Sorry about your parents

Что может быть лучше компании старых друзей? Компании, где все знают друг друга от и до и где на взаимный стёб никогда не обижаются. Где всегда поддержат в трудную минуту и где никогда не останешься голодным, грустным или не выспавшимся. Но, тем не менее, где за съеденные в одно рыло печенья, ты становишься врагом номер один. — Да клянусь я тебе, Эл! Не ел я последнюю порцию! — отчаянно оправдывался перед подругой Гэри Розенталь. Шумная сцена разыгралась посреди гостиной, где собрались все. На лживые оправдания Элис Нигма притворно-драматично, с болью в голосе, положила руку на сердце. — Гэри! А я ведь считала тебя близким другом! Ты мне был как брат. Да я б вообще замуж вышла за тебя, будь моя воля, — услышавший краем уха эту фразу Риддлер как-то странно напрягся, пытаясь переварить сказанные дочерью слова: шутит она так или взаправду? — Но ты! Ты растоптал моё доверие! Предательство засело хуже ножа в спине! Предательство как сломанные руки — простить можно, но обнять уже, увы, не получится… — Элис, — устало простонала Кэстрел, с угрожающим упрёком во взгляде смотря на подругу. В голосе Крейн, которой уже порядком поднадоела беспочвенная псевдо-истерика Нигмы, звучало хорошо замаскированное раздражение. — Меня достаточно культурно воспитали, но другого слова не подобрать — ты уже всех задолбала. Будь добра, успокойся и замолчи, пока тебя не успокоила я. Элис нервно сглотнула, вытаращив глаза на Кэстрел — та сохраняла невозмутимость, вернее, сохраняла с таким видом, будто это стоило ей больших трудов. И если Нигма сейчас не прекратит истерику, ох кому-то достанется сполна. — Помилуй, Кэс, пусть меня лучше Мышь успокоит, — Элис явно намеревалась сказать нечто более острое и язвительное, но деликатно изменила фразу. Хотя контекст от этого не изменился: кто угодно, но ради всего святого, не ты. Кэстрел кивнула, в серо-голубых глазах девушки сверкало мрачное удовлетворение. И в некоторой степени облегчение — по ходу, мисс Крейн вовсе не шутила, говоря, что горестные убивания Элис относительно последних съеденных печений, уже были всем поперёк горла. Просто остальные слишком благовоспитанные, чтобы сказать об этом вслух. Ну или боятся быть атакованными воинственным Халком. Некоторые всё равно искоса поглядывали на Кэстрел, опасаясь, как бы ей опять ни поплохело. К счастью, девушка выглядела сейчас гораздо лучше, чем несколько минут назад, когда Аннабель раскрыла её страшную тайну. Белль больше всех с особой тревогой поглядывала на подругу, чей секрет она поклялась не разглашать, но Кэстрел уверенно приосанилась, сидя рядом с отцом, а в её глазах затаилась угроза — мол, кто хоть ещё раз спросит о том, как я себя чувствую, получит соответствующий язвительный ответ. Кэстрел всегда ненавидела, когда за неё беспокоятся, полностью считала, что во всём сможет справиться сама. Если ей категорически понадобится помощь, эта девушка вряд ли скажет, что она ей требуется, даже когда она просто необходима. — Кстати, а куда подевался Халк? — как бы невзначай поинтересовался Эдгар, на что удосужился свирепого взгляда Элис. — Ты стрелки-то не переводи! Я знаю, что это ты сожрал последние печенюхи! Кэстрел обречённо вздохнула, закатив глаза и покачав головой — если Элис зациклилась на проблеме, она не успокоится, пока всем не достанется сполна или пока обидчик не будет наказан. — Да твою ж налево! Нигма, мамой тебе клянусь, это был енот! — взвыл Гэри, чей голос уже вовсю трясся от отчаяния. Упрямство расстроенной Элис, особенно, когда виновником своих бед она считает тебя, могло любого из ума