***
Ю Ди едва не кричит, когда морщинистые руки из сна возникают перед её лицом. Пак Чжун Вон и в смерти остаётся для неё самым мерзким воспоминанием, и удержать дрожь оказывается не так-то просто. И пусть он рассказал ей о Ким Шине, и это оказалось правдой, приязни она к нему не испытывает. — Что ты здесь делаешь? — не особо вежливо интересуется девушка. Ей не очень ясно, как себя вести. С одной стороны он — монстр из давнего прошлого, с другой — призрак, ищущий прощения. Ю Ди испытывает, помимо отвращения, жалость. И облегчение — самую малость. Пак Чжун Вон, уничтоживший всё и всех, кого она любила, дал ей шанс исправить ошибку. И к тому же они оба были виноваты и пытались справиться с этим. Потому девушка пытается смотреть на него не так, как раньше. Спокойный взгляд ей удаётся — то немногое, что осталось от Хи Мён. — Ты плакала. Ю Ди это знает. Она каждое утро просыпается в слезах и сейчас предпочла бы, чтобы старик этого не видел. Девушка трёт лицо и снова спрашивает: — Что ты здесь делаешь? Пару минут Чжун Вон ещё смотрит на неё, словно размышляя. — Ты уже виделась с ним? Имени он не произносит, но Ю Ди и так понимает. Она вся подбирается на кровати и не отвечает. Перед глазами проносится весь вчерашний день. И ей хочется поговорить об этом, поговорить о Ким Шине, но не с этим стариком. Даже столетия спустя это выглядит неправильно. — Ты же не рассказала ему, кто ты? Её ладонь всё ещё хранит тепло прикосновения Ким Шина. Если бы он узнал, что она — Хи Мён, единственное, что ей бы светило, — это касание смерти. Кто-то другой мог бы подумать, что Ким Шин давно забыл о том, что произошло. Но Ю Ди знает его и по прошествии стольких лет; верность — их яблоко раздора, а память — напротив. — Хорошо, — кивает старик. — Никому об этом не говори. Ни ему, ни девчонке Ын Так, ни… — Ю Ди понимает, о ком идёт речь, и их взгляды скрещиваются. — Ни жнецу смерти. — Жнец смерти? — переспрашивает она, и впервые в её глазах появляется что-то, похожее на ярость. — Ты ничего не говорил мне о том, что мой брат жив! — Если вдаваться в детали, то он и не жив, — отвечает старик, спокойный, не тронутый этой вспышкой. — Не думал, что это важно. Не ты ли после смерти Ван Ё сказала, что так даже лучше? — Он хотел покоя! Он так страдал, так мучился! — не сдерживается девушка. — Я думала, что теперь у него всё хорошо. Мне так хотелось верить, что в новой жизни он в порядке, и боль ушла! А теперь я узнаю, что он — жнец! — Ван Ё совершил самый тяжкий грех — самоубийство. Это его расплата. — Где же твоя расплата? Ю Ди сжимает кулаки и старается совладать с собой, но это трудно. Ван Ё всегда был занозой в её сердце, — её бедный младший брат, глупый, ревнивый мальчишка с короной на голове. Он мучил её до самой своей смерти, его страдания были её страданиями, но она не могла помочь ни себе, ни ему. И когда он умер, это был удар. Девушка даже ненавидела его за это. Но он больше не страдал, и ей хотелось верить, что на этом для него всё закончилось. — Почему… Почему они с Ким Шином живут вместе? — Ван Ё ничего не помнит о своей прошлой жизни, а генерал его не узнаёт. Твоя мечта сбылась — двое твоих мужчин вполне уживаются вместе. Мечта Хи Мён, которую она не смогла лицезреть в жизни. — Это неправильно. Это обман, — с трудом произносит Ю Ди. — Если мы хотим всё исправить, нужно сказать правду. Довольно лжи и секретов, они порождают непонимание, а мы знаем, к чему оно ведёт. — О, так ты хочешь рассказать Ким Шину правду о себе? — Пак Чжун Вон растягивает сизые губы в оскале. — Ну… Я… Да, — решается девушка. — Если расскажу сейчас, то он не