501-й подводный легион

Уолли снял трубку после второго гудка, и Калдур почувствовал укол совести: спит он, что ли, с телефоном? — Ну что, как сплавали? — поинтересовался Уолли так бодро, что стало ясно: он вообще не спал. Интересно, почему? Вряд ли ждал звонка — тогда уж точно не был бы таким веселым. Только что вернулся с вечеринки в пабе? Сегодня что, пятница? Калдур напряг память, но с удивлением и тоской понял: он понятия не имеет. В его жизни больше не было дней недели, только рейсы, тренировки, инструкции от Сантини. Даже времени суток больше не было. Сегодня — Калдур засек по часам — солнце поднялось над горизонтом на сорок пять минут. — Сегодня что, пятница? — невпопад спросил он. — Нет, суббота. А почему ты спрашиваешь? — озадачился Уолли. — В пятницу что-то должно быть? Я что-то пропустил? — Что? А, нет. Просто так, забыл, какой день недели. Ты ничего не пропустил. Сплавали нормально, спасибо. Все четыре раза — без приключений. Чувствую себя водителем автобуса: катаюсь туда-сюда по одному и тому же маршруту. Вожу мерзких скандальных бабок, которые не платят за проезд и недовольны состоянием дорог. Но хотя бы никого не встретили по пути. — Здорово! — откликнулся Уолли, и его тон показался Калдуру преувеличенно радостным. — Это я Найтвингу сказал, чтобы он не плавал пока в Тихом океане. — Спасибо. Хотя в Атлантику мы тоже заходим. — Правда? — казалось, Уолли немного расстроился. — Блин, извини. Я думал, вы куда-то в Мексику плаваете. — Это было во время тренировочных рейсов. Сейчас другой маршрут, в Луизиану. — Калдур хотел рассказать о том, как возит кролотеанцев и их технику из Азии в Новый Орлеан, но почему-то не смог. Наверное, потому, что тогда пришлось бы рассказать и о самих кролотеанцах — маленьких зеленоватых уродцах. Разменной монете. Но Калдур не знал, как о них говорить, потому что не понял еще, как к ним относиться. — Из Владивостока обычно выходим. Да, послушай, вот еще что. Думаю, мне понадобится жучок-взломщик, чтобы скачать информацию из компьютера Черной Манты. Найтвинг может мне такой передать? Уолли выслушал, где во Владивостоке надо спрятать коробку с жучком, чтобы Калдур ее нашел, а местные мальчишки — нет. — Ага, понял. Передам Найтвингу. Заодно скажу, чтобы по Атлантике тоже не плавал. М-м. Знаешь что? Скажу ему, чтобы вообще пока не плавал. Пусть полетают немного, в конце концов. — Где-то на заднем фоне хлопнула дверь, послышался женский голос. — Ой, Артемида вернулась! Прости, мне пора. Звони еще! Калдур повесил трубку и прислонился плечом к таксофону. Снаружи тускло светил единственный на улице фонарь; снега не было, но ветер гнал по дороге поземку. Несколько минут Калдур вглядывался в темноту за стеклом телефонной будки; затем поправил гейтор на лице, глубже надвинул капюшон и вышел наружу. Он собирался сразу возвращаться на базу, но ноги сами понесли в магазин. Он толкнул знакомую дверь и на секунду зажмурился: яркий белый свет ослеплял. Сегодня Эдна не жалела электричества. Горели даже те лампы, о существовании которых Калдур прежде не подозревал. У входа стояла батарея неразобранных коробок. Сама Эдна, тяжело пыхтя, по одной перетаскивала их куда-то в подсобку. — Завоз, — пояснила она, заметив Калдура. — Может, поможешь, раз зашел? Не удержавшись, он заглянул в верхнюю коробку: в ней оказались мясные консервы. На вид тут было несколько килограммов. Неужели она одна все это сортирует? — Куда нести? — спросил он, беря коробку в руки. Эдна махнула рукой в сторону железной двери: — Ты, главное, с прохода их убери. Дальше я сама разберусь, там тележка есть. Ставь где-нибудь слева от входа, вглубь не ходи. Заблудишься еще, ищи тебя потом, шерифа из Барроу вызывай… Калдур пристроил коробку на бетонный пол и огляделся. Подсобка определенно была родственницей Тардис: изнутри больше, чем снаружи. Бесконечные стеллажи, забитые консервами, макаронами, запечатанными упаковками шоколада, рыболовными крючками и пластиковой посудой, уходили в бесконечность. Кто бы мог подумать, что магазин на самом деле такой здоровый. Калдур снял куртку и вернулся за следующей партией. Эдна что-то помечала галочками в длинном, напечатанном мелким шрифтом тексте. Лицо ее, твердое и сосредоточенное, сейчас до странности напоминало лицо отца. — А не поздновато вы за это взялись? — спросил Калдур, прикидывая, как бы ухватить две коробки разом. — Вечер уже. — Вечер? — расхохоталась Эдна. — Да что ты, сынок. Тут теперь два месяца ночь будет. Ты знаешь, что сегодня солнце вставало в последний раз? Он не знал, но догадывался, и все-таки от ее слов в груди что-то неприятно заныло. Прежде он думал, что полярной ночью будет легче, чем полярным днем. В конце концов, в Атлантиде, сокрытой от солнца тоннами воды, всегда царила темнота — но оказалось, что живой, теплый, наполненный сиянием фонарей и мерцанием разноцветных водорослей сумрак Посейдониса не имел ничего общего с ледяной мглой Аляски. И даже то, что у него будет шанс увидеть солнце во Владивостоке или в Новом Орлеане, не помогало ни капли. — Ладно, не горюй, — сказала Эдна. — Сейчас мы быстренько все в подсобку перетаскаем, а потом отдохнем. Последний день перед ночью — такое и отпраздновать не грех. Она вытащила из-под прилавка початую бутылку коньяка и улыбнулась так, как будто точно знала: все в порядке.