выжить. — Врёшь! — взвилась рассерженной змеёй рыжеволосая бестия. Кэстрел обречённо покосилась на невозмутимого отца с выражением лица истинного мученика. — Ей-Богу, я не раз такое на практике видела в начальной школе, но никак не среди взрослых людей, — Крейн ну уж очень тонко намекала на то, что Элис и Эдгар сейчас себя ведут хуже детей. Да ещё и спектакль при всех устроили, но публике явно не нужно было такого хлеба и зрелищ. Хотя кто спрашивал эту самую публику? — Сама выбрала стезю преподавания, я пытался тебя отговорить, — скрывая улыбку, напомнил профессор, на что Кэстрел пожала плечами. — Да я и не жалуюсь особо. Просто если потребуется мирить этих двоих, я пас — и так пустила большую часть своих нервов на лески для удочек, спасибо мелким. В гостиную вошёл уже упомянутый Халк, весьма довольный и несущий в цепких лапах, как плюшевую игрушку, Апгрейда — шпица Загадочника, который, завидев данную умилительную картину, поперхнулся чаем и в ужасе уставился на воркующего над щенком енота. — Отлично, этот монстр теперь и мою собаку в заложники взял, — негодующе проворчал Риддлер. Халк протестующе зашипел на Нигму, угрожающе сощурив глазки-бусинки, после чего продолжил качать, как маленького ребёнка, Апгрейда и что-то по-своему ему ворковать. — Дядя Эд, видимо, Апгрейд не особо и против, — мягко усмехнулась Аннабель, умиляясь с этой сцены, когда хулиганистый и задиристый енот и так трепетно относится к маленькому щенку. — Он просто думает, что это енотик, вот и тискает его, — прокомментировала данную картину Элис, после чего повысила голос до командирского: — Ха-алк! — енот, который положил щенка на колени Риддлеру, навострил уши, как хорошо обученная бойцовая собака, готовая слушаться хозяйских команд. Нигма указала пальцем на шокированного Эдгара Розенталя. — Взять! Енот с воинственным воплем рванул в атаку, а Эдгар, чертыхнувшись, ломанулся прочь из гостиной. Слышались вопли Халка вперемешку с ругательствами Эдгара, но енот явно был не намерен отступать — приказ есть приказ и его надо исполнить во что бы то ни стало, как подобает закалённому в боях вояке. Нигма самодовольно скрестила руки под грудью и надменно кивнула, как бы признавая свою маленькую победу. — То есть решение конфликта путём конструктивного диалога уже не в моде, да? — прохладно поинтересовалась Кэстрел. — Когда у тебя есть натасканный почище любого питбуля енот, зачем решать конфликт через переговоры? — мрачно парировал Риддлер дочери своего друга. Уж кто-кто, а Эдвард во всей красе убедился: с Элис лучше не спорить, если не хочешь чтобы кот нагадил тебе в тапки, или чтобы ты не пошёл на корм манулу. Молли Рэндалл, до сего момента молча наблюдавшая эту картину, укоризненно покачала головой, хотя в голосе этой доброй женщины не было слышно ни капли раздражения или гнева. — И стоило из-за этих печений устраивать бойню? У нас ещё торт есть. — Купленный в магазине — не считается, а домашние печеньки — другой разговор, и кое-кто нагло съел их в одно наглое рыло, — недовольно прошипела мисс Нигма. — Не ел я их! — послышался приглушённый вой из запертой комнаты, куда рьяно скребся Халк с неистовым воплем рассерженного гладиатора. — А вот и ел! Кэстрел уже готова была плакать от досады, потому что эти двое были тем ещё лихим дуэтом, как внезапно вернулось то головокружение. «Опять?» — лишь пронеслось в голове у девушки, когда размеры комнаты сузились до мелкой точки, а чернота наступала, размывая очертания окружающих предметов и людей. Благо, мисс Крейн уже знала, как справляться с подобными приступами: как можно незаметней ото всех, девушка часто