***
— Рейтинги лучше, фото лучше, отзывы лучше. Что я должен сделать, чтобы вытащить нас на первое место? — Чимин перечитывает подготовленный план мартовского выпуска и разочарованно вздыхает. Крутится на кресле, ломая и без того хлипкие колёсики, и смотрит в потолок, рассуждает. — У тебя будут проблемы, если Чонгук сейчас вернётся, — продолжает напирать Тэхён, то и дело поднимая взгляд на часы. Полдень. Чонгук должен вернуться с минуты на минуту. Он садится на диван, ощущая боль там, где её быть не должно, хватается за голову и громко стонет. — Ты хочешь, чтобы меня уволили? Чимин его будто и не слышит. Смотрит перед собой, а потом что-то судорожно записывает в блокнот. Сокджин снимает очки и смотрит на обоих. — Пусть работает, если хочет. Это ведь у него ребёнок в животе, а не у нас. Тэхён шикает и угрожающе шипит, потому что знает, что серьёзный взгляд Чимина, направленный на них, значит отнюдь не хорошие вещи. — Я забочусь о малыше, — хмурит брови Чимин и кладёт блокнот на стол. Джин чувствует, как грозовые тучи над ним сгущаются и гулко гремят, метают молнии. — Но это не значит, что я буду сидеть дома без дела. Все уставились на него, будто он сказал что-то странное. — Я сдаюсь! — Я тоже! — Тэхён сгребает проверенные листы обратно в папки и уходит, игнорируя обиженный взгляд. Он привык к тому, что его не слушают, поэтому больше, чем молчанием, похвастаться не может. Возможно, Чимин заслуживает лучшего, но по поведению – однозначное «нет». Прошло два месяца с тех пор, как Чимин вернулся домой. Организм не подводит, он не чувствует ничего того, о чём пишут многие в социальных сетях. Стал чаще навещать Хосока и читать больше книг о беременности. Забота о себе – главная цель, которой Чимин старается держаться. Но есть вещи, которые даже он изменить не в силах. Первое время Чонгук его появления в офисе игнорировал и почти не замечал навязчивые взгляды в свою сторону. Как бы Чимин не пытался отрицать, но те дни, что он провёл рядом с альфой, значили для него гораздо больше, чем можно было бы предположить. Воспоминания нахлынули снежной лавиной, а в голове, будто снежный ком, скрутилось ледяной судорогой желание вернуть хотя бы каплю того внимания, каким он никогда не был обделён, болезненным, презирающим. Чонгук умел унижать, но с той же силой притягивать ближе. — Я устал, — бурчит Чимин и двигает кресло к рабочему столу. В коридоре скрипят двери лифта, а у него будто сердце в клубок скручивается – насколько чувство скорой беды сильнее его упрёков и просьб перестать следить. — Нам конец, — уже готовый к скорой смерти шепчет Джин и вжимается спиной в кресло. Стук каблуков становится громче. Чимин вздрагивает и, сделав один глубокий вдох, поворачивается на сто восемьдесят градусов. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — Чонгук останавливается в дверях и совершенно нечитаемым взглядом смотрит на омегу. А у Чимина пальцы на ногах поджимаются от такого взгляда, и кричать хочется, только совсем не о спасении. Он бы его схватил, поставил перед собой и высказал всё, но разве можно вымолвить хотя бы слово, когда «тот самый» альфа готов просверлить в тебе дыру. — Я пришёл работать! — он широко улыбается и трясёт рукой с журналом. Чонгук морщится и скалится, почёсывая подбородок. — Злишься? — чуть тише спрашивает Чимин. И уже не чувствует себя так уверенно, как хотелось бы, потому что альфа гораздо сильнее его. — Злюсь ли я? — Чонгук откровенно усмехается и совсем не обращает внимания на посторонних людей в офисе. Ему без разницы, слышит его кто-либо или нет. Он сосредоточен только на одном человеке. Он этого человека собственноручно посадит на цепь и никуда больше не выпустит. — А как ты думаешь? — он проходит