А за гранью свода небес Тикает часовой механизм — Значит, времени нам в обрез, Главное, не обернуться вниз. Ритм шестерней и турбин Не позволит сбиться во мгле. Если колокол мой упадет с вершин, Схороните его в земле. (Мельница — Об устройстве небесного свода)
***
Узкий коридорчик съедали оранжевые языки пламени, дым чернел, горели люди, суматоха перерастала в дикий и отчаянный бой. Плясали яркими бликами бронники, что-то внутри кабинетов грохотало и лопалось как пузырьки. Промпто бежал что есть мочи и затормозил уже на снегу, не шибко далеко от местной разваленной базы имперцев. Руки, покрытые ожогами, жгуче болели, на плече зиял глубокий порез. Он упал на колени, держась за живот, но снова поднялся на обе ноги и продолжил путь. — Догнать его, господин? — где-то сверху, из-под металлических обломков показалась коротко стриженная голова. — Не сейчас, — господин широко улыбнулся, наблюдая за маленькой точкой, копошащейся в самом низу. Промпто почти мгновенно оказался за пределами базы и, скрипя зубами сквозь боль, запрыгнул на снегоход, усыпанный снегом, брошенный на случай побега. Мчался напротив метели, которая противно шлёпала по лицу. Сквозь очки рассмотрел, что с каждым заездом снег всё круче и круче. Когда же колёса заехали дальше, дорожки и колеи от военных фургонов пропали. Было ясно, что здесь не ступали ноги военных, а значило это одно: неподалёку имелась возможность разложиться и перевести дух. Когда стрелок спрыгнул со снегохода, уже было за полночь. Прибрежная пещерка — та самая, где он ночевал юнцом — была опустевшей, без единого признака побывавших в этих краях живых душ. Промпто снял амуницию и, ощущая непривычную лёгкость, прислонился спиной к холодной стене. Холод чувствовался сквозь тёплую одежду. — Какого чёрта здесь происходит? — чуть слышно спросил, потупив растерянный взгляд на ожоги. — Здесь так холодно… Эх, сейчас бы в Клейн или Лесталлум… Оборванные рукава не грели, красные пятна вздулись на коже, подгоревший напульсник прилип на запястье, приоткрыв чернильные линии кода. В пещере было темно, чернеющий вход перекрывали обломанные ветви деревьев и сваленные камни. Светом служил экран фотоаппарата. — Я должен это показать ребятам, — Промпто пролистнул ещё одну фотографию. — Здесь же всё работает, как и раньше! — Парень? — Промпто вздрогнул раньше, чем услышал голос. Хруст корочки льда на снегу выдал людей. — Эй, там кто-то есть? — Да никого там нет, ушибленный, — теперь говорил другой. — Детёныш саблеклыка отбился от стаи, и только. — Дурак? Совсем уже ничего не можешь? — ответил первый. — Следы животных видел? Я вот нет. И ты точно нет. Да никто не видел. — Так темно же, — почесал затылок второй. — Чего в темноте искать? Сам знаешь, ночью отстреливаться от зверья — головой рисковать. Днём и то проще выследить всякую мерзость. — Проще и проще, а у нас своё дело. Видел следы колёс на снегу? То-то же, — первый мерзко ухмыльнулся, перезаряжая винтовку. — Парень, не дрейф, мы свои. Промпто обронил камеру, выхватив револьвер и вышел на свет фонариков. Его неожиданно окружили, выходя из кустов, припорошенных снегом, из-за крутых высоких камней, рослые мужчины в охотничьей форме. Среди них мелькали гвардейцы, затянутые в меха. Головы их покрывали капюшоны, и только у одного через верх торчали рыжие волосы, огоньком блестевшие на свету. Мужчины окружили стрелка, но стояли поодаль, не смея приблизиться и коснуться. — Это тебя зверьё потрепало так? Эй, братец, подсоби раненому и перевяжи ему раны, — усмехнулся рыжий, кинув взгляд направо. Второй человек, покрупнее и ниже на полголовы, шмыгнул рукой в набедренную сумку, выудив оттуда два марлевых свёртка. — Охотимся тут, как видишь. — На людей? — стрелок вопросительно вскинул брови