501-й подводный легион

— Кра-апива! — привычно скомандовал Калдур. Взвод, вместо того, чтобы повернуться направо, неловко затоптался на месте. Калдур помассировал переносицу двумя пальцами и решил, что это отличное начало дня. Вернее, продолжение, если считать веселую ночь в Пойнт-Лей и такое же веселое утро. — В чем дело? — спросил он. — Приказ не ясен? Или где у вас крапива, вы тоже забыли? — Нет, — сказал кто-то из середины строя, и Калдур удивленно поднял голову. Обычно солдаты не рисковали с ним спорить, а когда уж очень надо было, отправляли переговорщиком лопоухого страдальца. Должно быть, он, как старший, пользовался уважением товарищей. Но сейчас голос был незнаком. Сквозь строй к Калдуру протолкался мужик лет тридцати. Борода была лихо подстрижена с одного боку, длинные сальные волосы лежали на плечах, форма была узка в груди и сидела как-то особенно криво. Но самой выдающейся чертой были его глаза: пожалуй, впервые в жизни Калдур видел, чтобы кто-то так косил. Пока левый зрачок смотрел прямо, правый замирал у дальнего уголка глаза, приподнимаясь и опускаясь по своему желанию. Со стороны это выглядело жутковато. — Так в чем дело, рядовой? — повторил Калдур, старательно глядя бойцу в переносицу. В то время, как правый глаз солдата пытался просверлить его насквозь, левый изучал что-то на горизонте. Ну ладно, решил про себя Калдур. В конце концов, в бою они будут в шлемах. Никто и не заметит. Хотя какая была бы психологическая атака на противника! — В общем, мы тут подумали, — начал солдат и, спохватившись, добавил: — сэр. Так вот. Мы подумали: чего мы только ходим туда-сюда? Мы же это, стрелять должны! Драться там, и на подлодках. Мы когда с оружием будем, а? Сэр. Калдур прикрыл глаза и медленно сосчитал до десяти. Потом еще раз. Он, конечно, мог бы сказать им, что прежде чем стрелять и на подлодках, надо научиться поворачивать в нужную сторону. Что им вообще никакое стрелять и на подлодках не светит. Что им на самом деле ой как повезло, что он возится с ними, как с дошколятами, в любой нормальной армии они бы подохли давно от нагрузок и издевательств. Но все это не имело смысла. Двадцать человек, собравшихся перед ним, не отличались ни умом, ни сообразительностью. Они не понимали слов — только действия. — С оружием? — переспросил Калдур. — Ладно, парни. С оружием так с оружием. За мной шагом марш! Он повел их к Петерсону. Старый пень как раз сортировал ящики со списанным оружием. Старые калаши, которые наемники получили от ливийских повстанцев в качестве подарка на Новый 2011 год, были не заряжены, но отлично годились для милого маленького кросса по пересеченной местности. Громоздкие и тяжелые, они оттягивали руки и били по животу, пахли старой смазкой и оставляли липкие следы на одежде. — Я это беру, — объявил Калдур Петерсону. Тот даже бровью не повел. — Отметьтесь в журнале с указанием количества единиц. Верните все не позже семнадцати ноль-ноль, иначе я буду вынужден оформить недостачу и известить командующего. — Конечно, — хмыкнул Калдур, вытащил калаш для себя и обернулся к своему взводу: — Парни, разбирайте. Солдаты, еще не сообразившие, что их ждет, заметно повеселели. Поглядывая на них краем глаза, Калдур расписался в журнале. Затем отобрал у Хлюпика лишний автомат, который тот прихватил не иначе как от жадности, и вывел их на улицу. — А теперь, бойцы, — объявил он, — по заявкам телезрителей переходим к усиленным боевым тренировкам с оружием. За мной бегом марш! Не зря же он в самом деле таскается ночами в Пойнт-Лей и выучил все кочки на этой проклятой дороге. Через полчаса его солдаты изнемогали. Колонна из двадцати человек растянулась на добрую милю. Те, кто покрепче, старались держаться в передних рядах, отставшие еле передвигали ноги. Калдур знал, каково им сейчас: пот заливал глаза и градом катился по спине, мышцы гудели, грудную клетку разрывало. Он и сам чувствовал себя неважно — пробежка в полной выкладке после бессонной ночи и обильных возлияний оказалась не лучшей идеей, — но долгие годы тренировок позволяли не подавать виду. Калдур провел их кругом по ледяному полю, вывел на дорогу и наконец разрешил привал на берегу. Большинство солдат попадали прямо на сырой холодный песок. — Молодцы, — похвалил Калдур. Рядом с ним сидел Хлюпик и дышал широко раскрытым ртом, как собака. Калаш он трепетно прижимал к груди. Косоглазый прошел несколько шагов к морю и рухнул плашмя. — Ну как? Довольны, бойцы? По пляжу разнесся сдавленный стон, и в одном этом звуке было все: боль, отчаяние и жгучая ненависть к уроду, который их в это втравил. Косоглазый завозился и с трудом повернул голову. Глядя на Калдура левым глазом, он спросил: — А стрелять… когда будем? Сэр.