Цвет воронова крыла

            Темнота, уют, запах древесины — пожалуй, именно так миссис Диана представляла себе идеальную комнату, в которой можно было насладиться отдыхом. Но разрешать собственной дочери спать вторую ночь на табурете? Это было непозволительно. Белла не сильно сопротивлялась — засыпая на ходу, она кивнула и поплелась к себе в спальню, даже не взяв с матери обещания сообщить об изменениях в состоянии Ворона.       Замерев на миг над постелью самого молодого преступника в штате, миссис Голден, наконец, присела около него.       С самого первого дня, когда она узнала о спасении ее дочери местным бандитом, она задалась целой сотней вопросов. Потом их количество лишь возросло, когда муж появился на пороге с незнакомым пареньком на руках, с чьей рубахи на пол капала кровь. Почему Белла сказала, что Ворон поступает по чести, если слухи о нем ходили далеко не самые доброжелательные? Почему бандит выглядел младше, чем его описали? Почему он уворачивался от любой пули?       Девушка ходила, опустив глаза в пол и не произнося ни слова ни при отце, ни при матери. Миссис Голден хотела бы выведать у нее весь ворох секретов, но она чувствовала, что дочь и так поглощена печалью из-за справедливого гнева Брайана. Более того, Диана понимала — один неверный аргумент, и она тотчас сорвется на отчаянный укор вместо доверительной беседы. Говорить с Беллой так было нельзя. Нужно было искать подход.       Времени на это не было — с тех пор, как Ворон появился в их доме, события протекали чересчур быстро, а дочь уматывалась, просиживая часы около раненого. Миссис Голден мучилась догадками: влюблена или просто стремится отдать должное? Облокачиваясь на шаткую деревянную стенку, она тихо молилась: пожалуйста, только не любовь. Она всегда старалась понимать свою единственную дочку, но принять то, что Белла после всех отказов парням привела бы в дом дикого убийцу, было выше ее сил.       Но если это оказалось бы не более чем честью и благодарностью — это свидетельствовало бы лишь о том, что у ее дочери по-настоящему доброе сердце. И это бы означало, что она не только отбросила в сторону пустые понятия о внешней красоте, но позабыла и о слухах и приняла личность человека, который был действительно способен на справедливые поступки.       Это было бы, конечно, если бы убийца-Ворон был таковым.       О том, кто он и что он собой представляет, у матери Беллы не было ни малейшего понятия.       Женщина склонилась над молодым преступником, вглядываясь в его лицо. В легендах говорилось, что он обязан сводить всех с ума, едва лишь сняв повязку, и она представляла идеал красоты совершенно по-другому, но… он был очень хорош. Это была не грубая, жесткая мужская красота, а что-то более аккуратное, лишь с намеком на будущую крепость и твердость. Таков был и Майк — в нем просматривались черты уходящей юности. В Вороне, пожалуй, было слишком мало той неотесанной прелести, привлекающей женщин. Чересчур сильно он был похож на мальчишку, которому впору бы работать подмастерьем или бояться потерять отца в толпе в ярмарочный день.       Она нахмурилась, вглядываясь пристальнее. Неужели так бывает, чтобы самым отчаянным бандитом на просторах западных степей стал юноша? Что все заядлые гангстеры падали с коней, сбитые выстрелом красивого мальчишки, а не равного противника? Миссис Голден покачала головой. Странно, странно; и еще более странно то, что она могла видеть его, грозу всех запоздалых путников, таким — бессознательным, вздрагивающим во сне, мучащимся от жара и бреда…       Ворон сжал пальцы, выдохнув какое-то короткое слово, и замер снова.       Миссис Диане показалось на миг, что перед ней отнюдь не вестник смерти, а просто парень, раненый в какой-то схватке. В голове мелькнула странная мысль «он мог быть твоим сыном», и она почувствовала, как по спине пробежал холодок. В груди все сжалось от неясного беспокойства, и неуслышанные вопросы вновь забились в ее сознании: где родители этого юноши? Бросил ли он их, ушел ли из дому, или, быть может, сам и убил? Да может ли быть такое? Ведь он сам так молод еще — одного возраста с Майком, и, видно по лицу, что он не настолько мерзавец по натуре, чтобы поднять оружие на собственных родителей. Хотя… не сошла ли она с ума, словно та девушка-трактирщица?       