***
Корё, 900 лет назад «Доложите мне о своей смерти, и я расскажу об этом моей сестре» Ким Шин сжимает кулаки. Он вновь и вновь прокручивает в голове сказанное королём, и проклятый меч на поясе жжёт его сквозь одежду. Вот, чего хочет от него Ван Ё, — его смерти. Не то что бы генерал не понимает, как ревнива молодость, но это слишком. Он был верен предыдущему правителю и настоящему — тоже; он делал всё, чтобы защитить страну. И его верность восприняли в штыки. Ким Шин даже знает, что стало последней каплей и заставило Пак Чжун Вона «обработать» короля в короткий срок. Его доблесть и победы могли раздражать Ван Ё, но советника раздражало другое — его связь с Её Высочеством. Давно ходят слухи, что тот задумал жениться на Хи Мён. И для неё это не было секретом — для неё, хохотавшей над этим до колик в животе, не упускавшей случая подразнить старика. Ким Шин знает, что за всем этим она скрывает страх — вдруг и впрямь это случится? Прежний правитель никогда бы не допустил такого, но Ван Ё верил советнику и прислушивался к нему. И одна только мысль, что ревность императора к его славе использована в столь жалком ключе, злит генерала. Эта чёртова война. Ему следует вернуться как можно скорее: ради обещания, данного принцессе, ради слова защищать её, что взял с него умерший император. Впервые мужчина не хочет уходить. Он уже привык, что живёт на войне, смерть и потери мало его тревожат. Ким Шин и прежде оставлял что-то позади — сестру, родных, подчинённых и друзей, но в этот раз всё иначе — ему нужно запереть в этих стенах своё сердце, покинуть часть себя, не зная, когда он сумеет вернуться, и что ждёт его по возвращении. Как одиноко и страшно будет Её Высочеству во дворце, ей, так и не сумевшей влиться в эту приторно-сладкую, а на деле — змеиную жизнь! Тёмные коридоры напоминают темницу, а не дом императора. Ким Шину не нравится бывать в этих стенах, словно подслушивающих, ждущих одного его неверного шага. Какой он найдёт её, вернувшись с войны? Такой же потерянной, какой она встретилась ему впервые? Маленькая и хрупкая, вся в пыли, с большими тоскливыми глазами, — Хи Мён потрясла его в тот вечер. Её простота и тихий взгляд, дарованный ему с нежностью, утешили душу воина, наполнили его надеждой, и смысл всего происходящего предстал перед ним вновь. Это после мужчина узнал, что она смешлива, но стеснительна, что чуткость сочетается в ней с величайшей безалаберностью, и что её любовь — проклятье и дар в одном флаконе. А в ту встречу, когда уходящее солнце осветило лицо принцессы, и он поднял её с земли, Ким Шин лишь ощутил нежелание отпускать её. Где-то в конце коридора слышатся шаги — быстрые, громкие и знакомые. Хи Мён, растрёпанная, запыхавшаяся, едва ли не наступая на свои юбки, появляется из темноты. Она бежит ему навстречу и даже не замедляется, оказываясь рядом, — так и врезается в него. Удар получается сильным, но Ким Шину удаётся устоять на месте и даже удержать принцессу. А она утыкается носом в его грудь, и руки её обвивают его торс. Её близость, дыхание, тепло — всё это ошеломляет его, и он не сразу слышит голос: — Я думала, что не успею. Думала, вы уйдёте, не попрощавшись. Мужчине нужно отодвинуть её, поклониться и сказать что-то, обратившись к ней: «Ваше Высочество», — но он просто стоит, не желая прерывать объятие. Хи Мён кладёт ладонь на эфес меча и продолжает: — Я надеюсь, что этот меч спасёт вашу жизнь любой ценой. Вы должны позаботиться о себе. Это приказ. Вам ясно? Шёпот прерывается — этот отчаянный, режущий его зов, за словами скрывающий то, что нельзя выразить, лишь ощутить. Плечи девушки подрагивают, и генерал сжимает их, зная, что не имеет на это