По щепотке соли

Ючан ненавидит, когда его ставят в неловкое положение, вымучивают улыбки, не просят помощи, совершенно очевидно в ней нуждаясь. Ненавидит казаться сильнее, чем он есть, и хмурится, вспоминая заплаканное лицо соседа по комнате тем самым утром. Осознавая свою беспомощность. Поджав ноги, сидит на лавке, уронив наушники на пол и весь превратившись в слух. На пределе. Внешне он спокоен, и даже слегка безучастен, но стоит этой странной фигуре в просторной худи с раскинутыми руками чуть качнуться к краю платформы при приближении поезда, как Ючан наверняка рассыпется в крике, зазвенит голосом в истерике, подбегая и крепко охватывая со спины невысокий силуэт, что будет мелко дрожать в его руках. Ударит ли его? Скажет ли что-нибудь в искажённое отчаяньем лицо? А если да, то что? Как вытолкнет из себя слова? Парень не успевает решить, потому что из глубины подземки навстречу двоим несётся поезд. Под ногами мелко задрожали капли наушников — прямо как сердце Ючана, который буквально цепенеет на месте, проследив глазами движение к самому краю, за пределы безопасной линии. — Бёнквааан! — Орёт Ючан, надрывая связки, но его голос моментально тонет в рёве двигателей поезда. Самое страшное, что ноги парня будто приросли к полу — не шевельнуться, не подбежать, не удержать. Не сказать. Он может только облегчённо выдохнуть, когда раздаётся скрежет о контактный рельс, и поезд останавливается. Лязг распахнувшихся дверей отпускает скопившийся изнутри поток людей, сбивает с ног серую фигуру в гомоне и суетливой толкотне. Та, кажется, и не сопротивляется вовсе, послушно следуя за общим течением, но в последний момент оборачивается и делает шаг в сторону вагона. На миг показалось, что они встретились глазами в отражении стекла. Здесь посадки нет. Двери съезжаются воедино прямо перед носом парня. Когда Ючан подходит, касаясь его плеча и разворачивая к себе, губы Бёнквана всё ещё беззвучно шевелятся, словно бы он проговаривал что-то про себя. «Сто десять». — Может, пойдём уже? — Звучит ли он неформально со старшим, выглядит навязчивым или даже грубым — вообще-то Ючан над этим не задумывается, крепко сжимая чужое запястье в ладони. Раздражённо хрустит сигаретной пачкой в другой руке и громко вдыхает через нос, пытаясь заглушить одуряюще громкий стук сердца, что, кажется, отражается гулким стыдливым эхом в каменном гроте старого метрополитена. Не заглядывает в бледное лицо напротив, боясь столкнуться с глазами Бёнквана — а тот смотрит куда-то сквозь него, как всегда. Сгорбил плечи под великоватой ему толстовкой и тянет руку назад, вывинчивая худое запястье из широкого рукава. Ючан растерянно отпускает его, с тоской глядя вслед. Он ведь не хотел причинить боль. Ему наизусть известен сценарий этого вечера, похожего на пять других — Ючан невольно начал отсчёт с тех пор, как всё произошло. Час в минимаркете напротив парка за стаканом острой разогретой лапши, едва сдерживаясь, чтобы не провести пальцем по шраму на подбородке Бёнквана. По губам в болячках. Да хотя бы через салфетку, вслух мотивируя это какой-то глупостью, вроде неловкости Бёна, пролившего на себя бульон. Ючан бессильно злится, глядя на это грустное, осунувшееся лицо, которое он не может смягчить улыбкой. Он вроде бы и рядом, но в то же время будто за невидимым барьером, через который никак не может перешагнуть. В темноте они пойдут через парк, а он даже не посмеет заговорить с парнем, сквозь горечь слушая тихий голос, невнятным шёпотом как обычно отсчитывающий до ста десяти. Потому что это его, Ючана, вина. Как это всё, чёрт возьми, сложно. Слой невысказанных чувств под напускной грубостью, потому что старший ведёт себя чересчур виктимно — а Ючан не привык быть сильным, но сейчас ему