***
— Сначала мы удалим плодное яйцо из полости матки, после чего проведём выскабливание её стенок. Операция проводится под общим наркозом, поэтому ты ничего не почувствуешь, — Хосок сжимает губы и смотрит на Чимина, который внимательно слушает каждое его слово, держит одну руку на животе, а другой сжимает ладонь Чонгука, не отходящего от него ни на шаг последние несколько дней. — После мы тебя пронаблюдаем, если не будет никаких осложнений, отпустим домой. — Сразу же? — перебивает его Чонгук. — Да, — кивает Хосок и отдаёт медсестре планшет. — Если не будет осложнений. — Хорошо, — повторяет движение головой Чонгук, но это его почти не успокаивает. Каким бы он сильным не казался, внутри всё кричит и клокочет от страха. За Чимина, за его жизнь и жизнь ребёнка, которому не суждено родиться. Он знает, что это лишь малая часть того, что чувствует сам Чимин, но хочет забрать хотя бы немного той боли, что сопровождает его столько лет. — Мне страшно, — шепчет омега, сжимая пальцы сильнее. Чонгук не издаёт ни звука. Поднимает руку и прижимается губами к его дрожащим пальцам. — Мне ничуть не меньше, — улыбка получается кривой и нелепой. Хосок отводит взгляд и ощупывает халат. — До сих пор ничего? — хрипит Чимин, замечая подавленность альфы. Тот качает головой и прячет телефон обратно в карман. — Уже третий день. — Может быть, обратиться в полицию? — предлагает Чонгук.— Это первый раз? — Он никогда не исчезал, всегда писал или звонил, если что-то случалось, — Хосок тяжело вздыхает и жмурит уставшие глаза. — Мне нужно работать. Обязательно разберусь с этим завтра, сейчас я должен сосредоточиться на тебе. Чимин понимающе кивает и даже не думает осуждать Хосока, потому что на его плечах большая ответственность. Сам изводится весь от переживаний и не может спокойно спать, потому что за три дня не получил от Тэхёна ни весточки. Благодарен Чонгуку за поддержку, не говорит об этом вслух, но короткими улыбками, касаниями и доверием даёт понять, что с ним ему гораздо спокойнее. Ночью альфа не уезжает, остаётся с ним и спит на соседней кровати, официально зарезервированной для него на все те дни, что он должен оставаться в больнице. Хосок ничего не говорит, лишь молча одобряет и позволяет другу находиться в палате во время осмотров, если разрешает Чимин. — Можете побыть вместе, попрощаться, если хотите, — Хосок оставляет их наедине и выходит из палаты. Чимин чувствует, как желудок скручивает судорогой. Глаза наполняются слезами, и ему приходится их отвести, чтобы не дать альфе увидеть его слёзы. — Я даже не знаю, как это делается, — от обиды и возмущения усмехается Чонгук и с позволения омеги кладёт ладони ему на живот. — Не знаю, что говорить, как вести себя. — Мне жаль, — всхлипывает Чимин. — Я виноват. — Ты не виноват, — злится на него Чонгук, потому что объяснял это уже тысячу раз. — Никто не виноват, понимаешь? Ни ты, ни я – никто не знал, что так получится. Перестань обвинять себя. Чимин поднимает голову, облизывает губы и чувствует, как слёзы катятся по щекам. Это тяжелее, чем он мог себе представить, никому бы не пожелал столкнуться с этим лицом к лицу, потому что кажется, что умираешь вместе с ним, но знаешь, что дальше будет больнее, потому что станет пусто и холодно, потому что боль последует за тобой, как верный спутник. Опускает взгляд на Чонгука и кладёт ладони поверх его ладоней. Видит, что ему тоже больно. — Он знает, что ты его любишь, — это звучит слишком болезненно. Чимин скулит и будто задыхается, потому что эмоции душат, их так много, что не хватает сил справиться. Чонгук садится рядом с ним и наклоняется, чтобы коротко поцеловать, хочет помочь и поддержать, доказать, что ему можно верить, и надеется, что лёгкое касание к его губам омегу не оттолкнёт. — Очень люблю, — кивает Чимин и улыбается, поглаживая живот и ладони альфы. — Никого так не любил, как его, — не откажется от своих слов, потому что Чонгук и его ребёнок – одно целое, и любовь к ним – одно целое, что несравнимо едино. — Я всё исправлю. — Мы исправим, — поправляет его Чонгук и прижимается губами к щеке, надолго замирая. И уж точно знает, что никогда не откажется от своих слов.***
