ведь мне всегда нравилась эта онни. Умела поставить тебя на место. Хэсу корчит мину и благодарно принимает свой заказ у официанта. Юбин отпивает немного кофе, но затем все-таки сдаётся и оставляет его, они обсуждают бизнес, немного вопросов по новым вложениям – Юбин собиралась приобрести у него новую недвижимость, – и прощаются, обещая встретиться на выходных в доме родителей – мама собирала всех на ужин. Хэсу проводит послеобеденное время в офисе, разговаривает по телефону с некоторыми китайскими и японскими партнёрами, проводит встречу с менеджерами и не замечает, как время переваливает за семь – на рабочих местах никого не остаётся. Он на прощание кивает охраннику за стойкой, выходит на улицу, вдыхая свежий воздух, и медленно идёт к парковке. Он уже открывает дверь автомобиля, когда мельком брошенный взгляд заставляет остановиться. На Херан каблуки, красивое розовое платье; она сжимает сумочку в руках, выходя из того же здания, неловко делает несколько шагов вперед и оглядывается назад, на автоматические двери в приглушённом свете холла. Хэсу закрывает дверь машины, продолжая наблюдать. Она приходила к нему? Хэсу, почти переходя на бег, идёт в направлении девушки и громко зовёт её по имени. Та оборачивается, неуверенно замирает и улыбается, махнув рукой в знак приветствия. — Херан, — удивленно улыбается Хэсу, останавливаясь в нескольких шагах. Херан выше его, а на каблуках вблизи разница особенно заметна, он притормаживает, чтобы смотреть не снизу вверх, — Что ты тут делаешь? Ты... ко мне? — К кому еще я могла прийти, — закатывает глаза Херан, словно в этом нет ничего такого, словно она не выглядит, как богиня в своём коротком платье, стоя посреди улицы при свете фонарей. – Была недалеко по делам, а потом поняла, что ты работаешь рядом, решила зайти. Я ведь, кажется, обещала сводить тебя выпить. Хэсу не помнит этого, он вообще сейчас плохо соображает, в голове, словно короткое замыкание, он открывает рот и тут же его закрывает. — Откуда ты знаешь, где я работаю? — браво, Ким Хэсу, и это всё на что ты способен? Где твой хвалёный опыт общения с девушками, идиот? — Твоя мама как-то сказала, — пожимает плечами Херан и смотрит на Хэсу выжидающе, но тот всё никак не может понять. — Когда ты успела пообщаться с моей мамой? — О, это твоя машина? Отвезёшь нас на Хондэ, — Херан игнорирует вопрос и как ни в чём не бывало проходит мимо, идёт на парковку, оставляя Хэсу, озадаченного и с кучей вопросов. Всё, что ему остаётся, это последовать за подругой, открыть ей дверь – потому что Херан стоит у машины и ждёт, – а затем сесть рядом и глубоко вздохнуть, пытаясь привести мысли в порядок. Они выезжают и Хэсу настраивает навигатор на Хондэ, останавливается на красный свет и косит взгляд на девушку, та подпевает песне по радио, улыбаясь в окно. — Так всё-таки, — начинает он, привлекая чужое внимание, — Когда ты успела начать общаться с моей матерью? — О, давно, — выдыхает Херан, мило улыбаясь и пожимая плечами, — Моя мама дружит с ней, так что мы встретились на одной из их встреч. — И ты не сказала мне, — Хэсу поджимает губы, думая, что кажется, конкуренцию ему составляют все, от маленькой внучки госпожи Чо до собственной матери. Херан же смеётся: — О, это не имеет к тебе никакого отношения, — лицо Хэсу обиженно вытягивается, а Херан пытается скрыть улыбку, отвернувшись. Они подъезжают к Хондэ и оставляют машину на платной парковке. Идут медленно вдоль переполненной улицы, Херан много рассказывает про свой опыт уличной еды в Китае, затем переходит на то, какая она голодная, и Хэсу не удерживается – покупает и токпокки, и кровяные колбаски, и пунгоппан. Он как раз суёт продавщице нужную сумму, когда Херан зовёт его по имени и тянет к его рту хотток. Продавщица качает головой, улыбаясь и ворчит: — Прекрасная пара. Хэсу не успевает никак отреагировать и даже подумать об этом, потому что Херан уже уходит, забрав с собой лакомство, и он почти теряет её из виду, так что спешит. Херан говорила что-то про кафе, но вокруг было столько народу, что они решают просто прогуляться, в конце концов, Хэсу начинает проклинать короткое розовое платьице, снимает свой пиджак и накрывает девушке плеч. Они останавливаются у небольшой забегаловки, садятся к плите и заказывают немного соджу. Хэсу с опаской наливает по рюмке и замирает, когда девушка приподнимает бровь: — Я хороша в алкоголе, — словно предупреждает она не связываться с ней. Оказывается, Херан и правда хороша в выпивке – не то, чтобы он не поверил ей, но последний раз они виделись в старшей школе и от некоторых шаблонов ему всё еще трудно избавиться в своей голове. Оба рассказывают о своей семье, Херан слушает о работе Хэсу, тот как-то немного скованно начинает объяснять о застройке жилых районов, но девушка слушает внимательно и в какой-то момент даже щёлкает пальцами: — Я сейчас как раз ищу себе жильё. Напомни мне к тебе обратиться, — девушка показывает налить ещё и Хэсу немного тормозит, кивает головой и берёт бутылку в руки. В его голове много разных мыслей: привлечь скидкой, предложить Херан самые лучшие варианты, предложить востребованные квартиры в дорогих кварталах, предложить переехать к себе. Он резко тормозит и трясет головой. За такие мысли в сторону хорошей школьной знакомой стыдно, но он их и не озвучивает, так что почти спокойно выливает себе в рюмку последние капли, и они чокаются, мило друг другу улыбаясь. Херан до машины идти уже не хочет, отмахивается, говоря, что поймает такси и машет рукой, Хэсу даже обижен, что машина останавливается самая первая. — Давно я так хорошо не сидела с друзьями, — говорит Херан и протягивает руку, Хэсу тупо пялится на неё несколько секунд, а затем неуверенно протягивает свою в ответ. Херан уверенно и сильно сжимает его ладонь в своей, а затем исчезает в такси вместе с его пиджаком, оставляя Хэсу одного на улице, и он не может решить, что более разочаровывающее в этой ситуации. — Друг, — выдыхает он в свежий ночной воздух и, запрокинув голову, стонет, отчего люди начинают оборачиваться. Хэсу неловко улыбается, почёсывая затылок и, развернувшись, бредёт по улице в сторону своего автомобиля. Друзья, значит. Это они ещё посмотрят.x X ♕ X x
