You're the only out I see N' I need your love the most when I least deserve it Ты единственная вне моего поля зрения, И мне нужна твоя любовь, когда я ее меньше всего заслуживаю. © Poets of the Fall — Save Me
Хигучи недовольно застонала, с трудом открывая глаза. Голову при пробуждении тут же пронзила острая боль, и девушка поморщилась. Почему так ноет затылок? Несколько секунд ушло на то, чтобы вспомнить события прошлой ночи, и Ичиё распахнула глаза. Боги великие! Неужели это все правда?! Попытавшись дернуться, Хигучи поняла, что одна ее рука крепко привязана к спинке грубой, неудобной кровати. Что ж, она явно не в той же самой комнате, в которой потеряла сознание. Но это не значит, что она в безопасности… Ичиё попробовала сесть, хмурясь от боли. На ней была все та же нелепая вульгарная одежда, в которую ее одел Такара, и это заставило девушку нервничать. Она с испугом принялась озираться по сторонам. — Очнулась? — донесся до Хигучи резкий оклик. Ичиё обернулась, с трудом узнавая в этом неприветливом тоне голос Дазая. Он сидел спиной к ней за столом и что-то писал. Находились они оба в маленькой темной комнате, обставленной явно не лучшими дизайнерами Йокогамы. Скорее всего, здесь никто не жил постоянно, и эта квартира — временное убежище. Хигучи машинально отметила расположение окна, двери, а также любых предметов, которые можно было использовать как оружие. Кажется, привычка думать как мафиози, постепенно возвращается к ней. Прищурившись, Ичиё посмотрела на Дазая. Можно ли ему доверять? Как он доставил ее сюда? Почему поступил так прошлой ночью? В том, что с того момента, как она потеряла сознание, прошло много времени, Хигучи не сомневалась, несмотря на то, что шторы были задернуты. Девушка дернула рукой, не надеясь на то, что веревки распутаются сами собой. В конце концов, она имеет дело с Дазаем — а теперь Хигучи помнила, кто он на самом деле такой. — Где я? — чуть резче, чем следовало, спросила она. — Ты чем-то недовольна? — пропел Осаму, но Ичиё не услышала в его голосе ни капли расположения. «Этот человек опасен», — уверенно повторяла она про себя. — Ты просила помочь тебе сбежать. Кажется, теперь ты в безопасности. — Разве? — вырвалось у Хигучи. Она отчетливо услышала, как Дазай усмехнулся. — За то, что ударил тебя, приношу свои извинения. Ты и так узнала слишком много. Если бы я стал настаивать, чтобы ты осталась в сознании, Анго убил бы тебя. — Зачем? — тупо, словно несмышленая девочка, спросила Ичиё. Дазай театрально вздохнул, но ничего не ответил. Повисла неловкая пауза. — Спасибо, — спустя несколько секунд сказала Хигучи. Затем, помедлив, попросила: — Можешь развязать меня? Нет смысла удерживать меня силой. Осаму молча продолжал что-то писать, кажется, совсем игнорируя ее. Ичиё недовольно дернула одной рукой свое платье, пытаясь прикрыть грудь, которая, по ее мнению, была чересчур открыта, но сделала только хуже. Ткань, плотно обтягивающая бедра и талию, скользнула вверх, открывая бледные тонкие ноги. — Ой! — в замешательстве пискнула Хигучи, совсем забывая, что она убийца-мафиози, и попыталась судорожно что-то исправить. Но с одной рукой это было не так-то просто. Дазай все еще не оборачивался, и Ичиё, отчего-то жутко нервничая, продолжала дергать платье. Когда раздался характерный треск, она в ужасе прикрыла глаза. Этого. Просто. Не. Может. Быть… Молодой человек, видимо, все-таки заинтересовавшийся ее возней, наконец, повернулся. Секунду он оценивающе оглядывал Ичиё, затем снова отвернулся к окну. Хигучи почувствовала, как краска заливает лицо, а в груди становится щекотно. Наверное, свои мозги она оставила где-то по дороге. — Сомневаюсь, что здесь есть что-то, кроме старых плащей, но это единственное, что я могу тебе дать. — Дай, что угодно, — быстро выпалила Ичиё, поворачиваясь спиной к Дазаю. От