и кисло усмехнулся, не опуская оружия. — Плохая добыча, чуваки, скажу я вам, да и мяска маловато. Как видите. — В тяжёлые времена и это сойдёт на зубок, — отшутился рыжий, жестом отдавая приказ убрать оружие. — Но не будем о мрачном, помощь нужна? Промпто оторопел, опуская револьвер вместе с толпой. А толпа — их было не больше восьми, — по струнке молчаливо стояли в стороне, давая о себе знать лишь шелестом и скрипом одежды. Промпто напрягся сильнее и попятился, уже жалея, что амуниция осталась в пещере. Форменная одежда мужчин доверия не внушала. — Не обессудьте, друзья, но мне стоит прилечь. К костру позвать не могу, ну вы понимаете, еды с трудом хватило на одного, если бы Гл… главный не жрал за троих… В общем, удачной охоты там, держитесь и не замерзайте. И спасибо за бинт, чувак, верну долг как смогу! Он сделал ещё один шаг назад и упёрся лопатками в дуло винтовки. — Конечно вернёшь, — рыжий вновь ухмыльнулся, а его рука скользнула вниз по ноге. Через мгновение засверкал нож. Удар пришёлся прямиком по затылку в тот самый момент, когда Промпто перехватил запястье мужчины и выбил оружие из правой руки. Рыжий зашипел и лишь слегка пошатнулся, а когда стрелок отвлёкся на новый удар со спины, силой схватил его за обожженное предплечье, заставив Промпто склониться в коленях. — Я думал, в гвардии тренируют лучше, — наконец открыл рот второй, что пониже. — Короля защищать должны, как-никак. Ах да, уже защитили. В гробу да под землёй опасности меньше. — Да-да, все форменные — сущие проходимцы, — кисло ответил Промпто, откашливаясь, а рыжий вновь криво улыбнулся, сильнее надавив на ожог. — Занятно, — второй обошёл справа, затем пнул ногой в спину. Промпто упал, но предплечье, зажатое в руках другого мужчины, обессиленно повисло и сильнее зажгло. — Занятно, как ты проделал такой длинный путь в надежде отбиться, даже парочку наших сумел подстрелить, но, как видишь, нас наняли не спроста, мы… — Хватит, — оборвал его рыжий, однако руки он не отпустил. Сделал он это когда второй подобрал револьвер, погрязший в снегу. — Устал я слушать твой театральный бред. Нет времени ждать, и так долго возились. Мужчина пониже зло сплюнул на снег и вытер лицо рукавом. Из-под коричневой куртки показалась верёвка. Промпто заерзал ещё в надежде спастись, ботинок рыжего пришёлся в лицо. Он не сразу вырубился и услышал, как копошатся в пещере, разбирают на троих амуницию и бьют фотоаппарат. — Нет, не смей… — залепетал Промпто, сгибая руки в локтях, но верёвка болезненно резанула по ранам. — Крепкий какой, гляди. — Это ненадолго. Слабость взяла над стрелком верх и впервые за несколько дней он позволил поддаться течению, уткнувшись лицом в уже окровавленный снег. Он и не заметил, как веки накрыли глаза, а шум вокруг приглушился и вовсе пропал. А потом был всполох, за ним разразился второй. Небо затянулось тучами, скрыв луну, а спустя миг — звёзды засеребрили, развеяв чёрную вату. Откуда-то с высоты слышался треск поленьев в костре, витал запах гари, а Промпто летел, цепляясь ладонями за полупрозрачные дымки. Летел и видел, как мир вокруг уже не мрачнел, а тепло, исходящее от языков пламени, тянуло вниз до тех пор, пока ноги не упёрлись в брусчатку. Гладиолус, будто бы не запомнил недавнего полёта стрелка, привычно заогрызался и быстро умолк, переводя вкрадчивый взгляд на Игниса. Тот же, так же привычно и почти незаметно заулыбался и повернулся к костру. Промпто задержался на месте и взглянул на охотницу-новичка — она чем-то им походила на Синди — и стиснул пятерню на плече. Она как-то радостно усмехнулась, но руки не убрала, лишь прислонилась к стрелку и повела за собой, не увеличивая расстояния между ними. У костра сидел паренёк с гитарой в руках и пел о горах, о миленьких