Хёджон очень волновалась, на этот раз в доме были почти все. Джунсу возвращается из части во вторник. Сияет белозубой улыбкой, крепко обнимает младших, мать, почти душит отца в медвежьих объятиях. Хёджон уговаривает его остаться на неделю у них в доме, не ехать к себе в город на квартиру и Джунсу как-то быстро соглашается, занимает одну из гостевых спален на третьем этаже. В субботу утром за завтраком ужасное оживление. Хёджон смотрит, как Чанхи и Джунсу громко переговариваются с разных концов стола, пока Юнми, прилетевшая с детьми накануне, вставляет свои замечания старшему брату. Минджун и Минкён, как им кажется, незаметно совершают обмен с детьми Юнми – все бобы оказываются у Минджуна, а брокколи у Минкён, – Дахё и Виктория изредка вклиниваются в обсуждения братьев, пока Джэук спокойно попивает свой кофе. Хёджон неосознанно кладёт руку на живот и тут же отдергивает её, чувствуя невероятное тепло внутри. Её дети дома. В обед приезжает Юбин с Сону, Хёджон не уверена, когда точно, но через пару часов с работы приезжает Хансоль, зато прибытие Хэсу она слышит достаточно отчетливо – громкие возгласы и крики, что-то падает, дети визжат и громкий смех басом. Хёджон выходит поприветствовать сына и видит, как они с Джунсу устроили потасовку, словно драку, а затем полезли друг на друга со смехом и объятиями. Самым последним, почти к ужину, домой на такси приезжает Сонмин, с пачкой тетрадей в портфеле и уставшим видом. Он долго обнимается с Джунсу, к хёну у него была сильная привязанность, а затем падает на ковёр в гостиной, с опаской наблюдая за племянниками, занятыми с Минджуном и Дахё. Юнми смеётся, пока младший брат, положив голову на её колени, жалуется о том, что всю неделю провёл, работая в младших классах полные смены, и готов умереть. На ужин Хёджон с особой радостью накрывает весь стол, а не третью часть, просит Джунсу принести с кухни детский стол для внуков и разрешает Сомин и Миён накрыть самим. Все собираются за ужином громкой толпой, у Хёджон где-то внутри отдаёт гомон, который теперь так редко звучит в доме. Она сидит с мужем во главе стола, слушая, как дети по очереди делятся новостями из жизни между приёмами пищи. Джунсу только жевать успевает, переводя взгляд с одного донсена на другого – пытается успевать за новостями и вникнуть в ситуацию, кто-то постоянно вклинивается в чужой разговор, и тема переводится, заставляя его постоянно прерывать с набитым ртом: — То есть у Дахё теперь есть парень? — интересуется Джунсу, засовывая в рот очередную порцию риса. Дахё краснеет, Сонмин улюлюкает, сидя рядом, Минкён закатывает глаза почти одновременно с матерью, пока Хэсу смеётся: — И не просто какой-нибудь, а наследник корпорации Бан. — Я всё равно не знаю кто это, — фыркает Джунсу и смотрит на младшую сестру довольно, — Поздравляю, мелкая. — Было бы с чем, — бурчит Чанхи, уткнувшись в свою тарелку, а Минджун рядом пихает его рукой по бедру и шепчет: — Хватит. Хёджон слегка хмурится, наблюдая, как Минджун виновато косится на Дахё, а затем снова кидает на старшего брата какой-то беспомощный взгляд. Однако их перипетии мало кто замечает. — Поверить не могу, что Дахё привела в дом мальчика раньше, чем Соль! — восклицает Джунсу, заставляя Хансоля подавиться и половину младших захихикать. — Может не будем? — хрипит Хансоль, покрывшись пятнами, и принимает от Виктории стакан с водой, но Джунсу не выглядит так, словно согласен: — Сонмин сказал, что он военный! — Лейтенант, — добавляет спокойно Сону, отпивая из стакана сок, и лицо Хансоля обиженно вытягивается от такого предательства со стороны хёна. — Я думал, мы братья, — говорит Соль под хихиканье остальных, а Сону пожимает плечами, невинно улыбаясь: — Он тоже мой брат. — В этой семье лучше вообще никому ничего не говорить, — надувается Хансоль и Дахё подмигивает брату, пересекаясь с ним взглядом. Теперь эти двое были главной темой всех шуток в семье. — Да, но до сих пор... — говорит Хёджон, вмешиваясь в подтасовки детей, — ...внуков мне подарила только Юнми. Дорогой, будешь ещё? Джэук кивает жене, подставляя тарелку, и опускает голову, скрывая улыбку, когда большая часть детей начинает возмущаться, говоря, что им ещё рано, а Юнми смеяться. — У меня точно не будет детей, — мрачно говорит Сонмин и тяжело вздыхает, когда Хэсу вклинивается, наклонившись над столом: — Кстати об этом, мама, как ты могла не сказать мне, что вы до сих пор дружите с госпожой Шин? — А это важно? — насмешливо приподнимает брови Хёджон, а Хэсу машет вилкой: — Конечно, важно! Она мама Херан! — Ох, Херан, — одновременно тянут Хёджон и Юбин и улыбаются друг другу. Джунсу задумчиво чешет подбородок: — Какое-то знакомое имя. Такое не часто встретишь. — Они учились вместе в школе, оппа водил её на бал, — шепчет, склонившись над столом Юбин, передавая последние сплетни, а Джунсу щёлкает пальцами, вспоминая. — Точно. Та, которая постоянно дралась. Она же тебя бросила, да? — Джунсу смеётся, когда Хэсу привстает, замахиваясь на брата через младших, Минкён пищит, чтобы её не задавили, и Хэсу садится обратно. — Она уехала в Китай, — говорит Хэсу, засовывая в рот кусок говядины, пока Джунсу мычит да-да. — Но что в этом такого? — интересуется Хёджон, сдерживая улыбку, и смотрит на сына заинтересовано, пока тот описывает в воздухе палочками непонятный рисунок. — Как что... Это Херан! — Хэсу, кажется, не знает, как объяснить, поэтому предпочитает замолкнуть и как-то заинтересованно разглядывать остатки еды на тарелке. Хёджон всё—таки улыбается, решив немного подразнить сына. — Херан – очень хорошая девушка, тебе нужно найти кого-то похожего, дорогой. Я