***
Мрачный замок. Леденящие душу крики жертв. Пытки. Пленники. Рабыни. Равнодушный ужас в глазах животных и зверей, питающееся дрожжами страха. Мало того, в какой-то момент становится ясно, что происходит вовсе не война. Это ад с новой стороны смотрит на нас. Люди в этом аду, как насекомые в электрическом поле, общаются не с миром, а друг с другом. И часто это общение становится самым чудовищным. В этой извращенной вселенной умерло уже так много людей, что их жизни стали полностью равны. Это жизнь мух, насекомых, крошечных летучих мышей… Зловещий коридор с портретами чудищ на стенах. Винтовая лестница, уходящая в густую тьму вниз. И опять коридор. Другой, но не менее зловещий. Старая обшарпанная дверь с отметинами лап и клыков, а за ней комната пыток. Стоило открыть дверь, как в нос сразу ударил сладковатый запах крови и разложения. Скелеты людей, висевшие на стенах, смотрели пустыми глазницами. Место буквально пахло смертью. Всё здесь было пропитано ею. Стены темницы украшали мозаики, изображавшие сцены охоты на ужасных монстров, которых пытал сам Сатана. Местами виднелись извилистые бороздки от когтей и зубов. Пыточная камера с множеством разнообразных орудий: от арбалетных болтов до двуручных цепей и шипов-вил. Всюду блестели кровавые брызги и зловещие тела, неподвижные или недавно скончавшиеся. Кое-где виднелись кости, на некоторых из них висел истлевший костюм в красную клетку. Даже на полу были разложены несчастные жертвы. Не щадили никого: ни детей, ни стариков, ни женщин. Все они были равны перед палачом и его орудиями. Сама темница находилась недалеко от центра крепости, в подземном туннеле, пол которого был выложен кирпичом. Стены освещены факелами. В середине туннеля была железная решетка, охраняемая парой стражников. Здесь-то и располагались камеры заключенных. Сейчас почти все они пустовали. Только иногда из какой-нибудь решетки высовывалась грязная худощавая рука и издавала тихий стон. В одной из таких камер на цепи сидел дряхлый старик в потрёпанной рясе. Он был очень слаб, голова свесилась на грудь. С первого взгляда уже было очевидно, что ему очень плохо. Видимо, он долго и мучительно умирал. На лбу у него красовался огромный синяк, окруженный пятнами запекшейся крови. Левая рука почти не действовала. Тюремщик приблизился к решетке и с удовольствием оглядел деда. — Как жаль, что ты так и не сказал, где прячутся мятежники — с издевкой и холодом в голосе выплюнул палач. Он не шевельнулся, словно ему было безразлично, что с ним произойдет. Надзиратель в раздумье поглядел на того, и вдруг его лицо исказила звериная гримаса — с размаху он ударил пожилого человека кулаком в лицо, заставив этим дернуться и тихо застонать. Второй удар пришелся по ребрам. Он был такой силы, что несчастный почти потерял сознание. Глаза были плотно закрыты, из носа текла кровь, и почти усохший что-то невнятно бормотал. Стражник на секунду отвлекся, хватая узника за рясу и потащил его из камеры. Стук каблуков по холодному, заляпанному кровью каменному полу. Женщина, облачённая в наряды, явно не предназначенных для таких злачных мест, поспешно направлялась к мучителю всех пленников. Она была уже близко, когда рядом к её ногам на пол упал дрожащий мужчина. Его глаза взметнулись вверх, моля о пощаде. Женщина смерила его презрительным взглядом и что-то прошептала. В тот же миг подземелье оглушил дикий вопль, за которым последовал не менее оглушительный звон стали и треск ломающихся костей. Мужчина с пронзенным торсом повалился на каменный пол и затих. — Моран, — дама лишь приподняла подол своего платья, чтобы не запачкаться, и переступила через мертвеца, — Королева требует твоего немедленного прибытия в тронный зал. Каратель душ ничего не ответил, лишь кивнул и, отложив своё оружие, неспешно двинулся к выходу. Гостья подземелья проводила его взглядом и двинулась следом. Почти на каждом шагу навстречу попадались отрубленные головы и конечности. Вскоре они достигли тронного зала. Через высокие окна внутрь падал красноватый свет, искажая и без того перекошание лица тех немногих, кто присутствовал. Дама в платье малинового цвета зимнего заката прошла в дальний конец зала и остановилась у трона, стоявшего на небольшом возвышении. Моран с величайшей осторожностью опустился на одно колено и склонил голову. Его спутница сделала то же самое. Повелительница подняла глаза на прибывших и криво улыбнулась. Моран выдержал этот взор, даже не дрогнув. Он, как человек, уже долгое время работающий на королеву, привык к подобному обращению и знал, что будет именно так. Стоящая рядом спутница выпрямилась и медленно заговорила. Её негромкий голос оказался неожиданно глубоким и проникновенным. Он звучал завораживающе и гипнотически. Подданные слушали, склонив головы и ловя каждое слово. Женщина докладывала последние новости, стараясь говорить как можно более кратко и сжато, дабы не злить королеву. Она прекрасно понимала, что во многом обязана своим высоким положением и влиянием именно ей. Как только все известия были выслушаны, госпожа встала и заговорила. Её голос был спокойным и ровным, но каждое произнесённое слово заставляло придворных вздрагивать и склоняться ещё сильнее. — Меня не интересуют все эти пустяки, — властно заявила она, — я хочу знать только одно: где стражницы завесы и почему они до сих пор ещё живы? — она обвела глазами собравшихся. — Ваше Величество, — пробормотал стоявший перед ней старый советник, — Вы же сами запретили нам трогать завесу… — Ты смеешь мне перечить? — взорвалась правительница. Она замолчала, сжала кулаки, тяжело выдохнула и заговорила уже более спокойно и тихо. — Говоришь, запретили? — Владычица подняла руку, делая знак придворному, чтобы он вышел вперед. Тот немедленно выполнил приказ. Старик подошел к трону и встал на колени. На его морщинистом лице явственно отразилась почтительность, которой он ни в малейшей степени не испытывал. После всех недавних событий на Меридиане он был вынужден подчиниться, если желал сохранить свою голову. Королева была беспощадна. Холодно смерив своего подчиненного взглядом, она буквально заставила старого советника опустить глаза. Возразить, а тем более ослушаться было нельзя — это грозило немедленному лишению жизни. Тяжело дыша, он промолвил: — Ваше Величество, мне удалось добыть сведения, где прячется королева Кадма. После проигрыша на Замбале она переместилась на Кондракар, по-прежнему продолжая борьбу против нас, но действуя более осторожно. Местные жители оказывают поддержку, но, сами понимаете, толку от деревьев немного. Если Ваше Величество позволит, я соберу войско и мы выступим против неё немедленно, а заодно и завоюем Кондракар. Старик поднял взгляд на королеву, ожидая от неё одобрения. В последнее время она редко соглашалась с идеями своих подчиненных, но исправно требовала от них новых. В зале воцарилась тишина, все напряжённо ждали её решения. Совет Меридиана переглядывался, пытаясь понять, какое решение будет принято. Моран уже изрядно устал и бросал взгляд полный раздраженности на свою спутницу. Наконец, королева нарушила молчание. — Нет, нападать ещё рано, — лицо женщины было обращено к потолку, где виднелись сплетения алых роз, — стражницы не упустят возможности защитить всех обитателей крепости, а против их мощи мало тех, кто сможет выстоять. Правительница повернулась к совету и грубо отчеканила: — Распорядитесь, чтобы армия ждала моего приказа, а рыцарей Гибели отправьте на Замбалу, они знают, что делать. Взгляд её устремился на морщинистого старика, по-прежнему стоявшего перед ней на коленях. Тот еле заметно кивнул. Старуха вздохнула, и на её лице появилось подобие улыбки. — Совет окончен! — изрекла она. Все его участники и старейшины поспешили удалиться, дабы не навлечь на себя новую порцию гнева. Остались только Моран и приближённая дама. Некоторое время все стояли в тишине, никто не смел заговорить. И без того мрачный зал казался темнее обычного. Витражи на окнах, украшавшие его ещё недавно жизнерадостными мотивами, теперь олицетворяли самую тёмную сторону этого мира. Тишина нарушилась громким хохотом ведьмы, от которого содрогнулся весь зал. Смеясь, она приблизилась к Морану и остановилась в нескольких шагах от него. В глазах стояла стылая тьма, которую не могло разогнать даже самое яркое солнце в ясный день. — Я хочу, чтобы ты сегодня же отправился на Землю, — узкие, почти змеиные зрачки колдуньи глядели прямо в лицо опытного палача, — нужно быстро и тихо убрать Фобоса, иначе он попытается украсть сердце Меридиана, — одна лишь мысль об этом была невыносима для Нериссы. Глаза мастерицы кошмаров вспыхнули такой дикой яростью, заставив Морана ощутить какую-то ледяную дрожь в районе солнечного сплетения. Он — профессиональный убийца, который никогда не испытывал страха, но новая королева внушала ужас, и мысль, что сохранить жизнь не удастся, если вдруг вздумает перечить ей, упорно засела в голове. Впрочем, мужчина ещё не знал, что в присутствии этой ведьмы мысли о смерти приходят сами собой. До того как ведьма пришла к власти, он долгие годы перемещался из одного мира в другой, служа наемным убийцей, а затем, когда заказчик щедро оплачивал его труд, сразу же исчезал. Эта работа даже не требовала специальной подготовки — достаточно было искусно обращаться с холодным оружием. Но при всем этом, его не очень волновали нравственные устои и догмы человеческой морали. Деньги и дикое, сумасшедшее желание убивать притягивали его как магнит. Волшебное эфемерное чувство, которое обрушивалось на него, стоило лишь взяться за выполнение очередной кровавой миссии, заставляло трепетать от восторга. Теперь же, когда Меридиан гаснет под гнетом Нериссы, Моран не мог остаться безучастным. Плата была лучше той, которую он обычно получал за свои услуги, а любовь к убийствам доставляла куда большую радость, а главное — давала возможность оправдать саму свою жизнь и смысл его существования. — Как пожелаете, моя госпожа, — палач склонил голову в знак уважения, которого она не заслужила. — Портал будет ждать тебя возле восточной башни в полночь, — сообщила колдунья, уже удаляясь к дверям, ведущим в подземное помещение, в сопровождении со своей приближённой. Каратель душ дождался, когда двое удалятся, и поторопился ретироваться в своё привычное место обитания, дабы подготовить все нужное для убийства. Предвкушение новой крови нахлынуло на него с новой силой. Извращенный мозг уже предвкушал, как будет мучить свою жертву, и предвкушение это наполняло его радостным возбуждением. В это время Нерисса уже шла по подземному коридору, ведущему к местам, где под усиленной стражей охранялась главная заложница. Факелы, висящие на стенах, освещали узкое пространство коридора неровным светом. Магические символы, изрубленные на стенах, наводили на мысли об охранительных обрядах. В воздухе витал неприятный запах сырости и плесени. Сопровождающая ее девушка поспешила, стараясь идти как можно быстрее. Ее черные волосы растрепались от быстрой ходьбы, а легкое фиолетовое платье теперь забрызгалось грязью в придачу к нескольким мелким каплям крови на подоле. На секунду она остановилась, чтобы смахнуть землю с своего наряда. Но Нерисса не обращала на это внимания, она уже дошла до конца коридора, где помещались клетки для особо важных пленных. Стражник поклонился подошедшим женщинам и распахнул перед ними тяжелую деревянную дверь. Ведьма поглядела на лежащую на полу фигурку человека, прикованного цепями к кольцам в полу. Магические символы, изрубленные на стене, вспыхнули слабым синеватым светом и стали ярко выделяться на сером камне. Нерисса склонилась над пленницей и внимательно осмотрела ее. Та была практически обнажена и изрядно избита. На шее виднелись следы страшных пыток и кровоподтеков. — Ну здравствуй, милая. Ждала меня? — слишком ласково, даже приторно спросила старуха, взяв заключенную за подбородок. Девушка испуганно захлопала глазами. Пленница была удивительно красива: огромные светло-голубые глаза, полные боли и отчаянной любви, розовые от прилившей крови, но за столько времени изрядно осунувшиеся щеки и губы. В ее пепельных остриженных волосах блестела красная проволока, а на плече, там, куда палач уже несколько раз наносил удар, осталась рваная полоса. Всем своим видом она кричала: «Режь меня, делай что хочешь, но я никогда не стану предательницей!» Ведьма, так искусно считывающая любые эмоции, улыбнулась, чуть сжала подбородок и, приблизив свое лицо к узнице, процедила сквозь зубы новый поток ненависти. — Еще двадцать