Преступник пошевелился снова и с явным усилием позвал:       — Отец…       Миссис Голден замерла, прислушиваясь к его бессмысленным восклицаниям. Всадник вороного коня тяжело захрипел, сминая пальцами постель.       — Вы лжете… лжете! Это клевета… Мама! Помоги мне сказать им… они не слышат…       Он забормотал что-то нечленораздельное, болезненно жмурясь и едва успевая брать дыхание. Заколебавшись на миг, жена золотоискателя накрыла его руку своей ладонью. Вряд ли Ворон ощутил это сквозь бред, но, кажется, он вздохнул с некоторым облегчением, прежде чем снова тоскливо позвать:       — Отец, могу ли я… кто я?.. Скажи! Прошу, скажи мне!.. Я устал от крови!.. Это все не имеет смысла, отец…       Миссис Голден осторожно провела рукой по тыльной стороне его ладони. Вопреки всем слухам и рассказам о его жестокости, хотелось утешить паренька, сказать ему что-то вроде «тише, тише, все будет хорошо», как она говорила восьмилетнему Майку, когда тот тоже метался в тяжелом бреду. Даже не уверенная в том, что сын сможет справиться с болезнью, она тогда сбивчиво шептала «не бойся, все будет в порядке. Это скоро пройдет».       И, наверное, именно это и привело ее к тому, что она испытывала почти материнскую тягу к Ворону вместо ненависти и отвращения. В то, что он убийца, верилось все меньше, и миссис Диана была готова обругать себя за переменчивость, но знала, что это ни к чему не приведет.       Дождавшись, когда юноша замолкнет, безвольно положив руки на постель, она встала, неторопливо поправила покрывало и вышла прочь.

***

      — Тише, девочка, ну, что такое? — негромко возмутился Майк, стараясь терпеливо отнестись к причудам молодой кобылки, но та снова уперлась, отказываясь покидать стойло. Парень нахмурился и покачал головой, настойчиво потягивая ее за уздечку, однако лошадь протестующе стукнула копытом совсем рядом с его ногой, и он едва успел отскочить в сторону.       За шаткой стеной конюшни земля была спрятана сугробами, покрытыми толстым настом, и даже слабый ветер при сырой погоде казался отвратительно промозглым. В помещении тоже было не сильно тепло, но Майк знал, что Марби протестует вовсе не потому, что хочет оставаться под крышей.       Она просто боялась того, кто стоял рядом с ее стойлом.       Вороной с независимым видом посторонился, словно соглашаясь на то, чтобы пропустить ее, но кобылка лишь пугливо попятилась назад. Вздохнув, Майк бросил уздечку. Видимо, сегодня ему приходилось чистить стойло прямо так.       И все-таки его мысли куда больше занимала не капризная Марби, а их странный гость, послушно стоящий в проходе. Единственное, что Голден-младший успел узнать о нем, было то, что конь этот принадлежал Ворону. Большего он пока не спрашивал и полагался лишь на фантазию и на слухи. Впрочем, информация о том, что мустанг этот из преисподней и олицетворяет саму смерть на пару с всадником, Майка не сильно прельщала, поэтому он довольствовался лишь своими догадками.       Вороной был по-настоящему красив — в его фигуре чувствовалась и мощность, и некоторое изящество. Глядя на его копыта, с легкостью можно было поверить в то, что такой скакун унесет седока от любого преследования. Но юный конюх не был особо удивлен этим — на самом деле его поражало то, что знаменитый мустанг, который должен был бы слушаться лишь хозяина, покорно стоял в тесной конюшенке, не пытаясь сбежать. Майку невольно думалось о том, как легко он мог бы выбить шаткие ворота копытом или боком, но конь лишь раз за разом окидывал его печальным взглядом и нехотя подъедал сено из кормушки у Чари, которой было все равно, кто находится рядом с ней и какой части обеда она из-за этого лишается.       Будь это преданностью своему хозяину, вороной бы бросился выламывать двери в дом. Будь глупостью — он бы просто ел или пытался сбежать, когда хозяева открывали ворота. Однако он безропотно стоял, сторонился, пропуская людей мимо себя, и вел себя, словно опечаленный чем-то гость, чересчур зацикленный на правилах приличия и чувствующий себя лишним.       