и глубоко задышала, чуть прикрыв глаза. Тьма отступила, когда она ощутила лёгкие, весьма знакомые поглаживания по плечу. — Всё хорошо? — приглушённый голос отца постепенно стал доноситься всё отчётливей, а после всё снова встало на места. Перед Кэстрел всё прояснилось, и девушка украдкой кинула взгляд на отца: тот обеспокоенно смотрел на дочь, но что-то ещё было в глубине его глаз. — Вполне, — уверенно заявила она, на что профессор лишь подозрительно сощурился, но ничего не сказал, оставив данный случай без комментария. У Кэстрел всё в душе оборвалось при мысли, что он мог всё и так знать. Но как? Откуда? Или, возможно, он догадывается о чём-то, но не рискует спрашивать напрямую — по крайней мере, это разговор не при всех. Не когда мечешься между явно не двумя огнями в тщетной попытке выбрать правильный путь из множеств. — Кэсси, — мисс Крейн услышала робкий голос Рэндольфа и обернулась в его сторону. Парень был немало встревожен случившимся с подругой, но ни разу за всё это время не заговорил об этом — он нутром чувствовал, что провинился перед Кэстрел, но в чём и когда, понять не мог. — Ты… кхм. Точно лучше себя чувствуешь? Внезапная волна раздражения и агрессии накрыла девушку. Кэстрел сердито сжала ладони в кулаки, сведя брови к переносице, из-за чего Рэндольф испуганно отпрянул, когда его любимая и обычно спокойная Кэсси прорычала: — Со мной. Всё. В порядке. Хватит из меня попугая делать! Тетч вжался в кресло, резко отведя взгляд и нарочито пытаясь спрятаться под разгневанным взглядом подруги. Джервис сочувственно посмотрел на сына, но ни слова не сказал. — Кэстрел, — тоном, не требующим возражений, заявил профессор, холодно смотря на резко замершую дочь. По спине Кэстрел пробежал холодок, когда она осознала, что дала слабину, да ещё и при отце. И сейчас ей будет выволочка. Крейн встал с дивана и в качестве извинений кивнул всем, после чего снова перевёл взгляд на дочь. — Можно тебя на минуту? Кэстрел и так поняла, что попала в передрягу, но ослушаться отца она никогда не смела. Медленно кивнув под недоуменные взгляды, девушка послушно на негнущихся ногах поплелась за отцом на кухню. В голове роилось надоедливым жужжащим облаком ос множество вопросов, но все они были на одну тему, вот уже которую неделю не дающую покоя мисс Крейн. Однако что-то заставляло язык примёрзнуть к нёбу, когда она осознавала, что сейчас предстоит серьёзный разговор с отцом. Разговор, который она много раз прокручивала в голове, готовила речь, но когда он вот-вот состоится, все приготовленные заранее слова застряли где-то в глотке. — Что с тобой творится? — остановившись и обернувшись к дочери, требовательно поинтересовался профессор, когда дверь в кухню за ними закрылась. Кэстрел замерла как вкопанная, не в силах что-либо сказать в своё оправдание. Да и вообще что-то сказать, хотя сказать следовало немало важного. — А что со мной творится? — глупо переспросила девушка, вовсю таращась на отца. Сейчас она себя чувствовала далеко не в своей тарелке, её подмывало всё рассказать ему, но почему-то не могла. Что-то сдерживало её от подобного откровения. — Допустим, я поверю Аннабель, и у тебя действительно было отравление, — кивнул Крейн, — Но я ни за что не поверю, что моя дочь может так агрессивно вести себя на ровном месте, — Кэстрел показалось, что её сердце пропустило пару ударов, однако помимо укоров во взгляде профессора она уловила ещё что-то: желание помочь и искреннее беспокойство. Внезапно голос Крейна понизился до усталого полушёпота. — Я же вижу, тебя что-то тревожит. Может, хотя бы мне расскажешь? Ей хотелось ему