Отодвинув мечты и устав от идей, Жду зимы, как другие не ждут. Помнишь, ты обещал, что не будет дождей? А они всё идут… ©
Наверное, Акутагава тронулся умом, не иначе. — Я хочу, чтобы ты убил Ацуши Накаджиму. Несколько секунд Рюноске стоял молча, думая, что это произнес всего лишь голос у него в голове, а Озаки-сан на самом деле ничего такого не говорила, но… Женщина продолжала испытующе смотреть на него, ожидая реакции. Акутагава не знал, что ему лучше сделать: он все еще был очень зол и не мог вполне себя контролировать. В конце концов, молодой эспер издал нервное, дребезжащее «Кхм» и ответил: — Вы должны знать, что Мори уже поручал мне такое задание. Я с ним не справился. — Да-да, — нетерпеливо отмахнулась Коё, и Рюноске напрягся — видимо, она ждала от него совсем другого. — Но, несмотря на это, я все равно прошу именно тебя. Ты хочешь знать, почему. — Да, — коротко кивнул Акутагава. Эта женщина заставляла его чувствовать себя неспокойно, и Рюноске хотелось поскорее закончить встречу. Озаки поднялась и с независимым видом подошла к окну. Акутагава ясно понял, что она размышляет над тем, говорить ли с ним откровенно или же придумать правдоподобную историю. С замиранием сердца он ждал, когда женщина повернется — по ее глазам нетрудно будет определить, что она выбрала. Рюноске застыл, готовый различить любое изменение в облике Коё, любую слабость или замешательство. Что-то подсказывало, что не может эта женщина быть настолько идеальной и строгой. И все-таки Акутагаве не удалось понять ровным счетом ничего. Коё посмотрела ему прямо в глаза, и молодой эспер едва не задохнулся от непонятных чувств, которые вызвал этот взгляд. Откуда же ему было знать, что Озаки испытывает на нем свои чары? Так Рюноске и стоял — околдованный, запутавшийся и совершенно не представляющий, что делать дальше. — Акутагава, — позвала Озаки, — ты помнишь девочку Кёку? Она была моей ученицей. — Да, — снова лаконично ответил Рюноске. — Она присоединилась к Детективному Агентству не так давно. Там у нее появилось много новых друзей… В частности, один малыш-Тигр, — Коё легко улыбнулась: — Чудесный, хороший паренек. Акутагава скривился. Озаки улыбнулась чуть шире. — Все бы ничего, но, глядя на то, как он гуляет вместе с моей милой Кёкой, мне хочется вспороть ему живот, — ее трогательное обращение совсем не соответствовало жестоким словам. Рюноске понимающе усмехнулся, начиная подозревать, чего на самом деле хочет попросить у него эта женщина. То есть сделать его руками грязную работу, на которую оказалась не способна сама. Естественно, Акутагава не произнес ничего подобного вслух. — Это никак не объясняет, почему Тигром должен заняться именно я. Озаки изящно повела рукой и коснулась документов, которые уже показывала Акутагаве: — Тебе я могу приказать, — мелодично сказала она. Картинка, наконец, сложилась в голове у Рюноске. Ему она приказать может — из-за договора, что заключил босс. Приказать же другим мафиози — нет, потому что (Акутагава знал) Мори против всего, что связано с девочкой Кёкой. Однако оставалось кое-что, что требовало разъяснения. Молодой эспер выпрямился, завел руки за спину и, высокомерно подняв подбородок, выпалил: — Эти бумажки ничего не значат. Я вам не принадлежу. — Стало быть, не станешь выполнять мою просьбу? — Нет. Зачем мне ссориться с боссом? — равнодушно пожал плечами Акутагава. Озаки картинно вздохнула и улыбнулась, потянувшись за пиалой с чаем. Рюноске против воли следил за тем, как изгибается ее запястье. — Так не хочешь покидать ряды Портовой Мафии? Эспер удивился такому вопросу, но ответил: — Вас это не должно интересовать. Я слишком невысокого