Мистер и миссис Холмс

Ирэн уже собиралась спать. Она лежала в кровати и листала журнал. Шерлок еще сидел у себя в кабинете. Ее так поглотило чтение, что она не слышала, как Шерлок поднимался по лестнице. — Ирэн… — вдруг послышался хриплый голос ее мужа. В спальню вошел не на шутку расстроенный Шерлок. — Что? — спохватилась женщина, отложив журнал и подорвавшись на ноги. — Зачем ты их хранишь? — Шерлок держал в руке стопку аккуратно сложенных конвертов. Ирэн взглянула на письма в руке Шерлока и вздохнула: — О, боже… Кажется, я плохо их спрятала, — слабо улыбнулась Ирэн, пытаясь разрядить обстановку. — Ответь на мой вопрос, — Шерлок был непоколебим. — Храню… Храню, потому что это — наша история, — честно ответила женщина. Шерлок сел на кровать, положил письма рядом и спрятал лицо в ладонях: — Мне стыдно сейчас за эти письма. — Почему? — Ирэн села рядом и положила руку ему на спину. — Потому, что я часто плакал, когда писал их, — едва слышно произнес Шерлок. — В слезах боли нет ничего постыдного, милый, — женщина успокаивающе погладила его по спине и заставила убрать руки от лица и взглянуть ей в глаза. — А я — плакала когда их читала. И множество ночей после. Мне тоже больно, но я храню их как неотъемлемую часть нашей истории. Шерлок взглянул на Ирэн покрасневшими глазами и крепче обнял ее, снова взяв в руки конверты. Затем он достал несколько листочков, списанных его размашистым угловатым почерком. Первое письмо, что он держал, было самым последним, что он написал, а Ирэн получила. Это был аккуртано оторванный листочек из блокнота в линию и черная гелевая ручка: «Дорогая Ирэн! Пишу тебе из чащи лесов Румынии. Не волнуйся, мне тепло — я живу в небольшом домике с отоплением, и здесь полно дров, так что я не мерзну. В принципе, сейчас лето, не так уж в лесу в горах и холодно. Дом почти со всеми удобствами — не хватает для полного счастья цивилизованной ванной комнаты. Также интернета и компьютера или, хотя бы, телефона. Хотя, какая польза от телефона, если в этой глуши не будет ни одного сервиса мобильной связи?.. Пишу тебе, родная, потому что соскучился. Прошу, только не плачь во время прочтения. У меня относительно все хорошо. Уже целую неделю никто не пытался убить меня. Имею полно еды, так что не голодаю, не волнуйся. У меня отросли довольно длинные волосы, уже ниже плеч, уверен, ты бы рассмеялась, увидев меня сейчас — я похож на клоуна. Плохо только одно — мне ужасно тяжело без вас. Я познал то, что люди называют простым словом «скучать». Какое же это дерьмо на самом деле, Ирэн! Больно. Очень больно, но не физически. Где-то внутри, между сердцем и желудком, что-то ноет. А по ночам ещё и болит так, что я не могу сдержать слез. Я очень хочу знать, как вы живете. Я очень хочу увидеть Викторию, поиграть с ней. Она ведь уже совсем взрослая девочка, правда? Небось, бегает по квартире, как олимпийский чемпион, не давая маме и минуты на отдых. Мне интересно снова познать размеренный темп городской жизни, ведь я уже забыл, как это. Но, пожалуйста, не пиши мне. Я не получу твое письмо. Завтра я уезжаю отсюда. Прости, не могу сказать, куда. Надеюсь, ты получила моё письмо в срок. Сегодня ведь особенный день, правда? Передай Виктории привет. Обними и поцелуй ее за меня. Поздравь ее со вторым днем рождения и передай этот маленький подарок, что найдешь в конверте. Прости, я не имею сейчас возможности прислать что-либо действительно стоящее но, обещаю, как вернусь — я привезу интересные подарки. И для тебя, и для нашей дочери. Прости, я больше не могу. Меня душат слезы. Пойду спать, чтобы встретиться с тобой во сне. Надеюсь, скоро увидимся. Люблю тебя. Навеки твой, Шерлок P. S. Нет, я не праздную свой день рождения. P. P. S. Несмотря на легенды, вампиров