рассказать, и вот случай представился сам собой. Правда, из-за этого пришлось нехотя наорать на Рэндольфа, из-за чего некоторые уже перешёптываются — они наивно думают, что между Крейн и Тетчем чёрная кошка пробежала, и Кэстрел серьёзно отчего-то злится на близкого друга. По идее, они правы, отчасти она злилась на Рэндольфа — когда он живёт припеваючи, а ей каждое утро приходится мучиться от страшного неумолимого его величества токсикоза и терпеть несвойственные ей вспышки агрессии по малейшему поводу: от шуршащего целлофанового пакета до расспросов относительно её самочувствия. Поначалу, когда девушка не знала о беременности, мисс Крейн списывала всё на сдающие нервы перед защитой диплома, но и тут была значительная осечка. Мисс Крейн прекрасно помнит, как она порой вместе с Белль готовилась к сессии, и если мисс Розенталь будет лихорадочно зубрить все конспекты и по лишнему поводу нервничать, на ходу повторяя выученные термины, то Кэстрел даже валерьянку не пила в таких случаях — да, учила, но гораздо спокойней и никогда не позволяла дать себе слабину. Но всё встало на места, когда появилась задержка, — тест показал те самые злосчастные две полоски, фрустрация на пару часов и вопрос, на который ответ до сих пор не найден («Что теперь делать?»). Кэстрел решила, во что бы то ни стало, сначала обсудить случившееся с отцом. Между ними никогда не было тайн друг от друга, пожалуй, только он — тот единственный человек, которому она полностью доверяла всегда и безропотно. Вот только это не так просто, взять и сказать: «Ой, отец, прости, но я беременна». Это не так работает! Слишком простые слова, но сказать их равнозначно трудно, как и признаться в любви. Кэстрел опустила голову, не смея даже посмотреть в глаза отцу, слова признания застряли у неё в горле. — Если бы всё было так просто, пап… — сбивчиво прохрипела девушка, нервно приобняв себя за плечи и так и не подняв взгляд. Она редко называла его по-простому «папой», опять же воспитание не позволяло так к нему обращаться (хотя сам Джонатан был не против). Но иногда Кэстрел чувствовала себя беспомощной маленькой девочкой. Которой требуется моральная поддержка и помощь. Профессор, протяжно вздохнув, вплотную подошёл к дочери — почему-то именно сейчас она не была против нарушения личного пространства — и участливо положил ей ладонь на плечо. А она из последних сил сдерживается от истерики, когда она может высказать всё и сейчас же. — Что-то не поделили с Рэндольфом? Ты слишком резко ведёшь себя именно с ним, — резонно заметил Крейн, из-за чего Кэстрел крепко стиснула зубы. Главное, не терять самообладание. Хотя как тут не потерять его, если отец всегда видел её насквозь, как через стекло? И дело тут было вовсе не в его психологическом образовании. — По-моему, как раз-таки, мы идеально всё поделили, — отчего-то злостно прошипела девушка, явно обращаясь не к отцу. Все мысли сейчас были направлены на её друга, и она поздновато спохватилась, словив немного удивлённый взгляд отца — она сказала вслух то, чего пока не следовало говорить. От объяснений её избавил стук в дверь и показавшаяся на пороге кухни хозяйка дома. Молли встревоженно переводила взгляд с Джонатана на Кэстрел и обратно, пытаясь осознать, что здесь происходит. Внутри у Кэстрел всё ликовало — как же вовремя появилась мисс Рэндалл, избавив её от разговора, к которому она была пока что не готова. Но профессор явно выглядел слегка раздосадованным — он почти докопался до сути проблемы, копнул несколько глубже положенного, и вот на тебе! Слишком не вовремя заявляется Молли и всё портит, а Кэстрел и рада