Клетка.

Родной с детства лес кажется вечным. И безопасным. Жаль, нельзя остаться в нем навсегда. Всегда слушать шум ветра в вершинах… и привычные голоса птиц. Тех самых. С ее броши… и с печенья. Жаль, что папа умер. Жаль, Китнисс не умерла на Голодных Играх. Сотни «жаль», от которых никому не легче. Всё могло сложиться совсем иначе. Написанное лишь раз имя Прим могли не достать из этого проклятого Шара. Рука Эффи Бряк могла дрогнуть и схватить другой листок. Всё могло сложиться иначе, но не сложилось. И слишком молчаливый Финник мог признаться давным-давно, но предпочел скрывать очень многое. Пока в охотничьем домике Китнисс не наткнулась на беглых повстанцев из чужого Дистрикта. С наивным паролем в руках – в виде печенья. В форме сойки-пересмешницы. - Мило. И когда ты собирался мне об этом сказать? Кто еще? Не отвечай - знаю. Джоанна, да? - И Хэймитч. - Отлично, - фыркнула Китнисс. - Безопасность нас всех теперь зависит от пьяного Хэймитча. - Ну, тебе-то он еще не сказал, - мягко усмехнулся Финник. - И за это еще ответит, - буркнула она. - Надеюсь, мою мать и Прим вы еще не завербовали? - Нет. Китнисс невесело усмехнулась: - Тогда я могу рекомендовать вам еще одного возможного революционера. Пока он тут не совершил любую революцию в одиночку. Он может. И уже вполне готов. Гейл, помнишь такого? - Помню. Только не «вам», а «нам». Это ведь и твой мятеж, Китнисс. Сойка-Пересмешница – ты, а не я, не Джоанна и не Хэймитч. - Кстати, не понимаю, почему. Любой из вас подойдет. Ты – самый юный Победитель в истории Панема. Джо – отъявленная бунтарка, гораздо хлеще меня. А Хэймитч в свое время вообще лихо обдурил Капитолий. - Вот именно – в свое время. Кто помнит смелого Победителя Хэймитча и его такой умный трюк с силовым полем? Целое поколение любовалось лишь на сломленного и жалкого Хэймитча-пропойцу. А я и Джо давно смирились и исполняем все прихоти зажравшегося Капитолия. - Кто мешал этим отсидевшимся под землей трусливым сволочам из Тринадцатого бросить вызов Капитолию двадцать пять, десять, четыре года назад? - Никто. Потому что они – действительно отсидевшиеся сволочи. Но других союзников у нас нет. А Капитолий – еще хуже и видит в нас только бесправные игрушки. А Тринадцатый из бункера обещает всем Дистриктам полное равноправие и… - Договаривай. - Отмену Голодных Игр. Больше никаких кровавых Жатв. Никаких Шаров с именами. Никакого вечного страха. Больше ни одна мать не станет дрожать за свое дитя. Ни одного ребенка не убьют на Арене и не превратят в безжалостного убийцу. Ни одного подростка не пустят по рукам. - Китнисс, решайся. Если мы потеряем и этот шанс – кто знает, когда выпадет следующий? Сколько еще лет ждать очередного дерзкого Победителя, и решится ли на него поставить осторожный Тринадцатый? - Как умерла твоя семья? – внезапно резко бросила Китнисс. Финник мог промолчать, но ответил. Ровным-ровным голосом: - Иногда тебе предлагают то, что ты сделать не сможешь. Забить насмерть ребенка безгласого или… еще что-нибудь хуже. Ты говоришь «Нет» и знаешь, что скоро не досчитаешься кого-то из своих. Потом тебе долго не дают таких приказов. Ты уже успеваешь поверить, что им хватит рвать на куски тебя самого. А потом всё повторяется… - Джоанна… - Джо сразу всё поняла. Да и со мной уже была знакома. Джоанна решила идти до конца. Она сказала «нет» первому же клиенту. И за каждый ее отказ… Джоанна сломалась, когда в живых осталась лишь ее сестренка. С тех пор она подчинялась во всём. - А сестра? - Погибла на Семьдесят Третьих. С тех пор Джо снова не подчиняется. Но это Тринадцатому уже не интересно. - Революция – это и есть та «долгая жизнь», о которой ты тогда говорил? ...Дельфины на стенах и потолке душевой. Закат за плотно задвинутыми шторами комнаты. Дрожащая рука нащупывает в кармане блузки очертания ягод морника… - Долго мы не проживем при любом варианте. Революция – это «всё еще может измениться». - Если бы не было революции? Если бы Тринадцатому не была нужна живая и здоровая Сойка? - Между нами всё осталось бы, как есть. Я не притворялся, Китнисс. Разве что ягод я, может, и не принес бы. - Тогда я рада, что ты – революционер, - буркнула Китнисс. - Ягоды были важнее всего? - Не то чтобы важнее. Важнее, когда есть выбор. Если его нет – всё совсем плохо. Финник, ответ на твой вопрос: да. Я буду их чертовой Сойкой. Раз я всё еще им нужна – даже сейчас. И сделаю всё, что для этого понадобится. Даже… Будто внезапно похолодало. Кровавый во всех смыслах Сноу не будет болеть вечно. И да – Китнисс сейчас, наверное, сообразит, что делать даже с ним. Но во всех остальных смыслах связь с Финником никак ее к этому не подготовила. К постели с отъявленным отморозком и убийцей тысяч людей. Руты, Цепа, Пита… папы. Маминых мучений. Финник до самого визита в тот тайный домик Сноу не успел сделать Китнисс ничего плохого. Даже когда-то помог. А вот Президент – злобный садист и редкостный мерзавец. И Китнисс и сейчас проще умереть, чем даже прикоснуться к тому, кто с удовольствием уничтожит ее маленькую, ни в чём не повинную Прим.