часто бываю в гостях у её матери, мы много разговариваем. Иногда о тебе. — И что она говорит? — спрашивает Хэсу тут же, за что получает шептания Сонмина и Джунсу. Он предпочитает игнорировать. Хёджон же пожимает плечами, продолжая играть: — Говорит, что со школы ты не изменился. — Это она так называет тебя незрелым и отправляет во френдзону, — говорит Джунсу и все снова смеются. Хэсу закатывает глаза: — Это мы ещё посмотрим, — парни тянут громкое о-о-о, Джэук рядом посмеивается с сына, а Хёджон улыбается, думая, что стоит пригласить Херан как-нибудь на обед. Вместе с сыном. Минджун и Чанхи заканчиваются ужин первыми, Минджун уходит играться с племянниками, пока Чанхи остаётся сидеть, слушая хёнов. Вскоре остальные тоже заканчивают и Хёджон просит всех не разбегаться и подождать в гостиной. Ей помогают убрать со стола и Дахё с Викторией остаются мыть посуду. Хёджон отходит в уборную, моет руки, смотрит на себя в зеркало с разных сторон, пытаясь успокоиться, высматривает живот, приподнимает подол платья, приглядываясь, а затем вздыхает, опуская. Кажется, что-то есть, но она не уверена. Она проходит на кухню, смотря, как дочери вытирают руки, болтая о чем-то, улыбается им, когда её замечают, Дахё слегка приобнимает её за талию и они медленно идут в сторону гостиной через арку за Викторией. Вся семья сидит в гостиной, заняв все диваны и ковер, Хёджон отпускает Дахё, позволяя ей примоститься на диване рядом с Сону и Викторией, и сама идёт к мужу к небольшой софе. Джэук нежно улыбается, кладёт руку на её плечо, когда она устраивается удобнее, и возвращает своё внимание к разговору с Сону. Хёджон оглядывает своих детей, таких разных, от возраста до характеров и внешности. Маленькими они все были похожи. Сейчас каждый из них выглядел по-разному и сиял тоже индивидуально, они не были похожи между собой, но любой мог сказать, что они семья, что каждый из них, словно копия своих родителей, просто в разных аспектах. Хёджон наблюдала, как Минджун и Юнми устроились с внуками на ковре у камина, Чанхи и Сонмин у подножья софы, на котором сидели Дахё, Виктория и Сону. На большом диване рядом Джунсу и Хэсу окружили Юбин с разных сторон, на что та морщилась от гомона вокруг, а Хансоль сидевший сбоку от Джунсу смеялся. Рядом с отцом сидела, уткнувшись в телефон, Минкён. Все они были разными, думает Хёджон, кого-то она видела совсем редко, с тоской вспоминая Боншика, даже Минджун, её самый младший сын, ему было четырнадцать, но у него уже была своя жизнь, в которую она не могла вмешиваться, да и не хотела. — Думаю, я должна попросить минутку внимания, — говорит Хёджон слегка грустно, но в то же время взволнованно. Ей не приходится повторять дважды, потому что все потихоньку замолкают, услышав её. Джэук рядом удивлённо смотрит на супругу, и та мило улыбается, оглядывая своих домочадцев тёплым взглядом. — Что-то случилось? — спрашивает Хэсу взволнованно, но Хёджон качает головой: — Ничего страшного. Хёджон выпрямляется, понимая, что всё внимание сосредоточено на ней. Она видела слегка обеспокоенные лица и понимала, что кто-то мог понять не так. — Со мной всё хорошо, — улыбается Хёджон и смотрит на Минджуна, — Думаю, некоторые знают, что я наблюдалась у врача в последнее время. Минджун кивает и хмурится, поджимая под себя ноги, некоторые кидают на него взгляды. — Но с тобой всё хорошо? — на всякий случай уточняет Виктория и Хёджон вновь кивает. — Да, дети, со мной всё хорошо, даже более чем. Как об этом говорить, Хёджон не знает. Она оглядывается на мужа в поисках поддержки и берёт того за руку, Джэук чуть хмурит брови, внимательно разглядывая жену, и выгибает их, призывая продолжить. — Я надеюсь, что вы отнесетесь к этому с пониманием, — говорит Хёджон, крепко сжимая руку мужа. — Потому что для меня это тоже стало неожиданностью. — Мам? – непонимающе зовет Юнми и Хёджон выдыхает, чувствуя, как щёки горят. — В конце месяца я была на приёме у доктора Кима. Там он сообщил мне удивительные, даже, волнующие новости, — Хёджон сглатывает, волнуясь, — Дело в том, что я, очевидно, беременна. Снова. Раздаётся чей-то задушенный вскрик. Хёджон ещё сильнее сжимает пальцы супруга, однако боясь взглянуть на него. — И я надеюсь, вы положительно отнесетесь к этой новости. Известие похоже на разорвавшуюся бомбу. Поражённая тишина, спустя секунду прерванная громким возгласом Хэсу: — Пап, ну ты даёшь! — и все словно всполошились, кинулись обнимать мать по очереди, громко и взволнованно причитая и переговариваясь. Хёджон обнимает нагибающихся к ней детей, молча принимая все поздравления, она видит удивлённые, но широкие улыбки на лицах дочерей, восхищенное лицо Хансоля и шокированное Чанхи и глаза начинает щипать от слёз. Внуки подходят и обнимают, поздравляя её, хотя выглядят неуверенными, словно не понимают, что всё это означает, а затем убегают обратно к широко улыбающейся Юнми. Стараясь сдерживать, слёзы, она поворачивается к супругу и замирает, когда видит, удивлённо приподнятые брови и губы, медленно растягивающиеся в улыбке – до него медленно, постепенно начало доходить, что нет, не послышалось. — Ох, — выдыхает супруг и слегка шатается, когда Хэсу ободряюще трясет его по плечу, громогласно поздравляя. Джэук накрывает побелевшие руки жены своей свободной и притягивает её ближе к себе, прижимая, поглаживая по спине. — Не думал, что меня ещё раз ожидает подобное заявление. Дети на это громко смеются и Хёджон отстраняется от мужа, позволяя слезам покатится по её щекам. Все тут же умиляются, когда Джэук медленно вытирает её щёки и гладит по спине, а Хёджон смотрит на детей с благодарной улыбкой и наконец спокойно кладёт руки на живот. Лёгкая дымка испуга проходит, когда она, наконец, рассматривает детей. Минджун к ней не подходил, остался сидеть на своём месте, малыш улыбался, но выглядел удивлённым, каким-то озадаченным. Теперь Виктория и Минкён сидели у неё в