***
Вчера мне довелось наблюдать за тем, как падают звезды. И знаешь, я в возмущении! Во всех фильмах, где главные герои загадывают желание, когда падает звезда … Это такой бред! Она падает настолько быстро, что тут даже моргнуть не успеваешь, а герои еще и формулируют свои желания минут по пять. Меня этот факт жутко вчера расстроил. Так и разрушилась очередная сказка в моей жизни. Это грустно. Но с тобой мне бы хотелось взглянуть на звезды. Просто лежать рядом и смотреть на звёздное небо, иногда бросая на тебя счастливые влюбленные взгляды. И желание никакое загадывать не нужно. Ведь это будет тем самым, о чём и мечтать не смеешь.
***
Сегодня Серёжа был в отвратительном настроении, и даже письмо никак не спасало ситуацию. Наоборот, текст Матвиенко сегодня показался ванильным, приторным. Парню стоило больших усилий не выкинуть письмо, чтобы не видеть этих словечек. Нет, его тайный воздыхатель совсем не виноват в испорченном настроении парня — дело в родителях, которые всю ночь ругались в соседней с Серёжей комнате. Мать снова выкрикивала глупые обвинения в сторону отца, а тот в свою очередь бил посуду и ни в чём неповинные стены. Причём бил так сильно, что Матвиенко-младший изредка вздрагивал, но молчал и лишь разглядывал белый потолок, размышляя. А ведь родители когда-то любили друг друга. Любили так, что Серёжа их в пример истинной любви ставил, и всегда мечтал почувствовать к кому-нибудь хотя бы толику того, что чувствовали они друг к другу. Но, как говорится, «прошла любовь, завяли помидоры». Папа всё больше пропадал на работе и меньше уделял времени семье, а мама никак не могла с этим смириться. Они больше не проводили время вдвоём, не обсуждали за ужином новости, и совсем не следили за тем, как их сын живёт. Огонь в их глазах давно поутих, оставив после себя лишь кучку пепла. — Матвиенко, а ну-ка повтори, что я сказала, — Серёжа очнулся от собственных мыслей и поднял взгляд и увидел математичку, которая стояла у доски и, сложив руки на груди, грозно смотрела на парня. Когда успел начаться урок? — Я… Я не знаю, — робко произнёс парень. Класс затих. Все знали, насколько злобной бывает учительница, когда кто-то не слушает её на уроке или не выполняет задание. И никто сейчас однокласснику не завидовал. А Шастун даже с некой грустью на него смотрел. Ирина Вячеславовна подошла к парте Матвиенко. — И о чём же ты таком интересном думал? — Ни о чём, Ирина Вячеславовна, — парень нервно сглотнул. — А ну-ка, к доске. Ответишь хорошо — два не поставлю. Серёжа уныло поплелся к доске под жалостливые взгляды и вздохи одноклассников. — Тема урока — логарифмы, — произнесла учительница и постучала указкой по строчке, написанной белым мелом по зеленой поверхности. После неудачного ответа Серёжи, учительница вызвала Антона, а позже и Игоря. К концу урока у всех троих стояли ровные лебеди в журнале, а класс впал в уныние: хороших оценок на будущей контрольной им не видать. Прозвенел звонок, после чего все выдохнули. Математичка всегда держала весь класс в ежовых рукавицах, но иногда заметно перебарщивала. Получить у неё пятерку было чем-то нереальным, но отличнице Топольницкой это удавалось, за что её и не любили. Но сейчас девушка пятерке совсем не радовалась, ведь Антон сидел в отвратительном настроении. Юля пыталась достучаться до паренька, развеселить его, но он лишь отвернулся от неё, случайно сталкиваясь взглядами с Матвиенко. Парень выглядел не лучше его, но если Антон так был расстроен оценкой, то в глазах Серёжи плескалось глубокое отчаяние. Что с ним происходит? Антон не мог знать о Серёже всего, за неимением близкого общения, это да. Но Антон многое замечал. Антон был очень наблюдательным. И он