Жажда

Остывающий металл капота как-то особенно довольно потрескивал под палящим солнцем. На часах было всего десять утра, но воздух уже прогрелся до тяжелой, липкой консистенции, заставляя маленькие капельки пота стекать по вискам и шее. Хотя, вполне возможно это был старый добрый нервяк. Портолу неохотно вышла из пикапа и взглянула на толпу у дверей церкви. Листовка в ее руке не врала - служба должна была вот-вот начаться. Где-то среди разномастных голов мелькнул знакомый затылок с хвостиком. Двери распахнулись, и толпа потоком хлынула внутрь. Ей очень хотелось курить. Она бы убила за сигарету. И холодный будвайзер. Или хотя бы лоун стар. Полицейская медленно выдохнула. Изнутри церковь казалась значительно меньше, чем снаружи. Люди плотно оккупировали наспех сколоченные скамьи. Кто-то сидел на полу в проходах. Кто-то рассказывал о своих детях. Какой-то маленький мальчишка дергал за рукав бородатого отца и спрашивал, дадут ли им сегодня благодати. Райнер забилась в темный угол возле входа, стараясь лишний раз не отсвечивать. Первое правило работы под прикрытием - знай свою легенду. Знай так, чтобы в самом пьяном и неадекватном состоянии ты мог не выходить из роли. Не допускал ошибок или оговорок. Был превосходным лжецом. Райнер владела этим навыком в совершенстве еще с детских лет, когда от вранья буквально зависело количество гипотетических пиздюлей или наличие еды в ее желудке. Но сейчас - совсем другое. Он знает, кто она такая. И будет ждать подвоха. Будет пытаться вывести ее на чистую воду. Обычно легенда защищает тебя, служит психологическим щитом, который позволяет абстрагироваться и выполнять задачу хладнокровно. Но сейчас она сама по себе. Подкатила тошнота. Помощница попыталась вжаться в стену и едва сдержала рвотный позыв, когда знакомая фигура появилась перед народом. С этой тревожностью надо что-то делать. Люди затихли, наполняя деревянные своды тишиной. Где-то за дверьми щебетали птицы. Где-то рядом с ней шелестело чье-то дыхание. Церковные скамьи нетерпеливо поскрипывали. - Дети мои, - голос Отца отскакивал от стен, заставив Райнер дернуться от неожиданности резонанса, - Что-то грядет. Я знаю, вы чувствуете, - толпа закивала, - Каждый раз, смотря на заголовки, мы видим лишь смятение, недоверие, страх и злобу. Вы чувствуете, что мы стоим на самом краю, - он начал ходить по помосту, над которым тускло светилось круглое витражное окно, - Грядет расплата. Именно поэтому мы начали этот Проект. Мы знаем, что будет дальше. Они придут за нами. Попытаются забрать свободу и веру. Они всегда разрушают то, что мы строим, на мелкие куски. И мы строим все заново. Снова и снова, - он остановился и посмотрел на людей, добавив жесткости в слова, - снова и снова. Снова. И снова. Но не в этот раз. Отец подошел к сидящим на первых рядах. Портолу видела, как дрожащие руки потянулись к нему, пытаясь хотя бы на мгновение коснуться белой рубашки или джинс. Коснуться Его. - Мы не позволим их алчности, их безнравственности и порочности причинять нам боль. Вы спасены. Но там, - он вытянул руку, указывая на дверь, - остались люди, которым все еще больно. Остались потерянные и забытые. Вы знаете, что страдание есть лишь выбор. Вы можете избрать лучший путь, как и те, кто остался за этими стенами. Вы все - мои дети, и мы вместе пройдем через Врата, когда наступит время. К последней его фразе на лице Портолу сформировалось четкая гримаса скуки и небольшого разочарования. Она ожидала большего. Намного. Большого злого волка, обещающего то, чего дать не в состоянии. Или откровенной промывки мозгов...Но это...