Цвет воронова крыла

      Белла никогда в жизни не думала, что признаваться в чем-либо может быть так трудно. Наверное, оттого, что ей никогда этого делать не приходилось — она доверяла семье практически все свои тайны. Другие девушки могли скрывать свои романы, бегать на прогулки или на встречи в трактиры, не говоря ничего своим родным. Мисс Голден же — никогда. Да и не нравился ей никто…       До определенной поры.       Может быть, Майк был прав, сказав, что Ворон свел ее с ума. Хотя, скорее всего, нет. Все ее мысли не были посвящены ему, она не грезила темно-серыми глазами, не вспоминала пряно-резкий запах вьющихся волос, не представляла по ночам их последние минуты до расставания и не бегала на окраину каждую свободную минуту. Но иногда в памяти вдруг всплывала мысль о том, что где-то далеко-далеко, в холодной степи, все еще существует неуловимый всадник вороного коня. И при мысли о том, что с ее спасителем все в порядке, что он, потративший на нее уйму времени и сил, тоже вспоминает иногда о потерянной переселенке, в груди теплело.       Баккет не был чем-то идеальным, но он стал для нее таким, что на погрешности в его образе хотелось закрыть глаза. Так бывало с близкими людьми — например, Белла знала, что Майк мог иногда не до конца протереть тарелку и оставить на ней прилипшие крошки; мама могла обидеться на отца без видимого повода; Маргарет, дочь шахтера, которая ехала в караване тремя повозками впереди, сходила с ума по молодому ковбою из первого фургона и оттого вела себя, как дура. И девушка терпела это все, потому что ради самой себя, ради хорошего отношения к этим людям, она была готова забыть об их странностях и причудах.       Но Ворон не сходил с ума по женщинам, не обижался, не оставлял в мойке грязной посуды. Он убивал людей.       Белла убеждала себя в его невиновности самыми разными аргументами. А когда те заканчивались, в разуме вспыхивало упрямое «и все равно!».       Влюбиться в преступника — прескверное решение.       И, стоя перед родителями в тесной комнатке, служившей им гостиной в новом доме, девушка понимала, что из фактов у нее только собственное спасение.       — Нам нужно поговорить насчет шерифа, — начала она, держа осанку как никогда прямо. Голос звучал ровно, твердо и даже немного холодно, но Белла чувствовала, что он вот-вот задрожит, и она умолкнет, почти ничего не сказав. Мать и отец смотрели на нее с вежливым ожиданием.       Где-то за стенами, в конюшне, позвякивали стремена и щетки — брат возился с лошадьми. Снаружи, на улице, откуда через полуприкрытые ставни падал мягкие свет, слышался тихий гомон жителей Камтауна.       — Да? — наконец произнес мистер Голден.       Дочь взглянула на него с удивлением. Почему-то оба родителя выглядели слишком заинтересованно. И в их глазах не было ничего похожего на уважение к Уолкеру или воспоминания о путешествии. Ах, конечно — они думали, что она наконец-таки нашла себе достойного партнера.       Белла вздохнула.       Ага, как же.       — Я говорила вам, что мистер Уолкер спас меня, — с усилием сказала она. — Мне очень стыдно признавать, что это было вынужденной ложью.       Родители обменялись настороженными взглядами. Продолжить Белла почему-то не решилась. Она заговорила лишь тогда, когда мама потребовала ответа единственным словом:       — Итак?       — Шериф путешествовал вместе со мной, и даже спас мне жизнь, когда на нас напала троица разбойников, — девушка решила начать издалека, взяв всю вину на себя, не нанося урона репутации Джея. — Однако в целом своим спасением от индейцев я обязана Ворону.       Миссис Голден ахнула, прикрывая рот рукой. Но муж ее, казалось, вовсе не переменился в лице — только взгляд его стал чуть жестче, чем минутой раньше. Однако Белла знала, что за этим равнодушием сейчас прячется нечто такое, о чем ей было страшно даже подумать. Словно против собственной воли она наклонила голову, утыкаясь глазами в деревянный пол.       — Ворону? — негромко повторил мистер Голден-старший.       — Да, — кивнула дочь. — Именно ему.       