Цвет воронова крыла

      Все чаще Белле приходила на ум мысль о том, как умудрился Ворон гармонично вписаться в их семейство. Все Голдены, за исключением Дианы, были кареглазые, с медовым отливом волос, с мягкими чертами лица. Он был совершенно на них не похож, но, напротив, словно бы разбавлял эту устоявшуюся теплоту холодом глаз и рук. А может, даже начинал понемногу перенимать их черты. Так интересно было наблюдать за тем, как он постепенно переставал робеть и умолкать в присутствии Голденов-старших, изобретал какие-то шутки, известные только ему и Майку, как смотрел на нее изредка уже без горечи, без этого «я, кажется, умираю» в глазах. А иногда подмигивал — и тут же, отвернувшись, делал вид, что это вовсе не он.       Он менялся к лучшему, лишался вечной бледности, наполнялся восторгом, превращался из вестника смерти и уныния в весело-растрепанное существо, приносящее с улицы вихри шуток, смеха, рассказов. Майк и Баккет практически не отлипали друг от друга — еще сквозь предрассветный сон она слышала, как Ворон проходит по коридору, тихо стучит по соседней двери костяшками пальцев и зовет с нетерпением:       — Майк, погода чудная! Ты еще спишь?       — Не, — таким же шипящим шепотом отзывался тот, — уже встаю.       Из этой фразы становилось понятно, что мгновение назад он наслаждался сновидениями и даже не мыслил о подъеме.       Забавное короткое словечко «не», как отметила про себя Белла, брат тоже успел перенять от своего нового соратника по лошадиным делам. Ворон всегда прежде использовал его в особых случаях — «не» и «нет» становились в его устах совершенно разными словами. «Нет» было словом серьезным, не терпящим возражений — так он, например, ответил бы, спроси его, считает ли он решение о повешении отца справедливым. «Не» же стало лениво-шутливым ответом, когда сутью вопроса становилась какая-то безделица. Белла запомнила ярче всего, как спросила его с усмешкой, когда он забавлял ее историей о маленьких куропатках, принявших его за наседку: «И что же, вы малышей жестоко и совершенно дикарски съели?».       «Нет, конечно», — сдвинув брови к переносице, отозвался Ворон. Переселенка, чье настроение стало еще более лукавым, чем минуту назад, прибавила:       «Или вы им матерью-одиночкой стали?»       Ворон прыснул, и теплое дыхание почувствовалось где-то на затылке даже несмотря на плотную маску, которую он все не снимал с лица, пока оставался в седле.       «Не, — улыбнулся он, — предательски сбежал».       Истаптывать степи днями напролет Майк и Ворон не решались, но из конюшни практически не вылезали. Привыкшая к тому, что брат при всей безграничной любви к лошадям порой просил ее помочь с уборкой, Белла удивилась, заметив однажды, как он тащит полные ведра старых опилок прочь с заднего двора, а Коул, несущий еще одно, неспешно повествует о чем-то. Видимо, это был один из его очередных бесконечных рассказов — но уже не из печальных воспоминаний, потому что Майк, повернувшись к нему и тряхнув золотистыми волосами, вдруг захохотал. И Баккет ответил ему таким же беззаботным заливистым смехом.       Белла улыбнулась, задернула шторку и уселась на кровать.       Жизнь налаживалась.       В этот день спокойная рутина оказалась прервана внезапным появлением шерифа. Вместо того чтобы осторожно постучать в парадную дверь и, увидев Голдена-старшего, с робкой запинкой выпалить свое короткое «здравствуйте», Уолкер навалился на шаткий заборчик заднего двора и воскликнул звонко и совсем не по-шерифски:       — Хэй!       — Хэй, — откликнулся Майк.       — Доброго дня, — произнесла Белла. Ворон махнул рукой, не разгибаясь над мешком с кормом, и задумчиво бросил что-то вроде «приветствую».       — Какое нахальство, — оскорбленно, но с лукавыми искорками в глазах вздохнул Джей, наваливаясь на ограду. — А я, между прочим, к тебе пришел. Ты ко мне даже не повернешься?       Ворон распрямился и окинул своего друга взглядом.       — Здравствуй, мой дорогой товарищ, нет ничего более радостного для меня, чем твое появление на горизонте, — с беззлобной насмешкой протянул он. Уолкеру, кажется, этого было достаточно — на его веснушчатом лице тотчас засияла удовлетворенная улыбка.       — Ну, вообще-то, я немножко приукрасил твою роль в моем появлении, — прибавил шериф, — но, знаете, сегодня такой знаменательный день!       — Твоя любимая красавица с востока соизволила засветиться в нашем городке? — хмыкнул Ворон.       Джей побледнел, но через миг залился краской и, неуверенно сжав руками ограду, вперился изумленным взглядом в своего собеседника.       — А ты откуда узнал? — резко притихшим голосом спросил он.       Баккет засмеялся, вытянул руки вверх, разминая спину. Посмотрел на Уолкера, застыв в таком положении и довольно прищурив один глаз.       — Слишком светишься ярко, — отозвался он. — Да ладно, я что, вправду угадал? У тебя точь-в-точь такая мордашка была, когда я спросил тебя, что ты забыл между Блоу и Дертстоуном. Помнишь?       — Ага, — насупился шериф, складывая руки, видимо, в попытке согреться, и наваливаясь на страдальчески скрипящую ограду еще сильней. — А еще помню, что перед этим я мог вполне заставить твой остроумный язык примолкнуть.       — И промахнулся, — беспечно добавил Коул. Страж закона еще секунду сверлил его сердитым взглядом, после чего оскорбленно фыркнул и закатил глаза.       — Слишком умные будут и дальше навоз таскать, — сообщил он с ленивым снисхождением, как будто прибавляя: «мы-то знаем, от кого на самом деле зависела твоя жизнь, верно?». — А Голдены могут, если хотят, сходить со мной и познакомиться с премилым человеком невероятного ума и ловкости рук. И взять сидра или сока за мой счет. Только не вздумайте брать Баккета, он меня ужасно бесит.       — Спасибо за личное приглашение, крошка, — улыбнулся Ворон. — Я обязательно пойду.       — …На самом деле, — шепнул шериф спустя несколько минут, затесавшись между Беллой и Майком и приняв максимально довольное выражение лица, — мы ведем его в ужасную ловушку.       — Какую? — испугался Голден-младший.       — Моя, кхм, знакомая, — заговорщическим тоном признался Джей, — лучший парикмахер в штате. Еще она стреляет почти так же метко, как я. И еще умеет ковать ножи, а голос у нее…       — Стой, стой, — замахал руками Майк, — что из этого ты уготовил для Коула?       Шериф переглянулся с Беллой, и все трое засмеялись.       Они шли по широкой дороге — той, что огибала Камтаун с северной стороны. Шагом влево простиралась до горизонта степь, справа, за домами, виднелись невысокие, плоские и унылые горы. Их веселый гомон был единственным, что нарушало покой притихшего под толстым снежным покрывалом городка.       «Если мы будем смеяться так откровенно, — подумала Белла, — Ворон может и обидеться невзначай». И, обратив на него взгляд, заметила вдруг, что он стоит, не обращая на них ровным счетом никакого внимания, и смотрит вдаль. Вопреки вошедшей в привычку улыбке, в его глазах серела, переливаясь, смутная печаль. Ветер лениво потрепывал воротник старой куртки, которая досталась ему на временную носку от Брайана, игрался с волосами, не прикрытыми сегодня темной шляпой, обдувал лицо, но Баккет стоял, не шелохнувшись, и смотрел, точно ждал, что вот-вот что-то появится из-за горизонта.       Веселье Майка и Джея поутихло — они оба подобрались поближе, чтобы понять, что привлекло ее внимание. Белла скосилась на них, шагнула вперед и ласково, ненавязчиво коснулась руки своего друга-странника.       — Вы в порядке? — спросила она.       Ворон обернулся, удивленно заморгал, глядя на ожидавшую его троицу.       — А?.. — бестолково отозвался он. — Я… бросьте, — он поспешно улыбнулся, точно прогоняя сомнения не столько своих спутников, сколько собственные, — Знаете, это такая… печаль без причины. Погода располагает.       — Тогда ясно, — легко согласилась переселенка, тоже улыбнувшись ему (не то чтобы все ее тревоги исчезли — скорее, хотелось просто его поддержать), — мне кажется, у всех такое бывает. Ну, вы идете?       — Иду, — и Коул торопливо, насколько позволяла недавно затянувшаяся рана, зашагал по дороге, забыв даже спросить, куда они идут.       Белла с некоторым недоумением посмотрела ему вслед. Да, Ворон, как никто другой, умел любую житейскую ситуацию превратить в драму точь-в-точь как в книжке. Чего стоили одни его взгляды, обращенные к степи. Быть может, скучал по просторам, хотел прогуляться подальше, испытать заново бьющий в лицо ветер, азарт погони, триумф сбежавшего, и потом, в конце изнурительного дня, вернуться домой целым и невредимым, разве что едва не отморозив нос?..       Майк незаметно подошел к ней поближе, глядя пробирающемуся по грязной снежной дороге Баккету вслед.       — Знаешь, — негромко сказал он, — у него часто такое бывает. Он встанет порой и стоит, смотрит куда-нибудь. Я много вопросов ему задавал, он всегда отвечает длинно, развернуто, а тут, стоит мне сказать «чего ты, задумался?», как он встряхивается и отвечает: «ничего!». Или так же, как тебе, рассказывает о беспочвенной тревоге. Быть может, его что-то беспокоит…       — Разумеется, беспокоит, братец, — откликнулся с другой стороны рыжий страж закона. — Ты представь, каково это — с его-то гордостью у кого-нибудь на шее обессиленным и раненым сидеть.       — Он не сидит! — тут же вскипел Майк. — Он… да ты бы знал, как многому я у него научился! Наш Вельд стал просто шелковым, он как Рокки, любого мановения руки слушается!       — И мне с мамой на кухне помогает, — мягко остановила его тираду сестра. — Бывает, зайдет вечером и спросит: «вам что-нибудь помочь?». Он, оказывается, превосходно готовит мясо, но крупы у него то и дело пригорают, поэтому мы единогласно отдали ему вечернее мытье посуды. Между прочим, обязанность эта была вовсе не его, а…       — Твоя, — насупился Голден-младший и отвернулся.       — М-да, конечно, — иронично улыбнулась Белла. — Разумеется, именно моя. Особенно с недавних пор.       — Ну, тогда я пас! — Уолкер всплеснул руками и тоже нарочито сдвинул брови к усыпанной бледными веснушками переносице. — Знаете ли, я тут птичью психологию изучать не нанимался. Может, у него просто вид такой, уголки рта сами по себе вниз опускаются, и все. И ходит он поодиночке, как идиот, потому что так природой заложено. Эй, Баккет?       — Чего? — жизнерадостно откликнулся Ворон.       — Ты чего вперед убежал?       — Вам не угодишь, — несердито проворчал молодой преступник, останавливаясь и поджидая их посреди островка чистого белого снега на заезженной грязными телегами и дилижансами дороге. — То «чего стоишь», то «чего убежал». Ты бы определился, чего от меня хочешь.       — Чтоб ты вел себя, как человек нормальный, — буркнул Джей. — С тобой по улице стыдно ходить.       — Действительно! — Коул развел руками. Сарказм в его оскорбленном голосе достиг небывалого апогея — типичная реакция оскорбленных приятелями мальчишек в возрасте лет этак четырнадцати. — Со мной по улице ходить стыдно! Наверное, уж точно не потому, что ты — шериф, клявшийся меня, ужасного-преужасного человека, убить, растерзать и по кусочкам похоронить: по одному на каждый штат Америки!       Голдены-младшие молча давились смехом, глядя на своих птичьих товарищей. Шериф и Ворон действительно напоминали сейчас двух взъерошенных сердитых воробьев.       — Лицо такое не делай, если хочешь перед нормальными людьми показаться, — глухо пророкотал Джей. — Иначе пойдешь домой.       Ворон посмотрел на него с высоты своего роста, насмешливо фыркнул и сунул замерзшие руки в карманы.       — Ладно, — с театральной виноватостью ребенка протянул он, — я буду слушаться вас, сэр.       — Вот у тебя, Белла, гениальная ты девушка, я научился одной важной вещи, — прошипел еле слышно шериф, отвернувшись от своего бывшего заклятого врага. — Человека нужно ловить на слове. Слышала? Он сказал, что будет слушаться меня. Я это запомнил.       — Что за змеиные звуки доносятся до меня? — поинтересовался Коул.       — Молчи ты, — совсем беззлобно, по-дружески вздохнул Джей. — Мы почти пришли, между прочим.       