А вот и я!

      День выдался солнечный, хоть и ветреный. Ветер дул холодный, порывистый, срывал с распустившихся деревьев лепестки, кружил их во вьюге. По неширокой аллее к храму шли трое: средних лет мужчина, юноша лет двадцати и девушка, больше похожая на девочку. По обеим сторонам аллеи через равные промежутки высажены сакуры. Верхние ветви переплелись между собой, образовав нежно-розовую арку над головами идущих. Легкий, с горчинкой запах наполняет легкие, поэтому хочется идти как можно медленней.       По периметру небольшой храмовой площади тоже стоят сакуры. Они пока не цветут — храм находится у подножия горы, и солнце до площади добирается нечасто.       Этих троих служитель храма знает очень хорошо: они приходят каждый год, и каждый год подолгу простаивают в зале подношений, после чего уходят так же бесшумно, как и появились. Хотя нет, в этот раз они, кажется, отдали предпочтение традиционной обуви — гэта звонко постукивали о каменные плиты.       Девушка в лиловом кимоно запнулась и чуть не упала: видимо, такая обувь была ей непривычна. Её подхватил юноша в тёмно-синем кимоно. Мужчина в чёрном чуть приотстал, наблюдая за детьми и обшарил взглядом небольшую площадь перед храмом — как будто искал кого-то. Не найдя, привычно опустил уголки губ. Непонятно откуда взявшийся мотылёк порхнул перед его лицом и через мгновение осыпался лепестками. Служитель улыбнулся — духи благоволят этой семье. Ну, и он сам. Ему нравилось неторопливое достоинство старшего мужчины и смирённая подходящей одеждой порывистость его детей.       Отмечая их неожиданную приверженность традиционной обуви, служитель не слишком удивился. Зато пришел почти в ужас, увидев, как за ними поднимается ещё одна троица — одетых по-городскому парней. Ещё никогда не случалось такого, чтобы покой его постоянных гостей кто-то нарушал. Этих трёх парней служитель видел впервые, и они ему не очень понравились. Особенно самый низкорослый — он казался насквозь искусственным. Служитель взмахнул рукой — площадь заполонили лепестки сакуры, скрывая отца и детей от взгляда преследователей.       Когда цветочная буря улеглась, на храмовой площади остались стоять, недоумённо озираясь, только трое нежеланных гостей.