ударов плетью! — голос старухи превратился в змеиное шипение, — и помни, — на этот раз слова были обращены к истощенной бедняжке, — если не заговоришь, рискуешь остаться жить в этом кошмаре навсегда! В воздухе мелькнули окровавленные плети, точно схожие с длинными змеиными языками. Одна из них со свистом разрезала воздух и опустилась на плечи девушки. Вновь установилась тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием истязаемой. Но в ее глазах не было и тени страха или отчаяния. Наоборот, они вдруг сверкнули ненавистью и презрением. И в тот момент, когда плеть вновь просвистела в воздухе, ведьма отпустила ее подбородок и отошла к стене, дабы не мешать завершению экзекуции. Нерисса удовлетворенно кивнула, и в тот же момент палач нанес несколько быстрых ударов. Пленница громко вскрикнула и забилась на полу. Плети сорвали с нее остатки одежды, и все увидели изуродованное тело — сквозь прорехи была видна изуродованная плоть, израненная и воспаленная. Юное тело судорожно вздрагивало в такт ударам, а глаза — в них был и гнев, и боль — продолжали холодно и непреклонно смотреть на убийц. Карга явно наслаждалась происходящим. Картины дикой жестокости и извращенности, в которых горел взгляд жертвы, пьянили ее. Но это продолжалось недолго. Скоро в глазах колдуньи снова засветилась ненависть. Новая порция ударов обрушилась на тело пленницы, и ещё одна судорога свела его. Дама, что сопровождала старуху, подошла к карге и прошептала что-то ей на ухо. Их диалог был достаточно долгим. К тому времени, как они закончили, тело, лежащее на полу, покрылось новыми глубокими ранами. Вдоволь утолив жажду жестокости, Нерисса двинулась в сторону двери, ведущей за пределы камеры пыток, в замок. Беззвучно ступив на каменные плиты пола, она обернулась и с ненавистью уставилась на осужденную. Тяжело ступая, старуха вышла из камеры. Дверь за ней закрылась, и в камере осталась стоять мертвая тишина. Как только стены поглотили последний звук боли, раздался тихий смех карги. Пленница, оставшаяся наедине со своими карателями и страданиями, поняла, что мучительный кошмар еще не кончился. Новый взмах плетью. Удар. Истошный вопль утонул в каменных стенах нового местожительства несчастной. Не переставая смеяться, Нерисса шагала по темному коридору в сопровождении своей помощницы, рисуя в голове самые изощренные пытки, ожидающие стражниц.***
— То есть как? — голос Калеба звучал так холодно и серьезно, словно он проклинал девушек, — Вы не знаете, что с Корнелией? Напряжение в воздухе стало физически ощутимым. Стражницы виновато опустили глаза. Перед повстанцем проносились сотни мыслей, одна хуже другой. Сердце пропустило удар. А затем вновь застучало, но уже с удвоенной силой. Нет, пропажу возлюбленной он себе простить не сможет. Парень опустил голову. Весь мир будто затих, голоса звучали далеко, словно доносились с большого расстояния, а вблизи шумела настоящая битва. Он видел лежащую Хай Лин, снующего туда-сюда Бланка, Ирму, которая трясла его за руку, но ни о чем не мог думать, кроме Корнелии. Разум говорил, что сейчас куда важнее спасти умирающую подругу. Но чувства кричали о необходимости найти любимую. Что выбрать, он не знал. До боли стиснутые зубы и колотящаяся в висках кровь придавали происходящему еще большую дикость. — Тарани? — обеспокоенная Вилл тронула ее за плечо. — Ты в порядке? — Взгляд главной стражницы остановился на лице подруги. Но Тарани уже не слышала. Ее резко начало трясти, и слезы беззвучно хлынули из глаз. Рыдания начали сотрясать все ее тело, и она рухнула на землю, потеряв сознание. Паника охватывала каждого из присутствующих. Калеб, окруженный страдающими чародейками, лихорадочно пытался понять, что происходит. Но терять время и дальше было нельзя. Как бы ни было трудно, надо было помочь девушкам, а поисками Корнелии заняться позже. Ирма со слезами на глазах обернулась к единственной подруге, не пострадавшей от чудовищных чар, что мучили остальных. Глаза, полные боли и страха, говорили больше, чем любые слова. Одним лишь взглядом она умоляла Вилл открыть портал. Всегда саркастичная и насмешливая, она не выдержала. Смотреть, видеть страдания самых близких ей людей было невыносимо. Сев рядом с Тарани, она обняла ее. Но как бы ни хотелось, горевать было некогда. — Нам нужно на Кондракар, — тоном, не терпящим пререканий произнесла Вилл, — мы не можем рисковать и потерять Хай Лин и Тарани! Вандом вытянула руку, что держала кристалл, и сразу после этого тот вспыхнул ярким розоватым пламенем. Горящие точки выстроились в ровную линию, от которой во все стороны начали разбегаться тонкие ровные лучи. Через несколько секунд они слились в устойчивый круг, освещавший комнату волшебным фиолетовым светом. Предводительница обернулась на своих друзей и сердце ее сжалось от боли. — Ирма, помоги Ян Лин перенести Хай Лин, — с трудом выговорила Вилл, — Калеб, ты понесешь Тарани, а я закрою портал. Найдя в себе самообладание и силу, Ирма утерла свои слезы и кивнула. Она подошла к лежащей Хай Лин и, приподняв ее за плечи, положила на свое плечо. Не обращая внимания на холодные руки подруги, стражница выполняла то, что было сказано. Калеб, уже справившейся с первым приступом горя и отчаяния, наконец взял себя в руки. Посмотрев на измученных девушек, он уже собрался сказать что-то утешительное, но его слух уловил едва слышные звуки, доносившиеся из подвала. Главная шутница компании и ее спутники уже скрылись в портале. Остались лишь Вилл, Калеб и неподвижное тело Тарани. Нарастающий шум, доносившийся из-за двери соседней комнаты, настораживал все больше. Грохот и возня стали совсем ужасными, а и без того сильный ветер, зловеще свистящий за окном, усилился. Стало как-то не по себе. Бросив через плечо взгляд на перепуганную и оцепеневшую от страха предводительницу всех стражниц, Калеб решительным шагом направился к двери. Сейчас он мог рассчитывать только на себя. В повстанце не было никакого страха, годы сражений свели на нет это чувство. Бояться было нечего — он был на войне, а военные всегда идут до конца. С каждым шагом убеждать себя в хладнокровности было все тяжелее, а тревога за свою возлюбленную росла в геометрической прогрессии. Юноша дошел до двери и вот уже потянулся открыть ее, как