Неприкасаемый

ЧАСТЬ III. Страх

1. Пламя свечей мерцало в полумраке, бросая трепещущие тени на осунувшиеся лица редких прихожан. Стойкий запах ладана мешался со сладким зловонием, исходящим от бездомного, который спал на последней в ряду скамейке и иногда прерывал звонкую уверенную речь священника громогласными всхрапами. Сумасшедшая женщина, грязная и явно нетрезвая, отвечала на этот низкий, раскатистый звук визгливыми смешками, сгибаясь и едва не ударяясь лбом о деревянную стойку. На раскрытой затасканной Библии перед ней виднелись жирные следы равнодушных пальцев. — Братья и сестры, осознаем наши грехи, чтобы с чистым сердцем совершить Святое Таинство, — произнёс молодой пастор, непозволительно светлый и возвышенный для этой публики. Его ясный голос разносился под сводами церкви и замирал, ожидая, но в ответ слышалось лишь нестройное бормотание, в котором выделялся дрожащий говор старухи из первого ряда: — Исповедую перед Богом Всемогущим и перед вами, братья и сестры, что я много согрешил мыслью, словом, делом и неисполнением долга: моя вина, моя вина, моя великая вина… Поэтому прошу Блаженную Приснодеву Марию, всех ангелов и святых и вас, братья и сестры, молиться обо мне Господу Богу нашему, — она всегда шёпотом вторила словам священника, а остальные повторяли за ней. Кроме тех, что сидели слишком далеко. — Да помилует нас Всемогущий Бог и, простив нам грехи наши, приведет нас к жизни вечной. — Аминь. — Помолимся, — призвал священник и подождал несколько секунд в тишине. Прозвучал всхрап — и визгливый смешок. Плешивый бездомный рядом со старухой насмешливо фыркнул, глядя, как та с трудом опускается на колени. Её примеру последовали несколько человек, в том числе сидевший в последних рядах пожилой мужчина, с одежды, бороды и седых волос которого капала холодная дождевая вода. Ухватившись за стойку, он осторожно соскользнул со скамейки, преклонив колени, и сложил вместе ладони. В тишине, замерший одинокой фигурой перед алтарём, священник с трепетом читал молитву, словно светясь изнутри, хотя видел, что слова разбивались о насмешливый мрак глухого безразличия, находя слабый отклик лишь в глазах старухи. — Аминь, — произнесли они и ещё несколько неуверенных голосов под грохот упавшего с узкой скамейки бездомного и следующую за ним приглушённую ругань. Пастор, привычный к подобным сценам, смиренно замолчал, ожидая, когда эхо непристойной брани стихнет и снова воцарится молчание. Из-за стойки появилась сальная макушка, замерла на мгновение и с сонным: — А, нахуй… — исчезла. Над первым рядом поднялось дребезжащее ворчание, но на него священник не обратил внимания, иначе ждать пришлось бы слишком долго. Пастор вздохнул, подошёл к стоящей на углу кафедре и произнёс: — Слово Божие. — Благодарение Богу, — не замедлила откликнуться старуха. — И сказал Господь Моисею… Спокойный голос священника разливался по нефу. — Не крадите, не лгите и не обманывайте друг друга. Не клянитесь именем Моим во лжи, и не бесчести имени Бога твоего. Я — Господь. Не обижай ближнего твоего и не грабительствуй. Плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра. Не злословь глухого и пред слепым не клади ничего, чтобы преткнуться ему; бойся Бога твоего. Я — Господь. Не делайте неправды на суде; не будь лицеприятен к нищему и не угождай лицу великого; по правде суди ближнего твоего. Старуха размеренно кивала, похожая на куклу-болванчика, мужчина рядом с ней скучающе зевал, где-то сбоку тощий парень с сухими губами и закатившимися глазами откинулся назад, запрокинул голову, едва держащуюся на тонкой шее, и медленно сполз на край скамейки. — Не ходи переносчиком в народе твоем и не восставай на жизнь ближнего твоего. Я — Господь. Не враждуй на брата твоего в сердце твоем; обличи ближнего твоего, и не понесешь за него греха. Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя… — читал священник, громко и проникновенно, как если бы ему внимали многочисленные и благодарные слушатели. Словно не видел равнодушия в застывших глазах прихожан, большая часть которых просто пряталась в церкви от хлеставшего на улице дождя. Порывы ветра свистели в приоткрытом витражном окне, пытаясь задуть дрожащее пламя свечей. Под шум ливня пастор спокойно, неспешно читал Евангелие, пока прихожане смотрели на часы, листали потрёпанные Библии, слепыми взглядами блуждали по лицу Иисуса и посмеивались над сумасшедшей, которая продолжала раскачиваться и хихикать. Дверь пару раз громогласно хлопнула, впустив пару прилично одетых девушек, пока пастор читал молитвы над дарами. С любопытством оглядевшись, они преклонили колени перед алтарём, перекрестились, но, подойдя ближе к скамейкам, замерли, уловив исходящую от бездомного сладковатую вонь. Неловко потоптавшись на месте пару секунд, они медленно отступили обратно к двери и тихо сбежали под сожалеющим взглядом священника. Закончив чтение, святой отец встал за алтарём, откинул со лба светлую чёлку. — Приветствуйте друг друга с миром и любовью, — мягко и печально произнёс он, зная, что лишь две-три пары ладоней сплетутся в рукопожатиях, не больше. Мужчина в промокшей одежде поднялся, кивнул, улыбнувшись, опрятной женщине, сидящей через проход, и протянул руку бездомному с другой стороны. Тот поднял на него косящие мутные глаза, грубо бросил: — Чего лапы тянешь? — и отвернулся. Широкая ладонь медленно опустилась, раздался тяжёлый вздох. Мужчина укоризненно покачал головой, пробормотал: «Мир вам», — и сел. — Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, — помилуй нас. Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, — помилуй нас. Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, — даруй нам мир, — без особого выражения проговорил он, внимательно глядя на священника, и продолжил читать за ним все необходимые молитвы. В выражении лица мужчины читались жалость и сожаление. Воодушевление и трепетный восторг пастора тратились напрасно — они никому не могли помочь. В пустых глазах прихожан ни на секунду не зажигался огонь веры, а священные слова мертвели в грязных ртах и извергались потоком бессмыслицы. — Вот Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира. Блаженны званные на вечерю Агнца, — произнёс пастор. — Господи, я недостоин, чтобы Ты вошёл под кров мой, но скажи только слово, и исцелится душа моя, — ответили ему несколько голосов. Чаша сверкнула золотистым боком в длинных пальцах священника, и он с благоговением причастился, запив пресную облатку дешёвым сухим вином. — Опять он бухает прямо на работе, а нам не даёт, — громким шёпотом обратился мужчина к бледному, еле дышащему парню, не замечая, что тот в отключке. — Жид. Нет бы хоть по глоточку… Святой отец встал перед алтарём, встречая подошедших к нему прихожан, чью исповедь он выслушал перед мессой. — Тело Христово, — ласково шептал он, осеняя их крестом и опуская маленькие облатки в подставленные рты, жаждущие освобождения от грехов. Пережёвывая безвкусное тесто, бездомные разбредались в разные стороны. Пастор смотрел им вслед, зная, что, очистив совесть и душу, они наверняка запустят очередной порочный круг из пьянства, разврата, гордыни и уныния. Шаркающие шаги старухи эхом отразились от стен и затихли, запутавшись в неверных мерцающих тенях. Бросив презрительный взгляд на тех, кто сидел позади, и с отвращением скривившись от вида сумасшедшей, она, кряхтя и охая, опустилась обратно на скамейку. Дождавшись, пока все займут свои места, священник осторожно накрыл белоснежной салфеткой чашу, на которой можно было разглядеть пару небольших вмятин, царапины и маленькое тёмное пятно засохшего пепла. — Да благословит вас Всемогущий Бог — Отец, и Сын, и Дух Святой, — произнёс он после очередной благодарственной молитвы. — Аминь. — Идите в мире Христовом. Несколько человек поднялись и пошли к выходу, даже не дождавшись конца фразы. Тощий парень ещё сильнее сполз на скамейке, чудом не падая. Бомж заворочался во сне, громко всхрапнул, — сумасшедшая в ответ всхлипнула и уткнулась лбом в стойку. Старуха медленно поднялась и подошла к пастору, собирающему оставшиеся Библии. — Прекрасная служба, отец