ранга. — Ошибаешься, — серьезно произнесла Коё, метнув на Рюноске быстрый и острый, словно меч, взгляд. Акутагава смутился. — Посуди сам: стал бы кто-то биться за право владеть тобой, если бы ты не представлял ценности? Акутагава так и не понял, что хочет сказать эта женщина. С одной стороны, она продолжала твердить о том, что им, Рюноске, «кто-то владеет», и это чрезвычайно бесило. С другой, она вроде как… сделала ему комплимент? Акутагава стоял, задумавшись, несколько секунд, затем догадался посмотреть на Озаки. И сразу разозлился: кажется, она смеялась над ним. Он не успел даже открыть рот, чтобы произнести что-нибудь обвинительное, как женщина заговорила: — Бывших мафиози не бывает. Рюноске помрачнел: он знал, как минимум, двух бывших мафиози, но говорить об этом Озаки-сан не стоило. К тому же, она наверняка в курсе. — Да, Дазай — это исключение, — произнесла вдруг Коё, словно читая его мысли. Но то, что она сказала потом, заставило Акутагаву в ужасе замереть: — А вот госпожа Хигучи Ичиё — нет. Акутагава часто-часто задышал, ведь слова Озаки причинили ему боль. Он понимал, что эта женщина действовала наверняка и не стала бы бросаться вслух пустыми угрозами. То, что она именно угрожала, было ясно, как день. И вот это злило Рюноске больше всего: зачем угрожать Хигучи, которая не имеет к этому делу никакого отношения? И почему Озаки считает, что такими угрозами чего-то добьется? Неужели?.. Хигучи Акутагава не видел уже больше недели. С тех самых пор, как они нелепо расстались, и Ичиё убежала из его дома. Когда Рюноске вспоминал об этом, сердце внутри сжималось — как бы он хотел все вернуть! Тогда он бы повел себя совсем по-другому. Акутагава не смог понять, прочувствовать, принять правильное решение — он сам ошибся, и Ичиё ушла. Но чувство, распустившиеся, словно прекрасный цветок, в его душе, никуда не исчезло. Акутагава поражался самому себе: как можно думать только о Хигучи? Почему он думает о ней так часто? Ведь действительно, ко всему, о чем размышлял Рюноске, присоединялась и Ичиё. Если взять с утра в руки телефон, сразу же вспоминалось, как неловко Хигучи роняла его, собирая свою сумку. Перепалки с Гин вечно напоминали и о робких неловких разговорах с бывшим телохранителем. И даже Расёмон — единственная опора, единственное оружие — сейчас ничем не мог помочь. Вместо острых черно-красных лезвий складывалась какая-то белиберда, и Акутагава, конечно, разозлился бы на свою способность, если бы это, во-первых, было возможно, во-вторых, не было его виной, ведь Расёмон он контролирует сам. И теперь, когда Хигучи грозила опасность, молодой эспер пришел в отчаяние. — Вы ничего ей не сделаете, понятно?! — спросил он, повысив голос. Озаки лишь усмехнулась его попытке казаться сильным. Уж она-то насквозь видела Акутагаву — слабого, запутавшегося, испуганного. Рюноске стоял молча, будучи не в силах ничего сделать. Что-то словно заставляло подчиниться чужой воле, и Акутагава чувствовал себя беззащитным и беспомощным перед этой чудовищной силой. А он ненавидел быть беспомощным. Он ненавидел Озаки. …Вечерняя Йокогама была прекрасна. За разговором Акутагава не заметил, как потемнело, но ему нравилось гулять в сумерках. На улице было холодно — мерзли уши и нос — но Рюноске даже не стремился потеплее запахнуть плащ. Он медленно брел по любимой набережной, и мысли его полностью были поглощены сегодняшней встречей. «Убить Тигра» — это намного проще сказать, чем исполнить. Акутагава, конечно, и сам пытался выполнить такое «задание», но раз за разом у него ничего не получалось. На пути все время кто-то вставал: то Дазай, то еще какой-нибудь хмырь из