обиды, стыда и еще не до конца пережитого шока ей хотелось плакать. Она услышала, как Осаму встал и вышел из комнаты. Он не возвращался какое-то время, но затем Хигучи снова различила его шаги. В следующее мгновение ей на плечи легла холодная грубая ткань. — Вытяни руку, — попросил Дазай, и Хигучи повиновалась. Она просунула руку в рукав и обернулась, почувствовав, что Дазай прикоснулся к ее плечу. Она не успела открыть рот, чтобы спросить, как увидела, что Осаму развязывает веревку, связывающую другую ее руку. Конечно же, это был не простой узел, и сама девушка ни за что бы не справилась с ним. Высвободившись, Ичиё поспешно запахнула плащ; пальцы путались, завязывая пояс. — Этот плащ тебя не согреет, и он довольно неудобный. Но это все, что у меня есть, — сказал Дазай, возвращаясь к своему письму. — Спасибо, — хрипло проговорила Хигучи. Пока что ей ничего не удалось выяснить, и это не давало ей покоя. — А где твой… товарищ? — Мой друг-извращенец? — захихикал Дазай. — Я подумал, что ты и так слишком сильно его раздражаешь, чтобы запирать вас в одной комнате. Ты бы предпочла, чтобы он остался здесь вместо меня? — Нет! — поспешно сказала Хигучи. — Конечно, нет! Но… Где мы? — Там, откуда ты можешь свободно отправиться домой, но… — Осаму замолк, снова переставая писать. Ичиё попыталась вытянуть голову, чтобы рассмотреть написанное им. Дазай, словно не замечая этого, небрежно прикрыл свое письмо ладонью. — Я понимаю, что ты не от хорошей жизни оказалась вчера там, где ты оказалась… Меньше всего Хигучи хотелось оправдываться перед Дазаем и объяснять ему, что к чему. Еще раз перенести подобное унижение девушка была не в силах. Страх от содеянного и предчувствие беды накрыли ее с головой, и Ичиё почувствовала, как затряслись руки. — Моя сестра, — неловко выговорила она, поражаясь хрипоте и неуверенности своего голоса. — Мне нужно чем-то накормить сестру… Дазай с интересом посмотрел на Хигучи и горько усмехнулся. — Ты не поверишь, но то же самое я слышал когда-то от Акутагавы. При звуке его имени девушка вся подобралась и затравленно уставилась на Дазая. Воспоминания о любимом человеке причиняли ей боль. Хигучи прикрыла глаза, целиком отдаваясь внезапно накатившему, пришедшему словно из далекого сна, чувству. Сколько ни отрицай и ни прячься — она любит Акутагаву. Она любила его одного всю жизнь, и без этого чувства, наверное, не могло существовать и ее самой. Эта любовь всегда причиняла только боль, и до потери памяти (Ичиё точно это помнила) она научилась справляться с ней. Сейчас вытерпеть тянущее чувство в груди было куда сложнее. Девушка не заметила, как, погрузившись в свои переживая, уставилась в одну точку. Не заметила и того, как задумчиво рассматривал ее Дазай. — Я… мы… я… уже давно не работаем вместе… Я не знаю, знаешь ли ты, но… — Я в курсе происходившего с тобой в последние полгода. Так уж вышло, что я почему-то всегда оказывался в это втянут. Хигучи почувствовала, что он ставит ей это в вину. Внутри сразу же сделалось неприятно и неловко, и Хигучи нахмурилась. Дазай спасал ее дважды, давал ей денег, даже водил один раз на свидание (но это было ложное свидание). А вчера он вытащил ее из борделя, который, как оказалось, был местом переговоров. Ичиё не была дурой и прекрасно понимала, почему Анго хотел от нее избавиться. И все-таки была признательна Дазаю, за то, что он ему не позволил. Девушка почувствовала, что силы оставляют ее. Да, она поспала какое-то время, но внутри все равно все звенело и требовало разрядки. Хигучи очень не хотелось плакать перед Дазаем, и она отвернулась, пряча трясущиеся руки. Раньше такого не бывало даже на самых жестоких заданиях, что давал Мори. Почему же сейчас Хигучи так нервничает? Это все из-за потери памяти? Ее нервная система наверняка стала более уязвимой. — Что же мне