ногах, положив руки на её колени, Чанхи перебрался поближе и сидел у подлокотника. Сонмин и Сону заинтересованно смотрели на неё, ожидая подробностей, Хэсу со смехом говорил присевшему на подлокотник Джунсу, что будет гулять с малышом и кадрить мамочек, на что Джунсу закатывал глаза. Хёджон испытывает огромное облегчение и позволяет себе улыбнуться, когда замечает застывшее непроницаемой маской лицо Юбин, уставившейся куда-то в журнальный столик в центре. Заметив, что мать на неё смотрит, Юбин дрогнувшими губами улыбнулась и тут же отвела взгляд куда-то в сторону Сону. Хёджон забеспокоилась. — Расскажи всё, — нетерпеливо говорит Сонмин и все благодарны, кажется, Джэук тоже, потому что он всё ещё выглядел абсолютно удивлённым и не мог говорить. Хёджон неловко пожимает плечами. — Ещё совсем рано что-либо говорить, но плод чувствует себя хорошо, и я тоже, — Хёджон не знает говорить ли всем о рисках, но не успевает – спрашивает Сону: — Поздняя беременность после стольких раз.... С твоим здоровьем всё будет хорошо? Хёджон храбро улыбается и открывает рот, но Джэук подаёт голос: — Я сделаю всё возможное, но с мамой всё будет хорошо, — говорит он уверенно и сжимает плечи Хёджон сильнее. Джэук смотрит на Хёджон, и та возвращает ему взгляд, — Теперь ты будешь под постоянным наблюдением и контролем, ясно? Никакие твои требования больше не действуют. — Ой, ты всегда так говоришь, — усмехается Минкён, на что Джэук улыбается, мельком взглянув на дочь. — Я умею отказывать вашей матери, — говорит он и наконец откидывается на софу, — Просто не всегда хочу. — Да, мы заметили. Все мы, — как бы, между прочим, говорит Чанхи, смотря в потолок, и все посмеиваются. Джунсу вздыхает, качая головой: — Думаю, ты должна была немного подождать и дать мне слово. Теперь мне не перебить твои новости. — Что, ты собрался в космос? — улыбается Юнми, обнимая малыша Минхёна, но Джунсу лишь ухмыляется, сложив руки на груди: — Нет. Просто Джина тоже беременна. Хёджон охает, прикрыв рот рукой, Хэсу подлетает на месте и кидается обнимать брата, Сонмин и Сону обнимают их с разных сторон и Джунсу смеётся, отталкивая братьев в разные стороны: — Уйдите, убьёте же. — Ох, дорогой, — говорит Хёджон, растроганная, и вытирает слёзы в уголках глаз, она привстаёт, протягивая руки вперёд и старший сын обходит столик и склоняется, бережно обнимая мать в ответ. Хёджон отстраняется, проводя пальцами по волосам сына, и улыбается, — Я так рада за вас. Почему ты не сказал, как только приехал? — Вообще-то, я и не должен был говорить, — заявляет Джунсу и возвращается на свой подлокотник, по пути потрепав Минкён по волосам, — Мы с Джиной решили, что сообщим всем за торжественным столом, когда вся семья будет вместе и мы закончим с работой. — Да, что теперь с вашей работой? — интересуется Хэсу. Джунсу как-то грустно улыбается. Он некоторое время даже избегал армии, однако отправившись туда, он в итоге остался служить. — Сейчас у меня увольнительный. Джина доработает до своего отпуска, а после него уйдёт. Мы много говорили об этом и не хотим, чтобы ребёнок жил вдали от настоящего дома и семьи, а с нашей работой, он, вероятно, будет часто менять место жительства и не всегда видеть нас обоих. — И чем ты хочешь заняться? — спрашивает Юнми со своей места у камина. Джунсу чуть дёргает плечами. — Ну, отец сказал, что ему требуется человек, чтобы обустроить всё в Тондэмунгу, так что я согласился. Хёджон удивлённо поворачивается к мужу и видит его улыбку: — Ты знал, что невестка беременна? — Да, — просто говорит он и улыбается супруге влюблённо, отчего та закатывает глаза, оборачиваясь обратно к сыну и ободряюще ему улыбаясь, — Что ж, нам и правда требуется там свой человек для отеля. Джунсу кивает, а затем внезапно останавливается и, выпучив глаза, говорит испуганно: — Поклянитесь, что изобразите удивление, когда Джина сообщит вам о беременности, иначе я труп, — Хёджон кивает, положив руку на сердце, и ободряюще улыбается сыну. Она отвлекается на обнимающие её руки мужа и разговоры постепенно перерастают в тихий гул, смешиваясь между собой. К реальности она возвращается только когда Юнми собирает детей готовиться ко сну. Минджун, зевая, идёт вместе с ними, Сонмин причитает о непроверенных тетрадях и исчезает на лестнице. Супруг тихо разговаривает с Джунсу, пока остальные разговаривают между собой, кажется, Хэсу рассказывал всем об очередной незабываемой истории на работе, когда Хёджон замечает – Юбин пропала. Она не видела, как дочь отлучилась и это заставляло её беспокоиться. Выражение лица у неё было нечитаемым, отстранённым, она почти ничего не сказала о новости о беременности и выглядела задетой. Что-то было не так. Хёджон встаёт с кресла, напоследок улыбнувшись мужу, а затем идёт через коридор в столовую, открывает дверь на веранду и выходит на улицу. Прищурившись, она замечает свет в беседке и, обняв себя медленно спускается по лестнице, а затем идёт через сад. Юбин сидит, поджав под себя ноги и задумчиво уставившись куда-то во тьму на горизонт, где на серо-синем небе выделялся черный лес. — Юбини? – Юбин вздрагивает от голоса матери, выпрямляется, собираясь встать, но Хёджон останавливает её, обнимая за плечи, а затем присаживается рядом и внимательно смотрит на холодные черты лица дочери, отстранённо смотрящей вдаль, — Малышка моя, что случилось? Тебя расстроило что-то? Юбин молчит, опускает глаза и Хёджон слишком хорошо это знает. Её дочь может быть грозной бизнесвумен и вселять в людей ужас и благоговение, скрывать свои эмоции ото всех вокруг, но она была её дочерью. Хёджон знала её. — Ты не рада моей... Беременности? — Юбин резко поднимает взгляд и где-то внутри Хёджон знает, что попала в самую точку. Это ранит, потому что она не понимает. Что Юбин могло не понравится? Её никогда не волновало, что говорят о её семье, она давно построила имя себе. Почему внезапно что-то изменилось? — Почему это тебя огорчило, солнце? Ты не хочешь кого-то в нашей семье? — Нет, — выдавливает из себя Юбин и кладёт руки на свои колени в потёртых джинсах. Так она позволяла себе ходить только здесь, в особняке. — Тогда что? Ты волнуешься за меня? Не переживай, как сказал твой отец, мы сделаем всё, что в наших силах, я не обещаю, что опасность исчезнет, но будет минимальной. — Мама, — выдыхает Юбин и быстро моргает, словно пытается не заплакать. — Дорогая, я не понимаю, — Хёджон обеспокоенно тянется к рукам дочери, но та сильнее сжимает пальцами колени, — Что тебя так беспокоит? — Ты, — выдыхает Юбин, и одинокая слеза катится по её щеке, показывая, как долго она сдерживалась, чтобы не заплакать, — Я не понимаю, почему это должна быть ты.x X ♕ X x