права. — Помните, что отсутствие новостей — уже хороший знак. Хи Мён поднимает к нему голову. Может, то игра света, но она кажется ему бледнее обычного, какой-то измождённой и усталой. — Будьте живым. Пожалуйста, будьте живым, — она продолжает говорить это, даже когда губы её касаются его губ в прощальном поцелуе. И пусть длится это касание всего миг — оно сливается в вечность. Ни один из них не знает, что встретятся они скоро, но только затем, чтобы расстаться вновь — не на год и не два, и даже не на десять лет. Ким Шин запомнит её такой — печальной и прекрасной. Он никогда не забудет её — девушку, которую любит, девушку, ставшую одной из причин, почему он, верный королевской семье, отправится на войну и вернётся. Девушку, которую будет ждать, лёжа в поле под палящим солнцем. Девушку, которая не придёт даже попрощаться.***
— Уже вернулись? Ким Шин едва поворачивает голову, когда жнец заходит в комнату. Двое мужчин выглядят безрадостно и задумчиво, и в словах обоих звучит какая-то мрачность. — А что, твоё свидание с владелицей кафе закончилось? — не остаётся в долгу демон. — Ын Так всё ещё не может дотронуться до меча? — не слышит ангел смерти и усаживается в кресло. — Наверняка есть что-то, о чём мы не знаем. Надо это выяснить. — Не можешь дождаться, когда я обращусь в пепел? — От тебя слишком много мусора, — обвиняет жнец. — Ты сам как мусор. Жнец поджимает губы, и обида тенью падает на его лицо. Ким Шин отмахивается от него: — Я думал, мне нужно наладить связь с Ын Так, но сегодня она взяла на прогулку свою подругу. — Подругу? — Ту девушку, что привезла её домой. — А-а-а, — жнец кивает и вдруг, что-то вспомнив, резко придвигается ближе.— Кстати, о ней. Она тебе странной не показалась? — Ю Ди? — Ким Шин внутренне напрягается, прежде чем спросить: — О чём ты? — Я встретил её, когда пришёл в кафе. Она так на меня смотрела, — жнец активно жестикулирует, явно взволнованный, — и я тоже не мог оторвать от неё взгляд. И было такое чувство, — он прижимает ладонь к сердцу, — будто я уже встречал её прежде. И ещё — словно я дома. Я почувствовал себя и счастливым, и благодарным, и грустным… и виноватым. Я… — мужчина переводит дыхание, пытаясь осознать, что же он ощутил на самом деле. — А потом она вдруг коснулась меня. Вот так. Ангел смерти подаётся вперёд, но Ким Шин отталкивает его руки: — Ты что делаешь? Совсем крыша поехала? — Но она коснулась, точно говорю. — Действительно странная, — тянет токкэби. — Кто захочет к тебе прикоснуться? — Я увидел всё её прошлое. Там было столько разных образов, я совершенно запутался. Но одно воспоминание я помню отчётливо, — жнец трёт виски и продолжает: — Я видел её, кажется, в храме, она молилась. И там был ты — смотрел на неё. — Что ты сказал? Ким Шин думает, что ослышался. Да, девушка и впрямь возникла в их жизни, словно из ниоткуда, и да, порой она вела себя и смотрела как-то непонятно, но была ли она странной? Кого они — демон и ангел смерти — могли вообще считать странным? — Наверное, ты ошибся. — Да я твоё лицо везде узнаю, — не соглашается жнец. — Такую-то рожу. Мужчины глядят друг на друга, готовые ругаться снова, но слишком озадаченные для этого. — Ты говорил, что у тебя была сестра. Может, это её реинкарнация? — Ким Сан никогда не ходила в храм. — Ну… та девушка была очень красивой. Она что-то писала на фонариках, а ты стоял за колонной и наблюдал за ней. В этом я уверен. — Зачем мне смотреть, как кто-то собирается пускать фона… Ким Шин замирает на полуслове. Он и впрямь не мог быть там: как и сестра, мужчина не ходил в храм. Это было не для него — воина, лишившего жизней тысячи людей. Но когда-то давно он знал человека, ежедневно посещавшего это место, — девушку, молитвы которой, видимо, кто-то слушал. — Это не… Это невозможно, — наконец произносит Ким Шин. — Не может быть, чтобы это была она.***