ранчо, пел так, что вокруг слышался плач — люди мечтали о доме, тосковали о былых временах и теплили надежду в груди. Но Промпто Аргентум удачливым считался по своей глупой натуре, слишком наивной, чтобы не верить в успех. И ночь, как назло, длиться вечно не собиралась. Ночь, первая и настоящая после десятка лет Тьмы, поплелась, размыла в себе очертания здания, Игниса, утянув за собой, в языки пламени, в пустоту. Промпто непонимающе завертел головой, посмотрел на охотников, поднявших головы и поразился. — Эй! — окликнул всех Гладиолус. В небе замигала, заблестела звезда и налетела на Промпто, разбив себя и его на куски. — Эй! — он не сразу заметил, что лежал с распахнутыми веками и глядел в потолок. — Очнулся, хе-хе, неужели. Переборщили ребятки, каюсь, сердечно каюсь, но, видимо, и ты был не промах, Бесития. — Я Аргентум, — сипло отозвался Промпто, затылком чувствуя боль. Стрелок в полной мере оценил крепость мраморных плит и не трепыхаясь волочился по полу. Эскорт из двоих крепких мужчин, разодетый в гвардейские и охотничьи формы Люциса, шёл впереди, держа пленника за ноги. Один из них наконец-то снял капюшон, обнажив рыжую шевелюру. Промпто сдавленно простонал. Мужчина, облачённый в белый халат, обернулся. — Глупости. Какие глупости! Я видел слишком большое количество клонов, и уж точно могу опознать, кто Бесития, а кто какой-то Аргентум. Не притворяйся, или мои ребятки заставят тебя говорить правду. Настоящую правду, а не ту, что ты выдумал. — Это правда. Я — Аргентум. Промпто Аргентум, — он простонал ещё раз, когда голова стукнулась о ступень. — Криворукие! — сокрушительно рявкнул мужчина на двоих мужиков. — Вы там точно секретные объекты охраняли или мешки выгружали из поездов? А, ещё раз прости, Бесития, меня такие прохвосты раздражают не меньше тебя. Мужчина ловко, будто плывя, варьировал меж острых углов сваленных каменных колонн, успевая мимолётно насвистывать пташкой приказы, тараторить на нифском, раздаваясь гулом в больной голове Промпто. Эскорт внезапно затормозил. Пленнику пришлось повернуть голову в бок. Его вновь затошнило, а взгляд, тупой и отстранённый, перекрыла белёсая пелена. Здание, когда-то напичканное механикой и системами безопасности, обветшало. Трухлявое, наполненное запахами медикаментов и гари, погрязло во времени, обросло паутиной, прогибалось под толщей пыли. Корни деревьев, пущенные в моховые стены, корёжились в сумраке, а хлёсткие лозы вились над головой, свисая лишь на половину, оттеняясь в узеньких проблесках на полу. База, по легенде давным-давно ставшая заброшенной, воскресала и разрасталась и вширь, и в длину. — Хочешь верь, хочешь не верь, но я и сам не рад тем условиям, в которых ты оказался, Бесития, — мужчина в халате задумчиво потёр переносицу, немного приподняв маску. — Я бы с радостью выделил тебе целую комнату с тёплой кроватью. Но... Боюсь, другие на тебя обозлятся. Я против классовых различий, Бесития Когда створки дверей открылись на небольшое расстояние, достаточное лишь для того, чтобы зашли туда двое, Промпто подняли под плечи и заставили встать на ослабшие ноги. — Прийди в себя, соберись и окрепни. Тебя позовут. — Позовут?.. — неуверенно вопросил Промпто, нахмурившись. Однако ответа он не услышал: двое умело разрезали путы и толкнули стрелка вперёд.***