Юбин считала себя взрослой, сильной и независимой женщиной. В свои тридцать лет она добилась того, чего не было у многих корейских женщин, и она считала это не просто удачей, а результатом собственных трудов, терпением и временем. Она не стыдилась того, что в самом начале ей помог отец, но даже тогда она всё равно ограничивала их с матерью вмешательство в свою жизнь – она не хотела быть зависимой от них, от кого бы то ни было вообще, особенно в деньгах, поэтому добивалась всего сама, начиная работать в маленьких компаниях, зарабатывая опыт и репутацию. Когда время пришло и подвернулся случай – у неё имелись связи, имелись возможности, имелась клиентская база, – Юбин открыла 21Home. Компания была её главным детищем, успешно основалась на рынке, заняла свою нишу и теперь имела успех, начиная продажами их ювелирных изделий, редких, эксклюзивных и экстравагантных, заканчивая сотрудничеством с известными дизайнерами и искусствоведами. В свои тридцать лет она была известной в бизнес-кругах, интересной личностью, за которой следили СМИ и корейская общественность – о ней говорили. Не фамилия Ким сделала её, она сделала свою фамилию значимой, благодаря своим усилиям. Вероятно, за это должна быть плата кому-то там наверху, кто распоряжается их жизнями. После бесконечных дней со съёмками, контрактами, встречами и командировками, люди уходили из её жизни, возвращались домой после тяжелого дня к своим семьям. Юбин возвращалась в пустую квартиру. Огромные трёхкомнатные апартаменты на пятнадцатом этаже – пустые и обезличенные, словно только сошедшие с журнала для дизайна квартир, минимализм чувств и привязанностей, строгие углы и огромное одиночество с океаном тёмно-синих цветов. Единственное, что показывало на принадлежность кому-то – фотография в рамке на столе в кабинете, они все на седьмой день рождения младшего Минджуна, абсолютно все без исключения смогли собраться в такие редкие моменты единения с семьёй, тринадцать счастливых лиц разновозрастных детей и два взрослых, умудрённых годами лица родителей. У Юбин былая огромная пустая квартира, которая душила её больше, чем единственная маленькая комната Сону, являющаяся гостиной, кухней и спальней одновременно. Юбин была абсолютно одинока. Она не могла завести отношений, потому что не знала как – все, кто когда-либо пытались с ней заигрывать были, в основном, отвратительными вариантами – партнёрами по бизнесу, женатыми, старыми, ищущими временное развлечение или всё вместе взятое. Чем больше проходило времени, чем ближе Юбин приближалась к своему третьему десятку, тем сильнее ощущалось одиночество. В гостях у Юнми, смотря, как Донрим делает всё для её старшей сестры, что-то словно бьёт её, когда она смотрит, как маленький Минхён пачкается кашей. Ребёнок. Даже если она не может завести отношений и найти достойного мужчину, оставаясь одинокой, вот что может скрасить её жизнь, заставить почувствовать себя любимой, нужной. Она ведь может использовать оплодотворение, лучший вариант вместо короткой опасной интрижки. Так Юбин записывается на приём к врачу. Проходит нужные анализы и с нетерпением ждёт очередной встречи, начиная мечтать о том, как она скажет семье, как они с Хэсу будут обустраивать одну из комнат в её квартире для ребёнка, заполнят её апартаменты разными вещами и мелочами, необходимыми для ребёнка. — Мне очень жаль, — говорит господин Чжан, откладывая результаты на стол, и смотрит на замершую Юбин с сожалением. Отвратительно, — Но не нужно отчаиваться, можно попробовать курс лечения, а если не поможет, то вы всегда можете подать на усыновление. Она не могла иметь детей. Что-то с ней было не так, что-то внутри неё было неправильно, что-то было сломано, и она не могла иметь детей, сказал господин Чжан, глядя на её анализы. Какое-то подростковое воспалительное заболевание сказалось на репродуктивных органах и теперь вероятность забеременеть от оплодотворения была на минимальном уровне. Почему это должна была быть она? Юбин не понимала. Её мать рожала, чёрт возьми, целых одиннадцать раз за всю жизнь, её тело способно было всё ещё выдержать новую беременность, а она не могла забеременеть? Мир снова стал блекло-синим, пустым, таким же, как её квартира. Юбин не могла перевести стрелки на кого-то, никто из её братьев и сестёр не заслужил такого – оказаться бесплодным. Она видела счастье в глазах Юнми, нетерпеливость Джунсу стать папой в будущем, знала, что Дахё мечтает быть матерью, а Сонмин и Хансоль, работающие с детьми, могли бы иметь их в будущем. Никто из них не заслужил такой же участи, но почему, почему это должна была быть она? Неудачный генетический материал? Ошибка в череде детей? Может быть это на ней природа отдохнула? Юбин выбрасывает все купленные журналы и забывает об этом, возвращается к обычной жизни и игнорирует любое упоминание детей. Она будет хорошей старшей сестрой и лучшей тётей, вероятно, это всё, что ей останется. Своих детей она иметь не сможет, а брать кого-то со стороны она не могла. Время глупым мечтам вернуться в дальний ящик. Так что, она вполне справлялась со своей жизнью до одного определённого вечера, всё было хорошо, но затем