вдруг та с громким треском распахнулась, и в комнату влетел Фобос с мертвенно-бледной Корнелией на руках. Сердце молодого воина сжалось от боли и одновременно наполнилось яростью при виде бледного как мел лица Корнелии. И без того впалые щеки ее ввалились еще больше, придавая аристократичным чертам жуткую мертвенную неподвижность. Золото ее волос заметно потускнело и поредело. Тотчас рядом оказалась рыжая копна волос. Девушка не могла оставаться в стороне, когда ее подруга умирала. Протянутые руки стражницы задрожали, стоило Фобосу только начать говорить. Слова, так отчаянно вырывавшиеся наружу, застревали у нее в горле, а дрожь усиливалась с каждой секундой, постепенно охватывая все тело. — Корнелия… Корнелия… — только и смогла прошептать чародейка. Глаза ее начали слезиться и заволакиваться туманом. Девушка поняла, что больше не выдержит. За эту мучительно долгую ночь она видела слишком много горя и боли, что оказались выше ее сил. Все подруги в критическом состоянии, и если им не помочь, то смерть наступит очень быстро. Дикая агония ужаса охватывала сознание и вызывала неудержимый приступ тошноты. Больше она не могла этого вынести. Разум отказывался подчиняться своей хозяйке, не в силах вынести обрушившуюся на него ужасную действительность. Руки Вилл вновь потянулись к телу Корнелии, но тотчас замерли, словно наткнувшись на невидимую стену. — Тарани нужна помощь, — тоном, не принимающим возражений, крикнул Калеб, выводя всех присутствующих из оцепенения, — немедленно перемести ее на Кондракар! — Но как же Корнелия? — только и смогла пролепетать девушка. — Им нужна помощь, а не ваши сопли! — жестко рявкнул князь Фобос, дабы привести в чувство зареванную Вилл, — Не стойте истуканом, немедленно отправляйтесь на Кондракар, если не хотите потерять ее! Вандом бросила взгляд на друга, желая получить от него согласие. Несмотря на то, что стражницы работали с колдуном вот уже месяц к ряду, ни доверия, ни уверенности в том, что узурпатор не предаст в любой момент, у нее не было. — Нет времени, Вилл. Перенеси Тарани на Кондракар, — юноша бросил взгляд на своего вечного врага, — Я...мы...мы сами справимся. Один кивок головой и уже через минуту обе чародейки скрылись в портале. Повстанец глубоко вдохнул, в попытке сконцентрироваться и понять, что же произошло со стражницами. Как назло в голову ничего не лезло, а раздражение от своего бессилия только росло. Из мыслей его вывел не столь приятный голос Эсканора. — Ты хочешь, чтобы она у тебя на руках умерла? — голос звучал насмешливо, но недовольно, что сказывалось на характере самого вопроса. Напускные грубость и насмешки сменились едва заметной ноткой искренности. — Уж если мне не все равно на самочувствие стражниц, то и тебе тем более. А она, — опальный принц взглядом показал на бесчувственную девушку, — явно важнее их всех вместе взятых. Калеб ничего не ответил, лишь поджал губы и приблизился к Фобосу. Смерив своего некогда правителя холодным взглядом, повстанец осторожно забрал возлюбленную из крепких рук принца и нежно, слегка коснувшись губами, поцеловал в лоб. В последний раз взглянув на красивое лицо молодой стражницы, князь отвернулся и уставился в зловещий ураган бушевавший за окном. В голове пролетали обрывки неясных мыслей, похожих на куски разноцветной мозаики. Откуда-то возникали мысли о невозможности, нереальности происходящего, и, вспоминая события этой ночи, мужчина чувствовал, что не в состоянии их ни понять, ни принять. В памяти на миг мелькнули ее изумленные глаза, показавшиеся такими нежными, перед тем, как она окончательно впала в забытье. Затем в памяти всплыли черные бусины ее зрачков, быстро принявшие мутно-серый оттенок и потонувшие в буйстве хаоса и отчаяния. Сильный порыв ветра ударил в стекла, на несколько секунд прервав ход мыслей. Одно за другим вспоминались страшные события этого дня; казалось, ни одно из них не может быть правдой, но чем дольше князь всматривался в непроглядную темноту, тем сильнее в его душе становилось убеждение, что все действительно было именно так. За его спиной донесся тихий шорох, приглушенные шаги Калеба направлявшегося к порталу. Колдун, все так же глядящий в пустоту, не оглянулся, но было ясно, что он все видит. — Если она умрет, клянусь, я убью тебя! — спокойно, но твердо произнес бывший узурпатор и, щелкнув пальцами, испарился в нечто подобном на темное облако, появившееся на том месте, где он только что стоял.***
Иссиня–фиолетовое небо озарилось рядом белых вспышек, и вскоре замерцали созвездия над Поларисом. Тускло посверкивала центральная звезда — Аякс. В ее свете расплывчато выступали купола зданий на краю равнины. Косые лучи луны упали на залитый лунным сиянием горный хребет и затянули его дальнюю часть зыбкой, едва видимой пеленой. По сторонам от огромного цветного пятна горели короткие огоньки звезд — стражи–указатели нового мира, новые границы нового мира. Склон горы, похожий на застывшего в прыжке дракона, просматривался хорошо, но весь остальной пейзаж — далекие огни и смутно угадываемые из-за ночного тумана силуэты — тонул в причудливом смешении света и тьмы. Легкий теплый ветерок прошелестел в листве деревьев, всколыхнул последние стебли травы, и все вокруг словно вспыхнуло тысячами мелких серебристых огоньков. В воздухе витал аромат ночной фиалки. Слабое стрекотание цикад и сонное уханье совы раздавались с разных сторон, напоминая о чем-то сокровенном и забытом. На небе слабо мерцали первые звезды. Было тихо. И вдруг из темноты под большим деревом тихо и мелодично заиграла флейта. Ее звук был кристально чист и тих, а пение флейты было одновременно мягким и страстным, чем-то отдаленно напоминая песню соловья, доносящуюся из кустов в жаркий летний вечер. Мелодия была приятной, легкой и доброй, словно сама ночь ласково напевала ее. Можно было даже представить, что где-то на этом же самом месте, в нескольких метрах от дерева, сидит влюбленная пара, с наслаждением слушая легкую ночную музыку. Словно исполняя некий старинный танец, дева взяла длинную тонкую флейту в левую руку и медленно провела ею по воздуху. Ее движения были легкими и свободными, словно и не было у нее в руках этой невероятной вещи. А песня флейты становилась все громче и громче, пока не превратилась