снова закрыться ото всех. — У вас тут всё в порядке? — подозрительно поинтересовалась Молли, отчего-то в упор смотря на Крейна. За него ответила вмиг повеселевшая Кэстрел: — В полном, — девушка покосилась на отца, учтиво тому кивнув: — Я, пожалуй, не буду вам мешать. Третий лишний, как говорится. Прошу меня извинить, мисс Рэндалл, — Кэстрел также кивнула и ей на прощание и удалилась с кухни, довольная избавлением от неприятного разговора. Напряжённое молчание повисло где-то на пару мгновений, прежде чем помрачневший Джонатан немного язвительно протянул: — И обязательно тебе было заявиться именно в этот момент, Молли. Мисс Рэндалл никак не отреагировала на столь язвительное заявление. Она до сих пор не могла отделаться от неприятного ощущения, когда Кэстрел так официально обратилась к ней… глубоко в душе что-то болезненно отозвалось в сердце, что-то, потерянное уже много лет назад, то, чего уже, увы, нельзя вернуть. Сделанного не воротишь. Но почему-то именно сейчас Молли было слишком больно слышать из уст Кэстрел, её Кэстрел, «мисс Рэндалл». — Зря вы с ней так строго, Джонатан, — с едва слышным укором в голосе ответила Молли, не обратив внимания на замечание профессора. — Ты мне предлагаешь похвалить её за то, что она просто так повысила голос на Рэндольфа? — Вы знаете, о чём я. Лицо Крейна приобрело то самое непроницательное выражение, когда невозможно точно определить, что сейчас чувствует этот человек. Насколько могла судить Молли, в тот раз он на неё достаточно серьёзно обозлился, но злость такой силы не проходит полностью и бесследно. — Кто бы говорил, Молли, — холодно проговорил Джонатан, и это было для Рэндалл больнее удара. — Мне напомнить, что от своего права голоса в воспитании Кэстрел ты давным-давно отреклась по собственному желанию? На Молли нахлынули с новой силой блёклые воспоминания давно ушедших дней и пронеслись стремительным калейдоскопом: вот она совсем молодая студентка девятнадцати лет с особым интересом слушает очередную лекцию профессора Ирвинга (под этим псевдонимом и скрывался Крейн), их тёплые беседы за чашкой чая в деканате и интеллектуальные споры на самые разные темы… роковое свидание с Бромли… то, с каким трепетом и вниманием к ней отнёсся профессор после того случая… С слишком большим трепетом. После его забрали в Аркхэм, и именно тогда Молли узнала настоящее имя её дорогого профессора — Джонатан Крейн, известный тогда в Готэме как злодей Пугало. И неизвестно, навестила бы она его в Аркхэме, если бы не одна случайность, ставшая тогда для молодой студентки достаточно серьёзным препятствием на пути к получению знаний — юная мисс Рэндалл забеременела, и сомнений, от кого именно, не было и быть не могло. Она помнит, как пришла с очередным визитом в психбольницу к профессору Ирвингу (простите, Крейну). И тот шок, которым исказилось лицо Джонатана, когда она рассказала главные новости, было не передать словами. Тогда их разговор никто не слышал, и о том, что Молли носит под сердцем ребёнка от готэмского злодея, не узнал никто, кроме самого Джонатана. Она практически без раздумий согласилась отдать ребёнка, когда он появится на свет, его законному отцу, чтобы самой продолжить обучение в университете. Тогда это юной мисс Рэндалл казалось верным решением. Ключевое слово: казалось. Вскоре Джонатан был досрочно освобождён из Аркхэма, явно не без ходатайства некого Брюса Уэйна. Будучи на свободе, Крейн прознал, что Молли родила девочку. Их дочь. Но именно тогда сомнения серьёзно одолевали Рэндалл, когда наступил час икс. Сомнения, которых не было вначале, поколебали её безропотную