мама радостно сообщает о том, что они ожидают пополнение – снова, — а Джунсу неловко смеётся и говорит, что его жена беременна тоже. Весь мир снова дрожит, грозясь расколоться. Юбин сбегает и сидит в саду, раскачиваясь из стороны в сторону в беседке, пока мама не находит её, конечно же. — Ты, — говорит она матери, чувствуя себя ужасно. Мама будет ненавидеть её, — Я не понимаю, почему это должна быть ты. Лицо мамы меняется на непонимающее, она тянется к ней снова и берёт за руки и Юбин морщится, выдавливая из себя рыдание. Она не помнит, когда плакала в последний раз. — Врач сказал, что я не могу иметь детей, — говорит Юбин надрывающимся голосом и видит боль в глазах матери, её тихий вздох, а затем Юбин притягивают в тёплые объятия матери, — Почему я не могу иметь детей, мама? — Малышка моя, — мама целует её в лоб и гладит по волосам. Юбин вспоминает себя в пятнадцать, в своей комнате, когда мальчики в школе дразнили её за странный вкус в одежде, называли фриком и сравнивали с Юнми и кузиной Тэён. Мама обнимала её там, сидя на кровати, и гладила по волосам точно так же, как сейчас, пятнадцать лет спустя. — Может тебе обратиться к доктору Киму? Посмотрим, что он скажет, он ведь лучший в своём деле... — Юбин качает головой из стороны в сторону и всхлипывает еще раз, прикрывая лицо руками. — Меня никто не захочет, мама. Я бракованная, понимаешь? Из всех нас, это оказалась я. — Ну же, не говори так, — в ужасе шепчет мать, убирая волосы с её лица и вытирает дорожки от слёз, — Не говори такие глупости, дорогая. Мне так жаль. Ох, дорогая, мне так жаль. Мама обнимает её, позволяя выплакаться и Юбин не останавливается. Затихает только минут через двадцать, чувствуя себя полностью опустошённой и сонной. Мама помогает ей встать и, обнимая, ведёт в дом. Их окликают, мельком увидев в коридоре, но они игнорируют это, поднимаясь по лестнице. Мать провожает Юбин до третьего этажа, там, в одной из гостевых, она усаживает её на кровать, помогая снять домашнюю одежду и одеть пижамную кофту и штаны. Совсем как в детстве, она заботливо укладывает её в кровать, укрывает одеялом и целует в лоб, выключая свет ночника. Юбин прикрывает глаза, судорожно вздыхая раз, а затем медленно проваливается в дрёму. Ты – самая большая драгоценность , звучит в голове уверенный шёпот матери.x X ♕ X x
Минджуну кажется, что после новости о беременности мамы все как-то успокаиваются и притихают, словно это была та самая панацея, в которой каждый нуждался. Для него это странно – он как-то отстранённо думает о том, что между ним и его будущим братом – сестрой? – будет четырнадцать лет разницы и впервые он понимает чувства Боншика и хёнов. Когда они звонят по скайпу и Боншик радостно ругается на японском, поздравляя маму, Минджун интересуется у хёна так ли он себя чувствовал каждый раз. Тот лишь громко хохочет и подтверждает необычные ощущения, говоря, что это нормально и, по крайней мере, с ним это случится лишь единожды. Мать не позволяет отцу запереть её дома, по крайней мере, в первые месяцы, когда живот ещё не виден, чтобы не вызывать разговоров среди ненавистных ею подружек из высшего общества слишком рано, так что пока она имеет время, то участвует во всех мероприятиях, в каких может. Поэтому Минджун остается сам по себе. После каникул его занятия возобновляются, он продолжает ходить на фехтование и посещать верховую езду раз по выходным, усиленно занимается на дополнительных курсах по математике и общественным наукам, а дома прилежно выполняет все домашние задания, стараясь, чтобы это занимало весь его день. Они помирились с Чанхи после их Большой Ссоры, как кровожадно называла это Минкён, и Минджун решил, что возвращение с Чеджу и начало дополнительных курсов это прекрасный предлог, раз всё ещё лето и списать какую-либо занятость на школу и исчезнуть из дома не получается. Но он понимал, что скучает. По времени вместе, даже если это было обычное шатание по саду или игра на приставке, они всё равно были рядом и общались. С такими мыслями Минджун откладывает ручку и отодвигает тетради подальше от края, встаёт изо стола и выходит из своей комнаты в коридор. Он делает несколько шагов и останавливается перед дверью в комнату Чанхи, осматривает себя с ног до головы – как всегда домашние брюки и рубашка поло, – и нервничая стучит в дверь. Он слышит шуршание за дверью и, не дожидаясь, поворачивает ручку, толкая дверь. Чтобы неловко замереть прямо на пороге. Волосы у Чанхи взъерошенные и стоит он посреди комнаты голый по пояс с кучей вещей в руках, словно его поймали прямо на месте преступления. Минджун сглатывает, а затем отводит взгляд, разрывая их зрительный контакт, и проходит внутрь комнаты, делая вид, что всё нормально. Ему немного неловко – в последний раз в этой комнате они с хёном поругались, а теперь он здесь, когда Чанхи полуобнажённый и растерянный. — Мне скучно, — падает он на кровать со словами и переводит взгляд на Чанхи, комком запихивающего вещи в едва приоткрытую дверь шкафа. Минджун поднимает брови, — Что ты делаешь? — Уборку, — как-то нервно говорит Чанхи и закрывает дверь, оборачиваясь. Минджун опускает взгляд на пресс брата исключительно в исследовательских целях – объективно он готов был признать, что хён был горячим и привлекательным. Это ведь то, о чём подростки в его возрасте думают постоянно. С сожалением, он был солидарен со многими особами, которые мечтали о своем собственном плохом парне, флиртуя с его хёном. Чанхи, разумеется, замечает, что взгляд Минджуна скользит по нему, поэтому слегка прокашливается и спешит к столу у окна, хватая со спинки кресла большую футболку и пытаясь залезть в неё. Минджун, чувствуя жар щёк, морщится, и смотрит перед собой, играясь пальцами. — Надоело учить, зубрила? — Соскучился по тебе, — говорит Минджун, наблюдая, как хён на секунду замирает, словно спотыкается, а затем натягивает через голову футболку, поворачиваясь