***

      Оказавшись в оке цветочной бури, Хитоми очень удивилась и слегка испугалась. Токия тоже выглядел офигевшим. Спокойствие сохранял только Хиро — кто-то же должен был. Тем более, такие выходки служителя храма были ему если не привычны, то знакомы. Как-то раз, придя сюда в одиночестве, он тоже оказался отсеченным от внешнего мира. Тогда ему явился служитель ками этого храма — личность весьма могущественная по меркам духов, но ничего почти не значащая для людей. Они немного поговорили, а когда Хиро пришел в себя, обнаружил, что провел на территории храма весь день — площадь уже была укутана в лёгкое одеяло сумерек. Так началась странная дружба духа и человека.       Увидев в отражении лепестков улыбку своего друга, Хиро улыбнулся в ответ и знаками показал детям, что бояться нечего. Глаза Хитоми заблестели от восторга, она в своих гэта неуклюже запрыгала на месте и даже собралась похлопать в ладоши. Хиро сделал предупреждающий жест: колдовство духов — штука хрупкая, и любое неосторожное слово, жест или даже взгляд могут его разрушить. Глаза Хитоми расширились еще больше, она подавила восторженный писк и всё-таки успокоилась.       Возглавляемые Хиро Токия и Хитоми прошли в небольшой зал для подношений, где и замерли на долгое время, вознося молитвы хранителю этого места и прося благословения для души Мари.       Выйдя из зала, они заметили, что никаких лепестков на площади нет и в помине. Хиро лишь плечами пожал на недоумённые взгляды своих детей — магия же! Зато вместо лепестков обнаружилась вполне себе материальная троица парней, сейчас недоумённо озиравшихся по сторонам. Только что их окружал вихрь цветов, и вдруг в одно мгновение исчез, унося с собой тех, за кем они следовали. А потом эти люди объявились как ни в чем не бывало!       Одного из парней Хитоми узнала.       — Отори-сан! Доброе утро! — весело поздоровалась она, помахав рукой.       Эйчи недовольно сверкнул очками — ну не верил он в сверхъестественное и верить не собирался. А значит, всему можно найти логическое объяснение. Зато двое его спутников выглядели одновременно недовольно и ужасно удивлённо. Особенно ярко это отобразилось на лице Наги, который не умел пока что как следует себя контролировать. Да и какой самоконтроль в тринадцать лет, особенно, если ты японец только наполовину?       — Доброе утро, господин Ичиносе. Доброе утро, Токия-семпай. Доброе утро, Хитоми-сан, — Эйчи в своем приветствии был вежлив, но все же позволил себе некоторые вольности.       — О, доброе утро, Эйчи-кун, — добродушно поприветствовал его Хиро, слегка склонив голову. — Не представишь нам своих спутников?       — Охотно! — воскликнул Эйчи. — Справа от меня Микадо Наги, а слева — Сумераги Кира.       — Приятно познакомиться, Ичиносе-сама, Ичиносе-семпай, Ичиносе-сан, — вежливо произнес высокий янтарноглазый брюнет.       — И мне приятно познакомиться с нашим композитором! — влез милый сероглазый подросток.       Хитоми слегка поморщилась: кажется, ей предстоит быть не только композитором, но и нянькой. Впрочем, в контракте об этом ни слова нет. Да и контракта как такового тоже пока ещё нет — его заключат только на следующей неделе, если они сработаются. Значит, пускай Эйчи справляется самостоятельно.       Когда Хитоми отвлеклась от размышлений, с приветствиями было покончено. Она обнаружила, что под руку с братом покидает храмовую площадь — предстоял путь пешком домой.       Отори, Сумераги и Микадо, оказывается, ждал автомобиль прямо у входа на территорию храма. Они было предложили Ичиносе подвезти их, но те вежливо отказались. В запасе у них оставалось примерно полчаса неспешного хода до дома. Это было время, которое они не собирались делить с посторонними.       — Приезжайте часа через полтора, — попросила Хитоми. — У нас семейное собрание.       Эйчи молча кивнул, Сумераги поклонился и одновременно дал подзатыльник Микадо, который попытался было сказать какую-то грубость. Микадо, поняв намек, угомонился и тоже изобразил поклон.       Ичиносе смотрели вслед отъезжающему джипу. Наконец, машина скрылась за поворотом, и Хитоми тут же скорчила рожу.       — Полнейшие придурки! — был её вердикт.       — Нет, с ними вполне можно работать, — возразил Токия. — Бывает и хуже, — со знанием дела добавил он, имея в виду своего соседа по комнате.       — Ну, не делай из этого трагедию. Сама виновата в том, что не можешь выбирать, с кем тебе работать, — жёстко сказал отец.       Хитоми усмехнулась.       — Я знаю, пап. И поэтому постараюсь смирить свой характер и не слишком с ними ругаться.       — Ты знала, что их будет трое? — спросил вдруг Токия.       — Нет. Думала, мне придется с одним только Отори работать.       — То есть, тебя не поставили в известность о двух других? — педантично уточнил он. Хитоми помотала головой.       — Мы это учтём, — ласково сказал Хиро, раздвигая губы в недоброй улыбке. — Обязательно учтём. Кстати, Хаято. Останешься сегодня на ланч?       Детское прозвище Токии и его же первый сценический псевдоним вызывали у парня смешанные чувства. Всё-таки, тогда ещё была жива мама, тогда он делал первые шаги на сцене...       — Разумеется, останусь. В конце концов, мне интересно посмотреть на потенциальных соперников моей группы.       — В этом ты весь, Хаято! — рассмеялась Хитоми, легонько пихая брата локтем.       Сегодня был чудесный день. День, когда можно забыть о своей неожиданной взрослости, о популярности, о подступающей старости, о своих дурацких шуточках и просто побыть семьёй. Один раз в год. В день смерти матери.