Майк любил лошадей и верил, что они обладают недюжинным умом, поэтому требовал разумного поведения от всех своих подопечных. Но даже умный скакун не поступал бы так, как конь Ворона.       Это можно было объяснить либо нереальными способностями и практически человеческим сознанием, либо… просто причудами. И парень совершенно не знал, к чему он сам склонялся больше.       — Эй, Майк?       Юноша обернулся, отвлекшись от созерцания вороного, и обратил свой взгляд туда, где на фоне света, падающего из щели между приоткрытыми воротцами, угадывался силуэт сестры.       — Я здесь.       — Как Рокки?       Голден-младший помолчал секунду, а затем, догадавшись, что так зовут коня, отозвался:       — Как по мне, отлично.       Растрепанная, заспанная и словно повзрослевшая, Белла мягко толкнула дверь рукой и шагнула в полутьму. Майкл неосознанно отметил для себя ее усталые глаза, волнительный тон и слабую хрипотцу в голосе. Волосы были по привычке собраны в косу, но прическа была неопрятна и, кажется, не менялась со вчерашнего дня. Девушка слабо улыбнулась и, подойдя к коню, прикоснулась ладонью к его лбу. Рокки наклонился, с безмолвной покорностью поддаваясь ее рассеянной ласке, и Майк поймал себя на мысли, что конь еще ни разу не позволил ему прикоснуться к себе.       — Ты мой хороший, терпеливый, — проворковала Белла, поглаживая мустанга между ушей и проходя пальцами вниз по красивой морде. — Хозяин о тебе беспокоится, спрашивает, где ты.       — Хм, — кашлянул молодой конюх. — Сис, неужели Ворон очнулся?       — Вчера вечером, — наконец обратила на него внимание сестра, — ненадолго. Тут же забылся. Мама согласилась побыть с ним ночью, но пока никаких вестей, кроме того, что бредит.       — Выздоровеет… — неопределенно произнес Майк, глядя на Рокки. — Красивый такой, — прибавил он задумчиво.       Белла усмехнулась.       — Ворон или конь?       — Конь, — серьезно ответил брат. — Сама посуди, где он такого взял? На ярмарке бы за него заломили нереальную цену.       — Его отец был коневодом, — вздохнула девушка. — Они ловили мустангов в степях.       — Ворон — сын коневода?! — изумился Майк. — Серьезно? Только бы он выжил, я бы задал ему целую сотню вопросов!       Переселенка покачала головой, и в узкой полоске света, упавшего на стену, ее волосы на миг блеснули золотом.       — Думаю, он много мог бы рассказать. Он тоже любит лошадей. Мне все время казалось, что он говорит с Рокки на каком-то другом языке, потому что они без слов понимали друг друга и предугадывали каждое действие друг друга.       Мистер Голден-младший не ответил — он лишь смотрел на то, как сестра, словно за миг оказавшаяся по ту сторону пропасти от него, гладит чужого коня. Как много она не рассказала? Как много он сам не успел спросить? Парень понимал, что Белла старалась скрыть как можно больше лишь для блага своего спасителя, но на душе все равно скребло от осознания того, как она сильно отдалилась от брата, которого некогда посвящала в каждый свой крохотный секрет.       Он по-прежнему улыбался, шутил и старался быть тем самым беззаботным Майком, которого так любила сестренка, но терзался странными и даже безумными вопросами. Он с усмешкой воскликнул, что Ворон вскружил Белле голову, но, когда понял, что это действительно так, почувствовал, что ему вовсе не весело.       И ему все казалось, что, стоит задать наводящий вопрос, как это послужит толчком к тому, что Белла впервые огрызнется, крикнув «не твое дело!», и уйдет, хлопнув дверью. Это было глупо и немыслимо, но ее старший брат не мог пересилить себя.       Его отнюдь не радовало появление вестника смерти. И еще больше пугало то, что сестра всерьез могла влюбиться в него.       — Эй, Майк? — тихий голос Беллы вывел его из тяжелых мыслей. — Знаешь, Ворон кое в чем напоминает тебя. Он с детства любит лошадей и все время говорит о своем коне. Когда мы были в степи, он много рассказывал о Рокки.       — Я бы в жизни не подумал, что у меня может быть что-то общее с опасным преступником, — с ноткой иронии в голосе заметил юный конюх.       — Он не настолько страшен, чтобы говорить о нем исключительно как о преступнике, — мягко возразила девушка. Она сняла с крючка щетку, подошла к вороному и продолжила, вычесывая какую-то траву из темной гривы: — Если ты поговоришь с ним, ты и сам поймешь, что он — вовсе не маньяк. Он просто зациклен на чести. Будь он малость нерешительней, за ним не числилось бы ни души. Пусть он сам расскажет тебе, когда придет в себя.       — Просто скажи мне, — почти смиренно попросил Майк, нащупывая где-то сбоку висящую на крючке шляпу и надевая ее, — он хороший?       Белла несколько секунд по-прежнему равномерно двигала щеткой, после чего обернулась, и Голден-младший успел заметить веселые искорки в ее глазах.       — А ты меня снова сватаешь?       — Это не совсем то, — не согласился юноша. — Я просто спрашиваю.       — Братец, я пока не выхожу замуж за него, — голос сестры был практически ласковым, и Майк немного приободрился, почувствовав ее миролюбивый настрой. — Он помог мне, и я была впечатлена тем, что он оказался образованным и умным человеком, а не палящим во все стороны идиотом, как это бывает с обычными преступниками. Он был бы хорошим, если бы не охотился за людьми во имя мести.       Она отошла, снова увлекшись чисткой Рокки, и Майкл уж готов был уйти домой, чтобы отвлечься от печальных мыслей и посидеть без дела в кухне или, быть может, даже сбегать в трактир. Но Белла тихо прибавила, когда он был уже у ворот конюшни:       — Да и вообще, что такое «хороший»? Он убивал, но никому не лгал, а я наплела небылиц родителям. Кто из нас хороший, Майк? Разве что ты.       — А я страшно завидую твоему новому приятелю, который ловил мустангов в то время, пока я сидел в нашей захолустной школе, — горько хмыкнул парень. — Так что хватит философствовать. Выхаживай его и устраивай своему любимому брату судьбу. Готов поклясться, нет еще в мире конюха, которого чему-нибудь обучил бы Ворон.       Белла улыбнулась, и Майк почувствовал, как на душе стало тепло-тепло, несмотря на то, что секунду назад он чувствовал себя отвратительно.       — Я уверена, он не будет против помочь тебе.

***

      — Так-с, так-с, кто это здесь под покровом сумерек? — раздался чей-то настороженный голос. Фигура в потрепанном плаще обернулась, и помощник шерифа добродушно улыбнулся, вскидывая ладонь в приветственном жесте: — А, Голден, из приезжих? Доброго вечера.       — Доброго, — серьезно отозвался Брайан. В сумке, перекинутой через плечо, негромко звякнул раздобытый пузырек.       Из-за широкой спины своего помощника вынырнул и сам шериф, который на фоне напарника выглядел соответствующе для своей клички — его можно было принять за подростка, увязавшегося следом за стражем порядка. Бросив осторожный взгляд на своего знакомого, Джей выровнял спину, кашлянул и деловито вымолвил:       — Здравствуйте.       — Откуда это вы? — прищурился Нед, смерив сумку золотоискателя подозрительным взглядом.       — С ярмарки, — коротко бросил переселенец.       — А-а-а, оно и видно, все горожане на ярмарке бывали сегодня, — протянул помощник шерифа.       — Да-да, все и бывали, — перебил Уолкер. Подойдя к мистеру Голдену, он протянул тому сжатую в кулак руку. — Вот, возьмите. Пригодится.       Ладонь у шерифа была чуть влажной и холодной, и Брайан непонимающе вскинул темно-карие глаза, пытаясь понять, чего же именно от него хочет молодой ловец преступников. Джей поспешно разжал пальцы, вкладывая в его руку какой-то маленький пузырек, и мужчина, сперва недоуменно взглянув на собственную ладонь, все-таки спрятал его в кармане. Нед с подозрением наблюдал за действиями своего напарника, неосознанно пощелкивая пальцами.       — Спасибо, шериф, — полувопросительно сказал золотоискатель. Уолкер приподнял брови, видимо, в знак особой важности своей недосказанности, и мистер Голден тотчас догадался, для чего пригодится подаренный ему пузырек. Кивнув, Брайан отвернулся, спеша как можно скорей уйти домой. Где-то в груди почувствовался слабый холодок, когда он подумал о том, что помощник шерифа мог бы догадаться о чем-то, но он отогнал эту мысль прочь.       