к нему лицом и залезает на кровать, падая рядом. Минджун улыбается ему, — И да. Надоело учить. — Лето, — говорит Чанхи, устраиваясь на подушках удобнее и складывает руки на груди, — Середина июля. Ты должен отдыхать и гулять с друзьями. — У меня нет друзей, — пожимает плечами Минджун, — Ты тоже вообще-то должен заниматься этим вместо того, чтобы проводить дни в своей комнате. — У меня нет друзей, — вторит в ответ Чанхи, и они улыбаются друг другу. Вот почему они сошлись лучше всех, вот почему это всегда был Чанхи. Они были единым целым. — Я – твой друг, — говорит Минджун и потягивается на руках ближе к старшему, устраиваясь рядом, прикасаясь к его руке своей, — Займись мной, — Минджун моргает, — Вернее со мной. Всем. В смысле... Фильм, может? Чанхи открывает рот и тут же его закрывает, кивая, немного косится на Минджуна озадаченно, а затем задумчиво чешет подбородок. — Был бы в нашем распоряжении целый дом... — Ну, сейчас никого нет, — Минджун осторожно поглядывает на старшего и толкает его в плечо своим, — Минкён уехала с мамой, а Дахё ушла на свидание. При упоминании о Дахё Чанхи мрачнеет и Минджун терпеливо вздыхает, потому что знал, что рисковал, говоря это. — Пожалуйста, почему бы тебе не прекратить? — Прекратить что? — Чанхи невинно хлопает ресницами и Минджун смеётся: — Относится так к Уджину-хёну. Дахё обижается. — О, я что должен любить всех ухажёров, которые появляются в этом доме? — Ну послушай, тебе нравился тот китаец Виктории-нуны. — Это же нуна. Если бы он мне не понравился, я бы пострадал. — И обычно те, кто приходит в этот дом, в нём остаются. Мы не можем позволить себе ошибаться, да? – замечает Минджун тихо и задумчиво, что заставляет смех Чанхи притихнуть. — Почему ты вообще об этом думаешь? Тебе всего... — То, что мне четырнадцать ничего не говорит о моем духовном развитии, — терпеливо объясняет Минджун и хмурится, — Люди разные. — Да, — соглашается Чанхи, — Я о таком в четырнадцать не думал. — Ты вообще мало думаешь, — бурчит про себя Минджун, но Чанхи слышит, возмущенно сопит и подскакивает на кровати, тянет младшего на себя, заставляя того протестующе закричать, и щекочет, задирая футболку и проходясь пальцами по рёбрам. Минджун смеётся, изгибается, пытаясь вырваться, дёргается, пока не переворачивается на спину, оказываясь прижатым к кровати. Он замирает неловко, Чанхи тепло улыбается, наклоняясь близко, и не позволяет выбраться. — Ты должен меня отпустить, — говорит тихо и уверенно Минджун, пытаясь дёрнуться в сторону, но не получается. — Почему я должен? — Чанхи выглядит довольным и склоняется ещё ближе. Между их носами пара дюймов и Минджун неожиданно для себя опускает взгляд, проходясь по чужому лицу – в первый и последний раз они так близко, чтобы не придумывать ужасных оправданий положению. — Пожалуйста, — тихо просит Минджун и поднимает глаза, смотрит прямо на Чанхи, умоляюще. Иногда ему страшно, что могут сделать бушующие подростковые гормоны. Что он может забыться и попробовать что-то совсем новое, несвойственное ему, а затем жалеть об этом в ближайшее столетие. Минджун старался быть как отец, спокойным и хладнокровным, твердо решил для себя, что не будет переживать подростковый максимализм и вспышки эмоций и желаний, будет контролировать себя – он должен научиться этому сейчас, потому что впереди вся жизнь и дальше будет только сложнее. — Пожалуйста? — тихо вторит Чанхи, играя, и Минджун делает это, совершает ошибку, разочаровывает себя, выдыхая едва слышно: — Не отпускай меня. — Ч... что? — Чанхи делает абсолютно противоположное, ослабляя хватку, выглядя при этом растерянным, и Минджуну хватает этого, чтобы выскользнуть из его объятий и, улыбаясь чуть дрожащими губами, сказать, усаживаясь рядом: — Тебя так легко одурачить, — врёт нагло Минджун старшему и Чанхи спустя секунду приходит в себя и качает головой, улыбаясь. — Фильм, говоришь? Они выбирают какую-то иностранную комедию с субтитрами, но к середине фильма уже разговаривают о другом, тихо, будто не вмешиваясь в диалоги на экране. Чанхи медленно выводит круги на его запястье и Минджун чувствует легкое покалывание на коже, прикрывает глаза и медленно дышит, наслаждаясь ощущениями – только бы они не пропадали. — Ты используешь меня, как кровать, — шутливо бормочет Чанхи, аккуратно проводя кончиками пальцев по лбу Минджуна, убирая пряди. Мама часто делала так, когда кто-то лежал с ней – одно из проявлений нежности и заботы. Для нун делать так было обычным делом, сила привычки, материнский инстинкт, может быть, проявление любви. Проявление такой заботы от Чанхи было особенным. — Совсем нет, — выдыхает Минджун и открывает глаза. Они молча смотрят друг на друга, не разрывая зрительный контакт и для кого-то из старших это было бы нечто странным, неловким вероятно, но Минджун не чувствовал этого, только тепло внутри. Он даже не помнит о чём был основной сюжет фильма, только под конец, когда всё-таки выпрямляется, садясь на простынях, и смотрит на финальную сцену с признаниями в любви, задумчиво склоняет голову набок. — Это так легко? — ...