Агентства. Рюноске всей душой ненавидел этого мелкого засранца, что так легко вошел в жизнь его бывшего учителя и занял место, которое должно было принадлежать ему, Акутагаве. Даже спустя время обладатель Расёмона с трудом мог заставить себя произнести его нелепое имя: «Ацуши Накаджима». Уму непостижимо! И этот мелкий выродок с дебильным именем «Ацуши» достоин быть учеником Дазая! Злость поднималась внутри, перемешивалась с отчаянием и заставляла Акутагаву едва ли не стонать в голос. Ну почему все так плохо? Почему даже на секунду он не может расслабиться? Вечерние огни, отражающиеся в воде, вопреки всему не успокаивали, а, наоборот, вызывали смутную тоску. Рюноске бродил мрачный, задумчивый и пытался понять, как ему лучше поступить. Что он делает не так? Почему каждый раз он не может выйти из схватки победителем? Почему его страстных, искренних усилий всегда не хватает? Акутагава медленно вдохнул и выдохнул холодный воздух, следя, как клубится белыми волнами пар. Он любил делать вот так давным-давно, когда ему казалось, что Дазая это забавляет. По крайней мере, Дазай начинал улыбаться и тоже выдыхать воздух. Потом он спрашивал: — Где шапка? Тогда Акутагаве приходилось говорить, что он ее потерял. Не признаваться же, что он, красуясь, подбросил и располосовал ее Расёмоном… Или же работа в Портовой Мафии. Иногда Рюноске казалось, что он добился всего, чего хотел. Он идет — и люди прячут глаза, стараются держаться подальше. Бойцы из Ящеров краснеют и рассматривают его втихаря. Рюро, хоть и морщится, но держится с уважением. На деле же оказывается, что Акутагава — всего лишь ручная шавка Мори, а все вокруг без исключения испытывают по отношению к обладателю Расёмона только отвращение… Нет, не все. Была сестра и была… Хигучи… Вот, мысли о ней снова вернулись. Сколько он продержался? Полчаса? Акутагава усмехнулся сам себе, продолжая медленно идти вперед. Скоро будет поворот, и ему следует решить: повернуть назад или же уйти от воды в парк с вишневыми деревьями? Ни то, ни другое не казалось молодому человеку особенно привлекательным. Хигучи тоже была его непревзойденным провалом. Акутагава помнил, как сначала ненавидел ее всей душой и даже всерьез думал прирезать по-тихому где-нибудь на задании. Эта Хигучи Ичиё была такой наивной, глупой, бездарной, раздражающей! Зубы скрипели при одном упоминании о ней! Как будто и так проблем было мало — так навязали еще какую-то неспособную девчонку. Но постепенно Рюноске привык к ней, а вот Хигучи… влюбилась. Это было ясно абсолютно для всех, как день, и только сама девушка думала, что ей удается очень ловко шифроваться. При мысли об этом молодой эспер усмехнулся. В свои шестнадцать, семнадцать (или сколько ему там было…) Рюноске думал, что все на свете знает и все понимает и ни в чьей помощи не нуждается. И почему он потратил столько лет зря? Почему не отнесся серьезно к чувствам Ичиё еще тогда? Возможно, сейчас все было бы иначе, если бы Рюноске не оказался тупым занудным идиотом. Сейчас он бы не мерз в одиночестве в ожидании очередного кровавого задания, а… Телефон зазвонил так резко, что Акутагава едва не подпрыгнул. Он вытащил смартфон из кармана и уставился на дисплей: звонила Гин. — Сестра? Что-то случилось? — Это я тебя хочу спросить, что случилось! — послышался из трубки обеспокоенный голос Гин. Рюноске нахмурился. — Ты о чем? — Я слышала, — сбиваясь, пояснила она, — что тебя вызывали к Озаки-сан. Рюро выяснил, что тебя хотят куда-то продать… Типа в рабство… я так и не поняла… Голос девушки сбивался; она явно была испугана. «И откуда же расползаются подобные сплетни?» — с недовольствием подумал