501-й подводный легион

До базы он добрался около двух ночи. Стояли унылые северные сумерки: когда солнце все-таки село, а ночь так и не наступила. При желании можно было читать; спать при всем желании не получалось. Мучаясь от слишком рано наступившего похмелья и света, пробивавшегося в щели между шторами, Калдур четыре часа проворочался с боку на бок и в шесть утра выполз из кровати, несчастный и совершенно разбитый. Его солдаты, судя по унылому виду, чувствовали себя не лучше. Пошатываясь, спотыкаясь и потирая опухшие со сна физиономии, они потерянно бродили по плацу — и одно только это зрелище вызывало новый приступ головной боли. — Стро-ойся! — скомандовал Калдур, прижимая пальцы к переносице. Бойцы послушно сбились в кучу в середине площадки. Калдур помолчал с минуту, пережидая, пока уляжется хаотичное броуновское движение: всем хотелось оказаться в задних рядах. Единственным, кто не менял диспозиции, оказался вчерашний дохляк. Он все так же прижимал руки к бокам и во все глаза таращился на командира. — Смир-рно! — приказал Калдур. Солдаты замерли, кто где стоял, и он невольно восхитился безымянным героем, который сумел расставить их накануне. Тридцать секунд прошло в тишине, а затем раздались первые покашливания. Кто-то шмыгнул носом, кто-то срыгнул. Здоровенный детина-атлант, стоявший прямо напротив Калдура, завел руку за спину и рассеянно почесал задницу. — Есть здесь кто-нибудь, кто служил в армии? — спросил Калдур. Никто не ответил. — Ясно. Сегодня начинаем занятия по строевой подготовке. Итак… Через пятнадцать минут, основательно взмокнув, несмотря на холод и ветер, Калдур добился хоть какого-то подобия порядка. Его бойцы стояли почти ровно и почти там, где надо. Пожалуй, можно было переходить к более сложным маневрам. — Направо кру-угом! — скомандовал он. Строй пришел в движение. Пара человек стремительно обернулась вокруг своей оси, еще один — запутался в ногах и, поскользнувшись на обледенелой земле, шлепнулся на задницу, заодно повалив соседей. Но по сравнению с тем, сколько народу повернулось налево, это была сущая ерунда. — Ты куда прешь, хлюпик?! — заорал детина-атлант, которому рыжий дохляк врезался носом в солнечное сплетение. Калдур сжал зубы, борясь с желанием просто развернуться и уйти. Эти парни безнадежны. Дохляк тем временем вытянулся в струнку и отважно вскинул голову. — Я не хлюпик! — пронзительным фальцетом выкрикнул он. Детина злобно набычился. Дохляк испуганно втянул голову в плечи, соображая, что же пошло не так, и торопливо сделал вторую попытку: — Сам ты… хлюпик! — Че? — изумился детина. — Хлюпик, — отчаянно взвизгнул рыжий дохляк, — это звучит гордо! Кто-то сзади громко заржал. Детина ошалело хлопнул глазами. На лице, не отягощенном признаками интеллекта, были написаны мучительные сомнения. Он никак не мог понять: оскорбили его или нет, и стоит ли набить хлюпику морду. — Ты че, бля… — начал он, и тут Калдур наконец вспомнил, зачем он сам здесь стоит. — Отставить! — рявкнул он. — Встать по стойке смирно! Он подождал, пока они кое-как восстановят строй, и обвел свой несчастный взвод взглядом. — Так, еще раз. Все знают, где право? Точно все?! Пара человек в задних рядах сосредоточенно похлопали себя по бокам, проверяя, где у них право. Лопоухий сосуд мировой скорби задумчиво скреб в затылке. Хлюпик гордо вскинул голову. Детина-атлант надулся. На лбу у него ясно читалась надпись: «Ну я же не тупой». — Хорошо, — кивнул Калдур. — Направо кру-гом! Треть бойцов лихо развернулась налево. И, к ужасу и отчаянию Калдура, это были уже совсем другие люди. Он заставил себя выдохнуть и успокоиться. Отлично. Они путают, где право, а где лево. Но ведь даже крыс лабораторных учат, куда надо поворачивать! Должен быть какой-то выход. Пока новобранцы ругались и выясняли, кто повернул не туда, Калдур лихорадочно соображал. Было где-то, в какой-то армии мира, такое, что солдатам к ногам привязывали не то солому, не то траву. Он огляделся по сторонам. Соломы, разумеется, не нашлось, но у края плаца что-то росло. Приглядевшись, Калдур с изумлением узнал крапиву. Чахлые ростки, отчаянно боровшиеся за жизнь, дрожали под холодным майским ветром, и только господь бог знал, как их вообще занесло в такой климат. Не иначе как продукт генной инженерии и бесчеловечных опытов инопланетян. Впрочем, Калдур недолго ломал над этим голову. — За мной! — скомандовал он и направился к зарослям. — Шагом марш! За спиной послышался топот двадцати ног. Привязывать было нечем, поэтому Калдур просто засовывал крапиву за голенище сапог, рассудив, что через плотную ткань формы ожога все равно не будет. Ну а если кто-то из новобранцев не умеет заправлять штаны в сапоги, пусть пеняет на себя. Во второй, левый, сапог он напихал сухой травы и снова отправил бойцов на построение. На этот раз дело пошло веселее. — Кра-а-апива! — командовал Калдур. — Шагом марш! Шагом марш, я сказал, не спать мне тут! Кра-а-апива! Крапива, мать твою, где у тебя крапива, дебил?! Так, стройся! Кра-а-апива! — Крапива? — произнес у него за плечом тихий вкрадчивый голос. Калдуру захотелось провалиться сквозь землю. Справившись с постыдным желанием немедленно сбежать, он повернулся и встретился взглядом с отцом. На лице Черной Манты застыло непередаваемое выражение: смесь ужаса, восхищения и сомнения в психической полноценности своего ребенка. Впервые в жизни Калдур от души порадовался тому, что Бэтмен, разговаривая с ним, никогда не снимал маску. — Отец, — выдавил он, — рад тебя видеть. — Крапива? — повторил Черная Манта. — Мы отрабатываем элементы строевой подготовки. — Ну да, — кивнул Черная Манта. Он переглянулся со своим помощником; тот, похоже, с трудом удерживался, чтобы не покрутить пальцем у виска. — Строевая подготовка. Конечно. Продолжай, Калдур’Ам, я верю в тебя. Он пошел прочь, и Калдур остался со своим притихшим взводом. Несколько минут все молчали, а потом лопоухий страдалец кашлянул и приподнялся на цыпочки. — Командир, а, командир? — окликнул он. — Мы, ну… Это. Крапива, да?