Что? – Чанхи моргает, выглядя полностью незаинтересованным, и останавливается на полпути к своему телефону, выглядя озадаченным. Минджун кивает в сторону экрана ноутбука. — Признание. Они всегда делают это в конце фильмов после стольких страданий. Никогда не видел, чтобы кто-то не мучился, — Чанхи усмехается. — Здесь всё слишком шаблонно и нужно же было о чём-то говорить полтора часа. Когда ты... — Чанхи запинается, думает немного, а затем продолжает, — Когда будешь выражать симпатию, делай это сразу и лишних проблем не будет. Девушкам такое нравится. Да и легче сразу узнать о чувствах, чем мучиться. — Личный опыт? – Минджун осторожно косится на брата и видит, как тот кривит лицо, не желая отвечать. Они молчат некоторое время и когда экран ноутбука вспыхивает титрами, Минджун всё-таки решается, аккуратно подбирая слова. Это ведь его хён, он должен поддержать его в таких вещах, думает он в конечном итоге. Признаться ему первым даст ему смелости сказать это маме с отцом однажды. — Думаю, они мне не нравятся. Минджун смотрит прямо на титры, но видит боковым зрением, как Чанхи отрывается от телефона и замирает на пару секунд, раздумывая. — Кто? Было ли так задумано или случайно – Чанхи умел задавать правильные вопросы. Не переспрашивал о чём он говорит или что имеет ввиду. Кто. — Девушки, — Минджун опускает взгляд на свои руки, проводит большим пальцем по родимому пятну и нервно сжимает пальцы в замок, — Точнее, я уверен, что они мне не нравятся. В тишине Минджун поворачивает голову и смотрит на Чанхи слегка испуганно. На лице хёна невозможно различить эмоции, он смотрит куда-то перед собой, переводит нечитаемый взгляд на Минджуна, а затем, сглотнув, спрашивает: — Как... — На самом деле, я думаю, это нечто среднее между Боншиком-хёном и Хансолем-хёном, — перебивает Минджун старшего и снова смотрит перед собой, — Но думаю, девушки мне определенно не нравятся в этом плане. Я долго думал об этом. Чанхи молчит, словно всё ещё не пришёл в себя, и Минджун просто ждёт, стучит по клавишам, выключая фильм и закрывая программы, опускает крышку ноутбука и остается сидеть неподвижно в тишине. — Минджун-а, — аккуратно произносит Чанхи, звуча задумчиво и аккуратно, словно боясь ранить словами, — Ты уверен в этом несмотря на то, что так молод? Всё ведь может измениться, а такие заявления назад не... — Я думал, ты понимаешь, что я отличаюсь от своих сверстников, — снова перебивает Минджун, чувствуя приливающее негодование. Он останавливается, чтобы успокоиться, но всё равно зло смотрит на Чанхи, чувствуя отчаяние. Ну вот, они ведь только помирились. — И, если я так говорю, значит я уже пытался и всё обдумал. И не говори мне, что я ещё молод. — Что, нет... — Чанхи выпрямляется, откидывая телефон куда-то в ноги, и склоняется к Минджуну ближе, пытаясь установить зрительный контакт, — Я не это хотел сказать! Конечно, ты бы не стал говорить просто так, но ведь, всё может измениться, и ты правда молод. — Я уверен, — упрямо говорит Минджун и почти обиженно смотрит в глаза Чанхи. Сейчас он как никогда походил на подростка с переходным возрастом и это ужасно злило. Это явно не поможет ему убедить Чанхи в своих словах, а он ведь правда хотел рассказать ему, признаться хотя бы в этом. Чанхи молчит некоторое время, не зная, что сказать, а затем, словно вынужденно, кивает: — Хорошо. Если ты уверен, — он смотрит младшему в глаза и неуверенно улыбается, протягивая руку, — Я горжусь тобой в любом случае, знаешь, да? Минджун кивает, кусая нижнюю губу, и кладёт свою ладонь на ладонь Чанхи, сжимая и чувствуя, как старший поглаживает его руку в ответ. Они молчат некоторое время, не поднимая друг на друга глаз, а затем всё-таки словно решаются. Минджун видит, как Чанхи осторожно за ним наблюдает с теплотой в глазах, и пытается выдавить улыбку. Чанхи усмехается на его попытку и Минджун улыбается шире. Они начинают посмеиваться и Чанхи тянет младшего ближе к себе и заключает в крепкие объятия, так, что Минджуну даже дышать становиться тяжелее. — Я горжусь тобой, понял? Ты ведь мой любимый младший брат. — Я твой единственный младший брат, — бурчит Минджун, улыбаясь, и Чанхи смеётся: — А вот это уже не факт. Минджун освобождается из чужих объятий, чувствуя себя значительно лучше – внезапно накатившее негодование растаяло также быстро, как и появилось. Чанхи звучит неуверенным, когда спрашивает: — Я первый, кому ты сказал? — Минджун поднимает на брата взгляд и кивает. Чанхи смотрит на него в тишине, раздумывая над чем-то, а затем кивает и чуть улыбается, — Я правда люблю тебя, мелкий. Мне искренне жаль за то, что в последнее время я немного... Нервный. — Немного, — говорит Минджун, и они с Чанхи улыбаются. — Много, — соглашается Чанхи, опуская голову, — Я бы сказал, что это не связано с тобой, но здесь много разных факторов. И я не знаю, что делать хотя бы с половиной из этого. — И поэтому ты катаешься в Японию, как на курорт в надежде, что побег решит проблемы? — иронично замечает Минджун и видит, как старший удивленно на него смотрит, а затем приглаживает растрёпанные волосы, краснея. — Иногда я правда забываю, что ты намного взрослее, чем хотелось бы, — вместо этого бурчит он. Минджун только довольно улыбается. — Я мог бы помочь тебе. Решить твои проблемы, — предлагает Минджун и видит, как Чанхи задумчиво смотрит на него и кивает: — Вероятно да. Но я не хочу, чтобы ты беспокоился обо мне. — Я хочу тебе помочь, — Минджун ёрзает на кровати, поворачиваясь к старшему брату всем телом, и крепче сжимает его руку, не отпуская, — Ты же знаешь, я люблю тебя, хён. Я не знаю как, но я готов помочь. — Я знаю, поверь мне, я знаю, — Чанхи смотрит на него тепло и всё—таки отпускает его руку, освобождаясь, однако ведет ею вверх и слегка гладит Минджуна по волосам, — Ты уже помогаешь, правда. Еще раз извини. Минджун дует губы и шумно вздыхает, складывая руки на груди: — Обещай, что ты больше не уедешь в Японию. Пожалуйста, — он не знает, что сказать, даже не знает в чём проблемы Чанхи, но ему хочется помочь так сильно, что он ещё раз выдыхает, — Пожалуйста. Чанхи молчит некоторое время, смотрит на него устало, но всё же кивает, и Минджун немного улыбается в ответ, пытаясь приободрить. — Обещаешь? — Обещаю, — на выдохе говорит Чанхи и Минджун не должен так сильно радоваться этому обещанию, но оно значило, что Чанхи больше не сбежит – не посмеет нарушить слово, которое дал ему и он определенно мог жить с этим. — Как думаешь, у нас еще осталось мороженое? — спрашивает Минджун, пытаясь отвлечь брата от накативших грустных мыслей, и Чанхи с благодарностью принимает предложение сменить тему, вскакивает с постели и шаркает в сторону двери: — Кто первый тому больше. Минджун готов проиграть в этом.x X ♕ X x