Видит Бог, эти бредни мало чем отличались от того, что она слышала раньше. Верьте, и по вере вашей воздастся вам. Успокаивающий словесный понос на усталые души. Люди зашевелились, словно отошли от гипноза, и хлынули к Отцу. Райнер выскользнула под палящее солнце и быстро огляделась, заприметив неподалеку небольшой одноэтажный домик. И между ним и ею не было ни одного препятствия. Ни души. Черт, они сегодня даже снайпера на колокольню не поставили, будто знали, что она появится. - Не-не-не, не лезь, блять, не лезь! - она прошептала себе под нос, но мозг уже принял решение и двинул тело в желаемом направлении. Она рысцой пересекла небольшое поле с примятой травой, судорожно оглядываясь. С церкви все еще доносился гул радостных возгласов, когда она оказалась возле белой покосившейся двери. Ожидаемо незапертой. Полицейская проскользнула внутрь. Через занавешенное какой-то тряпкой окно едва пробивался тусклый свет. В воздухе кружила пыль. Где-то тикали часы. Пространство больше походило на сарай, нежели на дом - стены выкрашены в белый и изрезаны тысячью слов. Письмена. Псалмы. Грехи. Молитвы. И в окружении этого громогласного назидания - незаправленная кровать и простой деревянный стол с кучей бумаг. Зачем-то на цыпочках она прокралась к столу и, не дотрагиваясь, изучила бумаги - их смысл, в общем и целом, мало чем отличался от того, что покрывало стены. Пара маленьких ящиков стола были заперты, и это было странным. Он был странным - человек, не запирающий двери, но запирающий стол. Девушка оценила кровать. Белые простыни были скомканы, подушка балансировала на краю, а над ней в стене зияло слово “Гнев”. Ей почему-то захотелось лечь в эту постель, оказаться под гнетом нависающих над ней слов. - И как тебе здесь спится, интересно, - хмыкнула она, не услышав, как за спиной тихо скрипнула дверь. - В последнее время не очень, если честно, - его голос был уставшим. Райнер вздрогнула и потянулась к бедру, вспомнив, что в этот раз оставила оружие в машине. Не пристрелят же они ее средь бела дня, в самом-то деле. А теперь ей было так стыдно, что она сама с радостью застрелилась бы. - Нельзя так людей пугать, - она повернулась к Отцу. Мужчина разглядывал ее с едва скрываемой ухмылкой, облокотясь на дверной косяк. - Сказал бы, что нельзя вламываться в чужой дом, но боюсь спугнуть. Снова повисло молчание. Снова они изучали друг друга, то ли оценивая угрозу, то ли выжидая, кто первый сдастся. Но проповедник тяжело вздохнул и, пройдя мимо помощницы, рухнул на кровать, закрыв лицо руками. Ей это не понравилось. Даже взбесило. Сначала ставит ее в неловкое положение, а затем делает этот доверительный жест. Полностью забирает контроль на ситуацией. Манипулирует, вызывая доверие на доверие. А она и покупается, чувствуя, как из груди вырывается облегченный вздох. Дура. Теперь если уйдет - проиграет, хотя играть во что-то вообще в ее планы не входило. Она чувствовала, как где-то внутри зарождается страх, поэтому, как-то по-детски пожав плечами, уселась за стол спиной к нему, чтобы не видеть лица, и внаглую начала перебирать бумаги. На них действительно были только проповеди, испещренные тысячами пометок. Она ничего о нем не знала, но человек этот был хорошо образован. По крайней мере то, как он подбирал слова, заслуживало внимания - пометки выдавали личность крайне начитанную. В каждой правке он заменял слово именно на то единственное, которое лучше всего передавало смысл, которое лучше звучало, создавало сюжет не только мыслью, но и звуком. - Не думал стать писателем? - она продолжала разглядывать новые листы. - Не думал, что вообще кем-то стану. Но Бог показал мне путь. Покажет и тебе, если позволишь. Она слышала, как зашуршали простыни и он сел, уставившись ей в спину. Райнер отложила бумаги и развернулась к проповеднику, вглядываясь в голубые глаза. - Допустим. Как это работает? Джозеф неожиданно громко рассмеялся, заставив ее