Вода в клетке лилась по стенам и собиралась в пробоинах, от чего места, чтобы отлежаться, практически не оставалось. Тело ныло, ноги сводило судорогами. Покрасневшие, припухшие веки тяжестью лежали на глазах. С трудом подняв корпус, Промпто пошевелил кистями, размял неловкими движениями плечи. Голова кружилась и мутило так, будто несколько суток бешено крутили на карусели. — Ого, да ты живой! — фальшиво обрадовался мужичок из камеры напротив. Запущенный, грязный и очень худой. — Я думал, ты откинулся. Но ты крепкий малый, хотя с виду не скажешь. Даже бредить начал. Ты из этих… как его… чёрных? — Из этих, — тихо, с хрипотцой ответил Промпто, понимая, что под «чёрными» подразумевалась Гвардия. — Я что-то говорил? Может… важное? — Ничего существенного, что-то про дом разве что. Может это и было важным для тебя, но здесь слово «дом» теряет свою существенность. Уж прости, так сказать, дома были у всех, а теперь гнить нам пока не дозволят сдохнуть, — он помолчал немного и продолжил: — Я слышал о вас там, в Лесталлуме. Сестрёнка рассказывала, вы здорово ей помогли. Какими же судьбами тебя занесло сюда? — Помогал друзьям… — досадно отозвался Промпто, подпирая себя руками. — И как, удалось? — последнее болюче пнуло поддых. Промпто коснулся затылка — тот больше не кровил, покрылся багряной коркой, однако было больно и боль становилась сильнее, явственнее. Он с отчаянием вздохнул и попытался сесть. Рёбра заныли, сквозь грубую ткань несколько неглубоких ран просочились каплями крови. Он рискнул: сделал рывок, тут же сжался, зашипел, но подползти к стене всё же смог. В свете мигающей лампочки появился десяток-другой перепуганных глаз. Уставились осматривая, изучая. Промпто оценочно окинул подвал: клетки, проржавевшие, замшелые, были в напичканы людьми в одинаковой оранжевой форме, похожей на ту, что носили в тюрьмах. На запястьях поблескивали покрытые брызгами крови и грязи браслеты с порядковыми номерами. Промпто бросил небрежный взгляд на свою руку, потом — к потолку. Хотелось смеяться. Не важно, по какой причине. То ли от осознания ужаса и безысходности, то ли от глупости, которую он спутал со смелостью. Напульсника не было. За дверями вновь зашумело, а спустя миг — тишина. Ещё через мгновение послышался писк. Двери приоткрыли на небольшой промежуток, в который протиснулась женщина. Следом за ней двигался рыжий верзила, сжимая пальцы на её шее. Его лицо покрывали следы от прыщей, по её мордашке простиралось множество тонких красных полос. Одним мощным толчком женщину пригвоздили к решётке. Она упёрлась руками в грудь рыжего, оттолкнула его, как вдруг щека запылала от боли. Фривольно скользнув под рубашкой женщины, рыжий грубо толкнул её в клетку. — Не смей трогать её, поехавший! — не сдержался Промпто, попутно бросая в лицо верзилы маленький камень. Рыжий от неожиданности оторопел, а потом засмеялся, и, будто бы не противясь ударам, подошёл впритык к камере. Сопя от тяжести, Промпто поднялся, хватаясь за край куртки верзилы. Рука задрожала от боли, но стрелок, не разжимая, продолжал крепко стискивать ткань. Сплёвывая и криво усмехаясь, рыжий дождался момента, когда побелевший стрелок повис на прутьях, расслабил руку и шумно упал на колени. Промпто согнулся от боли, получив новый плевок. Слюна липко-мокро скатилась по щеке прямо к шее. — Это только начало. И не таких тут ломали, — он потянулся за ручку двери и не оборачиваясь, проронил: — За тобой ещё придут, дорогая. Ты помнишь. Тебя… было мало. Женщина, молчаливая и запуганная, вдруг точно удивлённая широко распахнула веки и сделала такое движение, будто собиралась подняться. Но не встала, а коснулась покрасневшей щеки и легонько потёрла ту, всхлипывая. — Ты как? — Промпто лежал на полу, немного отклонив голову. — Как твоя щека? Тебе больно? Эй, пожалуйста, ответь. Пара пустых, беспомощных глаз взглянули на Промпто. Женщина тихонько, по-мышиному, пискнула и зашмыгала носом в ворот рубашки. Поджала ноги, обнимая колени и дохнула на закоченевшие руки. — Я не помню. Не-пом-ню. Почему я не помню? Промпто смолчал, не найдя нужных слов. Дотронувшись рёбрами трещин в полу тихо взвыл и подполз ближе к решетчатой перегородке. Больше не требовалось