поверит, что я хочу защитить его от Ын Так. Но после я обязательно расскажу ему. И даже если он захочет убить меня… Пусть так и будет. Я больше не хочу так жить. Просто хочу, чтобы это закончилось. — Не смей ничего говорить, — произносит старик каким-то сухим, злым голосом, и сейчас легко представить, что они снова во дворце, настолько он похож на того, прежнего советника. Видимо, до него тоже доходит, что он оплошал, потому что он елейно добавляет: — Ты правильно сказала, если Ким Шин узнает правду сейчас, ты не сможешь его спасти. И о брате подумай. Он ничего не помнит, разве это не благословение? — это запрещённый приём, играть на памяти, но призрак не удерживается. — Он снова будет страдать, ты этого хочешь? Отрешённое лицо брата — одно из самых страшных зрелищ, что Ю Ди когда-либо видела. Ужас охватывает её при мысли, что оно вновь может стать таким, что губы его забудут, что такое улыбка. — Я буду молчать. Пока что, — наконец говорит девушка. — Но что же мне делать? Никто из них не узнаёт меня, как же мне завоевать их доверие? Как всё исправить? Пак Чжун Вон улыбается. Такой она ему нравится — послушной, растерянной, всегда за всех волнующейся. Хи Мён всегда было легко манипулировать, но Ю Ди казалась настороженной и недоверчивой, лишь одно усмиряло её — вина. Во имя искупления она готова на всё. — Не волнуйся, я позабочусь об этом. Просто не говори лишнего и будь рядом с ними. Это всё, что от тебя требуется.***
У Ю Ди нет достойного предлога, чтобы ступить на территорию дома Ким Шина. Зато для того, чтобы заявиться в кафе, где работает Ын Так, предлог не нужен. Это наполняет её и радостью и грустью. Девчонка, конечно, будет рада её видеть — просто так, без причины, но она же способна отнять у Ю Ди всё. Даже понимая это, Хон не чувствует по отношению к школьнице негативных эмоций. Ын Так похожа на сгусток солнечного света, такая же яркая и тёплая, и вместо того, чтобы оттолкнуть её от тех, кого любит, Ю Ди хочет защитить и её тоже. — Агасси! Ын Так по-прежнему не зовёт её по имени, но и такое обращение вызывает у девушки улыбку. — Привет. Не помешаю? — Пришёл! Санни, владелица кафе, которую Ю Ди сначала не заметила, подскакивает у столика возле окна, а затем быстро усаживается обратно, принимая самую непринуждённую позу. Хон отступает от порога, чтобы пропустить посетителя, и оборачивается. Жнец застывает, едва увидев её, и вроде как на секунду теряется, но после быстро кланяется, и этот жест, нелепый и смешной, так не свойственен Ван Ё, что девушка смущается. — А… здравствуйте. — Здравствуйте, — шепчет она. Ей бы следовало посторониться, но Ю Ди не может пошевелиться, и он, кажется, тоже. Смотрит каким-то незнакомым загнанным взглядом, словно застигнут врасплох. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но ни звука не слетает с губ. Не то, что брат смотрит на неё и не узнаёт, пугает её и стесняет сердце. Беззащитность взора, грусть — вот, что ранит её. «Если ты ничего не помнишь, почему ты… страдаешь?» Горе Ван Ё всегда приносило горе ей. И даже сейчас, когда с момента его смерти прошли века, она чувствует себя такой несчастной из-за этого, что глаза наполняются слезами. И словно он — её отражение, его собственные глаза тоже оказываются на мокром месте. Если бы Ю Ди не знала, что Ван Ё ничего не помнит, решила бы, что он узнал её. Как заворожённая, она наблюдает за слезой, появившейся в уголке его правого глаза, и как, дрогнув, та стекает по щеке. «Я не буду доброй, не буду славной, пригожей и милой. Не стану смущаться, не стану бояться. Я не сделаю ничего, что сделала бы Хи Мён» — Ю Ди говорит это