Неприкасаемый

Над дверью исповедальни зажглась тусклая лампочка. Кит тоскливо посмотрел на часы на экране телефона. Двадцать минут — и он будет свободен, сможет пойти в свою комнату, запереться, чего он обычно не делал, принять ударную дозу и отключиться от реальности, третий день подряд игнорируя звонки Сэма. Сакред устало вздохнул, откинулся назад и чуть ослабил тугой белый воротник. Минуты ожидания издевательски растягивались, погружённые в вязкую тишину пустынного нефа. Даже Брендон ушёл, поставив очередную свечку за упокой, которая, впрочем, давно уже прогорела и потухла с тихим «пшик». Совсем как тот, для кого была зажжена. Собственное дыхание, запертое в четырёх стенах узкой исповедальни, казалось слишком громким, как если бы Кит находился в шкафу или в гробу. Звуки, раздающиеся внутри, упирались в тёмное дерево, с трудом просачивались наружу, теряя на это последние силы, и растворялись, так и не достигнув чужих ушей. Порой священник думал, что из такого глухого места голоса кающихся не доходили даже до Бога. Размеренные вдохи и выдохи, тишина и одиночество успокаивали расшатанные нервы, и Кит не заметил, как задремал. Сквозь полусон он слышал хлопок, шаги, бормотание и в обратном порядке — осторожные шаги и снова хлопок, но может ему это только снилось. Не выходя из этого мутного состояния, Сакред опять посмотрел на время и потёр глаза — оставалось несколько минут, и можно было с чистой совестью выйти из душной темноты, покурить на свежем воздухе и спрятаться у себя. Но только он собрался встать, как дверь исповедальни, приоткрытая, приглашающая вывернуть свою душу и свалить грехи на чужие плечи, скрипнула и захлопнулась. Тусклая лампочка погасла. Кит выпрямился и поправил колоратку. — Здравствуй, Кит, — произнёс низкий бархатный голос. Рука Сакреда замерла у горла, задрожала и безотчётно попыталась найти нательный крестик, но пальцы лишь скользнули по чёрной ткани сутаны и, опустившись к поясу, вцепились в тихо звякнувшие чётки. — Святой отец? Взгляд Кита метнулся к человеку за перегородкой — тонкие, обрамлённые морщинами губы, перечёркнутые бледной тенью решётки, насмешливо изогнулись. Сакред открыл рот, пытаясь выдавить из себя хоть слово, судорожно вздохнул и закашлялся, подавившись собственным отчаянием. — Ты в порядке? Нужна помощь? — прозвучал ласковый до тошноты вопрос. — Нет, — прохрипел Кит, уставившись на свои руки, так сильно скрутившие чётки, что готовы были вот-вот разорвать хрупкие кольца между бусинами. Он ощущал на своём лице липкий взгляд холодных серо-зелёных глаз, и всё его тело словно опутывало мерзкой тягучей паутиной, не дающей ни пошевелиться, ни вдохнуть. — Я должен идти, — невыразительно сказал Кит. — Если вы хотите исповедоваться, подождите отца Рональда, он будет рад вас выслушать. Кит должен был встать и уйти, не дожидаясь ответа, но ноги будто отнялись. Он не чувствовал собственного тела, казалось, даже сердце остановилось. Внутри, там, где раньше пульс отбивал ритм немой паники, поселилась тихая покорная беспомощность. — Я хочу поговорить с тобой, Кит, — непреклонно возразил Райз. — Ты не можешь вечно меня избегать. Сакред до боли сжал крестик, заставляя себя не поднимать голову, не смотреть, не подчиняться мягкому, неумолимому давлению. — Отец Рональд подходит для исповеди куда лучше, — неуверенно, ненавидя себя за этот прогибающийся, сдающийся тон, сказал Кит. — Большинство прихожан обращаются к нему. — Да, все, кроме обитателей приюта, к его счастью. Ему не хватило бы сил выслушивать сокровенные мысли убийц и насильников. В отличие от тебя. — Просто я один из них, — в голосе Кита звучал вызов, на лбу выступила испарина, пальцы заледенели от ужаса. — Один из нас, — с нажимом поправил Райз. Сакред дёрнулся, как от пощёчины, и едва не выронил чётки из взмокших ладоней. Если бы Грей пришёл сейчас, он мог бы освободить Кита. Сакред легко оставил бы его в клетке с этим чудовищем вместо себя. Рон всё равно ничего не помнил и не понимал, ему не было бы так