понимал, что самая главная проблема Матвиенко — его семья. Шастун пару раз видел, как мрачнеет Серёжа при упоминании родителей и как он мастерски увиливает от таких тем. И даже когда-то, на уроке русского языка, когда всем было задано написать сочинение о своей семье, парень просто принёс пустой лист, за что естественно получил двойку. Задумавшись, Шастун и забыл совсем, что до сих пор смотрит на Матвиенко. А самое необычное, что и Серёжа взгляда не отводил. Зеленые омуты столкнулись с глазами цвета кофе напротив. И лишь одно в них было различие: Антон смотрел влюблённо, а Серёжа с интересом. От разглядывания Серёжи Антона отвлекла Юля. Девушка коснулась его руки, обращая на себя внимание. Антон повернулся к ней и наткнулся на её пытливый взгляд. — Юль, я просто… — Антон, всё в порядке? — Да, конечно, — кивнул Шастун. — Просто ты так упорно смотрел на Матвиенко… Это даже немного неприлично, — робко шепнула Юля. Антон смутился и снова бросил взгляд в сторону Серёжи. Тот лишь усмехнулся и опустил взгляд вниз. Парень снова повернулся к Топольницкой, но той на месте уже не было. Шастун поднял брови, удивившись внезапному исчезновению подруги, но искать её не стал. В конце концов, у человека есть своя жизнь, и она не обязана все свое время посвящать только ему. Юля, тем временем, стояла у подоконника в школьном коридоре и разговаривала с мамой по телефону. Пока Антон вновь отвлекся на Матвиенко, Юлин смартфон завибрировал, оповещая о входящем звонке. Отвечать Топольницкая совсем не хотела, но телефон начал вибрировать с удвоенной силой и ему пришлось подчиниться. Выскочив из класса незаметно, девушка ответила. — Да, мам? — Юля, чтобы после школы сразу пришла домой. И без опозданий! — раздался из динамика громкий голос матери. Девушка скривилась. — Зачем? — Я оплатила репетитора по физике, будешь с ним заниматься. Ты обязана поступить в университет! — Юля устало потерла переносицу. Как же она от всего этого устала. Когда её начнут хотя бы спрашивать, а хочет ли она этого? — Но, мам… — Ни слова. — Ладно, скоро буду, — не дав маме вставить и слова, девушка сбросила звонок. У неё было дикое желание прямо сейчас отправить телефон в окно, но решив, что мама уж точно ей новый не купит, Юля убрала его в карман, но возвращаться обратно в класс не спешила. Звонка еще не было, а значит, можно постоять еще минуты три. Почувствовав, что вот-вот расплачется, девушка поспешно отвернулась к окну и тихо всхлипнула. На глазах у школы она реветь не будет, уж точно. Мимо проходил Чехов, вмиг заметивший, что что-то с Юлей не так. И по-хорошему нужно бы спросить, почему она стоит и всхлипывает, глядя в окно… Но Игорь боялся. Боялся показать себя слабым. Он так долго показывал себя отъявленным хулиганом и доставал всех, что вернуться к тому доброму пареньку, каким он был несколько лет назад, — уже тяжело. И сейчас он просто стоял и разглядывал девушку со спины. Нет, он ничего плохого ей сделать не хотел. Он не знал, что с ней. Это интересовало, это тревожило, это волновало. Ему нравилось Юлю цеплять, задевать за живое и упиваться её реакцией. И сейчас он смог бы, как всегда, напакостить ей. Толкнуть в плечо и убежать, или же сказать что-нибудь неприятное, чтобы она разозлилась, чтобы хотя бы слово ему сказала, а не молчала и взглядом бы не прожигала. Игорь от неё этого и добивается всегда. Он хочет узнать, какая она в гневе, какая она в ярости. Юля вдруг заметила в отражении окна Чехова и развернулась. Глаза у неё были красные, заплаканные, а взгляд потерянный. Игорь даже замер от неожиданности. Никогда её такой не видел. — Чего тебе надо, Чехов? — глухо произнесла она.А чего ему, собственно, надо? Он не знает сам.