уверенность в правильности выбранного решения, когда после многочасовой агонии боли она, наконец, увидела свою дочь. Маленькую. Беззащитную. И такую любимую… В конечном счете, разум возобладал над чувствами. Хоть сердце обливалось кровью, душа рвалась в клочья, и где-то на закорках сознания Молли осознавала: пути назад не будет, и сейчас она раз и навсегда отречётся от части себя самой. Как и было задумано изначально, она отдала дочку на воспитание Крейну, решив продолжить обучение. Но почему-то теперь это не доставляло ей того феерического удовольствия, как раньше. Будто чего-то не доставало, будто в груди отсутствовала часть чего-то важного, неотъемлемого. Но как бы то ни было, ей пришлось жить все эти годы с болью. Которая с годами не утихала, а лишь становилась сильнее. И ныла, как ноет старая рана в непогоду. — Вы как никто другой знаете, как тяжело далось мне это решение, — бесцветным голосом просипела Молли, внезапно почувствовав ужасную усталость. Однако взгляд женщины изменился, и теперь в глазах мисс Рэндалл сверкала непоколебимая уверенность, которая несколько удивила Джонатана. — Но я никогда не переставала гордиться своей старшей дочерью. Гордиться той, кем она стала благодаря вам. — И всё же ни капли не жалела о совершённом выборе? — тихо поинтересовался Крейн, как-то по-странному смотря на бывшую студентку. С проблесками какого-то сочувствия и жалости. Спустя несколько секунд напряжённого молчания, Молли медленно кивнула. — Жалела. Никогда не переставала жалеть. И будь у меня возможность повернуть время вспять… — Рэндалл обречённо вздохнула, опечаленно покачав головой, — Я бы никогда не оставила её. Снова то самое неловкое, тяжёлое молчание, предгрозовой тучей повисшее в комнате. — Вы даже не представляете, какую боль мне причиняет это, — тихо продолжила Молли, отведя взгляд в сторону. Горло душила шёлковым платком вина. — Знать, что она рядом, но одновременно с этим и так далека от меня… видеть её рядом и осознавать, что для неё я всегда буду «мисс Рэндалл» и никем больше… — Пусть это слишком резко прозвучит, но изменить уже ничего нельзя, — устало произнёс профессор, на секунду прикрыв глаза. — Если бы она узнала, кем ты ей приходишься и ради чего её оставила, Кэстрел никогда бы тебя не простила. «Я себя вот уже сколько лет не могу простить», — пронеслось в голове у Молли, но вслух женщина не решилась озвучить столь сокровенные и болезненные откровения. — Я это понимаю, Джонатан. Прекрасно понимаю. Но неужели вы так и не раскроете ей правду, даже сейчас? — несколько загадочно сказала мисс Рэндалл, из-за чего профессор опешил поначалу, но потом всё понял. Вот к чему она вела этот разговор. К точке соприкосновения двух линий диалога, к тому, к чему сам Джонатан ещё не был готов. — Марк рассказал, — Молли виновато опустила голову, но Крейн и так всё понял. Скрестив руки на груди, он кивнул. — И что ты мне предлагаешь? — Она знает? — резко подняла взгляд на профессора Рэндалл, с какой-то тревогой и одновременно с этим с надеждой во взоре смотря словно прямо ему в душу. Пусть Молли и отказалась от дочери много лет назад по своим причинам, она никогда не переставала любить Кэстрел. Любить так же сильно, как она любила Аннабель и Эдгара, и Кэс никогда ведь не понимала, почему мисс Рэндалл так тепло к ней относится. Джонатан помрачнел, после чего молча отвернулся. Ему неприятно было заводить разговор не подобную тему, и дело было вовсе не в страхе перед смертью. Он не хотел оставлять на Земле то, что было ему дороже всего на свете. В частности, Кэстрел. — Нет, я ей об этом пока не говорил. — Ей