выкручивать шею, чтобы увидеть её. Маленькая, худенькая, чумазая, от мужчины отличал только голос. Низкий, охрипший, но всё-таки женский. Волосы или чёрные, или каштановые — не различалось под слоями грязи — слиплись, покрылись сальной плёнкой. Длинные. Длиннее, чем чаще встречал. Болезненно бледное, почти белое с посиневшими губами лицо. Промпто понуро опустил голову и пошевелил маленьким ноготком. Поднял его и одновременно посмотрел на женщину, не отводившую глаз, смотрящую в упор. — Я знаю, как это выглядит… — чуть тише сказал Промпто. — Они ответят за это. Женщина еле заметно кивнула и улыбнулась. Коснувшись потеплевшими ладонями руки Промпто, она потянула ту к себе. Промпто зажмурился, ощущая вывих в плече, и прохрипел. Сменив её резкий порыв на медленный, протянул руку самостоятельно, чтобы лишний разок не взвыть. — Тебе холодно, — заговорила она. — Ты тёплый, но тебе холодно. Внезапно её речь стала осмысленной, но по нахмуренному лицу было видно, что разговор давался тяжко. Она вся напряглась, скованно повела плечами и сжала ладонь, что есть сил. Её движения были такими слабыми, что Промпто мог без труда высвободиться. Однако не сделал этого. — Тебе было больно? — дотронулась края рваной раны возле татуировки. — Почему они сделали это с тобой? «А с тобой почему? И со всеми нами?» — пронеслось в голове, но вслух Промпто ничего не сказал, заметив женскую посиневшую, отёчную щёку. Второй, свободной рукой он вытер проступившие слёзы, пока те не успели скатиться по лицу, выдавая бессилие. Стрелок невольно улыбнулся, воспользовавшись паузой и постарался увести разговор: — Ты давно здесь? Может, расскажешь о себе? Как зовут тебя? Какую музыку любишь? Фильмы? Игры? — Ронда, — её голос задрожал. — Рон-да. — Красивое имя, — выдавил Промпто, всё ещё улыбаясь. Она озадаченно приподняла одну бровь, обдумывая сказанное и резко выпустила ладонь, а потом отползла и прижалась к стене головой. — Воды, — откашлялась Ронда.— Хочу воды… — Когда мы выберемся, — с нарочитой торжественностью заверил Промпто, — обещаю, куплю тебе литр воды. Нет. Нет, целый галлон! Женщина помрачнела и скинула со лба прилипшую прядь. — А ты всё помнишь? — спросила она, не размыкая глаз. — Помню вкусняхи Игниса, — поразмыслил Промпто. — О! Он умеет готовить из ничего целые блюда!.. Даже из макарон, представляешь? И Гладиолуса помню. Всегда, гад, злится на меня. И будь они здесь, все давно бы спаслись… А ты? Неужели ты ничего не помнишь? — Помню его. В маске. Стрелок вздрогнул и замолчал, а Ронда вдруг разжала ладонь. Кровь полилась по пальцам, закапала на пол. — Мне не больно, — сказала она, показав ранку, совсем маленькую, уже давнишнюю, с отодранной коркой. — Как… Как тебя зовут? — Промпто. Просто Промпто. — Я запомню. Просто Промпто, — отчеканила она, потупив взгляд. — Должна запомнить. — Пытаешься наладить общение? — вмешался бородатый заключённый. — Я всё же думал, что поможешь нам выбраться отсюда. Или нам Короля воскрешать придётся, чтобы спасаться из плена? — Не придётся, — ответил Промпто. — Я сделаю всё, что смогу. Я справлюсь! Женщина отвернулась, скрыв интерес, буравя взглядом стену, присматриваясь к чему-то застрявшему между камней. Потянула на себя и выронила практически детский пожелтевший ноготь. Промпто показалось, у неё задрожали губы. Убедился он в этом, когда она с полуоборота сверкнула зубами и со стоном прильнула к прутьям. В желтоватом свете она выглядела устрашающе, даже уродливо. Однако выражение лица, явно преувеличенное лампой над дверями, выражало испуг. — Совсем маленький… Здесь были и дети? — хмуро спросил Промпто, приподнимаясь. — И дети были, — бородатый жутковато засмеялся, противно похрипывая, попутно ковыряясь в зубах. — И родители их. Я за месяц