делать, Дазай? — задумчиво произнесла Ичиё. Она не увидела, как Осаму вздрогнул. — Уж не знаю, почему все считают меня таким замечательным, чтобы решать их проблемы, — весело произнес Дазай, словно похваляясь, но Хигучи насторожилась. Теперь-то она помнила, что не стоит обращать внимание на елейный тон Осаму. Что ж, Ичиё и в самом деле пыталась переложить на него решение собственных проблем. Но, во-первых, она ничуть на этом не настаивала. Во-вторых, так получилось само собой. — Я вовсе не прошу тебя решать мои проблемы, — смущенно ответила она, плотнее закутываясь в плащ. Грубая ткань неприятно натирала кожу. — Да? А кто умолял меня вчера: «Дазай! Помоги мне сбежать!» — Осаму отвратительным писклявым голосом передразнил Хигучи. Девушка понадеялась, что отвращение на ее лице не проступило слишком сильно. Дазай, кажется, издевался над ней, полностью уверенный в своем преимуществе и безнаказанности. Почему он ведет себя так неуважительно, хоть и прикидывается вежливым, ей не было никакого дела. Она лишь хотела выбраться на свободу. — Я не буду причинять тебе вред, — словно читая ее мысли, произнес Дазай, глядя Хигучи прямо в глаза. — Ты доверяешь мне? Ичиё была в замешательстве. Если она скажет «нет», это, наверное, будет означать смертный приговор. Если «да», то это будет неправдой, и Дазай, конечно же, почувствует ложь… Но ведь он спасал ее: не один раз, а целых три. Если бы ему было безразлично, он бы уже давно отступил. Как только Хигучи осознала это, она поняла, что нужно ответить. — Я доверяю тебе, — твердо сказала девушка. Дазай усмехнулся. — Никому нельзя доверять, — быстро ответил он, поднимаясь из-за стола. — Это опасно. Запомни. Хигучи вздохнула: почему говорить с Дазаем так сложно? Она постоянно нервничала, искала в его словах подвох и не могла расслабиться. Рукав плаща у Осаму задрался, и девушка четко могла видеть замотанное в бинты запястье. Наверное, это так утомительно — каждый день их заматывать… Что же такое страшное скрывает этот человек, что продолжает снова и снова прятать свою кожу под бинтами? Кажется, Дазай разгадал мысли Хигучи, потому что с легкой улыбкой вдруг одернул рукав, скрывая от ее взгляда свою руку. Они посмотрели друг другу в глаза, и Ичиё почувствовала себя в большой опасности. Наверное, ей не следовало лезть в тайны, в которые Дазай никого не пускает. Осаму же снова усмехнулся, но девушке не удалось разгадать, что означает эта усмешка. Понять Дазая, кажется, не под силу никому. Молодой человек, тем временем, вернулся к столу и протянул Хигучи письмо, которое писал, когда она проснулась. — Возьми. Это для тебя. Хигучи осторожно приняла листок бумаги, стараясь не касаться Дазая, и принялась читать. — Это рекомендательное письмо, — объяснил ей Осаму. — Тебе ведь нужна работа. Это может тебе помочь. В замешательстве Ичиё бессмысленно перечитывала один и тот же абзац. В письме говорилось о том, что Дазай просит одного своего знакомого взять Хигучи консультантом в магазин. «Самая простая и незатейливая работа, но я могу порекомендовать толкового человека», — говорилось в письме. Ичиё в изумлении подняла глаза на Осаму. — Зачем ты это делаешь? — с недоверием спросила она. — Ах, девушки! — глубокомысленно вздохнул Дазая. — Такие непостоянные! — он улыбнулся одной из своих до ужаса раздражающих улыбок. — Ты сама просила помочь. К тому же, ты посвящена в одну тайну — я должен теперь приглядывать за тобой. — Да брось, — отмахнулась Хигучи, чувствуя неловкость. — Я знаю рабочий этикет. Я не скажу Мори. — Как я могу знать это наверняка? — резонно заметил Дазай. Хигучи вздохнула. Конечно, на его месте, она бы тоже не доверяла словам. — Не думай, что мне самому это нравится. Мне совсем ни к чему лишняя головная боль. Но если я не возьму на себя ответственность за то, что ты многое знаешь, Анго