Цвет воронова крыла

      — Эй, девушка, хочешь котенка?       Белла вздрогнула, интуитивно догадавшись, что немолодой женский голос обращается именно к ней. За спиной и перед глазами сновали люди, одетые в одинаковые кожаные куртки грубого покроя, и где-то позади мельтешащей толпы угадывались пытливые глаза, выхватившие ее силуэт из толпы. Переселенка подошла чуть ближе — в грубо сколоченном ящике на замызганной тряпке копошился серый комочек.       — Недорого беру, возьмешь себе такого крысолова — вся кукуруза в закромах целой останется, — улыбнулась женщина, обнажая щербатые желтоватые зубы. Котенок шевельнулся, приподнялся на нетвердые младенческие лапки и тихо запищал.       — Я бы с радостью, но…       — Белла! Ты что здесь забыла? — рассеянно окликнул ее родной голос, и Майк, не глядя на сестру, бесцеремонно схватил ее за руку и потянул за собой. Образ продавщицы растворился в море человеческих спин и голов.       — Там котенок был, — вздохнула девушка, выравнивая шаг и едва поспевая за торопящимся пробраться сквозь ярмарочную толпу Майком. — Хорошенький такой.       — А-а-а… — отстраненно протянул брат, видимо, даже не вдавшись в суть ответа. — Конюхи обычно собираются на восточном конце площади, так что нам здесь не место.       Вокруг них двоих кишел океан, подобный тому, что расплескал свои волны где-то в сотнях миль отсюда. Великая зимняя ярмарка в Виндспоте оказалась непривычно масштабной. Белла, оказывается, даже близко не могла представить, как много скупщиков могут собраться со всего полупустого Запада в одну точку, как гомон сонма людей может оглушать ее, как если бы она была в крупном мегаполисе в час пик. Справа и слева до нее доносились вскрики, возмущенные возгласы, рекламные восклицания о табаке, ткани, щенках, мясе, крупах, и у отвыкшей от подобных сборищ переселенки голова шла кругом. Это было странно, но напоминало о детстве, когда она, маленькая девочка отцу по пояс ростом, запыхавшись, семенила вслед за Майком и Брайаном, боясь отстать и потерять их. Руки у Голдена-старшего были сухие, теплые, внушающие уверенность своим осторожным прикосновением, и, стискивая его ладонь своими пальчиками, Белла во все глаза смотрела вокруг себя, не веря, что происходящее вокруг нее — не сказка, не рисунок, а правда.       Сейчас она почувствовала себя почти так же, когда ее снова — но на сей раз с другой стороны — оглушил хрипловатый голос незнакомца. Он стоял за наспех сколоченным прилавком, и его темные глаза, теряющиеся под густыми наполовину поседевшими бровями, гордо светились живым задорным огоньком.       — Книги! — сипло воскликнул он, и Белла невольно кашлянула, словно пытаясь тем самым убрать хрипотцу из его голоса. — Самые новые и всеми любимая классика!       — О Господи! — шедший впереди Майк впервые за день отвлекся от своих мыслей и затормозил. Обернувшись к торговцу, он с неуверенным смехом прибавил: — Я-то уже и забыл, что они существуют!       — Несу просвещение в массы, — сверкнул улыбкой книжник.       Голден-младший склонился над наспех сколоченным прилавком. Там неаккуратными стопками высились самые разные книги — красные, желтые, тонкие, неподъемно тяжелые, в толстых переплетах, потрепанные ветром и с хрустящими свежими корешками. Белла знала — так глаза Майка могут блестеть только в одном случае: он был готов схватить столько книг, сколько смог бы унести.       — Шекспир, — задумчиво прошептал брат, смахивая с потертых черных букв озорные снежинки, — Свифт… Скотт…       Торговец лукаво прищурился, наблюдая, как увлеченный покупатель перебирает книгу за книгой. Внимание Майка было приковано к старинным фолиантам, внимание продавца — к Майку, а на нее, кажется, никто не смотрел, поэтому девушка осторожно шагнула поближе. Ее замерзшие пальцы скользнули по темно-серой обложке, на которой, видимо, когда-то предполагались тисненые литеры названия, а теперь угадывались неясные углубления. Зато на первой странице значилось «Граф Монте-Кристо». Чуть ниже, мелким шрифтом — «А. Дюма».       Белла улыбнулась — сюжет она знала наизусть, хотя ни разу не видела самого произведения наяву. Мама, до переезда увлекавшаяся чтением, пересказывала ей одну повесть за другой. Жаль, почти все имущество пришлось продать, и теперь в доме было от силы книги три (а из них лишь две можно было отнести к художественной литературе).       Стиснув покрепче тяжелый том, переселенка нахмурилась. Денег на покупку хорошей лошади, кажется, вполне хватало, но сколько стоила бы книга, которую она давно мечтала приобрести?       Где-то в кармане широкой куртки прощупывались тяжелые монеты.       … Тяжело дыша, Майк медленно плелся за сестрой по ярмарке, видимо, уже и не надеясь дойти до ее конца. На его плече маятником покачивалась сумка, топорщилась во все стороны острыми книжными углами. Внутренний карман, в котором он трепетно хранил сбережения на покупку лошади, заметно поубавил в весе.       — Мы такими темпами никогда до коневодов не доберемся, — устало вздохнула Белла.       — Где бы еще я купил столько сборников различных произведений по такой цене? — возразил Майк, с трудом огибая опасный участок — замерзшую скользкую лужу, на которой, судя по длинным следам, поскользнулся уже не один посетитель ярмарки. — Кстати говоря, мы почти пришли.       Сестра взглянула вперед — там, окруженные толпой людей, топтались отощавшие кони. Смотрели темными глазами, словно ища кого-то в толпе, фыркали и всхрапывали, пуская изо рта облачка белесого пара. Белла замедлила шаг, и окрыленному Майку хватило единственного мгновения, чтобы перегнать ее.       — Конь здоровый и веселый, послушный и работящий! — драл глотку какой-то потрепанный мужик, взмахивая руками в сторону низкорослого и забитого конька, который, опасливо стреляя глазами в сторону толпы, пытался скрыться за спиной хозяина.       — Бедный… — сочувственно покачал головой Голден-младший.       — Лошадь стандартбредная, лучшая из новейших!       Несчастная кобыла, окрещенная стандартбредной, безучастно мяла губами какую-то травинку, и выражение, написанное на ее худой морде, отражало всю печаль мира за его бесконечно длинную историю.       Майк целеустремленно лавировал меж сборищ потенциальных покупателей. Те толпились около телег, запряженных измученными конями, скандалили, сбивали цену, грязно ругались, кляли торговцев и сетовали, что сейчас найти нормальную лошадь попросту невозможно. Белла временами поглядывала на брата — тот неодобрительно качал головой. Знал, что те, кому действительно нужен конь, все равно его купят, а остальные от безделья пришли обсуждать положение в штате и совесть продавца.       — Эй, парнишка, смотри, какой арабчик, — криво усмехнулся незнакомец. Майк только презрительно качнул головой — молоденький жеребец, робко топтавшийся около своего владельца, не тянул даже на десяток долларов.       Белла все пыталась понять, смотрит ли он на лошадей или просто, задумавшись, тащится куда-то сквозь ярмарочную необъятную площадь. Второе казалось вероятнее — Майк, казалось, даже не бросил взгляда в сторону ряда продавцов за все то время, что они плелись вдоль фургонов и тележек.       