Рональд, — похвалила она. — Как и всегда. — Спасибо, миссис Флинт, — просиял священник, отвлёкшись от своего занятия и проводив взглядом скрывшуюся за дверью полную женщину — одну из их благотворителей. — Как ваша поясница? Я видел, вы становились на колени, хотя я советовал вам этого не делать, помните? — Болит спина. И всё болит, — вздохнула старуха. — Но я не могу спокойно сидеть, как другие. Многолетняя привычка, ноющая поясница от неё не избавит. — И всё же не стоит, здоровье прежде всего, — улыбнулся Рональд. — Иначе как вы будете служить Господу, если совсем сляжете с болью? — А ведь вы правы… Очередной всхрап эхом разнёсся под сводами церкви, и старуха с омерзением поморщилась. — Знаете, святой отец, служба была чудесная, но этот, — она кивнула в сторону торчащей между рядами руки с грязными пальцами, — всё портил. — Понимаю, — печально кивнул Грей. — Но что поделать? — Как, что? — возмутилась миссис Флинт. — Разбудить его, например. — Он начнёт буянить. Вы как будто его не знаете. — Тогда выгнать, — упрямо поджала губы старуха. — Отец Кит так и поступает. И ту психованную не пускает, когда она напьётся. И мессы проходят тихо и спокойно, как следует. — Куда же его в ливень выгнать? — жалостливо поднял брови Рональд. — Можно подумать, он не найдёт, где спрятаться! Шёл бы по подвалам с дружками своими спиваться, там ему и место! — Миссис Флинт, проявите сострадание, — священник мягко положил ладонь старушке на плечо, проникновенно заглядывая в глаза. — Он промокнет, пока будет идти, и простудится, и из-за его кашля никто толком заснуть не сможет. Хватит нам одной Бетти. — Ох, бедная девочка, — покачала головой миссис Флинт. — Что за жизнь, да ещё с самого детства. С такой-то мамашей не удивительно, — она бросила колючий взгляд в сторону неподвижно сидящей сумасшедшей. — Что с ней будет… Помрёт несчастная, а эта и не заметит. Давно пора отправить девочку в приют для сироток, там о ней позаботятся. — Вы же знаете, миссис Хейли этого не переживёт. Она только ради Бетти приходит в сознание. — Бетти в приют, а мать её — в дурдом, — непреклонно заявила старуха. — Не переживайте, с Бетти всё будет в порядке, уверяю вас, — улыбнулся Рональд и потянулся к стопке книг. — Она уже идёт на поправку. И с Брендоном я обязательно поговорю, — голос Грея дрогнул, но пастор быстро взял себя в руки. — Да, поговорю. А теперь мне нужно возвращаться к работе, если вы не возражаете. — Конечно, святой отец, — закивала миссис Флинт и медленно зашагала по проходу, продолжая ворчать: — Оставляет детку без присмотра, вот та и заболела… А что, если туберкулёз… кто лечить будет?.. Очередной всхрап оборвался громким болезненным вскриком, когда ребристая подошва ветхого старушечьего сапога впилась в мягкую ладонь. — Ох-ох, — запричитала миссис Флинт, сверля злобным взглядом Брендона, недоумённо моргающего и прижимающего к груди отдавленные пальцы. — Совсем я слепая стала, ничего под ногами не вижу. Прости, дорогой, ради Бога. И как ни в чём ни бывало пошла дальше, довольно улыбнувшись. Рональд проводил её укоризненным взглядом и повернулся к распятию с застывшей в глазах тоской. Свет от слабо горящих свечей не дотягивался до Иисуса, и его тёмное лицо было мрачным и страшным. Самоотверженное страдание сменилось равнодушным осознанием бессмысленности происходящего, и Рональд, вздрогнув, быстро заморгал, чтобы избавиться от наваждения. — Ты ведь будешь верить в нас до конца, правда? — прошептал он. — Как и мы — в Тебя. А иначе ничего не получится… Грей в очередной раз вздохнул. Если Господь и верил в них, убедить в этом бездомных было невозможно. Каждый раз слова Рональда о том, что не всё потеряно, встречали скептичные смешки и, самое страшное, — безразличие в потухших глазах. Всего несколько раз Грей видел, как они загорались робкой надеждой и боязливой верой в лучшее — когда Кит говорил с ними. Он был своим для них, бездомный, измученный, заглушающий боль алкоголем и наркотиками, но продолжающий за что-то — зачем-то — бороться. И в те моменты, когда он