в странное завораживающее журчание, что-то вроде ручейка, шум которого нельзя ни на секунду заглушить. Окутанный ночным одеялом темноты луг словно ожил, и на его поверхности одно за другим стали зажигаться миллионы разноцветных огоньков. Вскоре они слились в огромное светлое поле, в центре которого, словно в центре яркой звезды, оказалась маленькая стройная девушка в белом платье. Едва ощутимые порывы ветра вновь прошелестели, и листва затрепетала. Женская фигура в легких одеждах, словно сотканных из лунного света, неспешно шагала по полю, усеянного блестками света, и казалась просто частью лунного пейзажа, а весь остальной мир оставался где-то далеко-далеко, за чертой горизонта. Иногда она останавливалась и поднимала к небу руку с зажатым в ней металлическим предметом, из которого раздавались удивительные звуки. Созвездия ожили и уже бесновались в небе, отдаваясь чистым и сильным ритмам большой и яркой мелодии. Вот медведица бежит за своим медвежонком, над ними летит лебедь, а вот стрелец целится в мишень. Целое буйство разных форм и оттенков и полные неуловимых переменных движений. Барышня уходила все дальше, оставляя за собой постепенно гаснущий след света, который постепенно исчезал вместе с ее удаляющимся силуэтом. Вскоре девушка перестала быть видна, но мелодичная песня флейты все еще звенела в воздухе. Мелодия становилась все тише, пока окончательно не стихла, и все вокруг вновь не превратилось в полотно ночного неба и травяной ковер. Только едва мерцающие огоньки, тянущиеся на склоны далеких холмов, говорили о том, что все это происходило на самом деле. Ночь сменилась рассветом, а следом пришло и утро. Солнце еще не взошло, но его свет уже заливал небосвод. Роса на траве поблескивала, а планета постепенно наполнялась пением первых птиц. Некоторые животные выходили из своих убежищ, словно сойдя со страниц старинной рукописи, озаренные первыми лучами нового дня, направлялись к водопою. Неспешный звук копыт протаптывавших тропинку по еще влажной траве постепенно приближался. Молодой олененок выбрел на полянку, где еще совсем недавно играла свою странную, полную волшебства музыку, дева. Большие глаза с интересом рассматривали открывающийся перед ними простор, нос подрагивал, принимая ароматный воздух. Переполнявший дух озорства наполнял сердце прекрасного создания, заставляя пуститься вприпрыжку по утренней росе навстречу новому дню. Олень, в порыве своего бесконечного счастья, бежал вдоль росистой травы навстречу неизвестному, с которым его скоро должна была соединить судьба. И вот, ноги сами вывели к тропинке из светлых и ярких огоньков. Черный мокрый нос принялся шарить по траве усеянной сгустками магии. Шаг, еще один и еще — в следующие же мгновение олень понесся вперед, оставляя после себя голубые искры. Когда же гул копыт стих, животное остановилось, а пейзаж полей сменился на скалистый обрыв. Взору предстало безвольное женское тело. Оно было раскинуто на холодной земле, хорошо знакомые малиновые волосы колыхал утренний ветерок. Олень склонил свою длинную шею и обнюхал руку женщины. Теплое дыхание коснулось сухой, обветренной кожи, а затем остановилось у ладони. Большой нос коснулся щеки, и лицо обдало дыханием. Женщина застонала и открыла глаза. Попытка принять вертикальное положение не увенчалась успехом, и та растянулась в неловкой позе прямо на земле. Олень склонил свою покрытую черными пятнами грудь к лицу и ткнулся в щеку влажным носом. Слабая рука потянулась к морде и нежно погладила теплый мех. Легкая улыбка появилась на лице женщины, и в следующую секунду оба закрыли глаза наполняясь светом и энергией друг друга. — Спасибо тебе, мой старый друг, — еще слабым, но уже узнаваемым голосом произнесла женщина. Несколько минут, проведенных с волшебным оленем, дали заряд бодрости и сил, и теперь она могла встать на ноги. Волосы по-прежнему трепал утренний ветерок, а на смуглом лице играли солнечные блики. Терять время было больше нельзя. Итри в последний раз взглянула на своего спасителя и, склонив голову в знак благодарности, прошептала: — Tusen hjertelig takk! — колдунья выпрямилась и поспешно покинула крутой обрыв. За спиной остались озеро и склоны гор, подернутые туманом и украшенные алым пятном взошедшего солнца. На высокой скале стоял олень и внимательно глядел вслед удаляющейся фигуре, что уже была на полпути к городу, превращаясь в маленькую светлую точку. Олень со всем присущим ему достоинством повернулся к озеру и гордо вскинув рогатую голову, помчался вниз по склонам, перепрыгивая через небольшие камни. Оказавшись внизу, у самых вод Реальты, копыта оленя опустились на влажный песок. Ветвистые рога, с которых то и дело падали капли воды, сверкнули в лучах солнца. Черная вода касалась ног создания, не причиняя ему никакого вреда, но и не затрудняя каждое движение. Заходя все глубже в воду, олень опустился на передние ноги так, что рога его коснулись водной глади. Неожиданно вода начала бурлить, а в глубине появилось светлое пятно, постепенно увеличивающееся в размерах. Оно превратилось в сияющий круг, в центре которого отчетливые очертания приобретала руна защиты. Диск света поднялся вверх и застыл на одном месте. В воздухе над ним появился ветер, и тихий шепот зазвучал в ушах оленя. Наконец руна приняла завершенную форму. Раздался мелодичный звук, словно упала капля дождя, и вокруг оленя вспыхнул яркий белый свет. В тот же миг вода стала бирюзовой, как глаза самой красивой богини, а из яркого света появилась белая солнечная дорожка, ведущая в туман. Озеро подернулось рябью, скрывая все следы волшебства и оставляя на поверхности воды лишь еле заметные узоры рун, которые также скоро исчезнут. Олень поднялся на ноги и медленно побрел по солнечной дорожке. Он приближался к выходу из озера. У самого его края он остановился и поднял голову, вглядываясь в непроглядный туман. Его дело было сделано: озеро вновь стало чистым и прозрачным, а в его центре сияла искристая белая руна. Теперь оставалось лишь вернуться домой. Тихое пение, как завораживающая музыка, донеслось из тумана. Олень вышел на берег озера и удостоверившись в последний раз в том, что руна чистоты и света надежно защитит обитателей и источник магии, галопом помчался в туман, оставляя на земле