всякое повидал. — Стоп, чувак, ты серьёзно? Месяц? А до этого здесь было пусто? — Думаешь, я сам знаю всё? Помощь мне предложили, — начал бородатый, облокотившись на стену. — Разряженные, как придурки на карнавале, в чёрную форму, ту, что ты носишь ежедневно, они припёрлись и сообщили, что беженцам помогают. А мы же, наслушавшись от сестры рассказов о глефах, ломанулись за ними. «В чёрной форме? — подумал Промпто. — Гвардейской форме? Они снимают её с мертвецов или среди наших есть предатели?» — Потом было больно, парень, очень. Ничего не помню, только тошнило долго и рвало кусками мяса. Мясо помню, похоже на птичье. Но больше — ничего. Очнулся я здесь, с тех пор и сижу тут без шанса оказаться снаружи. Представляешь, насколько нелепо ждать десять лет солнца и загреметь посмертно сюда? То-то же. Они погрузились в молчание: бородатый мужик задремал, Ронда моторно перекладывала камни с места на место, но страшный шум за дверями прервал тишину. Они распахнулись внезапно, заставив вздрогнуть всех заключённых. Боязно попятившись, спрятавшись в тени, люди слились со стенами. Свежий воздух дунул в лицо, а за ним последовал дурманящий запах лекарств. В мощном прыжке кто-то занёс рукоять. Крики женщин, мужчин, надрывной голос Промпто, три выстрела в грудь, глухие удары падающих тел. Всё смешалось, слилось в одно целое — в дикую музыку, звон, бряцание, литры крови ручьями. Скрипели решётки, скрежетали замки. Опять кровь, много крови, и снова по кругу всё разрывалось и громыхало. — Отпусти её, ублюдок! — завопил стрелок, откашливаясь от поднятой пыли. — Отпусти, чтоб тебя! Мужчина в резной деревянной маске размашистым шагом зашёл в самом конце. Страх заткнул рты, заставил забиться в углы. Один из верзил, тот, что пониже, среагировал быстро: просунул массивные ладони сквозь решётку и вцепился в рубашку стрелка, впечатав лбом в прутья. Боль резко разошлась по черепушке, оглушал взвинченный женский крик. — Только не снова, — бормотал Промпто, — только не… Тьма. С плотным туманом, тяжёлым воздухом, давящим в лёгких, она захлестнула его, затянула воронкой и увела за собой. Кабинет был точной копией склада. Мешки и коробки, притулившись друг к дружке, подпирали стены, во всю усыпанные глубокими прорезями, сквозь которые виднелись продолжения помещений. Балки и щепки покоились на полу, громоздились кучей на столах и тумбочках грязные вещи, какие-то инструменты, верёвки и пара ножей, заточенных до блеска. Всё выглядело достаточно чистым, если не считать пыль, которая поднималась от сквозняка.***
Ронда очнулась, подняв свои большие глаза на верзил. Рыжий обернулся спиной к ней, присвистывая, когда его взгляд падал на соседнюю дверь. Второй же, полностью погружённый в молчание, хмуро глядел в одну точку где-то между стеной и чем-то похожим на пыточный стул. Ронда очнулась, но виду не подала, опустив голову обратно к столу. — Жива хоть? — невысокий приподнял одну бровь, медленно подойдя к женщине и касаясь запястья. Руки женщины покрывали вздутые кровавые синяки, посиневшие кисти местами желтели зажившими пятнами. Краснели и ссадины, простираясь вдоль предплечья прямо к локтю, а оттуда расходились косыми линиями и прерывисто тянулись к плечу. — Чего, не нравится? — на лице рыжего проскочила гадкая ухмылка, когда взгляд невысокого задержался на ранах. — Так смотришь, будто хуже не видел. Ещё скажи, что рвать будет от мелочи. — Не будет, не надейся, поехавший, — фыркнул в ответ невысокий, нащупав пульс. — Это он её так? — Да хрен пойми, — как бы невзначай пожал плечами другой верзила, поглядывая с полуоборота на Ронду. — Может он, может мы. Попробуй разберись теперь, кто здесь занимается мусором. А чего глаза вылупил? Грязную работёнку кто-то должен брать на себя. А когда