будет проще принять это, если вы скажете об этом сейчас, чем откладывая на потом, — мудро заметила Молли, но осеклась на полуслове, когда Джонатан резко развернулся к ней, а его глаза метали молнии. — Я знаю свою дочь, и ей не следует сейчас знать это! — прошипел он, цедя каждое слово. Крейн закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки, и спустя несколько мгновений с большим трудом ему это удалось. Он виновато опустил взгляд в пол, упрямо отказываясь смотреть на бывшую студентку. — Пойми, Молли, Кэстрел… ей это будет сложнее принять, чем даже Белль. Аннабель открытая, её эмоции у неё на лице написаны, но Кэс… она будет сильно переживать, и переживать внутри себя. Внутреннее кровотечение всегда страшнее и в разы опаснее открытого. Потому что его не обнаружишь сразу. А когда обнаружишь, может быть уже слишком поздно. Молли и без этого ужасного сравнения поняла чувства Джонатана. Она всегда замечала разницу между дочерьми. Аннабель всегда была открытой и добродушной, она заражала окружающих оптимизмом и никогда не переставала верить в лучшее. Но Кэстрел была совершенно другой: её внутренний мир больше направлен внутрь, чем вовне, все переживания она копит в себе и не выказывает лишний раз чувств без особой надобности. И как бы ни пытались ни Белль, ни Марк помочь мисс Крейн раскрепоститься, этого до сих пор не удалось никому. Аннабель была похожа на саму Молли, в то время как Кэстрел — почти точная копия её отца. И из-за этого мисс Рэндалл сильнее её любила. За похожесть на человека, к которому она некогда, будучи юной и наивной студенткой, испытывала достаточно тёплые чувства — определённо большие, чем просто дружеская привязанность. Молли неслышимо подошла ближе к Джонатану, который был поглощён полностью своими мыслями, и легонько косулась ладонью его щеки. — Именно поэтому ей стоит узнать правду обо мне, — хрипло произнесла она. — Джонатан, я хочу дать ей понять, что с ней останутся люди, которым она дорога и которые её любят не меньше вашего… Кэстрел рано или поздно должна узнать правду. — Правду о чём? Молли испуганно обернулась, да и сам Джонатан вздрогнул, когда на пороге розенталевской кухни раздался знакомый обоим до боли голос. Кэстрел застыла в дверном проёме мраморной статуей, на её лице отражалось только недоумение вперемешку с подозрительностью — она предчувствовала, что эта самая правда ей вряд ли понравится. Самое ужасное то, что ей не удастся соврать — она дочь психолога и знает все невербальные приёмы как никто другой. Под насторожённым взглядом мисс Крейн оба не знали, что и как сказать. Впервые в жизни Джонатан по-настоящему боялся дочери, боялся её реакция на правду, которую скрывали более двадцати лет, и не он один. — Кэстрел, — начал было профессор, на что девушка угрожающе сощурилась. Он не знал даже как об этом сказать помягче, чтобы не сильно ранить дочь. — Понимаешь, тут такое дело… — Джонатан, — Молли сочувственно положила руку на плечо бывшего научного руководителя, в её взгляде читалась искренняя жалость и осознание, что этот момент перевернёт всю их дальнейшую жизнь. Всех троих. Крейн поник, отведя взгляд, а мисс Рэндалл, тяжело вздохнув, посмотрела прямо в глаза дочери. Такие родные серо-голубые глаза, которые вскоре загорятся неистовым огнём, но каким именно, доподлинно не мог знать никто. — Кэстрел. Я твоя мать. На лице Кэстрел отразился шок, если не сказать, ужас — тот же самый, что много лет назад на лице профессора Крейна, когда он узнал о том, что у него будет ребёнок от его же студентки. Сбивчивое дыхание, широко распахнутые глаза и состояние растерянности. — Это