здесь нет» В самом низу ручка немного смазалась от попавшей на бумагу влаги — слез. Также в конверте Ирэн тогда нашла маленькие золотые сережки — подарок Виктории от папы. Следующее письмо было написано на немного помятом листике в клетку из блокнота на пружине, тоже черной ручкой. Линия сгиба была немного неровной, от чего загнулись и углы листка: «Дорогая Ирэн! Не поверишь, но я сижу на берегу Атлантического океана и пишу тебе письмо прямо оттуда. Здесь холодно и сыро, и стоит громкий шум прибоя, но я укутался в два теплых свитера и пуховик, так что жить буду. Я уже совсем поправился после воспаления легких (в которое вылился мой кашель), и завтра уезжаю из Америки. Прости, я не ставил тебя в известие о своей болезни, чтобы ты не волновалась. Я две недели провел в больнице, под капельницей, едва не сгорев от температуры. Все началось из банального кашля, который резко перерос в боль в груди и температуру. Сперва она была невысокой и надоедливой и я думал, что сама пройдёт, потом резко подскочила до сорока. Меня нашли люди Майкрофта, но я подумал, что это очередная галлюцинация — а они у меня уже к тому времени были — и отвезли в больницу, где следующие две недели я поправлял здоровье. Сейчас я уже вполне здоров и снова возвращаюсь к работе. Знаешь, когда я вернусь, я обязательно свожу вас на экскурсию туда, откуда я сейчас пишу. Вам понравится, не сомневаюсь. Как Виктория? У нее уже прорезался третий зубик? Надеюсь, что у вас все хорошо, и что ты снова нормально спишь по ночам, а не пытаешься унять боль нашей малышки. А ты сама как? Ирэн, я очень надеюсь, что все хорошо. Что ты хоть иногда даешь себе волю выйти в свет, а не сидишь сутками дома. Ты должна жить нормальной жизнью, в которой есть место друзьям и знакомым, посиделкам с подругами и вечеринкам. Я очень хочу получить от тебя ответ. Но, умоляю, не пиши мне. Я сам не знаю, где буду завтра, поэтому просто не получу твое письмо. Не плачь по ночам, прошу. Лучше больше спи. Виктория сейчас, наверное, очень шустрая, что не может не утомить. Я тоже пойду спать. У меня завтра самолёт в пять утра. Надеюсь, я увижу тебя во сне. Также надеюсь, что скоро увидимся. Навеки твой, Шерлок». Следующее письмо было написано на желтоватом офисном листке синей ручкой. К тому же, лист был списан с обеих сторон и аккуратно сложен вчетверо: «Дорогая Ирэн! Пишу тебе сегодня из Австралии. Здесь тепло, я живу в лесу возле моря, а так же у меня было несколько свободных дней, которые я провел на природе — как в детстве, я изучал новую для меня окружающую среду, купался в теплом море и даже немного загорел. Когда-нибудь я возьму вас с Викторией и привезу сюда на каникулы. Вам тут точно понравится. Как у тебя дела? Что нового? Как Виктория? Знаешь, почему я пишу? Пишу, потому что сегодня я увидел сон, после которого проснулся, как подросток — весь в поту, довольный и в липких трусах. Мы с тобой занимались любовью. Уверен, ты давно хочешь мужчину. Ведь… Когда у нас последний раз был секс? Еще когда ты была беременна, на седьмом месяце. С тех пор прошел год и четыре месяца. Ирэн… Прости, но я сегодня мастурбировал. И не один раз. Я хочу, чтобы ты сделала то же самое. Представь, что я изучаю твои губы. Меня всегда манил их изгиб, цвет, вкус… Я обожаю как ты открываешь ротик, отвечая на поцелуй, пускаешь мой язык внутрь. Мы сцепляемся языками, изредка сталкиваемся зубами. Я опускаюсь ниже, целуя твою шею, считаю языком участившийся пульс. Ты это любишь, правда? Когда я кусаю и вылизываю твою шею. Нет, не торопи меня, дай мне поиграть. Твоя шея — это мой фетиш, ты в курсе? Я обхватываю ладонью твою круглую, мягкую грудь, от чего твоя кожа укрывается пупырышками. Целую сосок, затем второй… Да что там — я начинаю его