Клетка.

Кто тогда знал, что спустя всего четыре года короной Победительницы увенчают Китнисс Эвердин? И теперь у нее тоже денег куры не клюют, драгоценностей – полный туалетный столик, а проблем – куда больше, чем прежде. А своего давнего спасителя Китнисс при новой встрече от души отблагодарила пощечиной. Будто авансом. Знала, что будет через сутки. Кстати, следа нет. Уже залечили? В Капитолии это быстро. Кому нужно несовершенство? Уж точно не местным денежным мешкам. И не создателям очередного шоу для скучающей публики. - Здравствуй, Финник. Век бы тебя еще не видеть. Как и всех здесь прочих – кроме Цинны. Но его-то к ней как раз никто не пустит. Зачем явился Одэйр – можно не спрашивать. Числится в расписании. Следующим пунктом. Спасибо, что не Брут. И спасибо, что сегодня пришел одетым. Для разнообразия. Правда, это ненадолго. В смысле, ненадолго – одетым. Пришел-то до самого утра. И не в последний раз. Кажется, фраза: «Я – не шлюха», зацепила Сноу за живое. В очередной раз. - Привет, Китнисс. Ты выросла. Да. Теперь ее нет необходимости выталкивать за дверь? И без пения теперь обойдемся? Во второй раз Одэйра врасплох уже не застанешь. Да и смысл? Здесь некого защищать, кроме себя. А себя – необязательно. Всё равно ведь бесполезно. Устраивать дурацкую комедию с сопротивлением? Вот зрители-то посмеются. Наверняка ведь тут в каждом углу по камере. Ток-шоу «После заката». И не исключено, что в прямом эфире. Не хватает только веселого голоса Цезаря. Почему этот… очередной пункт расписания не мог хоть немного опоздать? Сейчас Китнисс смертельно необходимо побыть одной хоть чуть-чуть. Забиться куда-нибудь в угол. Пережить разговор с мамой. Прийти в себя. Передохнуть хоть минуту… Не дадут. Ни сейчас и уже никогда. Арена продолжается. Хэймитч, почему ты всё же не сказал правду, пока было еще не поздно? - Я только пришла. Так что сначала в душ, не возражаешь? - Пошли вместе, - белозубо улыбнулся Одэйр. Во все опять же капитолийские тридцать два. - Что? - Не вижу смысла тянуть. Мы оба знаем, зачем мы здесь. Ага. И зачем в Капитолии – тоже знаем. Чертов чужой город, чертов домик для развлечений, чертов Сноу! - Может, ты мне еще и раздеться поможешь? – ощетинилась Китнисс. - Конечно, - пожал он плечами. Китнисс тоскливо уставилась на бежевые обои. В цветочек. Им хоть ничего не нужно. И они, наверное, рады бы не смотреть, так кто ж их спрашивает? А что тут еще разглядывать? Потолок? Рановато. - Ладно… помогай. С таким же успехом Финник мог раздевать манекен из витрины. Так же привычно-равнодушно. Отработанно. И с ответной реакцией, вполне достойной манекена. Правда, у них не колотится сердце. А у Китнисс сейчас перекроет все рекорды. Только, увы, не остановится. После Арены ее привели в полный порядок. Она здорова, как лесной олень. Перед пробегом от лесных хищников. Или от голодной охотницы. Что чувствует олень, если вокруг вместо леса – четыре стены в бежевых обоях? А у дверей – миротворцы. Когда юбка с блузкой соскользнули на пол лужицами шелка, несостоявшаяся избранница Сноу резко отстранилась. Пока и в самом деле не врезала. А то зрители удивятся. А уж Президент-то как… А хуже, если еще и взбесится. - Дальше сама, не возражаешь? Ну хоть удерживать не стал. Наверное, забыли приказать. Бывает. Китнисс шагнула в душевую первой. Босыми ногами - на ровный голубой кафель. В тон стенам. Там как раз пейзаж с морской тематикой. Отлично, даже не кровать. И что дальше? Стоя – как голодные девчонки с пьяными миротворцами? Когда тем уж совсем невтерпеж. Девчонкам – есть, их покупателям… чего другого. Впрочем, была же Китнисс голодной девчонкой. Просто тогда еще не успела вырасти. Говорят, от судьбы не уйдешь. И спорить с ней оказалось бесполезно. Даже драться. Надо было тогда и умереть. Нет, тогда уж лучше на Арене. Прим сейчас была бы дома. А Китнисс – в соседних с