убьет тебя. — Хватит говорить мне про то, что «Анго убьёт меня»! — разозлилась Ичиё. Дазай, словно нарочно, пугал ее, а Хигучи была сейчас далеко не в самом своем спокойном расположении духа. Девушка была взволнована, удивлена и порядком раздражена. Она мерзла в неудобной одежде, смущалась из-за близости с малознакомым человеком. Ей хотелось как можно скорее оказаться в безопасности и покое. Должно быть, она выглядела слишком растерянно, потому что Осаму неожиданно смягчился. — Я не буду убивать тебя и не хочу, чтобы это делал мой… — Дазай проглотил слово. — Получается, моя жизнь зависит от твоей честности. Если ты предашь меня — я сам погибну. Молодой человек говорил такими проникновенными словами, что Хигучи смутилась. Ей вовсе не хотелось оставаться в долгу у Дазая, а уж тем более, чтобы его жизнь так сильно зависела от нее. Девушка не была готова к подобной ответственности. Однако обстоятельства складывались так, что Ичиё не могла отказаться. С тяжелым сердцем она медленно кивнула, не поднимая глаз. — Я отвезу тебя домой, если позволишь, — Осаму снова вернулся к своему мелодичному тону, и Ичиё опять кивнула. — И дам немного денег… Хигучи испуганно посмотрела на Дазая: сколько это будет продолжаться?! Как он может снова и снова просто так предлагать ей деньги? Зная, что она вряд ли сможет расплатиться с ним в ближайшее время? Почему увеличивает ее долг? Ичиё было ужасно стыдно и неловко — она не знала, что ответить и как себя вести. Совесть подсказывала гордо отказаться и заявить, что она способна справиться со всем сама. Здравый смысл убеждал в обратном: сейчас Хигучи, как никогда, нужна помощь. Дазай, несомненно, заметил колебания девушки и лишь скромно улыбнулся. Однако весь его внешний вид выражал победу. Хигучи помотала головой, сдаваясь. Хоть бы дома не было сестры!***
Акутагава в сердцах пнул ногой провинившегося Тачихару, от всей души радуясь, что этот мелкий оболтус облажался. Уж теперь-то можно воздать ему по заслугам! За то, что нагло ведет себя; за то, что невнимателен; за то, что смеет увязывать за его сестрой… Причин было достаточно. Мичидзо зашипел от боли и с ненавистью глянул на начальника — Рюноске лишь хмыкнул. Он отвернулся, прекрасно представляя, что за его спиной Гин строит недовольные рожи, поглаживая своего друга по плечу, а Хироцу меланхолично оглядывает поле боя. Их отряд «Черные Ящеры» состоял в основном из таких же молодых и амбициозных, как Тачихара, людей, однако, имелись в нем и опытные бойцы. Они держались особняком и лучше воспринимали приказы Хироцу, чем самого Акутагавы. Они, кажется, и не особо уважали своего босса, но явно боялись его способности. Рюноске мысленно поблагодарил судьбу за то, что ему достался такой подарок, как Расёмон. Акутагава работал с этими людьми уже довольно долгое время и, хотя не испытывал к ним никакой привязанности, чувствовал себя ответственным за их жизни. Ему хотелось быть достойным и умелым лидером. Раньше у молодого эспера не было таких наклонностей: появились они именно после случая с Хигучи. Рюноске старался лучше продумывать стратегию, чтобы выполнять задания с наименьшими потерями. Задействовал Расёмона не только в атаке, но и в защите. И хотя Расёмон по приказу хозяина защищал лишь троих — Гин, Тачихару и Хироцу — подобное было для «Черных Ящериц» в новинку. Но вот сегодня при очередном маневре Мичидзо, выделывающий какой-то финт, чтобы покрасоваться перед Гин, поставил девушку под удар. Если бы не помощь брата, возможно, младшая Акутагава была бы уже мертва. Рюноске не хотел признаваться себе, как сильно он испугался за сестру, поэтому предпочел выместить всю злость и страх на Тачихаре. Он резко активизировал способность, приставив к горлу юноши острое лезвие: — Если подобное повторится еще хоть раз… — недовольно прошипел Акутагава. Тачихара