лишь голубые огоньки. Когда же создание скрылось из вида, над водной гладью раздался звон. Руна медленно исчезала в глубине вод, и вскоре озеро стало просто прозрачной голубой поверхностью. В тот же миг белая дорожка повернула в туман и вскоре исчезла из вида, словно и не было ничего. А на глади озера остались лишь облака и солнце. К тому моменту, как озеро вернуло свою красоту и умиротворение, Итри уже шагала по коридорам своего замка. Все кругом дышало жизнью — и никто не догадывался, какое несчастье стряслось с водными истоками Полариса. В окна бил ослепительный солнечный свет, на широкой лестнице, ведущей в тронный зал, звенели веселые голоса. — Поговаривают, будто наша Королева родилась вовсе не в нашем мире, а на Земле, — прошептала одна из служанок. — Откуда нам знать, — отозвалась другая, — но я слышала, что ее отец не кто иной, как граф Гезнур, — оглядевшись по сторонам, прошептала молодая девушка чуть тише, — говорят, он несколько раз был женат на земных женщинах. — Не может быть, — ответила первая, — Гезнур ведь король, а король не может быть женат на женщине с Земли. — Да ты только взгляни на ее Светлость, Элин, — возразила самая старшая из горничных, — они не могут быть родственниками, Гезнур был жестоким и бессердечным тираном: уничтожил почти все знатные династии Полариса и обобрал народ до нитки, а еще... Женщины собрались в кружок, благополучно забыв обо всех своих обязанностях, разговоры их становились все громче. Веселый смех пронесся по залу, но резко оборвался, когда парадная дверь хлопнула и на лестнице появилась королева. Она смотрела прямо перед собой, и по виду невозможно было сказать, какие чувства сейчас бушевали. — Дамы, — спокойно, но строго обратилась Итри к служанкам, — почему не работаем? Вам не кажется, что вы здесь не просто так? Служанки потупили глаза. Хоть правительница Полариса и была весьма великодушной и справедливой, требовательности в ней было на порядок больше, чем в самом Гезнуре. К своим обязанностям она относилась ответственно и того же требовала от окружающих. — Я не потерплю пустой болтовни и безделья в собственном дворце! — повысила голос Итри, глядя на шеренгу горничных, — приступайте к работе немедленно! Все еще не поднимая глаз, служанки поклонились и суетливо забегали по мраморному полу в разные стороны, выполняя указание повелительницы. Ее Светлость задержалась лишь на минуту, глядя на метушащихся, как стайка разноцветных рыбок, девушек, и направилась дальше, в свой кабинет, где уже ожидал совет Полариса. — Ваше Высочество, — хрипловатый голос мужчины за дальним столом был, как всегда, приветлив и вежлив, — мы ждали вашего прихода. Голоса женщин и мужчин вмиг стихли, стоило Итри переступить порог комнаты. Под пристальными взглядами своих подданных она села во главе стола, как подобает любому правителю. — Мы получили новую информацию от замбалийцев, — мужчина с едва коснувшейся сединой бородкой выступил вперед, — на болоте Шине были замечены странные огни. А после того, как они погасли, прибыли встревоженные жители и сообщили, что заметили возле болота какие-то темные фигуры. Итри кивнула, лишь убеждаясь в своих опасениях. Все происходило именно так, как она и предполагала. Когда Кадма вынужденно бежала на Кондракар, Нерисса со своими рыцарями не заставили себя долго ждать и вскоре атаковали планету. Последовало множество сражений, в одном из которых было убито несколько воинов Нериссы. В какой-то момент атаки прекратились, а Замбала, как и прежде, оставалась местом, в котором могли найти приют беженцы из других измерений. Попытав удачу на фиолетовой планете и не одержав успеха, карга переключилась и направила все свои силы на завоевание Меридиана. Жители храбро сражались и стояли до последнего — но битва была неравной. После падения Меридиана вновь настало затишье. Но Итри знала, что это затишье не ведет ни к чему хорошему и будет недолгим. Нерисса не успокоится, пока вновь не попытается взять Замбалу. И тогда вновь полетят навстречу друг другу армии, раскроются миры, и пострадают тысячи. При этой мысли неприятный холодок пробежался по коже. — Ваша Светлость? — из раздумий ее вывел голос советника, — С вами все в порядке? Осмелюсь сказать, вы неважно выглядите. Вам плохо? Очнувшись от своих мыслей, Итри подняла взгляд на мужчину. И действительно, долгое время проведённое в бессознательном состоянии, да ещё и на холодной земле, сыграло своё дело. Бездонные карие глаза лихорадочно блестели, а мышцы в теле были напряжены до предела. Она заметила это и попыталась улыбнуться. — Все в порядке. Продолжайте. Не смея ослушаться свою королеву, советник развернул несколько карт Замбалы и разложил перед своей повелительницей. Некоторые места были выделены особенно тщательно, другие же обведены пунктирной линией. — Как видите, замок Кадмы и шахта выделены. Именно туда приходились последние несколько атак, — главнокомандующий армии указывал на конкретные территории, — пунктиром выделены регионы, куда в будущем с большой вероятностью будут совершены нападения. Именно в этих местах ожидается скопление сил врага. Итри вновь почувствовала прилив ненависти. Она поднялась из-за стола и вышла на середину зала, где ее встретило молчание собравшихся. В комнате стало душно, а от падающего сквозь щель под крышей луча света просто некуда было деться. Несколько раз вздохнув и повернувшись лицом к присутствующим, монархиня обдумывала какие есть варианты действий. — Какими силами мы располагаем? — наконец спросила она. — Около тридцати тысяч человек, — ответ последовал незамедлительно, — из них двадцать три тысячи — солдаты, а остальные — воины-маги, Ваше Высочество, — с непониманием проинформировал главнокомандующий, ведь до сегодняшнего дня Поларис оставался в стороне от войны и по традиции считался нейтральным государством. Некоторые из присутствующих даже кивнули. — Каков должен быть план наших действий? — воскликнула Итри. — Позвольте спросить, Вы хотите вступить в войну? — ошеломленно спросил мужчина. Королева отвернулась и устремила взгляд в окно. Королевский сад выглядел умиротворенным и даже слегка опьяняющим. "Чего бы мне хотелось на самом деле, — подумала она, — так это жить в мире, но это непозволительная роскошь для монарха". — Войны