вперёд и садится на диван у стены, напротив Чимина, смотрит в упор и даже не думает отвести взгляд. — Я думаю, что ты был не прав, когда… — Чимин не успевает договорить о том, что приказ альфы сидеть дома он не воспринял всерьёз. Чонгук его останавливает, качает головой и облизывает губы, прежде чем продолжить. — Давно не лежал в больнице? Омега открывает рот, но ничего не говорит. Насколько точно Чонгук задевает, настолько хорошо знает, будто чувствует. Однозначно чувствует. — Это не твой ребёнок, — уверенность, что выдавливает из себя Чимин, выходит откровенно слабой. — Хорошо, — звучит куда злее, чем он себе представлял. Чонгук не шутит, отворачивается. Явно сдерживается. Омега сглатывает и опускает взгляд, вгрызаясь им в собственные пальцы. — Но не ты ли жаловался мне на боли в животе вчера вечером? — Но ведь сегодня всё хорошо, — он пытается оправдаться, но сам знает, что ничего не выйдет. — Только сегодня. Это кусает. Больно. Без видимых следов, но до самых костей болезненно. Его безразличность. Чимин терпеть не может его мнимую холодность. — Извини, — зачем-то извиняется и слышит, как Чонгук поднимается, молчит, просто уходит. А ему словно нельзя остановить. Да и зачем? Что он скажет? Снова извинится? Он бы сделал больше, только понять не может, что между ними происходит. Чимин любит стрелять колкостями и давить на то, что давно кажется запретным. А Чонгук душит молчанием. Умело. Сильно. Неправильно. — Ты такой дурак, — Чимин прячет лицо в ладонях и роняет голову на спинку кресла. Ему просто хочется исчезнуть. — Не до тебя! — кричит он Джину и, сворачивая журнал в трубочку, швыряет его в закрывшуюся дверь.***
Юнги смотрит на заброшенный бумагами пол и невольно усмехается. И кто бы мог подумать, что его друг способен на такое. Что Чонгук способен злиться так сильно. — Что опять случилось? Альфам бы только грушу для битья – прочь ярость. Но вот Чонгук не уверен, что хотя бы что-то способно ему помочь. Он на самом деле пытался быть терпеливым, просил и даже угрожал. — Всё без толку! — очередная папка с грохотом ударяется о стену. Юнги медленно округляет глаза и, шокированный, закрывает голову руками. — Я могу быть уверен в том, что ты не решишь меня убить этой штукой? — и без шуток намекает на книгу, которую Чонгук держит в руке. — К тому же Чимина нет в офисе, я проверил. Альфа заметно расслабляется, а Юнги едва ли успевает сообразить следующую мысль. Прав был тот, кто сказал, что любовь меняет людей. Вот только попробуй сказать об этом главному виновнику беспорядка – горло перегрызёт. Он ведь будет ходить и доказывать каждому, что его забота ничего не значит. И откровенное проявление чувств тоже заботой не назовёт, потому что считает себя самым умным, а на самом деле – ничего непонимающий в любви взрослый мужчина. — И даже не проследишь за ним? Не проводишь до дома? Не положишь в кроватку? — смеётся Юнги и резко сгибается, прячась, когда Чонгук заносит руку с книгой за спину. — Ладно! Извини! Пошутил! — Давно по шее не получал? — Если Лиен узнает, что я тут с тобой шучу о Чимине, то точно открутит голову. Чонгук хмыкает и задумчиво крутит в пальцах карандаш. — Что? —Юнги явно заинтересован в его задумчивости. — Положить в кроватку, говоришь? — повторяет раннее сказанные в шутку слова альфа, но сейчас они уже не кажутся такими смешными или раздражающими. — Ты же не собираешься вламываться к нему в квартиру? — а Юнги и сам уже понимает, что ни одно слово мимо чужих ушей не пройдёт. Хлопает себя по лбу и почти пропускает тот момент, когда Чонгук выскакивает из кресла, чтобы собраться и так же незаметно исчезнуть. — Только не наделай глупостей! — в спину кричит и садится в кресло, поднимая с пола измученную книгу.