Корё, 900 лет назад Опоздал. Он опоздал. Император умер, не дав Ким Шину осуществить месть. Даже смерть советника от его рук — этого отвратительного человека — не приносит ни капли облегчения. Демоническая сущность генерала требует покарать всех, и невозможность сделать это приводит его в ярость. Он сжигает это место. Огонь в последнем прибежище глупого короля горит не ярче того, что опаляет мужчину изнутри; он для него — лишь эхо пожара, бушующего в нём. Ночная прохлада только разжигает пламя. Сравнять бы всё с землёй. Но в чём смысл? Ван Ё мёртв, он не узнает о том, что он делает с его дворцом. Ким Шин поворачивает голову к храму; там тоже горит огонь, но развёл его не он. И оранжевые язычки как-то слабо отсвечивают наружу. Свечи, всего лишь свечи. Должно быть, там прибираются служанки. Скоро они узнают о пожаре и побегут прочь. Он уже думает пройти мимо, как его останавливает… пение. Песнь, полная тоски, несётся над двором, и огонь слегка усмиряет свой рёв, словно тоже желает её послушать. Ким Шин идёт на голос, — ноги сами ведут его в храм. Демон узнаёт её, не видя лица, — этот тонкий стан, склонённую голову с волосами, утратившими свой блеск, — и делает шаг вперёд. Он не сумеет отомстить Ван Ё, но она здесь, прямо перед ним. Песня стихает. Хи Мён выпрямляется, но не встаёт с колен, и голос её — всё тот же в пении, в обычной речи напоминает шелест сухих листьев: — Милостивый Будда, прими к себе моего брата. Прости ему его грех, а если он настолько тяжёл, то подели вес его между нами. Не упрекай его в прошлом, не напоминай о страданиях, дай уйти с миром, — она трижды касается лбом пола. — Не гневайся на меня за эту просьбу. Прошу тебя, подари ему покой. Девушка смотрит на статую перед ней, снова склоняет голову и пальцами касается одного из расписанных ею фонариков. — Благослови и даруй покой всем, чьи имена написаны здесь. Не поминай им ошибок, не наказывай, ниспошли мне беды за каждого. Милостивый Будда, позволь моему брату родиться в семье, в которой отец укажет ему правильный путь; подари названной сестре моей, Ким Сан, долгую жизнь и любовь, что не принесёт страданий, а всей её почившей семье — мир. Она опять касается лбом пола и некоторое время молчит. — И ещё, милостивый Будда… Мужчина по имени Ким Шин. Где бы он ни был и кем бы ни был… Дай ему силу противостоять тем, кто хочет ранить его, и позволь просто жить. Не вспоминай о его прегрешениях, не думай о войнах, это запомню я. Обещаю, я буду помнить всё. А они пусть живут и будут счастливы; пусть все они найдут то, что ищут. Молю тебя, Будда. Когда Хи Мён вновь склоняется и на несколько минут застывает, Ким Шин подходит к ней, и рука его замирает над её макушкой. Вот она — снова на него не смотрит. И он вполне может её убить — раздавить всю боль, что не оставила его со смертью. «Ты действительно будешь помнить?» — мысленно спрашивает мужчина. — «До самой своей смерти ты будешь приходить сюда и помнить?» Убить её сейчас — значит лишить её той мучительной тоски, что слышится в каждом вдохе, значит позволить ей уйти и оставить всё в этом мгновении, далеко в прошлом. Так размышляет Ким Шин. Он всегда вспоминает об этом моменте именно так: он оставил её в живых, чтобы она страдала до конца своих дней. И дело вовсе не в том, что огонь в нём утих, как утихал всегда, усмирённый её присутствием. Свечи гаснут разом, и Хи Мён оборачивается, но в комнате никого нет. Остался только вздох: «Это твоё наказание. Я оставлю тебя в живых только поэтому, да, только поэтому».