сосать. Твой бугорок твердеет у меня на языке, как, впрочем, и мой бугорок в белье. Тебе явно нравится — ты одной рукой придерживаешь меня за затылок, а второй ты вцепилась в волосы на моей макушке. Тебе нравятся грубые ласки, правда? Одну грудь я терзаю губами, а вторую — рукой. Ушами жадно ловлю твои вздохи и стоны. Отрываюсь от соска и медленно вожу кончиком носа туда-сюда по твоему животу, по молочной коже, жадно вбирая ее аромат. Всё происходит тягуче-медленно, не спеша, ведь нам уже не нужно никуда спешить, мы можем предаваться любви сколько пожелаем… Я поочерёдно целую твои бедра. У тебя такая нежная, светлая кожа… Мне хочется её разукрасить, поэтому я покрываю твои ляжки легкими укусами. Ты хихикаешь и дергаешь тазом, подстрекая меня начать. Что я, собственно, и делаю. Меня всегда заводил твой вкус. Он… Я не знаю, как описать свой вкус. Это… Это ты. И каждый раз, когда я нахожусь лицом между твоих ног, я ощущаю вкус любимой женщины. А тебе, в свою очередь, нравится ощущать мой язык в твоём женском цветке. Мне пришлось обхватить и крепко держать твои бедра, чтобы ты случайно не свернула мне шею в порыве удовольствия. Твои шаловливые ручонки зарываются в мою шевелюру, довольно-таки ощутимо тянут за волосы. Ты хочешь, чтобы я остановился? Ну, хорошо. Я поднимаюсь и целую тебя. Ты толкаешь меня в грудь, призывая лечь на спину. Я ложусь. Ты, словно кошечка, прогибая спинку, устраиваешься надо мной. Целуешь все тело, уделяя довольно много времени и ласк моим соскам, плавно передвигаешься к паху. И вот… Я чувствую твой горячий шаловливый ротик у себя на члене. Бог мой, как же хорошо! Как давно я хотел тебя у себя между ног! Я, вроде бы, и затвердел перед тем, но мне кажется, что у тебя во рту я твердею еще больше. Поверь, после длинного воздержания мне совсем ничего не стоит стрельнуть раньше времени. Твоя рука гладит и оттягивает мои яички… Уф, хорошо, просто прекрасно, но… Остановись. Либо я сейчас кончу и вырублюсь от усталости. Ты смеешься и с тихим стоном седлаешь меня. Я сам не могу сдержать стона — мой член явно дернулся от удовольствия в плену твоей жаркой и тесной глубины. Ты двигаешься резко, быстро. Ты — нереально горячая и мокрая. Нам обоим нужно кончить, и побыстрее, но, в то же время, нужно и оттянуть этот момент на неопределённый срок. Ты склоняешься и целуешь меня. Я сползаю вниз по подушке, хватаю твои бедра и начинаю вбиваться. Ты бесстыдно стонешь, кричишь, царапаешь мою грудь, а я… Я теряю голову. Ты наклоняешься, мы прикасаемся лбами, смотрим друг другу в глаза, и я чувствую — ты пульсируешь, ритмично сокращаешься и дрожишь. Я улыбаюсь, совершаю еще три толчка и изливаюсь внутрь. Мы расслабленно лежим: ты — слушаешь мое сердцебиение, а я — глажу твою спину, взжымающуюся в такт частому дыханию. Я все ещё внутри, хоть мой член опал. Нам не нужно никуда торопиться и не нужно никого бояться. Поэтому мы и лежим так и целуемся долгое время — пока мы оба не отошли от оргазма и снова возбудились. Надеюсь, так и будет, когда я вернусь. И когда-нибудь у нас будут еще дети. Я кончил, пока писал. Моя рука больше не хочет сотрудничать. Пойду спать, пожалуй. Вдруг мне сегодня еще такой прекрасный сон приснится. Навеки твой, Шерлок P. S. Я не поэт и не умею красиво писать… Но… Пишу это от чистого сердца». Ирэн осторожно забрала у Шерлока из рук все конверты и письма: — Хватит пока что. — Почему? — поднял на нее покрасневшие глаза Шерлок. — Милый, тебе тяжело, я знаю. Это тяжело осознавать, что столько времени было утрачено. Ты только-только оправился от этих травм. Не сыпь соль себе на рану. — Неправда, — слабо улыбнулся Шерлок, обнимая Ирэн за плечи. — Я исцелился от этих травм в тот же день, когда снова оказался в твоих объятьях.