Акутагава. Встреча состоялась всего пару часов назад, а кто-то уже пускает эти отвратительные слухи. — Никуда меня не продают, успокойся, — жестко приказал Рюноске. — Где ты набралась этой чуши? Озаки-сан всего лишь поручила мне задание. «По крайней мере, это то, что ты (а также все остальные неравнодушные) должна знать». — Но Рюро!.. — Рюро может засунуть себе свои трогательные опусы куда подальше! — проворчал эспер, сразу заводясь. Сестрица слушает Хироцу, а его совсем не слушает! Гин на том конце провода затихла, а Рюноске вдруг подумал о том, что уже очень давно не разговаривал с сестрой ни по телефону, ни в живую. — Как ты? Как твои дела? — голос был словно деревянный. — У меня… нормально, — промямлила Гин. — Тачихара с тобой? — Мичидзо? Да. Конечно. — Хорошо… Разговор не клеился — Акутагава это чувствовал. Он знал, что был слишком груб, и ему не стоило так вести себя с сестрой, которая позвонила ему, потому что беспокоилась. Но Рюноске не мог заставить себя говорить иначе. Нервы были на пределе, лицо горело. Эсперу хотелось то ли прыгнуть в реку, то ли подорвать какое-нибудь здание, то ли расцарапать себе лицо. Гин, попрощавшись, отключилась. Да уж — день начался мерзко, мерзко прошел и так же отвратительно заканчивается. Акутагава остановился и прислонился к перилам: он видел в отражении в воде свою ссутулившуюся утомленную фигуру, и его мысли не становились радужнее. Эх, если бы он мог избавиться от своей нерешительности, гордости, глупости — можно назвать, как угодно — все было бы намного проще. Дазай бы не бросил его, Мори не вытирал бы об него ноги, и Ичиё… не ушла бы. Акутагава снова задумался над тем, что он чувствует. При мысли о своем бывшем телохранителе, сердце подскакивало, как бешеное, и начинало щемить в груди. Рюноске ненавидел это чувство, но не мог от него избавиться. Почему он вообще это чувствует? Почему он не может сказать: «Мне наплевать на эту глупую Хигучи!», как делал большую часть их совместной работы? Признаваться себе в том, что и так вертелось на языке, Акутагава боялся. Он обязательно наберется решимости и встретится с Хигучи, чего бы это ни стоило, и объяснит ей так, что она поймет.***
Хигучи стояла напротив входа в кондитерскую и сжимала в руке маленький аккуратный конверт. В тот день она нервничала так, что едва не попросила Дазая остаться и пойти вместе с ней. Но это было бы уже совсем неприлично — Осаму и так очень сильно помог, и требовать от него большего девушка не смела. В тот день Дазай без всяких возражений вызвал такси и отвез Хигучи домой. Сестры дома не оказалось (хвала богам!), так что девушка быстро переоделась, и они с Осаму отправились в магазин. Ичиё краснела и просто сходила с ума от стыда, когда смотрела, как он расплачивается за нее на кассе. Это было поистине отвратительное чувство, и именно оно сейчас заставило Хигучи открыть дверь. Необходимо устроиться на работу… Невысокий пожилой мужчина окинул Хигучи оценивающим взглядом, когда прочитал письмо, и Ичиё смутилась. Что-то подсказывало ей, что она не первая девушка, кого Дазай пытается устроить в этот магазин. Однако, мужчина ничего больше не спросил у Хигучи, а лишь поинтересовался, готова ли она приступить к работе с сегодняшнего дня. Ичиё поспешно согласилась. Что-то во всей этой ситуации упорно не давало Хигучи покоя. Ей до сих пор казалось невероятным, что Дазай, который, по сути, был ее врагом, которому нельзя было доверять, так живо взялся помочь ей устроить ее судьбу. Осаму ясно сказал: он хочет контролировать ее, чтобы обеспечить собственную безопасность. Но Хигучи помнила, что Дазай спасал ее и раньше — тогда, когда девушка потеряла