приходится решать за двоих. Сегодня он отвечал на вопросы полицейских, мысленно запершись в ванной вместе с Бёнкваном и держа в руках его лицо — до тех пор, пока откуда-то снаружи не сказали, что тело найдено. Тогда он отталкивает парня в сторону, рывком задёргивая шторой его силуэт, выныривает наружу из чёрной топи мыслей и захлопывает за собой дверь, с вызовом смотря в лица двум копам. Они никогда ничего не узнают о Бёнкване. Ни за что. Они произносят какие-то пустые слова, вроде «соучастников», «укрывательства», на которые Ючан сухо и отрывисто отвечает «я ничего не знаю». Пускай он и учится на юридическом, что общего эти пошлые абстрактные термины имеют с его естественным желанием защитить Бёна? Его одолевают злость и возмущение. Неужели он обязан это объяснять? Ради этого человека он готов убивать ещё больше, погрузиться во мрак с головой без сожалений. Он не сделал ничего дурного, кроме того, что оставил тогда парня в одиночестве и темноте на целых сто десять секунд — которые пытается компенсировать сейчас, каждодневно мотаясь с ним в метро и встречая поезда, на которые они никогда не садятся, а потом часами глядя на его светлый затылок — до него хочется дотронуться. Однако он вне пределов досягаемости, в двух метрах от него, разделённый тумбочкой и вещами. Скорее всего, копы скоро узнают правду. Найдут случайно оставленные отпечатки пальцев, или же свидетелей ссоры Бёна с тем старшекурсником, который терроризировал студентов помладше. Круг замкнётся прямо здесь, в этой комнате, когда их припрут к стене, вытягивая факты, а Бёнкван не выдержит и во всём признается. Нет, не потому что он слабак. И навряд ли из страха. Хотя.. Ючан поймёт его — в любом случае. И тому совсем необязательно знать, как парень следил за ним на протяжении двух месяцев вплоть до того самого дня, когда в безлюдной части парка на окраине увидел, как Квану угрожают ножом, и опустил камень на голову мучителя. А спустя сто десять секунд протянул скользкую от крови руку скорчившемуся на земле парню. Хочется схватить его за руку и сбежать прочь отсюда. Сдвинуть две односпалки, расшвыривая вещи, накинуться сверху, придавив его всем весом своего тела, сжать в руках и.. исчезнуть. Вместе. Бёнкван слегка пошевелился, заслышав шорох. Тумбочка загрохотала по паркету, визг скрипучих деревянных ножек затих совсем вблизи, два изголовья столкнулись и задрожали. Кван вскочил на постели, и тут же ощутил тяжесть рук, давящих на плечи. Торопливо подался назад, приложившись затылком о стену. — Спокойно, это я. — Чан грубоват, как всегда. — Я просто хотел.. Что он хотел? Парень чувствует, как жар захватывает его скулы, и рывком отворачивается, кидаясь ничком на свою половину. Как это по-детски. Непродуманно. Какое-то время спустя он чувствует, как Бёнкван зачем-то молча протискивается рукой под его поясницу и охватывает другой сверху, в темноте плохо видно, но — сцепляя руки в замок. Тихо сопит в затылок. Зачем ты всё усугубляешь? Не стоило этого делать, потому что Ючан не сможет удержаться на этот раз. — Раз, — произносит он вслух прерывающимся от волнения голосом и оборачивается через плечо к лицу Бёнквана. — Два. — Сцепленные на животе руки задрожали, но не отпустили его. На пять Бёнкван замер, зажмурив глаза. Он стал до боли похож на тот комок страха, что сидел на земле, заткнув ладонями уши, и невидящим взглядом лихорадочно блестящих глаз смотрел, как Ючан нашаривает под ногами камень, толкнув подонка на землю. Эта сцена наверняка до сих пор проигрывается в его голове — снова и снова, с каждым новым отсчётом, а вот Ючан всё помнит смутно. В память врезалась только беззащитная гримаса боли на полоске спёкшихся окровавленных губ и то, как он с внезапно нахлынувшей злобой