страшно. — Тяжело, наверно, отпускать грехи тем, кто этого не заслуживает? — поинтересовался Райз. — Не мне решать, кто чего заслуживает, — ответил Кит. — У всех должен быть второй шанс… Шанс на спасение. Блёклые глаза за решёткой сощурились, в морщинах залегли глубокие тени, уголки губ приподнялись. — Даже у меня, Кит? В голосе, ласковом, обволакивающем, слышалась тихая угроза. Сакред втянул ртом душный плотный воздух. Запах ладана забивал глотку, заливался в горло липкой смолой, — никогда раньше он не казался Киту настолько​ отвратительным. — Господь не делает исключений, — монотонно произнёс Сакред. Райз удовлетворённо усмехнулся. Раздался шорох и короткий​ болезненный стон на выдохе, но Дэвид продолжал стоять на коленях перед Богом и Китом. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь, — протянул старик. Сакред молчал. Застывшим взглядом он смотрел на пылинки, плавающие в тонких полосах тусклого света, который пробивался внутрь исповедальни через прорези. Он готов был скорее пронзить собственные барабанные перепонки ржавыми гвоздями, чем принять духовное очищение отца Дэвида. — Повтори, — приказал Райз. Сакред молчал. Пыль, зыбкая тьма и ладан украли его голос. — Я жду, — тяжело уронил Дэвид. Два слова как два беспощадно нежных долгих прикосновения. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа… Аминь, — прошептал Кит. — Господь да будет в сердце твоём, чтобы искренно исповедовать свои грехи от последней исповеди, — отозвался Райз. Сакред нахмурился — это должны были быть его слова. Отец Дэвид не собирался говорить ему о своих грехах. Он собирался слушать. — Думаю, тебе есть, о чём мне рассказать. Кит покорно соскользнул с узкой скамьи и встал на колени напротив Райза. Посмотрел на морщинистые руки, и всё его тело охватила мелкая дрожь. — Расскажи мне, Кит, какие грехи тяготят твою душу, — мягко, словно говорил с неразумным ребёнком, впервые попавшим в исповедальню, сказал отец Дэвид. Крестик впился гранями в ладонь Сакреда, язык сковало пряным сладко-солёным вкусом, бывшим когда-то вкусом награды. — Я не соблюдаю посты, не почитаю Папу, — начал Кит монотонно. — Я краду. Я богохульствую. Я был соучастником убийства. Я… — Кит, Кит, — укоризненно перебил Райз. — Ты же знаешь, меня интересует другое. Рон рассказывал, что он проводит по воскресеньям уроки для детей в церкви. Ты тоже с ними занимаешься? Или ты навещаешь сирот в приюте? Часто в вашей ночлежке останавливаются сбежавшие из дома мальчишки? Или… Кит, посмотри на меня, — Дэвид встретил загнанный взгляд и нежно улыбнулся: — Или тебе хватает одной Бетти? Его голос просачивался сквозь деревянную перегородку, заполнял тесноту исповедальни словно ядовитый газ, который мог взорваться от крошечной искры неправильного ответа. Кит задыхался. Правильного ответа не было. — Расскажи мне, что ты почувствовал, увидев её впервые? Трепет или страсть? Расскажи, каким было твоё первое прикосновение? Какие молитвы она тогда читала? Райз подождал несколько долгих секунд, во время которых тишину нарушало только дробное позвякивание чёток, и его лицо неуловимо преобразилось — зверя спустили с поводка, и он проявился в ужесточившейся линии губ, расширившихся ноздрях, потяжелевших веках. Морщины глубже врезались в сухую кожу, теперь об их края, прежде мягкие, можно было иссечь неосторожные пальцы. Но голос его оставался ласковым. — Тебе нечего сказать об этом, не так ли? Ты хотел меня обмануть, Кит. Оставался с ней в церкви, чтобы я решил, будто Бетти принадлежит тебе. Ты думал, я не трону её, если решу, что она — твоя, — Дэвид усмехнулся, услышав прерывистый вздох и кашель. — Ты был прав. Если бы она была твоей, я бы отступил. Меня бы здесь уже не было: я не собирался задерживаться в этой дыре. Но теперь, когда я знаю о твоей подлой лжи… — Райз покачал головой, — я должен наказать тебя. Ты должен искупить свою вину. — Я не лгал вам, мистер Райз. — Отец Дэвид. Называй меня, как прежде. — Я не лгал вам, отец Дэвид, — тише повторил Кит и поджал губы, чтобы не завыть