правда? — шокированно прошептала девушка, вовсю смотря на внезапно постаревшего ещё на несколько лет отца. Джонатану было тяжело смотреть на неё сейчас, он прекрасно понимал, какая неистовая буря терзает душу его дочери. Тем не менее, она требовала ответа — здесь и сейчас. Профессор из последних сил приосанился и уверенно посмотрел на начинавшую слегка подрагивать Кэстрел — она была на грани истерики. Она предчувствовала, какой ответ получит. И не хотела его слышать. — Правда. Ты наша дочь. Искренний ужас, на секунду отразившийся в чертах её лица, вскоре сменился злобой. Которая нарастала, как беспощадное цунами приближается к берегу, грозясь смести всё живое со своего пути. Глаза мисс Крейн полыхнули неприкрытой ненавистью, а в голосе зазвучала ледяная сталь. — И вы все эти годы молчали, — «понимающе» кивнула девушка, недобро улыбаясь, и от этой улыбки Молли стало не по себе. Она осознавала, что дочь не примет её с распростёртыми объятиями, однако также не ожидала она и такой силы ярости. Кэстрел в упор посмотрела на отца, плотно сжав губы и сердито прорычав: — Ты мне лгал. Я… — её всю трясло от бессильной злости, руки нервно сжались в кулаки. — Я доверяла тебе, а ты… Джонатан сделал шаг навстречу дочери, он видел, как она пытается совладать с нахлынувшими эмоциями. — Кэстрел… Девушка наотмашь ударила отца по протянутой руке, сердито зашипев: — Не трогай меня! Знать вас не хочу. Обоих! Кэстрел семимильными шагами рванула из кухни, сгорая в огненном шторме всепоглощающей силы злости и ярости. Молли обессиленно села на стул, тупо смотря перед собой, где секунду назад стояла Кэстрел. Осознание того, что не стоило это говорить, поздно пришло к ней, и слёзы молча потекли из глаз. Родная и так горячо любимая дочь теперь ненавидит её. — Что же я наделала… — хрипло прошептала Рэндалл, ни к кому конкретно не обращаясь. — Кэстрел! — отчаянно взвыл Крейн, пытаясь догнать взбесившуюся дочь, на что та прибавила шагу и ещё яростней рявкнула: — Оставь меня в покое! Элис никогда ещё не видела подругу в таком гневе. — Эй, Кэс, что… — взяв за руку мисс Крейн, она попыталась её остановить и поговорить спокойно, однако испуганно отпрянула, когда Кэстрел резко развернулась к Нигме и, срывая связки, пророкотала: — Я же сказала: оставьте меня все в покое! Дочь Риддлера инстинктивно отпустила рассерженную подругу, а та ушла из дома, громко хлопнув дверью. Никогда до сих пор Элис не видела столько гнева в глазах обычно спокойной Кэстрел. Её била мелкая дрожь. За окном послышался шум заводящегося мотора, а после — и рокот уезжающего автомобиля. В гостиную ворвался по-настоящему напуганный Джонатан, он озирался по сторонам: — Где она? Эдгар, что первей всех оказался у окна, озадаченно оповестил: — Кэстрел угнала машину дяди Джервиса! — Что? — Тетч-старший аж выронил чашку из рук, заслышав подобное. — Что же её могло так разозлить, что она решилась на такое? — задала риторический вопрос ошалевшая Элис, которая до сих пор не могла отделаться от неприятного ощущения, когда Кэстрел так резко обернулась и едва ни испепелила её полным ненависти взглядом, что полыхал как недра Преисподней. — Джонатан! — первым понял всю ситуацию Загадочник, после чего швырнул другу ключи от собственной машины с брелоком в виде знака вопроса. Крейн опешил, на что Нигма с готовностью отрезал: — Потом вернёшь, поезжай за ней. Скорей! Не произнеся ни слова больше, Крейн поспешил к машине Риддлера. Тем временем зашедшая в гостиную Молли мысленно молилась, чтобы Джонатан сумел найти Кэстрел. Потому что в порыве ярости человек способен натворить дел.