гвардия ошивается рядом, нужно работать быстрее. Невысокий сглотнул, убрав с запястья ладонь. Совершенно неожиданно для всех повела себя Ронда и, распахнув веки, она подскочила, сжав ладонь верзилы её так крепко, что раздался еле слышимый хруст. Смотрела она туманным, размытым взглядом, и видела перед собой не людей, а блики и клубы дыма. Казалось, ей достаточно легонечко замахнуться, как фигуры рассеются, однако когда ничего не случилось, её хватка ослабла, а сама женщина обмягшим комочком скатилась на стол. — Воды… — прохрипела она. — Хочу воды… — Действует, — рыжий вновь засвистел, потирая подбородок — Действует, ещё как! Напичкали этой дрянью как надо, уже совсем с катушек слетает. — Ты прав, — послышалось спереди. Невысокий поднялся, опешив, округлив глаза. — Действует. Дверь отворилась беззвучно, за ней показалась высокая фигурка, затянутая в плотно прилегающий белый халат, застегнутый на все пуговицы до самого подбородка. Лицо его привычно покрывала резная маска. — Совсем с ума посходили? — никто не ответил, но мужчина значительно глядел на них, смерив пронзительным взглядом. — Нравится вам или нет, но мои пациенты обязаны пить. Воды, живо. И подготовьте достопочтенного отпрыска Верстела. Она видела, как его волокли, но поделать ничего не могла. Только смотрела влажными глазами, бросая злые и косые взгляды на мужчину в маске. На его лице не было ни единой эмоции, а голос, совершенно спокойный и, временами, пожалуй, бодрый, бесил. — Ты уж извини, моя дорогая, на меня свалилось так много дел, что не успеваю проследить за подчинёнными, — он вкрадчиво посмотрел на неё, легонько надавив на ладонь. — Будь я рядом… Чего уж, будь ты здорова, всё было бы легче. — Я не больная, — робко ответила она, засомневавшись. — Я не больная. Неправда. Со мной всё хорошо. Мужчина в маске наконец уселся на стул, переворачивая руку Ронды внутренней стороной вверх. По синему латексу покатились капельки жидкости, блеснул кончик иглы, вошедший прямиком в вену. Женщина отстранилась, но невысокий верзила напротив устрашающе сощурил глаза, растягивая губы в ухмылке. — Нет, — ответил он хмуро, пряча иглу. — Не совсем. Ещё не пришло твоё время. Ты сама видела, что случается с нездоровыми людьми. Если бы мы их не устранили, они заразили тебя. Ты ведь ещё хочешь увидеть семью? — Я хочу помнить. Рыжий скрылся за дверью, а за ним последовала длинная цепочка криков, которая сотрясала два кабинета, разрывала его на части, вибрируя в воздухе. Дверь приоткрылась, заставив женщину шумно сглотнуть и посмотреть туда, откуда блестели искры, вспышки и кружились хороводы теней. — Промпто, — резко выпалила она и тут же умолкла, почувствовав себя виноватой, будто оскорбила кого. — Промпто, — подтвердил мужчина, свободно, с привычной фамильярностью откидываясь на спинку. В её груди бурлила дикая ярость. Ронда отвернулась, чтобы человек в маске не увидел слёз, заполняющих глаза. Он нервно задёргал глазом и Ронда успела заметить это, пока морда в маске не опустилась. Заметил это и невысокий, резво направляясь к женщине, но не успел пройти и половины, как вопль зазвучал чудовищнее, громче всех предыдущих. Верзила, ринувшись дальше, не уследил рывок Ронды, поднявшейся на ноги. Продрогшая до костей, она проскочила в проём, взглянула на Промпто, и тут же отлетела от хватки за ворот. Промпто ничего не видел кроме пляшущего хоровода искр и всполохов, замкнувших его в середине круга. Он ничего не слышал, кроме оглушительных звуков из собственного горла. Кровь заменила слюну. Глотка, изодранная кашлем и криками, саднила. И стоило очухаться, как нос захрустел под кулаком. Стрелок захрипел, поскрёб ногтями, ощутив новый приток железного привкуса крови. Сплюнув к ногам палача, он отметил про