проводил мессы, едва держась на ногах, бледный, измождённый, с фиолетовыми тенями под глазами, когда он впивался в прихожан зрачками-иглами, когда давал им облатки дрожащими, пахнущими дымом руками, когда благословлял хриплым бесцветным голосом и, несмотря ни на что, упорно продолжал призывать к вере в милосердие и любовь Господа — в те моменты, казалось, паства готова идти за ним. — Прости меня, Господи, что я не могу направить Твоих детей по верному пути. Но я не брошу попыток, я буду работать усерднее, — прошептал он. — Многие говорят: чего ради них стараться, они же отбросы общества, алкоголики, наркоманы, воры, проститутки, они потеряны для себя и для других… Но каждый заслуживает шанса на спасение. Рональд решительно кивнул, будто услышал в ответ слова поддержки, и вернулся к прерванному занятию — сбору книг. Грей прошёл мимо сонно трущего глаза Брендона, хотел забрать Библию, лежащую перед сумасшедшей, но стоило ему дотронуться до потрёпанного переплёта, как женщина взвизгнула, завыла и вцепилась в книгу. — Ладно-ладно, — успокоил её Рональд. — Пусть будет у тебя, — и отправился дальше. Стопка потяжелела и выросла так, что священнику приходилось придерживать её подбородком. Осторожно, чтобы не уронить, он пошёл к шкафу, когда услышал низкий голос: — Позвольте вам помочь, — и верхняя половина стопки оказалась в руках незнакомца. — Спасибо, — улыбнулся священник. Пожилой мужчина, прихрамывая, двинулся в нужную сторону. Он был высокий и стройный, но годы брали своё и тянули его к земле, заставляя сутулить опущенные от усталости плечи. Бородатое лицо покрывали глубокие морщины, на лоб падали влажные седые волосы, а поблёкшие серо-зелёные глаза смотрели внимательно и ласково. Что-то знакомое было в этом мужчине, но что — Рональд вспомнить не мог. — Хорошая была служба, — сказал незнакомец, убирая книги на полку. — Слишком хорошая для такой неблагодарной публики. — Однажды и они смогут услышать голос Господа, — с неугасающей надеждой во взгляде ответил Грей. Мужчина хмыкнул недоверчиво и забрал оставшуюся часть стопки у пастора. — Видели, что делал тот парень? — спросил он, указав в сторону растрёпанной макушки неподвижного молодого человека, всю мессу провалявшегося в отключке. — Да, я знаю, — виновато отозвался Грей. — Я просил его не делать этого в церкви, и он некоторое время не таскал сюда эту дрянь, но потом, видимо, забыл. — Он бросил шприц под скамейкой. — О боже! — воскликнул священник и хотел побежать за ним, но незнакомец его остановил: — Не волнуйтесь. Я уже всё убрал, пока вы говорили с той милой старушкой. — Спасибо большое! Вы правы, это совершенный беспредел, — Грей тяжело вздохнул и жалобно поднял брови. — Но что с них взять? Почти все здесь — приютские, у них ничего нет, они разочарованы, потеряны, одиноки и озлоблены. Честно, я удивляюсь, что они вообще сюда заходят, пусть даже погреться. — Приютские? — не понял мужчина и поёжился от сквозняка, схватившего холодом его мокрую одежду. — Да, здесь рядом есть приют… ну, скорее ночлежка… Об этом написано на стойке у входа. Я там работаю, и это наша церковь. Поэтому паства такая… — священник, не способный произносить обидные вещи, не смог подобрать подходящего слова. — Они все бездомные. Бывшие преступники. Может, и не только бывшие. Пьяницы. Наркоманы… Сумасшедшие, — шёпотом добавил он, незаметно кивнув в сторону женщины. Рон не стал уточнять, что обычно в те дни, когда он вёл мессы, публика была совсем другой. Его приходили слушать немногочисленные опрятные и благонравные жители района. Исповедующиеся, молящиеся, приносящие пожертвования. А сегодня он просто заменял Кита. — И вы пытаетесь спасти их души, которые давно проданы дьяволу? — скептично уточнил незнакомец, однако взгляд его не был насмешливым. Светлые глаза с лучистыми морщинами в уголках смотрели с пониманием. — Я делаю всё, что могу, — серьёзно кивнул Грей. — Нечасто встретишь такое смирение, — одобрительно сказал мужчина, и его тёплая улыбка вдруг вернула Рона в детство, когда его хвалили за хорошее поведение