Разные жизни

      — Ты что здесь делаешь? — Джинён подсаживается к длинноногому парню у бара.       — Пью? — Он вскидывает брови, таращась на бокал с кислотной начинкой, и оборачивается к Паку. — У меня повод есть. Я завтра замуж выхожу.       — А родители в курсе твоих посиделок? — Альфа хмурится, когда видит, как парень через трубочку осушает бокал на половину.       — Не знаю, — омежка морщится от кислого послевкусия. — Я вообще ничего не знаю. Даже имени собственного жениха, — он снова оборачивается к Джинёну, смешно выпячивая нижнюю губу.       — В смысле? — Искренне удивляется Джинён и даже отбирает коктейль у уже снова потянувшегося к соломинке парня.       — В прямом. Я его даже не видел ни разу. Не достоин видимо, — омега хмурится на Пака, все еще отодвигающего от него коктейльный бокал, и лениво растекается по барной стойке. — Хотя по слухам он хороший человек. Даже цветы мне присылал. Красивые. Только у меня на них аллергия. Я не видел ни один букет в живую, только на телефоне у менеджера. Он фотографировал их мне перед тем как унести из раздевалки.       — Вот черт, — альфа развернулся к бару и даже разрешил забрать стакан с алкоголем.       — Ага, — парень жует трубочку, так и не сделав глоток. — Чувствую себя бараном на заклание. У родителей успешный бизнес, и меня используют как страховку, — омега скользит расфокусированным взглядам по ледышкам за стеклом и возит пальцем по конденсату на стенках.       Джинён косится на поникшего мальчишку.       — Отец всегда хотел видеть меня в руководящем кресле, а все остальное баловством, временной блажью считает. А я между прочим чемпион мира. И золото олимпийское мое было бы, если б не тот китаец.       — Тот бета был просто больше физически подготовлен.       — Брехня, — выплюнул истерзанную трубочку паренек. — Постой, ты меня узнал что ли?       — Не то что бы, — Джинён жестом отказал приближающемуся бармену. — Просто немного у нас в зимней олимпиаде было серебряных призеров, и на керлингиста ты не похож, Ким Югём.       Омежка фыркнул, мило морща носик, и снова поймал ртом соломинку, делая крупный глоток.       — Ни при чем там сила была. Я откатал вообще не ту программу, что должен был.       — То есть? — Заинтересовался пьяным бредом Пак.       — То и есть. Мой музыкальный отрывок из Шостаковича оказался точно таким, как Мо Гу Шеня, а после жеребьевки я еще и выступал через пару номеров после него. И мы с тренером решили откатать программу, что мы готовили к грядущим национальным соревнованиям. Я тренировался, вспоминал сюжет, музыку, движения, не вылезал с катка. — Он сжимает стакан в руке, и взгляд его как будто смотрел сквозь альфу. — Мне сняли балл за недокрученный четверной тулуп, вот только его там вообще и не должно было быть. С ним бы я потерял темп, а с тем жалким подобием, что в итоге вставили, и вовсе чуть не грохнулся, позорище, — мальчишка отвернулся обратно к стакану и шумно всосал остатки цветной бурды.       — Может тебе хватит? — Альфа повторно отсылает бармена жестом прочь.       — Может и хватит, а может и нет. Говорю же, я ничего не знаю. Я же не пил никогда, так что, — омежка равнодушно жмет плечами и совсем по-детски двигает по стойке от себя пальчиками опустевший стакан.       Джинён улыбается, наблюдая за ним.       — А керлингисты наши молодцы, — внезапно выдает паренек. — Я видел как они тренировались. Мне кажется, они с этими щетками уставали побольше меня. К тому же это еще и стратегический спорт, там думать надо, а не просто «по льду под музыку скакать», — Югём скривил мордашку, явно передразнивая кого-то, и тяжело вздохнул. — Может пойди я в него или в хоккей на крайний случай, отец не был бы так категоричен.       — Ты видел их лица?       Омежка вздрогнул от вопроса, будто забыл вовсе, что Пак рядом, и непонимающе вздернул бровки.       — Чьи?       — Этих керлингистов. Они же все как один выглядят так, будто периодически бьют друг другу рожи этими камнями своими.       Югём прыснул, прикрывая улыбку ладошкой.       — А ты смешной.       — Сочту за комплимент, — в ответ улыбнулся альфа. — Хотя меня чаще неотразимым и успешным называют.       — Ох, ох, ох, — Югём даже выпрямился над стойкой, иронизируя. — Еще скажи в рекламу звали.       — Вообще-то да, — Джинён тоже расправил плечи, сложил руки на груди и пафосно серьезно уставился вдаль. — Ты присмотрись. Представь на фоне бизнес-центр какой-нибудь. Ничего не вспоминаешь? По городу много такой рекламы висело.       — Ты бизнес-ланчи что ли рекламировал? — Хохотнул омежка, склонив голову к плечу, будто разглядывал мужчину.       — Э? — Совсем немного оскорбился Пак. — Вообще-то собственный банк. — Он принял нормальную позу, вернувшись к стойке, но тот же обернулся к Югёму. — Но почему бизнес-ланч?       Омежка звонко прикрыл рот ладошкой и покачал головой. Джинён улыбнулся милому мальчишке.       — Да ладно тебе. Я не обиделся вовсе. Просто любопытно. Может многие так подумали, но просто побоялись сказать.       — Просто, — Югём виновато глянул на альфу. — У тебя выражение лица было такое, будто ты есть очень хочешь. Да к тому же какой владелец крупного бизнеса будет сам его рекламировать. Для этого обычно каких-нибудь актеров, певцов или спортсменов привлекают. Даже я в одной такой снимался, но ее, кажется, забраковали.       — Да? Уволю к черту своего пиарщика, — Джинён полез во внутренний карман пиджака, чувствуя вибрацию телефона от пришедшего сообщения, но омежка вцепился ему в руку.       — Эй! Не надо. Не смей вешать на меня ответственность за чью-то жизнь, — в глазах мальчишки плескалась растерянность. — Я ляпнул это не подумав. Ведь наверняка проводились какие-то исследования или еще чего там для этого нужно, потому так и сделали.       — Да расслабься, мне просто смска пришла, — опешил Джинён.       — Ага, а потом ему тоже придет смска с текстом «ты уволен». Нет уж. Не смей, — Югём судорожно бегал глазами по Паку, бару и залу с танцполом, очевидно думая как отвлечь альфу от мысли об увольнении, а потом вдруг резко потянул на себя. — Хочу танцевать. Идем.       Джинён даже рот не успел открыть, как омежка соскользнул с высокого стула и потащил Пака в толпу. Альфа не то чтобы не умел танцевать, но чувствовал себя в этой бесноватой толкучке не очень уютно, а вот Югём был будто рыба в воде. Он двигался легко и непринужденно, улыбался ярко и заставлял Пака вместе с ним изображать какие-то нелепые движения и связки. Мужчина как мальчишка смеялся в ответ.       Когда они выбрались из душного клуба, Югём, все еще хохоча, повторял последнее эпичное движение Джинёна, смешно двигая головой как контуженная утка.       — Ну хватит, зачем я только согласился на это, — улыбнулся Пак, когда омежка копируя египетские рисунки со смешно расставленными руками начал кружить вокруг него.       — Да ладно тебе, весело же было, — улыбнулся мальчишка и, расставив руки, начал кружиться на месте, но Джинён резко перехватил его за талию и притянул к себе, спасая от промчавшегося совсем близко велосипедиста.       — Осторожней, — в заботливом голосе и чуть встревоженном взгляде альфы не было упрека или недовольства, к которым так привык Югём, что он даже замер на мгновение в теплых объятиях, после рванув прочь, прихватив Джинёна за рукав. Они петляли по каким-то закоулкам, Югём даже втащил Пака по бесконечной лестнице на какой-то холм, где резко остановился и ткнул пальцем вперед.       — Смотри! — Перед ними, как на ладони, расстилался весь город, мелькая сотнями огней. — Красиво, правда? — Югём обернулся, и Пак кивнул ему, улыбаясь.       Омежка расцвел и наконец раскинул руки как хотел, будто обнимая весь мир. Югём смеялся. Смеялся в голос. До слез. А потом зажмурился и начал падать. Джинён успел подхватить его в последний момент, но не удержавшись осел вместе с ним на землю.       — Ты с ума сошел? — Югём, прижатый к груди, слышал как бешено стучало чужое сердце. Он едва покачал головой и вытер мокрые щеки.       — Я знал, что ты поймаешь.       — Дурак, — выдохнул Джинён. — Ничего ты не знаешь.       — Да уж, — усмехнулся Югём. — Поцелуй меня.       — Что? — альфа удивленно посмотрел на мальчишку в объятьях.       — Меня завтра передарят как какую-нибудь китайскую вазу, и я даже не знаю кому. А с тобой я будто тысячу лет знаком, и мне не страшно.       — Югём, послушай, — Джинён хочет отстранить от себя омежку, но тот намертво вцепляется в лацканы его пиджака.       — Не хочу! Знать ничего не хочу. Могу я хотя бы первый поцелуй отдать без чужой указки? — Югём болезненно сводит брови и отчаянно ждет ответа, смаргивая с длинных слипшихся ресниц слезы. Джинён сдается.       Югём сидит в белом наряде с дурацким букетом невесты перед огромным зеркалом и вспоминает мягкие губы в трепетном поцелуе, осторожные руки, что ласково обнимали тогда, и тяжелый горьковатый запах осенних листьев, окутавший его в самом разгаре лета. Он ведь даже не знает как зовут того альфу, что выполнив просьбу отчаявшегося мальчишки отправил его домой на такси. Рыцарь хренов. Переживал за родителей Югёма. А о нем самом ведь и не подумал поди вовсе. А как, как омега будет жить после того вечера?       — Мистер Ким, к вам ваш жених, — до тошноты услужливый распорядитель мило улыбнулся в отражении кивнувшему Югёму и скрылся за дверью.       Горько. Будто и вправду осенних листьев наелся. Югём скривился от засевшего в сознании аромата и вздрогнул от знакомого голоса. В отражении стоял он. Югём резко вскочил, роняя стул, и едва не сбил туалетный столик, обернувшись.       — Ты? Что ты здесь делаешь?       — А что обычно жених делает в комнате своей невесты? — Джинён поставил опрокинутый стул и обворожительно улыбнулся. — Мы же тысячу лет знакомы и даже, о ужас, целовались до свадьбы, так что к чему эта ложная скромность? — Альфа уже откровенно посмеивался над огорошенным мальчишкой в своих руках, когда увидел первые слезы на любимых щечках. — Ну что ты? Это мне в пору реветь. Меня обманули, — Джинён осторожно стирал мокрые дорожки. — На настоящих китайских вазах рисунок не плывет.       — Ты дурак! — Слезы брызнули из глаз омежки с новой силой, пока он бессильно пытался поколотить несправедливо довольного Пака. — И шутки у тебя дурацкие. — Югём громко шмыгает носом, не слыша тихого «я знаю», и требует свой второй поцелуй от любимого альфы и будущего супруга теперь уже в одном лице.