невольно улыбнуться. - Что смешного? У всего есть механизм. Я открыта предложениям, но чем меньше проповедей, тем лучше. Он продолжал улыбаться, вглядываясь в ее лицо. - Помощница, - он покачал головой, - механизма нет. Ты либо веришь, либо нет. - Уточним - верю тебе? В то, что ты пророк? - Встань, - он поднялся и протянул ей руки. Райнер на секунду зависла, но последовала приглашению и встала напротив, - оглядись. Посмотри на стены. Ты окружена грехами. Они смотрят на тебя. Владеют. Рождают желания и страхи, делают тебя несчастной. Довлеют над тобой, - Отец внезапно уселся перед нею на пол, потянув ее за руку. Она снова поддалась и села напротив в позе лотоса, аккуратно освобождая ладонь от его хватки, - И чем ниже ты опускаешься, тем больше их вес. Райнер поплохело. Голова слегка закружилась. Надписи на стенах слегка дернулись, будто живые, но затем вновь оказались на своих местах, испугавшись его голоса. - Вера дает тебе свободу. С ней, где бы не оказалась, не будет страха. Не будет одиночества, от которого ты бежишь. Каждому она дает то, в чем они нуждаются больше всего, - он протянул руку и коснулся ее подбородка, - я вижу это в твоих глазах. Я вижу, что ты жаждешь покоя. Ты изголодалась по тишине. Вера даст тебе ее. Портолу плохо понимала, что происходит. Почему позволяет до себя дотрагиваться, почему слушает. Почему от него такой вкусный сладкий запах. Почему кружится голова. И почему, черт подери, она не испытывает тревоги, с которой уже много лет как породнилась. - Не знаю, что говорят о нас, но я никого не принуждаю присоединяться к Проекту. Люди приходят сами. И если захочешь - моя дверь для тебя открыта. Послезавтра у нас крещение на Хейнбейне, недалеко от фермы. Приходи. Все, что она могла - это кивнуть. Он помог ей подняться, придержав за локоть. Райнер взглянула на отца каким-то затравленным взглядом и неуверенно покинула жилище. В нос ударила ночная прохлада. Оказалось, она провела там много часов.

***

Трудно было сказать, петляла перед ней дорога или просто пикап выделывал опасные виражи. Перед глазами стоял туман, а во рту все пересохло. На подъезде к Фоллс-Энду она, кажется, даже сбила дорожный знак с оленем, но каким-то чудом припарковаться возле мотеля все-таки получилось. Портолу вывалилась из тачки и спустя пару минут с таким же отсутствием грациозности ввалилась в номер, упав на кровать. Ничего не болело. Ничего не беспокоило. Она была в порядке, если не считать головокружения и легкой мути в глазах. Прерия уткнулась лицом в подушку, тяжело вдыхая слабо поступающий воздух. Где-то за дверью тихо трещали лампы и, казалось, что лунный свет над полем за ее окном слегка вибрирует на низких частотах. Стыдливо проникая в комнату, он касался пальцев ее левой руки, оставляя после себя легкое покалывание. Было просто...хорошо. Но все же нужно было встать и дойти до ванной. Полицейская тяжело вздохнула, издав жалобный стон, и с трудом оторвалась от неожиданно мягкого матраса и свежих простыней. Зашагала в ванную, поморщилась от яркого света и вгляделась в зеркало. - Вот дерьмище, - она облокотилась на раковину, глядя на свое измученное отражение. Там, где должны были быть зрачки, зияли две огромных чернющих дыры. Теперь все становилось на свои места. Дело не в разговорах и харизме, не в том, что что-то не так с ее и без того травмированным мозгом. Ее накачали, а она даже и не заметила. - Браво, Портолу. Ты настоящий профессионал, - съязвила она своему отражению и показала средний палец. Тело отчаянно тянулось к постели, и девушка не стала возражать. Уже где-то на грани, перед тем, как провалиться в сон, ей подумалось о том, как здорово это могло бы быть - поддаться наркотическому забвению и действительно обрести тишину - раз и навсегда.