— Топольня, ты плакала? — Неважно. Ты поиздеваться пришёл, да? — девушка грустно усмехнулась. Как же он её уже достал. — Я… Я не… — Игорь вдруг запинаться начал, но тут же опомнился, — Топольня, не стоит. Не плачь. И он скрылся из виду. Юля даже рот от удивления приоткрыла. Игорь не сказал ни одного плохого слова и даже задеть её не пытался. Что это с ним? Подумать об этом девушка не успела, так как прозвенел звонок. Выдохнув, девушка зашла в класс, прошла мимо задумавшегося Серёжи и села рядом с Антоном, который что-то усердно писал и, похоже, её появления не заметил. Девушка не имела привычки заглядывать в чужие тетради, поэтому понятия не имела, что он там выводил на бумаге. Почувствовав на себе взгляд, Юля повернула голову назад. Чехов прожигал её странным взглядом, а когда понял, что его засекли, тут же отвернулся. Топольницкая нахмурилась, но тут же встряхнула головой. Вот ещё, будет она о поведении этого идиота думать. Своих проблем навалом.***
Серёжа выходил из школы в одиночестве, размышляя. Его мысли то и дело возвращались к письмам от тайного воздыхателя. Матвиенко будто раз за разом улавливал какую-то догадку, будто бы чувствовал, что человека он знает. Но он не мог представить, кто же ему пишет письма. Вдруг он заметил Шастуна. Парень оглядывался по сторонам, и, не заметив Матвиенко, свернул за угол. Юли с ним рядом не было, и Серёже стало очень интересно, куда направился Антон. И парень направился следом. Шаст только поджёг сигарету, когда вдруг из-за угла возник Серёжа. Антон от неожиданности выронил никотиновую палочку, и та мгновенно потухла в мерзлой траве. Он что здесь забыл? Антону будто бы сразу стало стыдно. Но желание покурить оказалось сильнее чувства стыда, и парень достал новую сигарету и вновь поджёг. — Шастун, ты куришь? — удивился Матвиенко. — Я? — Антон затянулся и кашлянул. — Балуюсь. — Это же вредно, — нахмурился Серёжа. — Зато от разных вредных мыслей спасает, — усмехнулся Шастун. Серёжа на секунду подзавис на том, как Антон втягивает в себя этот ядовитый дым, а потом выдыхает, но вовремя опомнился. — Ты же такой тихий паренёк, Шастун! Я думал, ты ни на что такое не способен. А ты… — Матвиенко махнул рукой и нагло отобрал у парня сигарету, выкинув её и потушив. Антон изумлённо наблюдал за его действиями. Ему даже в голову не приходило возмущаться, что Серёжа просто взял и отобрал у него его вредную привычку. — А что я? — через несколько долгих секунд задал вопрос Шастун. — Ты нравишься мне, — буркнул Серёжа. Антон округлил глаза и рот приоткрыл от такого заявления, — как человек, ты ничего там себе не подумай, — Шастун нервно сглотнул: уже подумал. — Да я ничего и не думал даже… — произнес Антон, запинаясь. Серёжа лишь недоверчиво хмыкнул, и, развернувшись, ушёл. Антон лишь смотрел ему вслед. Что сейчас было? Зачем? Он нравится Серёже? Да, не в романтичном смысле. Но ведь нравится! С этого переворачивало, с этого трясло. Антону в голову лезли глупые метафоры из когда-то прочитанной им книги, где парень не давал сигарете себя убить, просто держа её во рту, но не поджигая. Шастун отмахивался от своих же мыслей и понимал: у него всё гораздо сложнее.Он убивает себя каждый гребаный раз при любом контакте с Матвиенко, но не признаётся в своей симпатии, предпочитая умирать потихоньку и самому, чем быть убитым безжалостным отказом.