Снова повисла тишина, и девушке показалось, что родители вот-вот поднимутся и уйдут, отказавшись разговаривать с ней вовсе, но мама вдруг произнесла испуганно:       — Что… что он сделал с тобой?       — Со мной? — непонимающе вскинула брови Белла. — Ничего? — полувопросительно ответила она. В тоне матери чувствовался почти смертельный ужас, и переселенка, поняв, о чем именно ее спрашивают, едва не задохнулась от возмущения. Вот как? Значит, хорошенький камтаунский шериф идеален, а никому другому на свете бескорыстное спасение не сдалось?       Почувствовав, как внутри все закипает от возмущения, девушка резко выпалила:       — Он спас мне жизнь, мама!..       — Спас?.. — непонимающе переспросила миссис Голден. — Но он же…       — Он пытался спасти весь караван, но на него открыли огонь из всех орудий, — поняв, что обескураженные родители пока не нашли слов, Белла бросилась в наступление. — Он несколько дней вез меня, пытаясь нагнать вас так, чтобы его не подстрелили. Он все силы приложил, чтобы сделать наше путешествие максимально комфортным для меня. Я не могла желать лучшего проводника, чем он. Шериф же оказался с нами совершенно случайно — он хотел убить Ворона, но в итоге, узнав его получше, отказался от своей цели и добрался до Камтауна вместе с нами.       Она отчаянно приукрашивала везде, где только было можно. Изначально девушка вовсе не собиралась этого делать, но, глядя на ошеломленные лица матери и отца, она почти неосознанно кривила душой, желая выставить Коула едва ли не идеальным. Понимая, что поднять планку реализма в своем рассказе все равно уже не удастся, она замолчала, проклиная себя за пылкость. Все должно было идти совсем не так… Конечно, ей не поверят теперь!       Белла снова выпрямилась, твердо глядя в глаза родителям. Будь что будет, сказала она сама себе. Будь что будет.       — Зачем он спас тебя? — все так же спокойно, с металлическими нотками в голосе спросил мистер Голден.       — Несмотря на легенды о его жестокости, он на самом деле поступает по чести, отец, — девушка постаралась звучать более уверенно. — Увидев, что я в беде, он поспешил на помощь. Его убийства были спланированной местью, и он завязал с ними… Это можно доказать хотя бы тем, что он сохранил жизнь мне и шерифу, который пытался убить его!       Белла наконец умолкла, поняв, что сказала уже слишком много. Наверное, больше ничего не следовало говорить, потому что, судя по маминым глазам, родителям ее рассказа уже хватило с головой. Папа не выглядел таким ошеломленным, как мать, но его взгляд был строг и, кажется, не предвещал ничего хорошего.       — Что же, — медленно сказал он, поднимаясь, — если когда-либо Ворон попросит у нас крова, мы не посмеем отказать. Он спас тебе жизнь — он достоин награды.       Мистер Голден неторопливо разгладил брюки, не глядя на дочь, затем направился к выходу и там, уже в дверном проеме, заметил:       — Если ты сказала правду на этот раз.       — Я не лгу, отец, — поспешно заверила его Белла, положив руку на сердце. Знак искренности остался незамеченным — глава семейства миновал ее, отправляясь куда-то прочь по коридору. Это значило, что прежнюю благосклонность со стороны отца она обретет не скоро. Девушка вздохнула, покачала головой, адресуя этот жест самой себе. Она легко отделалась, пожалуй, даже слишком, и все равно на душе теперь было как никогда тяжко.       Мама — худая, изящная, словно тень, неслышно подошла к дочери и обняла ее. Белла закрыла глаза, ощущая, как ее объяло ласковое, чуть тревожное тепло.       — Девочка моя, — почти беззвучно произнесла миссис Голден. — Я чувствовала, что с тобой могло случиться что-то дурное. Хоть Ворон и страшный преступник, если бы он не спас тебя, я бы не пережила такой потери. Пусть просит о чем угодно, и я дам ему то, чего он пожелает. Ты для меня дороже всего золота Земли.       В глазах резко защипало, и девушка, поняв, что сдерживаемые слезы раскаяния вот-вот выступят на глазах, лихорадочно задышала, стискивая маму в объятиях.       — Это потому, что я из Голденов? — дрожащим голосом пошутила она. И услышала в ответ намек на грустный смешок:       — Потому, что ты моя дочь.