память и сбежала из Портовой Мафии, когда у него совсем не было причин этого делать… Ничего не было понятно. Работа оказалась необычной, но не сложной — она не требовала исключительных умственных способностей, а всего лишь внимания и некоторой сноровки. Хозяином кондитерской и главным человеком в магазине был Ичимуро-сан. Строгий и немногословный, он не выказывал по отношению к Ичиё никаких эмоций. Напарницами Хигучи были еще две девушки разных возрастов. Обе они показались Ичиё не вызывающими доверия личностями, и она приняла решение держаться настороже. Хоть Дазай и порекомендовал ее сюда, далеко не факт, что этот милый с виду магазинчик и его обитатели безопасны. Инстинкт не обманул Хигучи: напарницы с первого взгляда невзлюбили ее, хотя, кажется, трудно было найти более нелепые причины для этого. Первую — самую старшую — звали Элис. Никто не знал, какое у нее настоящее имя, поскольку девушка требовала, чтобы ее называли именно Элис. Элис была крупной, с очень выразительными изогнутыми глазами. Ичиё была для нее чем-то вроде насекомого, от которого хочется поскорее отмахнуться. По крайней мере, так чувствовала себя Хигучи, когда заговаривала с Элис. Но Элис была крашеной блондинкой, а Хигучи — натуральной… Вторая, с очаровательным именем Шинджу Осаки, была… по уши влюблена в Дазая. А тот факт, что именно Осаму привел сюда Хигучи, совсем не облегчал Ичиё жизнь. Истинную силу безудержной ревности Шинжду Хигучи почувствовала уже на следующий день, когда Дазай заглянул спросить, все ли в порядке на новом месте. В глазах новой напарницы Ичиё полыхнула такая дикая ненависть, что не оставалось сомнений: работать будет очень тяжело. Дазай, в свою очередь, сделал вид, будто ничего не замечает, и елейным голосом попросил Шинжду завернуть ему с собой две булочки с ягодами. Девушка тут же бросилась исполнять его просьбу, метнув на Хигучи победоносный взгляд. Ичиё лишь закатила глаза и… вдруг заметила усмешку Дазая. Вот же жук… Осаму, расточая благодарности, взял у Осаки булочки, не забыв при этом коснуться ее руки своей рукой, и проникновенным голосом произнес: — Благодарю, Осаки! «Осаки» и «Осаму» — даже наши имена похожи! Если бы я мог надеяться, что это что-то значит… Щеки девушки тут же залились краской, и она потупила глаза. Ичиё же едва удержалась, чтобы не цокнуть языком. Но Дазай посмотрел на нее, словно говоря: «Не выдавай меня», — и Хигучи промолчала. Она прекрасно понимала, что такое поведение очень даже в стиле Дазая, но Ичиё было жаль Шинжду, ведь она совсем не осознавала, что это всего лишь игра. Волей-неволей Хигучи вспомнила и про свою великую и трагичную любовь. Что если все, произошедшее с ней и Акутагавой, — всего лишь шутка? Просто попытка Рюноске что-то доказать, испробовать, в конце концов, унизить? Ичиё отвернулась от сияющей Шинжду, которая что-то восторженно щебетала, закрывая кассу и прикоснулась к своим губам. Возможно, она просто ошиблась, позволив своей мечте зайти так далеко. Все равно, кроме разочарования и боли, это ничего не принесло. Ичиё отдала бы все на свете, чтобы забыть последний год своей жизни или же… забыть всю свою жизнь, связанную с Портовой Мафией. Домой девушка брела в расстроенных чувствах, полная нерешительности и сожалений. Нет, когда-нибудь все определенно наладится: работа будет приносить удовольствие; сестра подрастет и станет более ответственной; воспоминания о Мафии перестанут беспокоить. И, наверное, найдется мужчина, который сделает ее счастливой?.. Но разве мог бы быть кто-то, кроме Акутагавы? Хигучи фыркнула от собственных нелепых мыслей так громко, что на нее начали оборачиваться немногочисленные