от отчаяния. Это была ловушка. Он должен был по-настоящему соврать, глупо и бессмысленно, или отречься, отойти в сторону и снова стать немым наблюдателем. Но ни один из ответов не мог ничего изменить. Райз всегда добивался своего. Теперь у Кита дрожали не только руки, но и голос. — Я никогда не говорил, что Бетти… моя. — Но ты пытался манипулировать мной. Это была милая и наивная попытка, но оттого не менее омерзительная. Ты говорил, как я. Смотрел на неё, как я. Вчера ты два часа просидел с ней в комнате отдыха. Читал ей сказки и расчёсывал её волосы. Ты играл мою роль. Разве всё это — не ложь? — Дэвид подался вперёд. Его светлые глаза были совсем близко, но Киту не хватало сил, чтобы отстраниться. — Я пытался защитить её, — прохрипел он и скривился от собственного виноватого тона. Слабый, беспомощный, жалкий, трясущийся от страха и задыхающийся от отвращения к самому себе, — таким он был всегда. Он не заслуживал ни сочувствия, ни прощения. Он сдался и ждал приговора. — Ты должен был молча отступить, как в детстве, бросить её, как когда-то бросал Невилла и других, и покончить с собой, — прошептал Дэвид с улыбкой. — В этот раз я не стал бы тебя спасать. Райз рассмеялся, глядя в застывшие глаза Кита, и темнота исповедальни проглотила этот глухой звук. — Я дам тебе выбор, и после того, как ты примешь своё наказание, покину город, навсегда, как и планировал. Хорошо? — спросил он так, будто Сакред мог сказать «нет». Кит кивнул. — Я не слышу. — Да, отец Дэвид, — Райз вопросительно вскинул брови, и Сакред сказал то, что тот хотел услышать: — Я приму своё наказание. — Хороший мальчик, — усмехнулся Райз каждым словом возрождая всё более далёкое прошлое. — Бог любит послушных мальчиков. Как и я. Поэтому ты можешь заменить для меня Бетти. Оглушительно звякнули упавшие чётки. — Что? Вы шутите? — Кит хрипло рассмеялся: — Мне почти тридцать, я для вас слишком взрослый. — Ты почти не изменился. Всё такой же тощий и нескладный, всё такой же несчастный и покорный. Поэтому я разрешаю тебе подставиться вместо неё. Не волнуйся, я буду нежен, — Райз протянул руку через перегородку и коснулся скулы Кита. — Ты знаешь, я так умею. Тебе нужно только попросить. Пальцы погладили бледную щёку. Сакред вздрогнул, но не смог отодвинуться, избежать этого обжигающего ледяного прикосновения, от которого немели губы и останавливалось дыхание. К горлу подкатывала тошнота, ладони тряслись сильнее без успокаивающих округлостей бусин и острых граней креста, дрожь пробирала всё тело от ужаса и отвращения, но Кит продолжал смотреть в насмешливые глаза напротив. Он хотел бы выколоть их, но если бы у него была игла, и Дэвид, отец Дэвид сказал ему сделать это с собой, Кит бы подчинился. И, истекая кровью, был бы рад тому, что больше не может видеть глаза зверя. — Может, я вам просто отсосу и разойдёмся? — внутри всё сжалось от собственной дерзости. — Никто в этом чёртовом городе не делает это лучше меня. — О да, до меня дошли слухи. Ты делал это даже здесь, в этой самой исповедальне, не так ли? Стоял на коленях на моём месте с членом во рту​ и отрабатывал свои деньги, — палец прошёлся по губам Кита и легко надавил, — а потом этими же губами читал молитвы. Ты осквернил это место… Ты гордишься этим? Тем, чему научился за время нашей разлуки? — Нет, — выдохнул Кит и легко прикусил скользнувший по его зубам палец. На языке, коснувшемся сухой кожи, остался солёный привкус. — Если ты хочешь защитить Бетти, этого будет недостаточно. Ты должен умолять, чтобы я взял тебя, чтобы позволил тебе выполнить её роль, — прошептал Райз и, схватив Кита за подбородок, притянул ближе к себе. — Если нет — отдай её мне. Я не жестокий, я не заставлю тебя смотреть. Но я расскажу тебе, как это произойдёт, чтобы ты стал моим маленьким безмолвным соучастником, — нежно протянул Дэвид. — Не надо, — сорвалось с губ Кита, но Райз не слушал. — Завтра, когда будет смена Винсента, а ты будешь лежать в своей комнате под кайфом и не сможешь нам помешать, я пойду с Бетти в душ. Чтобы