лишь злобно посмотрел на него из-под опущенных ресниц, но ничего не сказал. Мичидзо и сам понимал, что сильно виноват; и не столько перед боссом, сколько перед Гин. Девушка, чьи волосы растрепались и теперь болтались в разные стороны по плечам и спине, успокаивающе гладила друга по плечу. Вопреки своей обычной «колючести», которую Гин демонстрировала перед Ящерицами, она что-то мягко шептала Мичидзо. «Наверное, это какая-то чисто женская особенность», — с недовольством наблюдая за ними, подумал Акутагава. Сегодняшнее происшествие выбило его из колеи, а ведь впереди Рюноске ожидала нелегкая встреча: сегодня он должен был идти к Коё Озаки. Как бы Акутагава ни напрягал свою память, он не мог вспомнить, встречался ли он когда-нибудь с Озаки-сан тет-а-тет. Никогда раньше она не вызывала Акутагаву к себе — лишь присутствовала время от времени при его встречах с Мори. Молодой эспер не знал, чего ему ждать от Правой Руки Мори, поэтому едва заметно нервничал. Кто знает, вдруг эта женщина — всего лишь сумасбродная красавица. Весь штаб так и называл ее: «женщина босса», но говорить об этом было строжайше запрещено. Если бы информация просочилась наружу, казнили бы всех — и тех, кто говорил, и тех, кто слушал. Поэтому мафиози благоразумно помалкивали, но понимали, что к чему. Акутагава же испытывал к Озаки некий профессиональный интерес и неосознанный страх (в чем, конечно же, себе не признавался). Постояв немного перед дверью, Рюноске нацепил на лицо мрачное выражение, приготовившись абсолютно к любому развитию событий. Возможно, Озаки-сан будет приветлива с ним. Возможно, холодна и груба. Возможно, станет требовать от него чрезмерного уважения или даже унижения. Акутагава был уверен, что сможет держаться с достоинством и ни за что не проиграет. Он осознавал, что, скорее всего, этой женщине что-то от него нужно, а потому удача на его стороне. Двери разъехались в разные стороны, и Акутагава оказался в просторном светлом помещении с большими окнами. Сразу было видно, что здесь обитает женщина — это чувствовалось и по общей атмосфере, и по деталям, которые бросились Рюноске в глаза. Он специально помедлил, несколько мгновений собираясь с силами, затем твердо посмотрел Коё в глаза и произнес: — Добрый день, Озаки-сан. Меня зовут Рюноске Акутагава. Коё подняла глаза. Она не делала ничего — просто смотрела, но Акутагаву от ее взгляда проняла дрожь волнения. Он сразу понял, что опасно иметь с ней дело; Озаки следует уважать так же, как Мори. — Вы звали меня, — снова заговорил Рюноске, не отводя, однако, взгляда. Ему хотелось казаться бесстрашным и уверенным в себе. Самое странное, что молодому эсперу это действительно удавалось. Несмотря на смущение, он вполне чувствовал себя хозяином ситуации. Коё продолжала молчать, и Рюноске спокойно терпел вынужденное молчание. Он понимал, что эта женщина устраивает ему проверку, и ничуть не волновался и не трепетал, как при первом взгляде на нее. Сохраняя выражение мрачного спокойствия на лице, Акутагава методично рассматривал комнату, глядел в окно и совсем уж изредка бросал взгляды на Озаки. Видимо, Коё удовлетворил первичный осмотр, потому что она приступила к делу. Она заговорила низким, чуть хриплым голосом, и Акутагава, против воли напрягся: — Я бы не хотела так сразу, но… сдается мне, это лучший вариант. Рюноске нахмурился, так как не понял ее. Женщина же, не дав ему сказать ни слова, протянула несколько документов. — Тебе нет нужды подробно с этим знакомиться, тем более, что суть я могу изложить в трех словах. Акутагава молча принял бумаги и пробежался глазами по названию. Он успел заметить, как мелькнуло название «Ноу-Нью», но Коё снова заговорила, и ему пришлось поднять на нее взгляд. — Что же за три слова? — Ты не свободен. Пару секунд они молчали. — Что? — наконец, спросил