не избежать, Алдрен, — ответ правительницы облетел весь кабинет, а за ним последовали и перешептывания, — мы не можем оставаться в стороне и гадать, придет ли враг к нам. Мы поможем Замбале и Меридиану, это наш долг! — Я никогда не подводил вас и всегда был верен Поларису, — почтительно склонив голову, произнес главный советник в вопросах войны, приложив руку к сердцу, — я готов, Ваше Величество, не сомневайтесь. — Прекрасно. Я хочу, чтобы на следующем собрании через три дня мне был представлен детальный план наших действий, это понятно? — совет синхронно кивнул. Королева пронзительно взглянула на своих министров и перевела взгляд на чистое небо, по которому медленно плыли белые облака. Созерцая их неторопливое движение, спокойствие никак не приходило, в голове крутились сотни мыслей, изредка перебивающиеся долетающими обрывками разговоров заседающих. — Ваша Светлость, боюсь наша армия недостаточно сильна, чтобы отразить нападение, — заметила Ливана. — Тогда стоит призвать дев Луллы, — не отрываясь от наблюдений за природой, предложила Итри, — как показывает опыт прошлых лет, они на самом деле сильны и непобедимы. — Девы Луллы? — один из придворных, явно не особо согласный с решением, зашептал своему соседу, — Это кто? Молодые девчонки-жрицы тоже хотят поучаствовать в войне? — Они не жрицы, лорд Дайн, — непочтительное отношение к девушкам изрядно раздражало Ливану, — это воительницы, что спасли наш народ в последней войне. — Кучка девок будет защищать Поларис, — с мерзкой усмешкой хмыкнул он, так искренне ненавидящий всех женщин. Даже странно, как у женатого мужчины, еще и с двумя дочерьми, может сочиться яд в сторону защитниц. Для мира, где правила не одна династия женщин, а нынешняя королева была одной из самых могущественных волшебниц в истории, подобные высказывания были просто возмутительны. Но, видимо, держать язык за зубами было для него куда сложнее, чем повелевать армиями. К сожалению Дайна, в этот раз слова были услышаны не только близсидящим министром и Ливаной, но и властительницей. И уж она то не позволит вот так запросто спустить на тормозах оскорбление, нанесенное придворной даме и воительницам. Как говорится, оскорбишь одну женщину, за нее вступятся все остальные. — Вы забываетесь, Дайн! — холодно воскликнула Итри, резко обернувшись на его голос, — Кто дал вам право отзываться о женщинах так непочтительно? Думаете, что воины смогли бы защитить Поларис от войск противника, если бы там не было их могучих заступниц? — Позвольте, Ваше Величество, но ведь это не целесообразно, — возразил лорд-генерал, — Что женщина может делать на поле боя? Разве они обучены военной тактике? — Дайн с чувством собственной правоты презрительно фыркнул. В отличие от Ливаны, которая тщательно скрывала недовольство, Итри, казалось, испытывала раздражение куда более серьезного толка. — Вы забываетесь, с кем говорите, — Алдрен взял слово и, дождавшись, когда Дайн посмотрит в его сторону, заговорил: — Уважать женщин — это высшее благородство. Ибо тот, кто не уважает женщину, не может быть хорошим воином. — Вы ставите себя на один уровень с женщинами? — поднял бровь Дайн, — Неужто вы такого низкого мнения о самом себе? Эти создания не способны ни на что большее, как удовлетворять мужчин своей внешностью и телом. Единственная допустимая причина нахождения дев на войне — снять стресс с доблестных мужей, а уж будут они это делать руками, ртом или еще как — то дело десятое. И то, что вы верите, будто женщина достойна равной поддержки, доказывает, насколько вы глупы, — совершенно забыв о манерах и присутствии королевы, Дайн вскочил на ноги и заорал во весь голос: — Место женщины — у домашнего очага! И никогда ей не скакать на коне, не летать по небу, не дышать таким воздухом, коим дышим мы! Их удел расставлять ноги перед всяким, кто только пожелает ее взять, да рожать детей! — тут осознание, что королева подняла на него глаза, немного привело в чувство. — Своим положением вы обязаны женщинам, — вытерпев весь поток желчи и ненависти так долго копившейся в генерале, Алдрен продолжил, — они дали вам жизнь и тем самым сделали вас мужчиной. Благодаря им вы сделались ценнейшим ресурсом для короны и своим нынешним положением вы также обязаны им. Сэр Алдрен, как и полагается любому уважающему себя мужчине, был бесконечно предан своей принцессе, и слышать подобный публичный демарш было выше его сил. Все добро, что он знал в своей жизни, заключалось в этих огромных голубых глазах, и сейчас они смотрели на него со спокойной доброжелательностью и гордостью за своего верного слугу. Для поларийцев, что веками жили под управлением сильных правительниц, нынешнее поведение Дайна казалось верхом безумия. Все их мироздание строилось и происходило из женщины, и если бы сейчас среди них появился чужак, который осмелился бы усомниться в этом, жители, не раздумывая, разорвали бы его в клочья. Главнокомандующий считал своим долгом стоять за устои и традиции своих предков, а значит неуважение к женщинам и его королеве недопустимо. — Сейчас вы совершили величайший грех, оскорбив дам, сейчас вы лишаетесь покровительства и уважения, которым они вас окружали, и... — мужчина со слегка поседевшими черными волосами не успел закончить, как на его плечо опустилась изящная рука монаршей особы. — Спасибо, Алдрен, — прозвучал властный, и в то же время спокойный женский голос, — дальше я сама. Лорд Дайн, немедленно принесите извинения за свои слова всем заседающим дамам. Лишать вас звания и положения я не намерена, вы многие годы демонстрировали себя как весьма умного и опытного воина, и потерять Вас будет весьма глупо, — Итри смиряющим взглядом осмотрела своего распоясавшегося генерала, и тот, побледнев, вскочил на ноги, дожидаясь своей очереди произнести слова. — Прошу прощения, Ваша Светлость, я не хотел оскорбить ни Вас, ни прелестных дам, — Дайн обвел рукой всех сидящих в кабинете женщин, — я не ведал, что говорю и что творю. Прошу простить мою бестактность! Мужчина, на вид не старше сорока, с короткой черной бородой и резкими чертами лица, посмотрел на монаршую особу и низко поклонился. Все его слова, все движения кричали об уважении и молении о прощении, но правда была такова, что ни малейшего почтения или раскаяния он