и ласково трепали по голове, а он готов был прыгать от счастья, потому что ничего больше ему было не нужно. Со стороны окончательно проснувшегося Брендона раздались беспокойная возня и шёпот. Женщина, сидевшая теперь в проходе на коленях, прижимала к впалой груди Библию и тихо что-то выла себе под нос. Но всё внимание Грея было поглощено собеседником с добрым и проницательным взглядом. — Скажите, — начал незнакомец. — А в вашей ночлежке найдётся место для ещё одного бедного бездомного? Брови священника медленно поползли вверх. — Вы совсем не похожи на… — и он резко перебил сам себя, — о чём я говорю! Конечно, найдётся. Можете оставаться у нас столько, сколько будет нужно. Некоторые живут годами. — Я не буду таким назойливым, — усмехнулся мужчина. За их спинами слышалась приглушённая ругань — звук не менее привычный в этой церкви, чем звук молитв и гимнов. Откинув со лба седые пряди, незнакомец снова задрожал на сквозняке, и Грей всплеснул руками: — Вы же совсем продрогли! Пойдёмте скорее, я дам вам сухую одежду, а то простудитесь. Сейчас приют ещё закрыт, так что вы сможете спокойно принять душ, и никто вас не побеспокоит, — священник торопливо повёл мужчину за собой. — И я ведь не представился… Я отец Рональд. А как вас зовут? Незнакомец достал из кармана белый платок, вытер дождевые капли с виска, и на мгновение Рону показалось, что к стойкому запаху ладана и воска добавился ещё один — пряный, сладкий, резкий. — Дэвид. И пока это смутное ощущение не прошло, Рон не мог дышать. — Дэвид Райз, — сказал мужчина, выходя за Греем на крыльцо. Внутри церкви, за закрывшейся дверью, раздались глухой стук, сдавленный крик, и все звуки поглотила тишина. *** Кит резко открыл глаза, вырвавшись из липкого кошмара, и устало вздохнул, проведя холодной влажной ладонью по лицу. Один и тот же сон, растянутый на годы, повторяющийся кадр за кадром, теперь, после появления Сэма, стал ещё хуже. Образы накладывались друг на друга и душили, лишали силы воли ощущением безысходности. Теперь это пальцы Сэма стискивали его запястья. Теперь это ладонь Сэма сжималась на его шее. Теперь это от веса Сэма, давящего на рёбра, он задыхался. Сэм выполнял в его кошмарах чужую роль. Кита передёрнуло; он тяжело сел, с трудом избавившись от оков жуткого сна и оказавшись во мраке реальности. Смутные очертания разбросанных в беспорядке предметов размывались в темноте: одежда валялась поверх одеяла, криво повешенное распятие не вписывалось в светлое пятно на стене, чётки лежали на полу рядом с закрытой коробкой и полупустой бутылкой вина, украденной накануне из подсобки в церкви. Всё было как обычно, как неделю, месяц, полгода назад, за одним исключением — часть стола занимал чёрный зонт, который Кит так и не вернул Сэму. Священник зацепился за него взглядом, вспомнил успокаивающее тепло деревянной рукоятки, и пробуждённые кошмаром фантомные ощущения, от которых дрожь пробегала вдоль позвоночника, неохотно отступили. Поднявшись с кровати, Кит натянул на себя мятые штаны и футболку с длинными рукавами — была смена Рона, так что рубашка и колоратка ждали своего часа на комоде — и, зажав в зубах сигарету, сонно потёр глаза. Ярко в темноте зажёгся уголёк, отражаясь и дробясь в осколках зеркала и освещая красным бледное лицо с упавшими на лоб чёрными прядями. Зашипела, сгорая, бумага. Кит поднял крышку ноутбука и нажал на кнопку, переставив пепельницу с табуретки на стол. Заполняя тесную комнату едким дымом, Сакред сделал пару глотков вина и сел, подогнув под себя одну ногу. Экран засветился приветствием, появился рабочий стол с картинкой по умолчанию. Кит щёлкнул на иконку браузера и потянулся, предвкушая долгую ночь в тихом одиночестве. Бесцельно переходя по вкладкам — два порно-сайта, форум прихода, страница школы племянника, сайт с кино онлайн, — Сакред думал, чем заняться, прежде чем настанет время лежать на кровати и смотреть на потолке собственные фильмы, когда вспомнил, что неплохо было бы для начала умыться, отлить и утащить что-нибудь с кухни, чтобы потом не выходить