развернулся и швырнул валун на лежащего перед ним человека. Раздался глухой звук ломающейся ветки. Тот со стоном дёрнулся и замер. Пятнадцать. Лоскуты срезанной кожи обвисли на зазубренных гранитных краях влажными тряпичными обрывками. Ючан не прочь повторить этот момент, когда он вновь схватил камень и с хлюпающим звуком опустил его на разбитую голову неподвижного тела, погружая пальцы в теплоту вязкой крови, однако отпустившая его цепь рук напоминает, что стало причиной отчуждения. Убийца. Бёнкван просто боится его — и правильно делает, однако ему некуда бежать. Позади стена, а перед ним лежит Ючан, который тянет руки и притягивает его к себе за плечи. Разворачивается и обнимает так крепко, насколько может. Он не позволит Бёну уйти. Сорок четыре. Часы щёлкнули и замерли на девятичасовой стрелке. Бёнкван осторожно шевельнулся и Ючан сжал пальцами его запястья, ощущая малейшее движение напрягшихся мышц. «Куда?» Так кошки отчаянно цепляются когтями за одежду хозяина, покидающего своё место, сопровождая недовольным криком кровавые полоски по коже. Ючан громко стонет, утыкаясь носом во влажную шею, путается в одеяле, насильно раздвигая коленом ноги и чувствуя чужую промежность. Бёнкван тяжело задышал под ним, извиваясь всем телом. «Пусти» — почти прорыдал сквозь зубы. Столкнул с себя Ючана, натягивая на голые ноги одеяло — тряпичная кукла с загнанным взглядом и со смятой до ярких синяков кожей. Хён, который вообще-то не был аутсайдером и никогда не обращал внимания на Ючана, со страхом смотрит ему прямо в глаза. А хриплый шёпот бёновским голосом упорно продолжает отсчёт, синхронизируясь с каждым тупым ударом камня, который Ючан наносил уже по мёртвому телу, войдя во вкус. Он вспоминает, как оттаскивал труп в кусты и, обессилев, почти на четвереньках добирался обратно до дерева, под которым сидел и с ужасом смотрел на него Бёнкван. Выпуклая густым красным отметина отпечаталась на его щеке — Ючан убрал палец и спокойно выдохнул улыбку, сжав руку Бёна в своей, тёплой от крови. Убивать ради него или сидеть вот так рядом, разделяя этот один на двоих хрупкий момент — сложно решить, что было слаще. Или вместе заметать следы, забрасывая ветками тело, хороня камень на дне неглубокого пруда и бредя рука об руку обратно в общагу, сторожась каждого шороха. Семьдесят один. За плотно закрытым окном тревожно загнусавила полицейская сигналка. Бёнкван приподнимает лицо Ючана с колен, горячих и скользких от слёз. «Бежать», читает по дрожащим губам парень. Ветровка лезет на плечи, остро взвизгнула молния, запахивая куртку у самого подбородка. Совсем скоро раздастся стук в дверь и всё будет кончено. Гулкий топот босых ног в полутьме коридора и осторожные шаги на лестничной клетке, вверх и до самой крыши. Главное, не бояться. Это словно игра в прятки. Раствориться среди стен, крепко взявшись за руки, и представить себя в роли крохотных атомов, слившихся в единый организм. Бён заступает ногой за край, в чёрную пустоту тоннеля, и тут же отшатывается назад, весь дрожа. Ючан неуверенно тянет его вниз — сядь же. Успокойся. Возьми меня за руку. Ты не один. Вспоминает, как всегда стеснялся показать Квану, что он ему нравится. Часами смотрел в светловолосый затылок, испытывая потребность заговорить — и всё же молчал дальше. Почти перекрикивая тонкий голос внутри, говорит Бёнквану, что больше никогда не оставит его в одиночестве. Следя глазами за кристаллом падающей звезды, он перехватывает крепче замерзающие пальцы в своей руке и думает, что это отблески фар вечернего поезда, на который они непременно должны успеть в этот раз. Он примет их со всеми их ошибками. Даст ещё один шанс всё исправить. Пальцы оттаивают, доверчиво разжимаются в его ладони. Сто десять.