не испытывал. Гонимый лишь мыслью о богатстве и власти, этот человек цеплялся за каждую возможность достичь своих корыстных целей, а к каким способам придется прибегать для этого, уже было не столь важно. Ради своего обогащения можно было и вид сделать, будто все слова были не более, чем проявлением дурных манер, а не самой что ни на есть настоящей ненавистью к женщинам, что были сильнее его и умнее. Дайн на дух не переносил всех дам, но осубую порцию гнева вызывали с силой и властью, в том числе и Итри. Почему? Да потому что был так воспитан. Сама мысль о том, что мужчиной кто-то может повелевать или что-то ему приказывать, не давала ему покоя. На его родной планете это было недопустимо, а оттого вполне естественно, что желание посмеяться над слабым полом и побороться с ним стало стилем жизни. — Моя королева, — Ливана поднялась из-за стола и, смерив опозорившегося генерала взглядом, полного презрения, подошла к своей правительнице, — если мы действительно включим дев Луллы в состав армии, тогда, — женщина указывала на подсчеты на бумаге и на двух стоящих рядом воинов, — мы будем иметь значимое превосходство над противником. Глаза правящей особы внимательно изучали цифры, в то время как советница наблюдала за реакцией Дайна. Как и ожидалось, тот ничего не решился сказать, но по выражению лица было видно, что он совсем не был доволен решением включить воительниц в состав войска. — Прекрасно, пусть девушек оповестят сегодня же, — Ее Величество оторвала глаза от расчетов и повернулась к совету, — подготовка новобранцев начнется завтра. Всем остальным же следует удвоить нагрузку, чтобы к началу вступления в войну мы успели набрать достаточно сил. Заседающие склонили головы в жесте согласия и склонились над своими бумагами. — Совет окончен, — объявила Ее Мудрость. Члены совета один за другим исчезали за дверью, и хотя внешний вид их, как обычно, ничего не выражал, казалось, каждый из них отдает себе отчет в том, что ситуация, в которой они находятся, весьма серьезна. — Лорд Дайн, — окликнула поднявшегося со стула мужчину правительница, — любая из этих девушек ценна как сотня обыкновенных воинов, так будьте любезны, проявлять к ним должное уважение! — Как пожелаете, — сухо отозвался тот и поспешно ретировался из кабинета, оставляя Итри и Алдрена наедине. После того, как из зала удалились все заседающие, а Алдрен дождался момента поговорить со своей королевой, он спросил: — Позвольте спросить, почему же Вы не сочли нужным наказать Дайна, — глаза подданного были обращены к ней, а голос выражал полнейшее недоумение, — и позволили ему и дальше служить вам и королевству. Вы не сочли его слова оскорбительными? Женщина повернулась к своему другу и, смерив его взглядом, снисходительно пояснила. — Алдрен, я понимаю его сущность и прекрасно понимаю, что все его извинения не несут в себе никакого раскаяния, — в холле послышалось веселое щебетание девушек и пришлось сделать паузу, дабы никто в замке не услышал их разговора. Как говорится, у стен есть уши, — но мы стоим на пороге войны, и терять такого грамотного полководца я не намерена. Мысли о грядущих тяжелых временах вновь пришли на ум, и на этот раз они были мрачнее. Все понимали, что многие воины не вернутся домой, многие семьи будут разрушены, а женщины и мужчины, что проводили своих супругов на войну, будут убиты горем. Это тяжкое бремя, и нести его было на редкость сложно. — Он слишком умен и если не сделать вид, будто мы действительно уверовали в его слова, он запросто может сменить сторону конфликта из мести или своих алчных побуждений. Главнокомандующий с пониманием и неким сочувствием взглянул на человека, в чьих словах, как он догадывался, заключалась правда. Похоже, Алдрен тоже это понял и был солидарен в принятом повелительницей решении. Закрыть глаза на подобные выходки было хорошим решением, по крайней мере, сейчас.***
Прошло не больше, чем пять минут с тех пор, как Калеб последний раз видел стражниц, но сейчас, стоя у раскрытых дверей в главный зал цитадели, казалось, будто прошла целая вечность. И та картина, что развернулась перед его глазами, ему совсем не нравилась. Не теряя драгоценных минут, повстанец отдал свою возлюбленную в руки Любы. Сердце громко билось о ребра, вот-вот готовое разорваться от переполнявшего его чувства боли. — Прошу, помогите ей, — тревога в голосе выдавала молодого бойца с головой, — Она не должна умирать. Вы обязаны ей помочь. На войне не было места любви и нежности. И, видит Бог, он корил себя за это каждый раз, когда слишком сильно отдавался переживаниям. Но что поделать, если они нашли друг друга на поле боя. Этот союз был предрешен с самой первой минуты, когда встретились взгляды и мысли, когда он услышал голос ее уст и почувствовал тепло, исходящее от ее тела. Теперь он молился лишь о том, чтобы эта любовь не убила их двоих. — Калеб, — к парню, все еще потерянному в чертогах своих мыслей, подбежала Вилл. На ней не было лица, красные от слез глаза были полны отчаяния и непонимания, — Ирма. С ней случилось то же, что и с другими. Не в силах больше держаться, девушка уткнулась в плечо друга, пряча свои слезы и ища успокоения. Казалось, этот день не кончится никогда. Калеб погладил ее по волосам и закрыл глаза, мысленно ругая себя за то, что не может найти слова утешения. Не сейчас, когда сам так нуждается в поддержке. Но даже в своем горе он не мог позволить слабости взять верх над собой. Проведя несколько минут рядом с подругой и успокоив ее, юноша торопливым шагом направился туда, где надеялся получить ответы на все свои вопросы. С каждым шагом его беспокойство нарастало, а вместе с ним нарастало и раздражение. Достигнув конца коридора, повстанец толкнул дверь одной из комнат. — Что происходит со стражницами? — тон, не терпящий возражений и пререканий, вывел лысого молодого мужчину из задумчивости. — И почему только я не пострадала? — за спиной Калеба послышались шаги, а затем и заплаканный голос Вилл. Девушка поравнялась с ним и переглянувшись между собой, двое друзей обошли мужчину, прикрывавшего орамеры девочек. На лице Оракула появилось встревоженное выражение. Дела были плохи и до последнего в нем была надежда, что это не касалось Нериссы. — Вам известно что-нибудь о планете Поларис?