— Ситуация не из лёгких, мы пытаемся вытянуть его на переговоры, но он ни в какую не соглашается,— Сокджин хмурится и берёт в руки фотографии. — О нас распускают слухи и перекрывают нашим людям дороги. Журнал почти не продаётся. Что я должен делать, если типографии отказываются их печатать? Юнги задумчиво трёт подбородок и старательно обдумывает каждое сказанное им слово. Проблемы действительно есть, и с каждым днём их становится больше, несмотря на старания каждого сотрудника это исправить. Они работают лучше, чем могли бы, но не справляются с давлением и лживыми сплетнями, портящими репутацию, которая строилась годами. — Намджун молчит, но все прекрасно знают, кто стоит за этим, — Сокджин морщится и собирает фотографии в папку. — Как вам? — Вы отлично постарались, — кивает Чонгук и откидывает голову на спинку стула, вгрызаясь взглядом в потолок. Как бы он ни старался, все его мысли совсем не здесь, и до чёртиков страшно думать, почему не может быть со своим омегой сейчас. Хосок не разрешил остаться в больнице, отправил на работу и пообещал позвонить сразу же, как только Чимин проснётся после наркоза. Друг был прав, и на очевидные проблемы в компании нужно обратить внимание, пока не стало слишком поздно. — Тэхён постарался, — усмехается Ким и недовольно поджимает губы. — Обещал же закончить. — До сих пор нет? — удивляется Юнги и смотрит на Чонгука. — Нет, — отвечает тот и в негодовании взмахивает руками. — Хосок звонил, Чимин звонил. Сообщения не читает, звонки сбрасывает, дома не появляется. — Может быть, что-то случилось? Чонгук предпочитает об этом не думать, но всё равно опускает взгляд на Юнги, задумываясь над его словами. — Хосок знает, что нужно делать. — Отлично, — Юнги скомканно улыбается и, похлопав себя по коленям, поднимается с дивана. — Уже уходишь? — Нужно встретиться кое с кем и продолжить работу, — снимает с вешалки куртку и следует за Сокджином к двери. — Передавай Лиен привет, — улыбается Чонгук и ловит от друга довольный смешок. Смотрит ему в спину, а когда остаётся один, на мгновение теряется и не знает, что делать дальше. В голове будто пустота, забрали все жизненные силы и оставили доживать последние минуты наедине с собой, со своими мыслями, мучиться и страдать. Ощущение противное, но быстро приводит Чонгука в чувства. Включает компьютер и открывает папку с документацией. У него много работы, но слишком мало времени, потому что он обязан успеть до одного очень важного звонка.***
— Я обратилась в международное агентство по набору персонала. Птичка на хвосте принесла, что Ким Намджун к ним обращался, но они молчат и очень хорошо охраняют своих сотрудников. — То есть ты ничего не узнала? — Кроме того, что Намджун пытается построить стену, окружив себя лучшими людьми в своей сфере? Тогда ничего. Лиен безрадостно улыбается и протягивает Юнги конверт. Альфа с удивлением смотрит на него. — Что здесь? — забирает, но не торопится открывать, потому что обещал посвятить оставшийся день только своей девушке, которая, кажется, от его внимания совсем отвыкла. — Имена. Возможно, они помогут и что-то расскажут. Но не питай больших надежд, я сделала всё, что могла. — Я тебе говорил, что ты лучшая? — Юнги немного смягчается, но всё равно выглядит взволнованно и думает не о том, о чём хотелось бы. Но Лиен понимает его как никто другой, потому что работает с ними много лет, понимает, как тяжело тянуть на себе груз ответственности. Юнги боится подвести не только себя, но и Чонгука, который отдал компании много сил и времени, всего себя. И никто из них никогда бы не подумал, что один человек может всё это разрушить. — Говорил, — мурлычет девушка и садится Юнги на колени, обвивая руками его шею. Коротко целует и поглаживает щёку, старается быть нежной и заботливой, потому что знает, что её альфе это нужно. — Ты делаешь достаточно, и Чонгук это знает. — Ему