помочь ей помыть голову. У неё такие мягкие красивые волосы, за ними нужно ухаживать. Ком в горле становился всё больше, желудок крутило, кожа под пальцами Дэвида горела, но всё, что Кит смог — это зажмуриться. На мгновение, пока не прозвучал приказ: — Смотри на меня. Представь, как мы запрёмся в душевой, — Райз хищно сощурился. — Представь, как померкнет её улыбка. Она пройдёт через это «испытание», она будет просить Господа о милосердии, умолять, глядя на меня своими прекрасными глазами. Как думаешь, святой отец, Бог простит мне это, если я раскаюсь? Дэвид отпустил Сакреда, пристально наблюдая. Кит прижал ко рту влажную дрожащую ладонь, с трудом втягивая воздух и цепляясь за решётку. В ушах шумело, голова кружилась. Кит, часто сглатывая, отнял руку от лица и безотчётно ощупал пол. — А ты? Сможешь простить себя, если это случится? Сакред продолжал шарить пальцами по гладким доскам. — Мы оба знаем ответ. Поэтому я предлагаю тебе третий вариант, в котором безмолвным свидетелем буду я. Чёрные бусины столкнулись друг с дружкой с едва слышным стуком под ладонью священника, и наступила тишина. Кит замер. Пылинки застыли. Время остановилось. Остались только пристальный взгляд, насмешливо изогнутые губы и собственное хриплое дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Пальцы скользнули по бусинам и сжали крест до боли. — Ты сделаешь это с ней. Позовёшь её помочь с чем-нибудь в церкви, когда все уйдут, а потом спросишь: «Скажи мне, Бетти, что нужно делать, если происходит что-то плохое?» — Дэвид похоже изобразил безэмоциональный голос Сакреда, продолжая улыбаться и смотреть на побелевшего, дрожащего всем телом Кита, — «что нужно делать, если что-то причиняет боль? что нужно делать, когда Господь посылает тяжёлое испытание?» А потом ты прикажешь ей молиться, — ты ведь научил её читать Salve Regina? — поставишь её на колени и… Дверь с грохотом распахнулась, заглушив последние слова отца Дэвида. Сакред вылетел из исповедальни, пробежал короткий коридор, поднялся на второй этаж, чуть не свалившись с лестницы, и захлопнул за собой дверь туалета. Щёлкнул замок, Кит склонился над грязным унитазом, и его мучительно вырвало. Всё внутри свело судорогой, пустой желудок вытолкнул в пищевод кислоту, на глазах выступили слёзы. Кит зажмурился, упершись руками в бачок унитаза и тяжело втянул пропахший рвотой и мочой воздух. Но тошнило не от него, а от звучащего в ушах эха страшных слов и разрывающих голову кошмарных образов. Он видел, как сильная рука гладит короткие русые волосы, как светлые глаза похотливо смотрят на бледное улыбающееся личико, как широкая ладонь ведёт мочалкой по спине и пухлому детскому животу, спускаясь всё ниже… И Кит не мог понять, чья это ладонь — отца Дэвида или его собственная. Внутренности снова скрутило, Сакред навис над унитазом, но горло только сдавило мучительным спазмом, и рот наполнился кислым привкусом. Кит сплюнул, вытер рукавом мокрое от пота и слёз лицо, сел на пол и привалился к стене. Его трясло, рубашка противно липла к телу, чётки валялись рядом на холодном кафеле. Из кармана брюк выскользнули телефон и сигареты. Кит поднял взгляд на висящую напротив табличку, гласящую, что курить здесь нельзя, и прикурил. Выдыхая дым, от которого вкус во рту стал ещё более тошнотворным, он смотрел на экран телефона. Пять пропущенных звонков с их последней встречи. Слишком много за три дня для того, кто раньше звонил не чаще пары раз в неделю. Едва попадая по кнопкам, Кит набрал номер и снова вытер глаза, слушая длинные гудки и заполняя серым дымом своё грязное кафельное убежище. — Какого хрена ты не отвечал? — раздался в трубке раздражённый голос. — Не хотел, — сипло отозвался Сакред и шмыгнул носом. — Кит? Что-то случилось? — Сэм даже не пытался скрыть беспокойство. Это было совсем не по правилам. Кит тихо рассмеялся. — Ничего, — затянулся и выдохнул: — Давай немного поиграем в Бога, Сэм. Уголёк обжёг пальцы, едкий дым застрял в горле, и Кит прохрипел: — Убей его. Пожалуйста, Сэм, убей его.