себе с детства, стоит проснуться посреди ночи с опухшими от слёз глазами. Она ненавидит Хи Мён. Но как бы Ю Ди не пыталась не быть похожей на Хи Мён, она всё же является ею. И сейчас, когда брат снова с ней, всё тот же и всё-таки неизмеримо чужой, когда он смотрит на неё своим щенячьим грустным взглядом, девушка не может удержаться. Ладонь её касается его щеки, и пальцы стирают слёзы. Мужчина странно реагирует на прикосновение. Дёргается, и она сама отступает, испугавшись. А жнец подносит свою руку к щеке, на то месте, где секунду назад была её ладонь, и взгляд его из трогательного становится удивлённым — он как будто что-то узнал или увидел, и это «что-то» всё испортило. — Что происходит? Санни подходит к ним и переводит взгляд с одной на другого. Не будь Ю Ди так ошеломлена этим эпизодом, наверняка бы заметила неприязнь во взгляде девушки. — Почему вы плачете? — спрашивает владелица кафе у жнеца, и ревнивые нотки прокрадываются в следующий вопрос: — Вы знакомы? — Агасси, всё хорошо? — Ын Так кладёт ладонь на плечо Ю Ди и разглядывает её белое, как мел, лицо. — Дяденька, вы что, обидели агасси? Жнец моргает, а Ю Ди, успокоенная ласковой поддержкой Чжи, отвечает: — Всё в порядке. Кажется, у вашего друга проблемы со слезными протоками, — она улыбается. — Наверное, он так на всех знакомых реагирует. — Со мной он тоже плакал, — говорит Санни. — Я думала, это из-за того, что… — она замолкает, а после, встрепенувшись, продолжает: — Ну что ж, ладно. Вам что-нибудь принести? — Знаете, я лучше зайду в другой раз. Просто хотела поздороваться с Ын Так, — говорит Ю Ди. — Всё точно хорошо, агасси? — уточняет школьница. Хон смотрит на неё прямым, вполне добрым взглядом, потому что чувствует, что это не праздное любопытство. Ын Так как будто видит её насквозь — её растерянность, её печаль, её одиночество. Ю Ди думает, может, Ын Так тоже одинока? Просто девочка со странными знакомыми, просто девочка с нелёгкой судьбой. Никто из них не выбирал, кем быть, одна — глупой принцессой, вторая — невестой демона. Закованные в свои звания, как в цепи, они не принадлежат этому миру полностью. Наверное, поэтому они и нравятся друг другу. — Не волнуйся, — Ю Ди едва касается макушки школьницы ладонью. — Я скоро вернусь. Ын Так кивает, но глаза остаются взрослыми и обеспокоенными. — До свидания, — Ю Ди кланяется всем и никому. Санни едва заметно кивает, поглощённая мужчиной, а он только едва заметно дёргается, когда Хон проходит мимо совсем близко от него. На улице ей становится легче. Если такое вообще возможно после того, как встречаешь своего умершего почти девятьсот лет назад брата. Хон закрывает глаза и вздыхает, стараясь изгнать из памяти этот взгляд — печальный и такой родной. «Позволь мне закончить это сегодня ночью», — вот, что он когда-то сказал ей. Если бы она знала, как он несчастен! Если бы знала — остановила бы? А может, она хотела, чтобы он умер? Может, считала, что он этого заслуживает? Ю Ди закусывает нижнюю губу, сильно, до крови, но боли не чувствует. То, что всегда является частью тебя, со временем ощущается по-другому. Девушка запрокидывает голову к солнцу, в последнее время так редко появляющемуся из-за туч. Что-то падает ей на губы, и она вздрагивает, смахивая это. К её ногам опускается цветок сакуры. — Сакура цветёт? Уже? — удивляется Хон и опускается на корточки, чтобы подобрать соцветие. И когда пальцы касаются шёлковых лепестков, её накрывает тень. Ю Ди смотрит вверх, и ещё до того, как она понимает, кто перед ней, пульс учащается, а вздох срывает и уносит ветер. — Ты, — говорит Ким Шин. — Это ведь ты, не так ли?