до самого утра. Оставив в воздухе серый росчерк дыма, священник вышел в коридор, затянулся и щелчком выбросил окурок в окно перед тем, как открыть дверь в зал, из-за которой доносились приглушённые голоса. Народу было непривычно мало: Рональд с каким-то стариком стояли у кровати, на которой сидела Бетти, худенькая восьмилетняя девочка с коротким хвостиком русых волос, заострившимся от болезни носом и большими глазами; её полоумная мать неподвижно лежала в стороне от них, как будто не имела к Бетти никакого отношения; ещё с десяток коек занимали спящие мужчины и женщины; в комнате отдыха раздавались звуки бурной ссоры. Кит бросил взгляд на часы — миссис Флинт скоро должна была прийти, она всегда появлялась и исчезала в одно и то же время, неизвестно чем занимаясь за пределами приюта и никогда не пропуская мессы и чтения Библии. Странным было отсутствие Брендона и его дружков. Обычно они пропадали летом, бухая чёрт знает где и не просыхая ни на минуту, а осенью, когда наступали холода, продолжали безудержно пить, не покидая ночью стен ночлежки. Лишь изредка кто-то из них уходил и больше не возвращался, замерзая насмерть зимой где-нибудь в жалком, мелком сугробе. Но не Брендон. Брендон, казалось, обитал здесь с начала времён и вёл себя так, будто не он пришёл жить в приют, а приют был возведён вокруг него. Койка, которую обычно занимал Райан — тощий парень с вечно разными по ширине зрачками — также оказалась пуста. — …здесь скучно, я лучше пойду гулять, — услышал Кит высокий голос Бетти. — Это всего на пару дней, — убеждал её Рон. — Пока ты не поправишься. А иначе ты совсем заболеешь, и тебя положат в больницу, надолго. Ты ведь не хочешь лежать в больнице? — Здесь скучно! — капризно повторила девочка и закашлялась. — И совсем не с кем играть… Одной плохо. — Ты будешь не одна в этот раз, с тобой будет наш новый друг… Что за новый друг, Кит, скрывшийся за дверью туалета, не услышал. Справив нужду под тошнотворные звуки, которые издавал некто, блюющий в соседней кабинке, Сакред задумчиво занёс руку над дверью, собираясь постучать и спросить, не нужна ли помощь. Судя по характерному неразборчивому бормотанию в перерывах между приступами, это был Брендон, но едва различимый всхлип заставил священника сомневаться. В любом случае он не собирался никого утешать и успокаивать. Не сегодня. Кит отступил, быстро умылся и вышел из туалета. Не его смена — не его проблемы. Кухня находилась рядом с комнатой отдыха, из которой доносился усталый голос Рона, пытающегося примирить спорящих. Судя по тому, как в ответ его громко посылали нахуй, у него не очень хорошо получалось. Ему явно требовалась помощь, но Сакред, погружённый в свои мысли, не слушал, что происходит вокруг. И он почти дошёл до кухни, когда его окликнули: — Кит! Бетти. Священник замер, так и не коснувшись дверной ручки. — Кит, иди сюда! — позвала она нетерпеливо и, не дожидаясь, когда он подойдёт ближе, хрипло затараторила: — Кит, мистер Райз говорит, что у нас здесь есть​ книжки со сказками, и не только про Иисуса! — она закашлялась, подавившись собственными недоверчивыми словами, и продолжила сдавленно: — Это правда, Кит? Правда есть? Мистер Райз сказал, что он сам видел! Сделав пару шагов к кровати Бетти, Сакред поднял взгляд от грязного пола и застыл. На него внимательно смотрели тёплые серо-зелёные глаза в обрамлении лучистых морщин. — Мистер… Райз? — тихо повторил Кит. На мгновение ему показалось, что сердце остановится или разорвётся, разодранное на части ледяной паникой. — Да, Дэвид Райз. Бархатный низкий голос давил на виски, ласковая улыбка прошивала насквозь, протянутая в знак приветствия широкая ладонь душила сильнее петли на шее. Кит задыхался. Скрестив на груди трясущиеся руки, он невероятным усилием воли заставил себя не двигаться, хотя единственным его желанием было сбежать, спрятаться и умереть где-нибудь далеко-далеко отсюда. Как можно дальше от проницательных, лишающих воли глаз. От насмешливо улыбающихся губ. От душного запаха воска и лакрицы. — Приятно познакомиться, — добавил