Они синхронно подняли головы следом за шерифом. Перед ними четверыми стояло здание темного дерева, одно из новых, недавно появившихся в Камтауне и еще не успевших обветшать. Среди бесхитростно сколоченных домиков это подобие местного постоялого двора выглядело настоящим архитектурным шедевром: терраса, тяжелая дверь, стены насыщенного цвета, деревянная крыша. Не решаясь подойти ближе, Ворон и Голдены замерли посреди грязной дороги. Уолкер оглянулся на них, неловко кашлянул и поднялся по смачно скрипящим ступенькам. Постучал три раза и замер, сосредоточенно сопя и вытянувшись в струнку, будто солдат на параде, ожидающий появления президента.       Дверь отворилась.       Белла видела много красивых женщин и мужчин, но готова была поклясться, что человека вроде появившейся из двери не видела еще никогда. Это была девушка необыкновенной внешности — со светлой-светлой кожей, точно фарфоровой, с темными локонами, обрамляющими веселое, сияющее лицо. Она улыбалась искренне и без стеснения, и при взгляде на ее щеки переселенке подумалось вдруг, что даже румянцем она покрывается не как помидор или вареный рак, а как яблоко — спелое, весеннее, холодное от росы. Она вся была будто яблоко: такая свежая и веселая. Невероятно красивая — даже жаль, что вышла сюда, на грязную улицу, к ним четверым. Оставаться бы ей внутри…       — Вот и ты, дружок! — засмеялась незнакомка, ласково глядя на оробевшего шерифа, который был похож сейчас на первоклассника в гостях у важной персоны, настолько ярко-красным стал цвет его ушей. — Я, если честно, думала уже, что ты не придешь. Я все бегала, бегала, подай им, видите ли, то то, то это! Ужас, понимаешь? Можно подумать, мне делать нечего, кроме как пиво разносить — неужели у них нет здесь трактирщиц?       Говоря и сияя, точно чистый снег в первый день после Рождества, она сошла с террасы и без сожаления ступила в вязкую грязь своими кожаными изящными сапожками.       Белле показалось, что от этого беспечного шага у нее защемило лицевые мышцы.       — Нетта, — голос Джея мелко подрагивал, но было видно, как он старается выдать идеальную (наверняка тысячу раз отрепетированную) речь, — это мои друзья, о которых я говорил тебе. Они с Востока, как и ты. Ребята, это мисс Аннетт Смитсон, дочь оружейника.       — Приятно познакомиться, — выпалил Майк. Белла выдавила что-то подобное, окидывая девушку скользящим по контуру фигуры взглядом. Голоса Коула она то ли не услышала, то ли просто не обратила на него внимания.       — Вот, — неловко прибавил Уолкер, — это… Майкл и Белла Голден, а этот, патлатый — Коул Баккет.       — Рада знать вас, рада, — повторила Нетта, приподнимая подол платья белыми пальцами и сверкая улыбкой.       Взор ее сначала обратился на Майка, потом — на Беллу, дружеский и неподдельно счастливый. Когда же он упал на Коула, Аннет вдруг усмехнулась, приподняв брови и качнув головой.       — Крошка-шериф, а ты шутник, — произнесла она легко, — я и не знала, что ты так близко дружишь с Вороном. Все-таки ты меня умеешь здорово удивить!       Эти слова, точно удар под дых, лишили дара речи всех: как Голденов, так и ошарашенно примолкшего шерифа. Единственным, на что у Беллы хватило сил, стал короткий взгляд, брошенный на Баккета. И увиденное изумило ее даже больше, чем появление, поведение и слова юной Смитсон.       Ворон улыбался.       Его улыбка была едва заметной, только зарождающейся, и в глазах клубилось бешено какое-то осознание, какое бывает у людей, в голове которых кусочки пазла складываются воедино. Он медленно-медленно вдохнул, и на его лице постепенно отображалась все бо́льшая и бо́льшая степень ликования с каждым мгновением.       — Я знаю вас, — жарким шепотом выдохнул Баккет, и с его губ сорвалось белесое облачко пара. — Я знаю вас! — воскликнул он уже в полный голос. — Вы пели там, в степи, старую песню о странниках и любви! Вы пели, а я слушал вас, притаившись за кустарником…       Он говорил, говорил, не отрывая глаз от своей новой (или старой) знакомой, и Белле казалось, будто она наблюдает за происходящим из реки замедленного почти до полной остановки времени. Она смутно понимала свое восхищение Аннеттой Смитсон, ее манерами, ее живым говором, блестящими большими глазами, идеально выточенными женственными формами — всем тем, что было так не присуще ей самой, — но… в то же время с каждым новым словом, срывавшимся с уст очарованного этой удивительной девушкой Коула Беллино сердце медленно-медленно хрустело, точно мешок с хрустальными подвесками под колесами безжалостных телег и фургонов.       — Помнишь-таки, — просто сказала Нетта, ласково, будто старому знакомому, улыбаясь Ворону.       — Помню, — выпалил он. — Но… как вы догадались, что я там? Вы видели меня? Признали?       — По дыханию слышно, кто ты такой, — отозвалась она. — Я сразу поняла, что ты птица дикая. А кроме тебя, у нас пернатых больше нет.       Шериф бросил на Майка, на Беллу беспомощный взгляд. Его было чертовски жалко — он стоял, переминаясь с ноги на ногу, смотрел то на друзей, то на подруг, пыхтел белым паром, нервно тер предплечье рукой и в целом явно просил о помощи. Увы, ее Голдены точно не были в силах предоставить. Судя по всему, суть происходящего понимали только двое собеседников, и их это осознание приводило в упоительный восторг.       — Белла! — воскликнул Ворон, оборачиваясь к ней. Его глаза сверкали, точно факелы, и он подошел поближе, от волнения сжав руки в кулаки. — Белла, помните… помните, я говорил вам — она пела в степи под звездами, а я не знал ее и не помнил слов, но услышал и понял, что мне стоит надеяться и… быть может, если бы не тот вечер, если бы не это воспоминание, меня бы и не было здесь и сейчас, и даже память обо мне успела бы стереться…       — Уж твое лицо, — отрывисто бросил шериф, — из моей памяти не сотрется, будь уверен.       — Да ты ведь тогда даже не видел меня! — не заметив негодования в его тоне, провозгласил Баккет. Как он умудрился пропустить мимо ушей прямо-таки закипающую и булькающую в груди у своего друга ярость, осталось загадкой. — Надо же, я и подумать не мог, что мир так тесен…       — Ну, случается всякое, — мягко прервала его Нетта и подошла к Уолкеру поближе. То ли она тоже не обратила внимания на смятение остальных, то ли настолько умело скрыла это, что даже тени виноватости не скользнуло по ее лицу — она осталась такой же приветливой для всех. — Говоря о странном, — прибавила она с улыбкой, — никогда не подумала бы, что увижусь с такой знаменитой личностью лицом к лицу. Тем более что одну, не менее известную, мне повстречать уже удалось.       Джей залился краской и расплылся в счастливой улыбке.       — Мм, да, — отозвался он.       Напряжение понемногу сошло на нет, и все-таки Белла чувствовала, что этот разговор, такой наполненный счастьем и беззаботностью, остался в ее душе горьким осадком.       С детства она знала, что к будущим избранникам стоит присматриваться пристальнее, внимательнее. Точно ли сердце сладковато дрожит, когда он входит в комнату? Точно ли он готов поддержать, помочь, утешить, что бы ни случилось? Правда ли, что это все — не детские сладкие мечты, а решение взрослой, умной девушки, которая умеет смотреть и видеть человека насквозь, и что она никогда не пожалеет потом и не проклянет себя за роковую ошибку, сделанную по глупости?       Она понемногу училась разбираться в людях, потому что знала: единственное, к чему приспособлена девушка из глуши вроде нее — это создание семьи. Уютной, теплой, крепкой, своей. Сперва собственная придирчивость радовала ее, но с каждым замечанием матери, отца или сверстников сомнение понемногу закрадывалось в ее душу — а так ли она поступает?       И сейчас, стоя на морозе в старых маминых сапогах и глядя на Аннетту Смитсон, она подумала вдруг: совсем ведь не всегда главное то, достаточно ли хорош кто-то для нее самой.       Достаточно ли хороша она сама?       