прохожие. «Ичиё, ты как была дурой, так и осталась!» — мрачно подумала девушка, сворачивая к дому. От подъезда можно было видеть парк, в котором Хигучи так часто гуляла с Акутагавой. «Всего месяц назад я была так счастлива…» На секунду она чуть было не двинулась в сторону ворот, но передумала. Незачем ворошить прошлое. Незачем даже думать об Акутагаве. Когда Ичиё поднималась в лифте, ей пришло сообщение от Дазая: «Никому не говори». Девушка задумалась. Эта фраза могла иметь два значения. Первое — напоминание о том, чтобы не рассказывать никому о секретных встречах Дазая. Второе — не говорить Шинжду Осаки, что Осаму — наглый притворщик. «Я про милую Шинджу))» Хигучи ответила лаконичное «Ок» и положила телефон в карман. У нее совсем не было настроения как-то реагировать на кокетство Дазая, однако телефон снова завибрировал, и Ичиё с раздражением снова достала его. На экране значилось: «Спасибо)))))))» Девушка не стала ничего отвечать на это и снова убрала телефон, доставая ключи и входя в квартиру. Не успела Ичиё закрыть дверь, как из комнаты к ней выбежала Эйка. — Ичиё! Ичиё! Ты так долго! Где ты была? Хигучи-старшая ласково обняла сестру и погладила ее волосы. Вот эта родная девочка — главная причина, по которой Ичиё до сих пор не опустила руки. В кармане снова завибрировал телефон, но девушка проигнорировала его. — Ужина нет? Я сейчас приготовлю, — улыбнулась она сестре. — Я сама! — довольно возразила Эйка. — Я сварила для тебя рис. Ее лицо светилось от гордости, и Хигучи-старшая снова не сдержала улыбку. Иногда сестрица становилась просто настоящим кошмаром, но Ичиё так сильно ее любила, и все была готова простить. После ужина Ичиё уложила Эйку смотреть мультики, а сама отправилась в свою комнату, чтобы отдохнуть и настроиться на следующий рабочий день. Следовало тщательно продумать, как вести себя с напарницами и выполнить задание, которое поручил ей Ичимуро-сан. Работа не обещала быть приятной или полезной, по крайней мере, давала возможность не чувствовать себя глупо, когда практически незнакомый парень расплачивается за тебя на кассе. Хигучи вздохнула, ложась на кровать и вспомнила, что на телефоне у нее есть пропущенное сообщение. Оно гласило: «Ты добралась до дома?))» Ичиё не хотелось отвечать Дазаю. Ей совсем было не понятно, почему он вдруг проявляет такой интерес. Скорее, даже не интерес, а недоверие — вряд ли Хигучи привлекала его, как женщина. Между ними был заключен договор совсем другого характера. Однако Дазай был настойчив: «Я жду ответа уже 20 минут. Ты добралась до дома?» «Да». Ичиё отложила телефон в сторону, чтобы надеть пижаму. Пока она переодевалась, то услышала, как гаджет провибрировал два раза. Девушка закатила глаза: что этому настырному Осаму от нее надо? Небрежно заколов волосы, Хигучи все-таки решила ответить — попросить Дазая больше не писать ей. Ичиё разблокировала телефон. Первое сообщение было от Дазая: «Хорошо))))))» А второе: «Где ты?» Хигучи почувствовала, как сразу все тело потяжелело, руки задрожали, в пальцах закололо. Сообщение было от Акутагавы… У Ичиё перехватило дыхание, и она в страхе откинула телефон. Этого просто не могло быть. Девушка в панике поднялась и начала мерить шагами комнату, она не знала, как ей отреагировать. Что ответить? Что вообще все это может значить? Может, не отвечать? Сделать вид, что она не видела этого сообщения? К счастью, Хигучи не успела открыть мессенджер. Так что это вполне могло сработать. В конце концов, Ичиё выключила телефон, чтобы не поддаться соблазну ответить что-нибудь невразумительное или, того хуже, позвонить. Естественно, в эту ночь она почти не спала.