Однако какого труда ему стоило не сбиться с ритма ходьбы и не задохнуться от ужаса, когда Нед тихо спросил у Джея:       — Так… что у них случилось-то?       Мистер Голден замедлил шаг, совершенно независимо удаляясь в сторону собственного дома и даже зажмурившись на миг. Перед глазами тотчас пронеслась невеселая картина суда, перед которым ему придется предстать, если кто-либо прознает о том, кто скрыт в его доме. Красивого паренька-Ворона убьют, конечно, тотчас, ему и мучиться не придется, его самого вздернут на площади — вот ведь черт! А семья? Если их признают невиновными, жизнь медом не покажется; косые взгляды, насмешки, жуткие слухи о них тотчас заставят осиротевшее семейство вновь отправиться в путь и плутать по степям, пока они не найдут пристанище в самом захудалом городке. Белла замкнется в себе от горя, Майк будет работать, наверное… да кем? Уж не конюхом, точно нет, на Марби с Чари далеко не пойдешь — да что там, одну из лошадей придется продать… А жена? Как миссис Диана переживет потерю любимого человека?       Брайану показалось, что жизнь для него уже закончилась, и он лишь торопливо планировал, что сказать перед судом, чтобы его семью помиловали, когда сквозь пелену сгустившегося вечера услышал натянуто-небрежный ответ шерифа:       — Да так… — Джей неуверенно вздохнул, а потом его голос окреп, и парень продолжил с ноткой отстраненного сочувствия: — Сын у него приболел что-то.       Переселенец медленно-медленно выдохнул, ускоряя шаг и слыша уже совсем отдаленное:       — Сын? Как там его… Майкл, что ли? Вот ведь… то-то я смотрю, что он постоянно по степям да по степям со своими лошадками. Надо меньше молодым парням бегать по открытым полям, тогда и болеть не будут… нет бы пару кружек за здоровье пропустить! Нет же, один ветер у них на уме, значит…       Мистер Голден усмехнулся и покачал головой. Следовало бы сказать Майку, чтобы он в ближайшие пару дней посидел дома.       Призадумавшись, он ощутил, как странно его душа отзывается на проведенную параллель между Вороном и его сыном. Он не мог отрицать, что в первый миг, когда увидел лицо знаменитого бандитов, первым, что пришло на ум, была короткая мысль «он одного возраста с моим сыном». И, зная собственную слабость к людям и постоянно пробивающееся сквозь стену осторожности сочувствие, он изо всех сил старался держаться в стороне. Брайан не знал о вестнике смерти ничего, он не мог судить его по сплетням, но догадывался, что, если этот юноша действительно побеседует с ним, то, скорей всего, просто заговорит его за несколько минут.       Он должен был помочь человеку, который спас его дочь, но куда более сложной миссией было остаться в стороне и сперва взглянуть на Ворона с разных сторон.       Да и то — если преступник остался бы в живых.       Дверь тихо скрипнула, и длинная тень от нее скользнула по стене соседнего дома. Переселенец прошагал по узкой полутемной прихожей, стащил с себя сапоги и скинул плащ с плеч. Белла тотчас выбежала из кухни, с ожиданием взглянула на него, и отец протянул ей незнакомый пузырек и сумку.       — В ней тоже лекарства, — по привычке немногословно пояснил он.       — Спасибо большое, — с облегчением улыбнулась девушка.       — Как Ворон? — Брайан распрямился, деловито поправил рубаху из плотной ткани и вдохнул аромат уже остывшего ужина, доносившийся с кухни. Он был ужасно голоден, но мысли о раненом преступнике все равно мелькали в голове.       — Ему уже лучше, — откликнулась дочь. Обернувшись, она расправила плечи и прибавила: — Он уже окончательно пришел в себя. Я думаю, вы с мамой хотели бы поговорить с ним.       Золотоискатель взглянул на нее с оттенком удивления. Он и предположить не мог, что простреленный насквозь незнакомец так быстро придет в себя; впрочем, чему здесь удивляться, если он уже несколько дней привечает у себя самого молодого и самого загадочного убийцу на всем Западе? Быть может, Ворон и вправду был бессмертен, просто он отходил от медленно отходил от тяжких ран подобно обычному человеку?       Вздохнув, Брайан кивнул. У него накопилось слишком много вопросов, ответов на которые он уже давным-давно устал ждать.