Разные жизни

      — Избушка, избушка, стань ко мне передом, к лесу задом, — услышал молодецкий голос снаружи Югём и едва успел ухватиться костяными пальцами за края старенького умывальника, чтоб не упасть.       Все стены разом жалобно заскрипели, с полок свалилось несколько книг и какая-то старая склянка. Стол с лавкой перед ним медленно поползли на Югёма, но на полпути остановились и с грохотом вернулись обратно, когда избушка накренилась на повороте в другую сторону и наконец встала на обе ноги. Через мгновение в дверях очутился пышущий здоровьем чернявый парень с бровями вразлет и горящим взглядом.       — Добрый вечер, Бабушка-Яга, — видимо решил проявить любезность незваный гость.       — Какая я тебе бабушка? — Невпечатлился Югём. Он с отворотом куриной избушки от темного леса приобрел вместо обтрепанного скелета вполне человеческий облик, а лесные ценители среди вурдалаков утверждали, что еще и очень красивый вид — не Василиса Прекрасная конечно, но тоже очень даже ничего. От того видимо незнакомец и застыл в дверях как громом пораженный. Югёму, правда, было все равно. Он схватил метлу и, грозно размахивая ею, начал сметать осколки.       — Что сегодня за день вообще такой? Сначала похмелье это адское от самогона Лешего. Наверняка, паскуда, его на волчьих ягодах делает. Боюн в углу наблевал — полдня убирал потом за ним. Еще и мухоморы консервированные взорвались — три банки и не понятно почему. Теперь ты вот, — Югём собрал все осколки на маленький совок и выкинул их прямо в окно, наконец оборачиваясь на парня, — Чего надо?       — А где бабуля? — Отмер тот.       — Я за нее, — огрызнулся Югём и поднял упавшие книги, когда прямо на ногу ему рухнул еще один толстенный талмуд. Гость вздрогнул от грохота, а Югём вынул костяную ногу из мягкой тапочки, нелепо пошевелил костяшками пальцев и, подняв книгу, коснулся стены избушки. — Куронька моя, сделай шажок вперед, пожалуйста, а то мы из леса не вышли до конца похоже.       Избушка снова ухнула всеми стенами и двинулась вперед, только в этот раз плавно. Нога Югёма в мгновение стала обычной человеческой с плотью и кровью. Он сунул ее обратно в тапку, запахнул поплотнее свой восточный халат поверх домашней атласной пижамы и недовольно уставился на парня.       — Ты кто?       — Богатырь. Пак Джинён, — гость обворожительно улыбнулся и протянул руку для приветствия. Югём руки в ответ не подал, но исключительно от смущения. Богатырь был до дрожи в пальцах хорош собой, во вкусе Югёма откровенно говоря, но гордость еще никто не отменял. Нечисть он вековая или где?       — Чего пришел? — Югём отошел к жаркой печи и грохнул на нее старенький чайник полный колодезной воды.       — Я ищу Бабу-Ягу, — повторил Джинён, разглядывая статную стройную фигуру напротив.       — Ну, — Югём собирал в заварочный чайник какие-то сушеные травки из пучков над печкой.       — Что ну? — Не понял Пак.       — Вот правду говорят про вас богатырей: сила есть, ума не надо, — Югём приложил ладонь к виску, устало прикрывая глаза. Его все мучили отголоски похмелья, но не знавший об этом Джинён собрался оскорбиться и даже чуть выпятил и без того пухлые губы, но, почувствовав волшебный аромат свежезаваренного чая, передумал.       — Я Баба-Яга. Вернее Югём, а Бабой-Ягой меня Кощей прозвал, гомофоб картавый, — Югём злобно звякнул двумя расписными чашками о парные блюдца и обернулся с ними к Джинёну. — Или тебя костяная нога пару минут назад не убедила?       Сообразивший наконец что к чему Джинён улыбнулся ярче прежнего и потянулся к Югёму помочь, но тот отодвинул руки с посудой.       — Стол ровно поставь. И лавку. Хорошо хоть вторая прибита. Из-за тебя тут все кувырком.       Богатырь выровнял дубовую мебель перед Югёмом и сел куда тот кивнул. Нечисть выставил на стол полные чашки, мед и варенье в маленьких плошках и целое блюдо домашних блинчиков.       — Свежие, утром пек, — сел напротив Югём и сделал большой глоток из своей чашки. — Пей давай. Околел поди пока сюда дотопал.       Джинён щедро макнул кружевной блинчик в варенье, тут же запивая его обжигающим чаем и блаженно растекся по стене за спиной. Избушка тут же дрогнула, отозвавшись на прикосновение. Югём резко подался через стол, нависая над богатырем, чтоб самому коснуться стены. От него приятно пахло теплым молоком и чем-то сладким. Кожа вблизи казалась совсем нежной, с легким розовым оттенком на щечках.       — Тише куронька моя. Все хорошо. Это он по незнанию, — Югём выразительно зыркнул на Джинёна из-под пушистых ресниц, и Пак медленно отстранился от стены. Югём тоже вернулся на место. — Не стоит так нагло лапать незнакомых цыпочек. — Джинён наконец проглотил все что нажевал и кивнул. — Так чего ты хотел?       — Говорят ты можешь переправить через реку Смородину, — Югём нахмурился.       — Я много чего могу. Но чего б тебе через Калинов мост не пройти? Что-то не слышал, чтоб его на реконструкцию закрыли. Или, — Югём внезапно сменил иронию на язвительность в прищуренных глазах поверх чашки. — Неужели думаешь так с Горынычем не столкнуться? Струсил, Богатырь?       — Я вообще-то ради него туда и иду. Просто план у меня такой, — все-таки оскорбился Джинён.       — Какой еще план? — не понял Югём.       — Ну смотри, — Пак запихал в рот остатки очередного блинчика и начал двигать по столу посуду. — Вот Горыныч, — он выставил в центр блюдо с блинами. — Вот мост, — перед ним полупустую вазочку варенья. — Его в лоб с моста атаковать не резон, так что я с тыла к нему зайду, как ты меня через реку переправишь. — Он двинул розетку с медом полукругом, заводя ее за блинчики с другой стороны.       Югём посмотрел на стол, потом на богатыря и тяжело вздохнул.       — А ты точно Пак Джинён, а не Иван Дурак? — Джинён обиженно оттолкнулся от стола и едва не коснулся стены, но вовремя вспомнил последствия и напряженно выпрямился.       — И чем тебе не нравится мой план?       — Тем что у Горыныча три головы.       — Ну вот именно. Он смотрит вперед, влево и вправо, а я сзади зайду. — Югём звонко хлопнул себя по лбу, а следом тонко и ритмично зазвенели опустевшие чайные чашки. — Что это? — насторожился Джинён.       — Котик домой возвращается, — Югём встал из-за стола и достал из подпола тяжелую крынку.       За окном промелькнула огромная тень, полоснув зелеными огнями по окнам, и закончилась яркой вспышкой. Дверь тихонько приотворилась, впуская обыкновенного черного упитанного лоснящегося кота с изумрудными глазами. Югём налил ему в миску отборных сливок, ласково потрепав по голове, и зажег лучину. На улице стремительно темнело.       — Красивый кот, — заметил Пак. Югём кивнул и стал убирать со стола. Он закончил с мытьем чашек, когда Баюн, довольно облизываясь, запрыгнул на колени Пака.       — Я помогу тебе, — вдруг решил он.       — Что? Почему? — Удивился Джинён, поглаживая удобно устроившегося кота.       — Баюн не жалует чужих, а тебя признал. Может и выйдет из тебя и твоей затеи толк, — усмехнулся Югём. — Только налегке поедем. Никакой кольчуги и щита — ступа не выдержит такого перевеса.       — Такая хиленькая что ли? Не боишься сам на такой летать?       — Не боюсь, — обиделся за любимую ступу Югём. — А вообще мне просто Горыныча жалко. Он же вас богатырей жрет со всем обмундированием, а потом изжогой мучается зверюга.       Югём отвернулся к печи, застилая полати. Кот, будто почуяв настроение хозяина, спрыгнул к нему в ноги, путаясь в полах халата. Югём поднял его на руки и снова вздохнул.       — Меч я тебе другой дам — кладенец. Он полегче твоей железяки будет, а силы в нем в разы больше.       Джинён снова ярко улыбнулся.       — Спасибо, Югём.       Югём вздрогнул от звуков собственного имени на чужих красивых губах и выпустил кота, отворачиваясь.       — Не за что. Полетим завтра утром. Ночью у Смородины даже я шарахаться не буду. А сейчас спать. Лезь, — Югём указал на полати.       Джинён стащил кольчугу, скинул сапоги у лавки и подошел к Югёму.       — Лезь первый. Не могу у стены спать.       — Боишься что в лес утащу ночью? — хохотнул Югём, пряча за бровадой смущение.       — Нет, колени упираются, — голос Джинёна, такой спокойный, звучал над самым ухом.       — Вообще-то я выше тебя, — Югём резко обернулся едва не налетев на Пака.       — А я все еще богатырь, — удержал его за талию Джинён.       Югём вспыхнул от ощущения чужих горячих сильных ладоней на боках и, скинув халат, рванул наверх едва не затоптав кота.       — И свет потуши, — буркнул уже из-под одеяла Югём.       Джинён подавил улыбку, чтоб не дразнить Югёма еще больше, и потушив лучину, взобрался следом. Теплые печные камни прогрели перины, мягкие одеяла и подушки. Пак чувствовал себя как дома.       — Я бы даже если захотел в темный лес тебя не утащил. Куронька пятиться не умеет, а как она поворачивается, сам видел, — глухо пробубнил, отвернувшийся к стене Югём. — Да я и сам его не очень жалую. Просто день рождения вчера у Лешего был. Юбилей.       — Я тебе верю, — Джинён улыбнулся и повернулся набок, разглядывая изящную спину Югёма под атласной пижамой. Он потянул руку, чтоб коснуться острого плечика, но кот втиснулся ему под локоть, обжигая изумрудным прищуром. — Спокойной ночи.       Баюн улегшись в тепле начал тихо мурлыкать и скоро вся избушка спала мирным сном перед долгой дорогой.       Вот только на следующее утро никто никуда не полетел, потому что кот наблевал шерсти прямо в богатырские сапоги и их пришлось стирать. И на следующее утро, и следующее после него полет откладывался по самым глупым причинам, за которые Пак втихаря подкармливал Боюна свежей рыбой и мясом, что сам приносил в избушку. А Югём? Одичавшая нечисть все больше и больше привыкал к вынужденному соседу, его мягкой улыбке, бархатному голосу и таким ласковым и нежным объятьям каждую ночь.