старик и положил руку обратно себе на колено. — Мистер Райз обещал, что будет читать мне перед сном интересные истории, — похвасталась Бетти и встревоженно подпрыгнула на койке: — Он же не обманывает, у нас правда есть книги с интересными историями? Кит перевёл на девочку ничего не выражающий взгляд, хотя страх сдавливал горло жёсткой морщинистой ладонью и внутри всё выкручивало желанием упасть на колени и умолять. Но он только сказал бесцветно, как всегда: — Правда. Но ты ведь знаешь, твоя мама не хочет, чтобы тебе читали что-то кроме Библии. — Моя мама — сумасшедшая, — заявила Бетти и обиженно надула губы. — Нельзя так говорить про маму, дорогая, — мягко произнёс Райз и погладил девочку по плечу. Кит дёрнулся, словно ощутил на себе это нежное прикосновение. — Она просто немного больна и не ведает, что творит. Её нужно пожалеть. Пальцы Райза мягко, ободряюще сжались у тонкой шеи девочки. Сакред запнулся на вдохе, его всего трясло, как в лихорадке. — Пойдём, Бетти, — позвал он, легко, но настойчиво взял её за запястье и потянул за собой, больше не глядя на старика. — Уже поздно, тебе пора спать. — Ну пожалуйста, ещё чуть-чуть, — привычно начала канючить девочка, однако послушно спрыгнула с койки и пошла за священником. — Хотя бы полчасика… ой, Кит, у тебя такие холодные руки! — воскликнула она. — И ты дрожишь, прямо как я вчера. Ты тоже заболел? — Да. Они остановились у койки, соседней с той, на которой лежала женщина с растрёпанными волосами — мать Бетти. Она с отсутствующим видом смотрела в стену, от неё несло перегаром. Но это общество было лучше, чем общество любезного мистера Райза. — Ты пьёшь лекарства? Меня заставляют пить горькие таблетки, — пожаловалась Бетти и уселась на свою кровать. — Нет, я болею не так, как ты, — ответил Кит, ощущая пристальный взгляд, от которого по шее, спине, рукам и ногам растекались парализующие волны отчаяния и беспомощности. Как если бы он чувствовал прикосновения широких ладоней одновременно по всему телу и не мог пошевелиться. — Мне лекарства не помогут. Давай ложись, — Сакред накрыл Бетти толстым одеялом — самым тёплым в приюте. — Значит, ты болеешь как мама? Тебе помогут только молитвы? Так про неё отец Рон сказал, — девочка с сочувствием смотрела на Кита большими голубыми глазами. — Да… Ты будешь молиться за меня, Бетти? Тогда мне станет лучше, — тихо произнёс Сакред и опустился на колени перед койкой. — Давай мы помолимся вместе, а потом ты будешь просить Бога за меня и твою маму, пока не заснёшь, хорошо? И мы оба обязательно поправимся. Боковым зрением видя, что Дэвид наблюдает за ними, священник прерывисто вздохнул и сказал торопливым шёпотом, наклонившись к Бетти близко-близко: — И обещай, что до утра ты будешь лежать в своей кровати. Никаких прогулок по коридорам, ладно? А если захочешь в туалет или попить, зови отца Рона. Никуда не ходи одна. Если будешь хорошо себя вести, я завтра принесу тебе конфет и расскажу интересную историю, — девочка только открыла рот, чтобы о чём-то спросить, и Сакред уточнил: — Не про Иисуса. Это будет нашим маленьким секретом, хорошо? Пообещай, что никуда не пойдёшь этой ночью. — Обещаю, — так же тихо ответила Бетти. Вслед за священником сложив вместе ладони, она​ прикрыла глаза и заговорила одновременно с ним: — Огради меня, Господи, силою животворящего креста Твоего сохрани меня в эту ночь от всякого зла. В руки Твои, Господи, предаю дух мой. Ты же благослови меня и помилуй и жизнь вечную даруй мне. Аминь. — Спи, — шепнул Кит и перекрестил Бетти. — И помни, что Господь любит тебя. Невесомо коснувшись губами её лба, Сакред встал, медленно, через силу повернулся к Райзу и замер, отстранённо отмечая, как внутри всё сводит до тошноты от устремлённого в их сторону страшного, хищного взгляда. И когда их глаза снова встретились, Кит понял, что больше не выдержит ни секунды. На негнущихся от напряжения ногах он покинул зал, не заметив миссис Флинт и едва не столкнувшись с ней, и переступил порог приюта. Спустился с крыльца, двигаясь бессознательно, как