Питом могилах. Или с папой. Там хорошо. Птички поют, трава пробивается. По весне примулы зацветают. Цветы Прим. Когда пел отец, птицы замолкали. Заслушивались. В душевой - тепло, а озноб бьет так, что сейчас зубы стучать начнут. Эй, Сноу, смотри – придется разоряться на услуги стоматологов. А заодно еще и клыки позолотят и заточат – как Энобарии. На радость Капитолию. Ограничится ли Сноу одним Финником, или теперь Огненную Китнисс пустят по рукам всех Победителей? А то еще и особо жаждущих Победительниц. И уже только потом перейдут к капитолийцам. Вот посмеется-то Президент. Интересно, хоть Хэймитч откажется? Или тоже захочет жить? Финник выждал всего минуту. Впрочем, странно, что вообще чего-то ждал. Этот может раздеться и прямо под душем. А то еще и попросить помочь. Оказать ответную услугу. Почти неслышные шаги. Победитель, чтоб ему! Китнисс молча шагнула к стене душевой. Теперь поудобнее опереться руками, что ли? Прямо о какого-то дельфина. А над головой плещутся рыбки. Хорошо им… И дельфину. Если забыть, что отвернуться он тоже не может. Что там командовали пьяные миротворцы – купленным за дешевую еду подружкам? Видела не раз. И слышала. Когда покупателям было лень тащиться до дома. Или ноги уже не держали. Что голубая лагуна душевой, что грязные стены старых лачуг Шлака… Оберни дрянь в золотую обертку – ароматнее не станет. Ну давай уже, не тяни! Будущую шлюху всего Капитолия уже ноги не держат. Хоть она и трезва, как стеклышко. К сожалению. Кто мешал по дороге набраться в зюзю? А воду-то зачем включать? Вроде как не для этого сюда шли? Еле слышный шепот в самое ухо. Под шум воды: - Китнисс, если хочешь умереть – брошь в твоем кармане. Морник – в другом. Мерный шум воды шелестит, как весенняя капель в лесу. Глушит всё. - Только этим ты никому не поможешь. Тогда Сноу убьет их всё равно. Просто от злости. Решай быстрее. Жизнь долгая. Всё может измениться. Если Сноу не подослал его сам – за такие речи убивают. И не только самого говорившего. Не хватало еще, чтобы Прим пострадала! - Я сейчас вернусь, - выдавила Китнисс. - Подожди. Она на неверных ногах выбрела из душевой. Голая, мокрая и всё еще девственная Победительница – любуйтесь все. Может, еще и Сноу лично глянет? Правда, было бы на что? Соблазнительные наряды стилистов сейчас не на ней. Макияж… хорошо, если не стерся. И даже узоров-то на голом теле никто не намалевал. В Капитолии такое принято. Финника, что ли, попросить? Китнисс, у тебя истерика. Осторожно подняла с пола блузку, ткнулась в нее лицом. Вот она, брошь. Легко прощупывается сквозь тонкую ткань. А в соседнем кармане – действительно ягоды. И, может, даже морник. Проверять не станешь. Или точно придется глотать. Жаль, в юбке карманов не нашлось. А то там тоже поприбавилось бы орудий смерти? Китнисс шагнула к окну. Какой яркий в Капитолии закат. Почти как на крыше, перед Играми. Пит тогда был еще жив. Победитель Семьдесят Четвертых. И Китнисс Эвердин еще не проиграла свое будущее. Ладно, жить после всего этого вряд ли захочется. Значит, она умрет. Скоро. Решено. Но раз уж всё равно покойница – надо хотя бы вытащить отсюда Прим. Сначала. И маму. Прежде чем спокойно уйти к папе и Питу. Финник сказал, всё еще может измениться. Значит, жизнь должна быть долгой. Жизнь Прим. И какая разница, в каком виде тело покойницы сожрут черви? Конец у всех один. Раз Китнисс уже труп – на тело должно быть наплевать. Она задвинула шторы, отсекая закат. Оставляя его в прошлом. Умирать надо вовремя. И сразу. Пора вполголоса позвать Финника. Может, ему дельфины тоже приятнее ее общества – раз уж он из Четвертого. Но деваться-то куда? - Ну выходи уже оттуда, что ли? Я драться не буду. Утонешь ведь. - Вряд ли. – Что в его голосе – облегчение? Или еще и усталость? Рановато. Зрители будут разочарованы. - Я из морского Дистрикта. Четвертый выплывает всегда.