себя, что дышать мог исключительно ртом. Удар, подлетевший из ниоткуда, пришёлся в скулу, челюсть слышимо клацнула. Из груди, сквозь плотно стиснутые зубы, прорезался тяжёлый, надрывистый стон. — Игги, Гладио… — проронилось мимо всего в пустоту. — Игги, Гладио, пожалуйста… Туманная, нечёткая фигура передвинулась в бок. Промпто мог поклясться, что вылущил из шума смешок. Что есть сил замахнувшись, он резко зажмурился и отчаянно заплакал от боли. — Знакомая морда. Уже оценил наши старания, Промпто Бесития? — Пошёл к чёрту… ненормальный… — прохрипел Промпто, узнав голос своего палача. Запахи палёного пластика и гари вновь ударили в ноздри. Вопли, лязганье, крик его и… … её. Женщина, с дрожью в ногах, буквально подползла к двери, взвизгнула и застыла. Не шелохнулась. Следила, будто примерзшая ступнями к полу. Сотни лампочек замелькали перед глазами, ярко, пышно звеня стеклом. — Ронда! — голос прорвался сквозь месиво звуков. — Ронда, живо сюда! Она так и не сдвинулась с места, стояла окаменевшая, обуянная горечью, с застывшими слезами на глазах. Мужчина в маске вспылил, глаза его запылали. Посуда со звоном полетела на пол, за ней приземлился и стол. Невысокий же шмякнулся глухо, влетев в дверной косяк. Грудь того, что был в маске, вздымалась от вскипающей ярости, громыхающий шум подбирался ближе, несколько рук двигались прямо к плечам Ронды. Собравшись духом и силами, она рванула к рычагу и сумела поднять. Рыжий верзила ногой оттолкнул её прочь, а за стенами уже выла сирена, грохотала броня. Сквозь прорези Ронда видела его жуткий пробирающий до мурашек взгляд. Мужчина сильным толчком отбросил её как игрушку, повалив лицом в грязь, в клубы пыли. Его руки сжимали и не давали вдохнуть, будто хотели сломать как тростинку. Рыдая, остервенело дёргаясь, Ронда смогла выскользнуть и растянуться навзничь, ударившись о ножку стола. Что-то липкое, неприятное, змейкой окропило скулу и покатилось за ухо. Страх. Всё, что осталось и всё, что сейчас ощущалось в накалённом, пропаленном воздухе. Страх, пропитанный кровью и потом. Страх. Его слишком много и бился он клокочущей птичкой слева в подбитые рёбра. — Опять за старое, Ронда? — рявкнул масочник, агрессия чуялась за версту. — Хочешь посмотреть? Ты слышишь меня, Ронда? Слышишь? Последнее он выплюнул вместе с алой слюной и сам нажал на рычаг. Ронда шустрой блохой юркнула в бок, прикрываясь в предвкушении удара от падающих инструментов. Ловко прильнув к стене, масочник сосредоточился и мерзко заулыбался. Он замахнулся в ударе, заставив женщину обомлеть, а потом внезапно ухватился за волосы Ронды и засмеялся, нагибая голову к себе, глядя в расширенные от ужаса зрачки. Её затрясло. Царапая латекс, извиваясь ужом на раскалённой сковороде, она норовила выскользнуть и вновь добраться до рычага. Главный поддался: ослабил хватку, позволил одурачиться, и тут же силой надавил виски, направляя голову в сторону Промпто. Она вскрикнула. То ли от боли, то ли от ужаса. Голос, плачущий и надрывной, вновь сотряс воздух, завибрировал, засвистел. Яркие вспышки неона замельтешили, зарябили в глазах. Боль ощутилась и в темени, и в затылке от пронизывающего, страшного вопля, пробившего остриями череп и мозг. В душащем, гадком тумане, подсвеченном красным дыму не улавливались ни движения, ни шелест одежды. Ни болючие мычания пленника в кресле, ни всхлипы Ронды. Она замерла, парализованная страхом и ядом. Машина с рычагом продолжала гудеть. Взгляд Промпто потух. — Убрать её, господин? — невысокий, очнувшись подпирал красную скулу холодной перчаткой. — Ну, в клетку вернуть. Там сейчас находиться та ещё пытка… Ронда слышала каждое слово не в силах пошевелиться. — Нет, — отрезал масочник, продолжая наблюдать за происходящим. — Это ещё не конец.