Акутагава, до сих пор не понимая, о чем они говорят. Молодой эспер некстати вспомнил о Хигучи, когда Озаки сказала, что он «не свободен», но тут же отмел мысли о своем бывшем телохранителе. Сейчас не время и не место вспоминать об этом. — Акутагава, — Озаки произнесла его имя с придыханием, и Рюноске напрягся, — ты должен помнить историю с Карма-Транзит Компанией. Эспер кивнул. — А встречу с американскими спонсорами из компании «Ноу-Нью» ты помнишь? — Где мы вырезали всех подчистую? — угрюмо поинтересовался Акутагава. Коё слабо улыбнулась. — Именно. Что-то в ее голосе заставило Рюноске дрогнуть. Еще тогда ему показалось, что Мори замышляет какую-то гадость, связанную с обладателем Расёмона, но теперь он был в этом уверен. Кого они хотят прикончить на этот раз с его помощью? — Говорите прямо: какое задание я должен выполнить? — Акутагава решил не разводить ненужные разговоры, которые, по всей видимости, очень нравились Озаки. Женщина хмыкнула, и черты ее лица заострились. Рюноске не чувствовал больше даже холодной вежливости, однако не испугался — ему хотелось подобраться к сути. — Я была бы рада объяснить тебе все как можно мягче, но… — Озаки наклонилась вперед, чтобы налить себе чая. Акутагава рассеянно следил за ее руками. — Ты теперь принадлежишь мне. Рюноске нахмурился: ему требовались пояснения. Что за чушь несет эта женщина?! — Когда ты провалил задание, Мори нужно было обставить свои дела, поэтому он продал тебя Карма-Транзит компании. Вмешательство твоей подчиненной спутало все карты, и на какое-то время мы отказались от этой идеи. Карма-Транзит развалилась из-за внутренних междоусобиц и слилась с Ноу-Нью. Ноу-Нью также перешли права и на тебя. Акутагава слушал Озаки с равнодушной отстраненностью. «Нет, — думалось ему, — как я могу кому-то принадлежать? Я свободный человек. Я работаю на Мафию, но я не ее собственность». Он не замечал, что Коё смотрит на него с пониманием и даже некоторым сожалением. — При недавних переговорах с американцами поднялся вопрос и о тебе. Так вышло, что Мори выкупил обратно права, а затем отдал их мне. — Что все это значит? — прохрипел Рюноске, чувствуя, как внутри поднимается ярость. Как смеет эта незнакомая женщина говорить ему подобные вещи?! Сам не замечая, Акутагава начал надвигаться на Озаки, едва сдерживая Расёмон. Эта женщина — не Мори, с ней не обязательно церемониться. — На твоем месте я бы остановилась и послушала дальше. А еще — сказала бы спасибо. — За что?! За то, что вы продаете меня?! Никто не может… — Акутагава не знал, в какой момент гнев пересилил здравый смысл. Если он убьет эту женщину — ему самому не жить; но ее и убить мало за такие позорные слова… — Хватит, — тихо сказала Озаки. Рюноске замолчал, но посмотрел на нее с такой ненавистью, что Коё все-таки удивилась. — Я понимаю, как взволновали тебя эти слова. — Меня не… — И я очень хочу, чтобы мы поладили. — Я не!.. — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня. — Но это!.. — Если ты произнесешь еще хоть слово, я прикажу казнить тебя! Акутагава застыл, нахмурившись, изо всех сил сдерживая рвущиеся наружу проклятия. Внутри все бушевало. Как они смеют?! Да кто такой этот Мори, чтобы заключать такие сделки! Да еще за его спиной! Никто не может распоряжаться его жизнью! Он сам себе хозяин. Рюноске молча опустил голову, отдавая себе отчет в том, что криками много не добьется — здесь следует быть осмотрительнее. — Хороший Пес, — процедила Озаки, и Акутагава понял, что она больше не шутит и не сочувствует ему. Рюноске казалось, будто ему отвесили пощечину и крепко приложили головой о стену. Он казался себе таким ничтожеством… Как может быть иначе, если тебя продают, швыряют из стороны в сторону? В тишине, как приговор, прозвучал мелодичный и низкий голос Коё: — Я хочу, чтобы ты убил Ацуши Накаджиму.