тяжело сейчас. Я не представляю, как он держится, — качает головой Юнги, приобнимая омегу за талию. — Чимин сильный, он справится, — Лиен не сомневается в своих словах, потому что услышала и узнала достаточно, чтобы судить об этом человеке. Они знакомы не так близко, чтобы знать друг о друге всё, но нескольких встреч хватило, чтобы понять, кто такой Чимин, и почему Чонгук сделал правильный выбор. — Они справятся. — Если ты так говоришь, то я спокоен. Звучит так, будто Юнги готов доверить Лиен всю свою жизнь. И если кто-то спросит, так ли это, то он ответит безоговорочное «да», потому что влюбился в эту девушку по уши, и пути назад, кажется, уже не найдёт, даже если и захочет. Кареглазая, умная, хохотушка, мастерица поднимать настроение, прекрасная и талантливая во всём, за что берётся. Потому что даже Юнги, слишком скучный, слишком эгоист, меняется на глазах. Пошутил бы, что никогда не умел любить. Но только сейчас осознает этот факт в полной мере, потому что никогда ни к кому не чувствовал того же, что чувствует к Лиен. Не гордится своим поступком, но ни капли не жалеет, что увёл у лучшего друга невесту. Да и Чонгук, кажется, не злится и думает об этом в самую последнюю очередь. Кольца на пальце больше нет, значит, девушка свободна. Но Юнги самому себе пообещал, что в скором времени это исправит. Стоит лишь немного подождать и сделать всё, как заслуживает того Лиен.***
Чонгук подходит к окну, шелестит нераспакованной пачкой сигарет, приспускает шторы, потому что надоедливые лучи раннего заката слепят глаза. Поднимает с пола упавшие листы, пробегается по ним беглым взглядом и кладёт их на подоконник, нет сил совсем, чтобы что-то понимать и вдаваться в подробности. Часы кропотливой работы дают о себе знать. Трёт запястьем слезящиеся от усталости глаза и придерживает губами фильтр, подворачивая манжеты на рубашке. — Я думал, ты бросил. У Чонгука в голове проносится с полдюжины язвительных ответов. Лениво затягивается и стряхивает пепел в приоткрытое окно. Он тоже так думал. Но обстоятельства играют против него, и подтверждают слова, что от вредных привычек навсегда отказаться невозможно. — Где ты был? — он всё же поворачивается, косится на парня из-под приопущенных ресниц, и гнев немедленно испаряется. Потому что Тэхён выглядит ничуть не лучше. Сказал бы даже по-другому: он выглядит отвратительно. — Думал, — в голосе такая неподдельная усталость, что Чонгуку невольно становится не по себе. Тэхён улыбается как-то слишком измученно и виновато, под красными глазами залегли багровые синяки, губы искусанные, бледные, пальцы дрожат, ломаются, он хватается ими за кофту, заворачивается, тянет её до самых ладоней, потому что ему холодно, но теплее не становится, потому что холодно где-то внутри, где болит. — Придумал? — усмехается Чонгук, тушит сигарету об оконную раму и закрывает окно. — Придумал, — Тэхён кивает и прикрывает рот ладонью. Даже на расстоянии Чонгук чувствует ядовито-приторный, кислый запах спирта. Ему противно, но он терпит, потому что видит, как тяжело Тэхёну даже устоять на ногах. — Извини, я даже дома не был. — Поэтому пришёл ко мне? — Я хотел поговорить, — голос хрипит, почти пропадает. — Не сейчас. Мне звонил Хосок, — Чонгук видит, как резко меняется лицо омеги. Но сейчас не время объяснять, как подло он поступил, никому не сказав ни слова о своём состоянии. — У Чимина была операция сегодня, и пять минут назад он пришёл в себя. Тэхён резко поднимает на него широко раскрытые глаза и дышит надрывно, будто у него забрали последний кислород. — Приведи себя в порядок, — Чонгук всё же морщится, но не потому, что Тэхён заставляет его чувствовать себя слишком неправильно. Поглаживает указательными пальцами виски, садится обратно в кресло и закрывает глаза, потому что боль невыносимая, голова раскалывается, будто по ней бьют кувалдой. — Чимин волновался. И сейчас ему нужна твоя поддержка. Я предупрежу Хосока. И с явным облегчением выдыхает, когда слышит хлопок двери и быстро удаляющиеся шаги за ней.