Но в какой-то миг парень так резко затормозил, что на него налетел объемный мужчина лет сорока, выругался так крепко, что у миссис Голден уши бы завяли, и скрылся в толпе. Вечно чтущий культуру Майк этого даже не заметил — простояв без движения лишь секунду, он сорвался с места и рванул вперед. Белла двинулась было следом — но конь слева от нее оказался продан, и удовлетворенная толпа, разодетая в кожаные и меховые куртки, с гомоном двинулась девушке наперерез.       С неимоверными усилиями протиснувшись через людской поток, где ей отдавили обе ноги, едва не сорвали с головы самодельную меховую шапку и бесцеремонно толкнули в бок, Белла вырвалась на волю — крохотный пустырик среди моря человеческих голов. Брат нашелся тут же — он стоял около новой светленькой телеги. А рядом с ним, изучая новоприбывшего влажными темными глазами, стоял великолепный серый жеребец в яблоках. Гордый изгиб его шеи — быть может, чуть тощей, но не более, чем у остальных — очерчивался полоской темной гривы, перекинутой на другую строну заботливым хозяином.       «Боже мой, сколько же за него просят, » — с ужасом подумала девушка. Едва дело касалось лошадей, Майк выбирал только самый блестящий товар, даже не считая нужным обратить внимание на цену. А этот холеный красавец, возвышающийся над щуплыми кобылками, наверняка стоил во много раз больше, чем все остальные лошади на рынке.       — Кентуккский верховой чистокровный, — тем временем разъяснял покупателям такой же неряшливый, как и все остальные на ярмарке, продавец. Видимо, внешний вид коня интересовал его куда больше собственного. — Всего полсотни. Такого нигде больше не найдете!       Майк стоял спиной, и увидеть выражение его лица было невозможно. Подойдя ближе, Белла вдруг услышала его голос — такой небрежный и надменный, какой он мог разве что сымитировать — да и то изредка:       — Пятьдесят долларов? — произнес он, словно растягивая каждый слог непривычной цифры, не в силах поверить, что кто-либо смеет назвать подобную цену. — Не-ет, это смешно. Пятьдесят? Конь хорош, и не было бы у него никаких недостатков, но ваша оценка слишком высока. Ну, скажем, двадцать или двадцать пять…       — Двадцать пять? — приподнял брови торговец. Удивление его было откровенно наигранным. На ум приходила только фраза «весь мир — театр», которая сейчас затерялась среди желтых страниц томика Шекспира в сумке Майка. — Парнишка, да ты шутишь. За двадцать пять сейчас только мертвую лошадь купить можно. Может, за сорок семь отпустил бы, но и то — в крайнем случае, родственникам, друзьям, знакомым.       — Скажите еще, что вам есть нечего, — под нос себе проворчал Майк и прибавил погромче: — Ладно, быть может, и то правда. За двадцать пять коня не купишь, а ваш получше других будет. Но пятьдесят — цена заоблачная. Посмотрите вокруг — у кого, кроме торговцев, в руках найдется пятьдесят долларов?       Толпа рядом с ним одобрительно загудела.       — А ты-то хочешь сказать, что у тебя нет полсотни, — усмехнулся продавец.       — Хм, пожалуй… — Голден-младший задумчиво порылся в карманах. — Не-а, нет. А у вас и того не будет, если цену вовремя не снизите.       — Не учи меня, юнец, иди и купи лошадь за четверть сотни, — отмахнулся продавец, но его любопытный взгляд продолжал буравить Майка — видимо, ждал еще чего-то.       — Хорошо, — вдруг легко согласился тот, светло улыбнулся и зашагал прочь. Белла качнула головой, пытаясь понять, что именно задумал брат. Не мог же он отказаться от такого восхитительного коня? Но Майкл, неспешно преодолев пару-тройку ярдов, обернулся и лукаво, без сожаления прибавил: — А все-таки вашего за тридцать пять бы взял.       И, не дожидаясь, когда собеседник удостоит его ответом, растворился в толпе. Белла засеменила следом.       Майк смотрел куда-то поверх голов, и на его губах по-прежнему играла легкомысленная улыбка, словно он уже давно приобрел лучшего скакуна на ярмарке за бесценок. Сестра ненавязчиво потянула его за рукав.       — Что ты выдумал? — негромко спросила она.       Парень издал тихий беззаботный смешок.       — Сейчас пройдем пару кругов и вернемся, — сказал он, все не отрывая взгляда от низкого серого небосклона. — Если повезет, куплю.       — За сколько? — поинтересовалась Белла.       Майк повел плечом.       — Где-то за сорок долларов или около того.       … Переступая с ноги на ногу и негромко позвякивая пряжкой на ремешке сапог, переселенка размышляла о том, сколько еще времени ей придется провести здесь, прежде чем брат наконец-таки приведет в исполнение свой сомнительный план.       Майк с крайне занятым видом вглядывался в каждую изможденную лошадку, изредка косясь назад, где над пестрой толпой все торчали серые уши Кентуккского. Они стояли у невесть какой по счету кобылки, рядом с которой, кроме них, практически никого не было. Здесь, у конца площади, в закутках, потерянных среди шатких ярмарочных домиков, почти никого не было. Местечки эти были наименее престижными, поэтому и скакуны здесь были соответствующие. Выглядели бедняги так, словно вот-вот откинут копыта. Всего пару раз брату с сестрой попались на глаза низкорослые упитанные жеребцы с глазами, напоминающими пылающие уголья. В остальном рынок был полон тощего, обтрепанного товара, на который было жалко и взглянуть.       «Есть хочется, » — вздохнула Белла. Сейчас требовать от Майка возвращения домой было бы гиблым делом, поэтому, когда они отошли от очередного торговца, она с материнской заботливостью спросила:       — Ты не голоден?       Майк помотал головой, выписывая невозможные петли между лошадьми и прилавками с грубой ковбойской одеждой. На лице девушки не мелькнуло и тени удивления: она только пожала плечами и принялась считать шаги брата — один, два, три… На восемнадцатом звяке металлического ремешка Голден-младший вдруг встрепенулся:       — Кстати, да! Я голоден. Ладно, пора заканчивать. Пойдем к серому, а если владелец на сорок не согласится, просто поедем домой. Скажу отцу, что хороших лошадей не нашел.       Белла улыбнулась.       — Ну наконец-то.       Торговец отыскался быстро — видимо, они успели описать какое-то подобие круга с того времени, как оставили попытки выторговать жеребца. Серый в яблоках стоял на месте и словно бы высматривал их в толпе, резко встряхивая короткой негустой гривой и ударяя копытом о землю. Глаза Майка засияли при взгляде на коня, но… снова натянув на себя маску равнодушия, он зашагал дальше, лишь на пару шагов приблизившись к желанному товару. Недоумевающая сестра догнала его и протянула руку, однако Голден-младший, толкнув какую-то женщину в относительно добротной куртке, нарочито громко воскликнул:       — Прошу прощения! Посторонитесь-ка, миледи, мне нужно пройти!       Белла посмотрела на продавца — тот, заслышав знакомый звонкий голос, повернулся к ним, выискивая золотистую шапку волос Майка среди человеческих голов. Обеспокоенно пощелкав пальцами, он промычал что-то, словно забыв, что собирается сказать, а потом позвал:       — Эгей, парнишка, иди-ка сюда!       Майкл просиял, неспешно приблизился к продавцу и, сунув руки в карманы, отозвался:       — Чего?       — Тебе конь не нужен, а?       Кареглазый покупатель склонил голову набок и озорно произнес:       — О, вы вовремя. Мне как раз нужен конь. Желательно хорошей верховой породы, неплохо бы, чтобы серой масти, а еще чтобы стоил долларов этак тридцать пять или сорок. А еще бы ум в придачу — было бы замечательно.       И по довольному смеху продавца Белле стало ясно, что сделка была заключена еще задолго до того, как Майк ушел наматывать бесконечно долгие круги по ярмарке.