во сне, в одном из тысяч своих кошмаров, вышел за пределы козырька и остановился под дождём. Тяжёлые капли смыли защитный кокон оцепенения. Кит развернулся и побежал, не разбирая дороги. В незашнурованных кедах, надетых на голые стопы, в одной тонкой футболке и лёгких штанах, он нёсся через улицы под ледяным ливнем и пронизывающим ветром, с тяжёлым, невыносимым осознанием, что как бы далеко он ни оказался, бархатный низкий голос и жестокие серо-зелёные глаза всегда будут преследовать его. Но всё же он продолжал бежать мимо пустых автобусных остановок, магазинов с блёкло светящимися вывесками и старых молчаливых домов с закрытыми окнами. Всё дальше и дальше, не чувствуя боли в ногах и жара в груди. Только когда они стали нестерпимы, Кит остановился, задыхаясь, и быстро оглянулся. Глупо, нелепо боясь, что снова увидит высокую, облачённую в чёрное фигуру с ладонями, протянутыми к нему в приглашающем — приказывающем — жесте. Но позади, как и везде вокруг, не было ничего, кроме стены дождя, сверкающего каплями в жёлтом свете фонарей. Сакред сложил руки на груди, дрожа от холода, с трудом втягивая ртом морозный воздух в попытках успокоиться, но сердце продолжало бешено, гулко стучать, разгоняя по телу бессилие и безысходность. Кит мучительно закашлялся и осмотрелся, пытаясь понять, где оказался. Он был близок к тому, чтобы просто упасть, свернуться калачиком в ближайшей луже и подвывать, беспомощно, отчаянно, в ожидании, когда кто-нибудь добьёт его из жалости. Однако невероятным усилием воли он заставил себя идти сквозь темноту и заливающий глаза дождь. Кит добрёл, спотыкаясь, до ближайшей остановки и встал под козырьком. Невидящим взглядом он смотрел на срывающиеся с его края капли, кашляя и мечтая покурить, чтобы хоть на секунду отвлечься, но сигареты остались в приюте. В клетке со зверем. Несмотря на холод и ветер, несмотря на то, что он промок насквозь, Сакред пропустил пару автобусов, в которых было слишком много пассажиров. Мимо проезжали редкие машины, но денег, чтобы попросить подвезти, у него не было. Дождь то затихал, то становился сильнее, и его ровный шум не мог заглушить звучащий в голове Кита голос Бетти. Мистер Райз сказал, что у нас есть интересные книжки. Мистер Райз обещал читать мне их перед сном. И слова Рона, проигрывающиеся снова и и снова, как заевшая, ненавистная до боли пластинка. Ты будешь не одна, с тобой будет наш новый друг. Ничего не менялось с годами. Книжки, истории и лакричные леденцы после. Кит опустился на скамейку, вцепился в мокрые волосы и тихо застонал сквозь зубы. Что он мог сделать? Спустя столько лет он был всё так же беспомощен. Сакред сжал голову руками, зажмурился и застыл. Возможно, он слышал, как проехала ещё пара автобусов. Возможно, ему показалось. Но он не двигался, пока кто-то рядом не спросил: — Мужчина, вам плохо? Сильно вздрогнув, священник вскинул взгляд и едва не упал со скамейки, отшатнувшись от протянутой к нему сочувствующей руки. Молча вскочив, он в последнюю секунду запрыгнул в автобус, из которого только что вышла сердобольная женщина. Внутри салона Кит проскользнул между редкими пассажирами, испуганно отпрянул от чуть не задевшего его локтем молодого человека и забился в угол. Поймав несколько удивлённых взглядов, Сакред вжался в перила, стараясь стать как можно незаметнее, но своим диким видом привлекая ещё более пристальное внимание. Загнанно дыша и мучительно кашляя от першения в пересохшем горле, Кит настороженно следил за окружающими. И через несколько остановок, когда о поручень рядом с ним облокотился пожилой мужчина, не выдержал и выскочил обратно под дождь. Хлюпая водой в кедах, священник снова побрёл по холодной, тёмной и успокаивающе пустынной улице. Вдалеке виднелись яркие огни района, в котором жил Сэм, и Сакред изо всех сил концентрировался на одной мысли — добраться до него. А что он будет делать потом? Кит опять закашлялся, стиснул зубы и заставил себя не думать об этом. Сейчас он просто идёт вперёд, и больше ничего. Ему есть, куда пойти. Остальное — неважно.