Она медленно очнулась от забытья и поняла вдруг, что Ворон смотрит на нее ласково, но с какой-то ноткой непонимания. Оглянувшись на Нетту, Белла догадалась, что несколько мгновений назад до нее донесся вопрос, который не сумел даже пробиться через пелену тяжелых мыслей.       — А… — смущенно начала она.       — Честно говоря, — плавно прервал ее Коул — видимо, догадался, что реплику она не услышала, — это долгая и сложная история. Не знаю даже, с чего лучше начать и как рассказывать...       — А вкратце? — попросила дочь оружейника. — Это чертовски интересно. Я ведь в первый раз вижу такую нестандартную компанию.       — Нетта, — страдальчески выдавил Джей.       — К черту твои приличия, крошка-шериф, я девушка с винтовкой, мне можно все, — пропела она, прищелкнув каблуком сапожка (звук получился не звонкий, напротив, скорее, чавкающий). — Так что?       Белла кое-как догадалась, что речь идет о том, какой толчок судьбы собрал их четверых всех вместе. Никакого разумного ответа ей в голову не пришло, и она принялась разглядывать землю под ногами. Она робела перед Неттой, точно перед королевской особой, и совершенно не знала, как себя вести и что говорить, чтобы произвести подходящее впечатление. Скорее всего, Смитсон была выше их, недавних переселенцев, по положению в обществе — это было видно по ее дорогим сапожкам, по накинутой на плечи куртке — грубого, но добротного кроя (такие уж, видимо, были ей по душе), по висящему на шее кулону. Хотя, быть может, эти блага раздобыл для нее вовсе не отцовский труд, а восторженные кавалеры? Еще бы не подарить что-нибудь ей — при ее-то фигуре, лице, живой и легкой речи, вьющихся крупными локонами смоляных волосах, и всем том, что было в ней…       А поклонников у нее наверняка было много. Такие девушки, как Аннетта, никогда не остаются незамеченными. Впрочем, неудивительно, что она среди прочих выбрала фаворитом именно шерифа — неловкого, веснушчатого, ниже ее на полголовы. Он был необыкновенной, яркой, незабываемой личностью — такой же, как она сама. Такой же, как Ворон.       И как отвратительно сильно хотелось Белле ощутить, что в ней было бы что-то такое, что запомнили бы и другие.       Старые сапоги, принадлежавшие раньше отцу, а теперь отданные их сероглазому гостю — она видела боковым зрением — двинулись с места, шагнули ближе к ней. Переселенка ощутила вдруг, что волна странной жгучей горечи отступает прочь, давая место успокоенному осознанию того, что все хорошо, смешанному даже с неловким вопросом: ну, чего это ты, юная мисс Голден, драму устраиваешь? Все ведь хорошо, разве не так?       — У нас на самом деле престранная история, — негромко произнес Ворон. — Получается, как в сказке. Или, быть может, как в песне — той, что вы пели тогда.       Белла подняла взгляд и с удивлением заметила то, как он смотрел на нее — с нежностью. «Оказывается, — с волнением подумала вдруг она, — он не просто врет ей и не приукрашивает. Он и правда считает, что наша с ним история похожа на песню. И ему кажется, что это прекрасно».       Она неожиданно для себя улыбнулась и, забыв о стеснении, подцепила его руку своими холодными пальцами. Коул улыбнулся, задержав на ней теплый взор на миг, и прибавил:       — Стандартный сценарий вышел: плохой парень пытается быть хорошим, потому что есть ради чего. До сих пор не пойму, правда, отчего они до сих пор терпят меня…       — Потому что у нас же есть общее дело! — воскликнул Майк.       — Потому что у меня не было бы тогда друзей, — сказал шериф и бросил виноватый взгляд на Голдена-младшего, — ну, кроме него.       Ворон засмеялся, отворачиваясь от них двоих и замечая, что Белла смотрит на него с задумчивой теплотой.       — Потому что без вас, — тихо произнесла она, — будет уже не так, как с вами. Как если часть семьи отбросить прочь. Я думаю, что никто из нас не смог бы жить без вас теперь.       Ей показалось, что его глаза стали на миг грустными, и в них мелькнула тень виноватости и страха, но в следующий миг он растроганно заморгал, отводя глаза и взволнованно сжимая ее замерзшую ладонь, и тихо ответил:       — Спасибо.