***

      Камтаун — само название городка говорит о том, что ему предназначено проводить свои дни в тишине и покое. Он находится совершенно недалеко от Виндспота, но отличается от него буквально всем, чем можно. Виндспот находится в долине, и по его нешироким улицам то и дело носятся озорные ветра, а то и мощные ураганы прилетают откуда-то издали и обрушиваются на не сломленный никакими катаклизмами городок.       А Камтаун — полная его противоположность. Да и люди здесь, наверное, совсем другие. Даже несмотря на то, что месяц назад сюда пестрой толпой ввалились переселенцы, город не изменил своего ритма жизни. Новоприбывшие смешались с местными, и повседневность Камтауна осталась прежней — размеренной, почти однообразной. Укрытый лесами и горами с одной стороны, он лежал на самом краю бесконечной степи, и гудящие ветра лишь изредка беспокоили горожан.       Джею, наверное, Виндспот подошел бы больше. Такой он уродился — деятельный, быстрый, иногда дерзкий, бесшабашный парень. Странно, в кого? Родители по-камтаунски спокойные, добродушные и улыбчивые. А он — словно степной вихрь с солнечной россыпью веснушек.       По крайней мере, в детстве таким был.       Уолкер отмерял шагами широкий двор, направляясь к забору. Его дом лежал на самой окраине Камтауна — на границе реденького хвойного леса и пустоши. В кобуре лежал одноименный кольт, шутки о котором, благо, уже иссякли давным-давно, рыжие кудри скрылись под коричневым стетсоном, и синие глаза, утратившие свое детское сияние, смотрели серьезно и прямо. Крошка-шериф не заслужил своего прозвища — он давно вырос. Хотя бы с тех пор, как понял, что, стоит ему достать оружие, жизнь любого человека окажется в его руках.       И все-таки где-то внутри него навсегда сохранился задорный огонек, который отличал его от всех других шерифов штата.       Улыбаясь затихшему ветру, Джей постоял у калитки, глядя куда-то прочь. Там, под пасмурным небом, терялся горизонт, а за спиной пики гор безжалостно нанизывали на себя пушистые тучи. День обещал быть хорошим.       И вдруг где-то сбоку, совсем рядом, раздался звук, напоминающий резкий скрип открытой двери. Жуткий, надрывный, хриплый, да еще такой внезапный, что шериф отлетел в сторону, словно отброшенный невидимой волной. Рука против воли потянулась на пояс, к кольту.       Тяжело дыша, Уолкер уставился на то, что издало этот потусторонний вопль.       На заборе видела птица — нахохленная, поблескивающая темными глазами и такими же ярко-черными перьями. Взгляд ее был устремлен прямиком на шерифа.       — В-ворон? — нервно усмехнулся Джей, убирая оружие. Суеверием он не отличался. Тут же возвратив себе беззаботный тон, он невзначай спросил: — Что-то давно воронов в нашем краю не было, не правда ли? Ты не оборотень ли случайно? Слишком уж знакома мне ваша манера появляться из ниоткуда.       Ворон каркнул снова — вернее, просипел, надсаживаясь, жуткое «ка-ар-р!», наклонясь вперед и широко-широко разевая черный клюв. И, как бы шериф ни отрекался от сказок, по спине его пробежал холодок. В голосе птицы было что-то неуловимо пугающее.       — Ты пытаешься меня о чем-то предупредить, приятель? — удивленный, что птах все еще не улетел, веснушчатый парень наклонился над ним. Ворон смотрел прямо ему в глаза без тени страха — вернее, если ужас и промелькнул в его абсолютно черных глазах, то вызван он был уж точно не появлением человека.       — Ка-а-а-ар-р-р-р!.. — выкашлял ворон, снова перегибаясь вперед и щелкая клювом. А затем, резко взмахнув крыльями и задев кончиками жестких перьев людские руки, — нарочно ли? — птица взмыла вверх, все так же предостерегающе вскрикивая из-под облаков.       Джей отшатнулся, выругавшись, и проводил взглядом растворяющийся в тучах птичий силуэт.       — Чертовщина, — неожиданно звонко сказал он и, не оглядываясь, торопливо зашагал по опустевшей улочке в участок, где его, наверное, уже заждались помощники.