Nitrogenium

***

Время тянется мучительно медленно, несмотря на то, что проходит не больше пяти минут, Хосок уже не уверен, что разговор вообще состоится. Чонгук почему-то не торопится начинать. Есть ли причина, по которой они оба заперлись в самой дальней комнате, в которую, кроме редких гостей, никто не заходит? Чонгук считает, что да, но молчит. А Хосоку кажется, что он не готов отвечать на его вопросы. — Зачем ты привёл сюда Чихёна, — и начинается долгий разговор совсем не с того конца, с которого стоило бы начать, — если знал, что Тэхён будет здесь? О тихом праздничном ужине Хосок узнал совсем не случайно – его пригласили. Свою кандидатуру на сопровождение Чихён не выдвигал, но и отказать альфе, с которым за последние месяцы сдружился, не смог, решив, что будет лучше согласиться. И только бы слепой или дурак не догадался, что между ними может что-то быть. Может – дружба, о которой они оба говорили и не раз: Хосок, потому что чувства, оставшиеся после тяжёлого расставания, до сих пор не дают покоя, и Чихён, который спустя неделю их тесного общения показал фотографию альфы и сияющее на безымянном пальце кольцо, которое тот ему подарил на годовщину отношений. — У него есть альфа, — расставляет все точки над и Хосок, с ленивым интересном разглядывая собственные руки, — жених, которого он очень любит. У них свадьба в декабре. Хосок не стесняется рассказать другу о том, что инициатором появления в этом доме незнакомого омеги стал именно он. Не потому, что хотел задеть, надавить на больное, а потому что испугался быть в когда-то родной компании друзей одиночкой. Прийти и морально умереть – не самая лучшая перспектива. А Чихён его спас, стал поддержкой, опорой, но не заменой, потому что чувства, которыми он питался и которые питал, замене не подлежат. — Ты видел его лицо, — Чонгук безжалостен, потому что заставляет вспоминать, — видел, как неприятно ему было слушать всё, что ты говорил. — Ты не понимаешь, — никто не понимает, кроме Чихёна, кроме людей, которые знают медицинскую карту Тэхёна наизусть. Хосок её, как мантру, выучил и повторяет каждую ночь, прежде чем вновь окунуться в беспокойные сны. Он злится не потому, что мог бы ребёнка, которого омега носит под сердцем, ненавидеть. Не ненавидит – боится. Ребёнка боится и боится того, что шанс его не увидеть и ни разу на руки не взять у Тэхёна как никогда велик. Хосок рассказывает Чонгуку о многом: о том, что сердце у омеги слабое и больное, что сил на две жизни может не хватить, и вряд ли кто-то даст ответ, в чью пользу предстоит сделать выбор, признаётся, что не разлюбил, не смог забыть, и даже в мыслях не было приводить в дом другого. И сейчас за то, что о Чихёне не рассказал, ему стыдно, а перед Тэхёном, которого незаслуженно обидел, стыдно вдвойне. — Два идиота, — Чонгук никого ни в чём не обвиняет, он не судья и не палач, брать ответственность за чужие жизни не станет, но пытается до Хосока достучаться: ему без Тэхёна никак. Чимин от двери почти не отлипает, долго крутится поблизости, ловит чутким слухом обрывки фраз. Чонгук, в отличие от него, говорит только по делу, не жалеет, но и не рубит с плеча. У них у всех один общий интерес – вернуть всё на свои места. И если Хосок нуждался во времени, то последних четырёх месяцев было достаточно, чтобы решить, заслужили ли они оба прощение.

***

Чимин долго не может найти себе места, потому что Тэхён его игнорирует. Нет, он отвечает на сообщения и даже присылает несколько фотографий квартиры, тем самым подтверждая своё безопасное местоположение, но он не отвечает на звонки и в ответах на просьбы приехать категоричен: Тэхёну никто не нужен, он хочет побыть один. Чимин не настаивает, но за друга очень переживает. Чонгук до самой ночи пытается его успокоить, сцеловывает с хмурого лица усталость, а утром задерживается, чтобы накормить любимого вкусным завтраком. Собираются они тоже вместе: Чимин неожиданно признаётся, что договорился встретиться с Хосоком, но в подробности чересчур любопытного альфу не посвящает. Они расстаются ближе к полудню. Чимин всю дорогу не отвлекается от телефона и на короткий поцелуй никак не реагирует, чем не на шутку злит Чонгука, который оставшийся день заваливает омегу гневными смайликами. Прежде чем попасть на приём к самому занятому доктору, Чимин общается с Чихёном, извиняется за испорченный вечер, а затем, убедившись, что на него не держат зла, задаёт волнующие его вопросы. И почти каждый о Тэхёне, по которому у омеги болит сердце. Чихён о многом не рассказывает, но и в просьбе поделиться секретами не может отказать – знает ведь, что на него обидятся, а Чимин его добросердечностью пользуется. И даже не удивляется, когда перед ним появляется планшет с подчёркнутыми красным маркером строчками: Тэхён рассыпается на глазах, и ядовитого цвета цифры тому подтверждение. Хосок звонит Чихёну спустя полчаса, просит пригласить к нему в кабинет Чимина и передать медсёстрам, что на сегодня омега – его последний пациент. — Выглядишь не очень, — виновато прищурившись, говорит Чимин и садится напротив альфы. О проведённой наедине с мыслями ночи он не спрашивает, знает, что не спал, что синева и припухлость под глазами – не результат тяжёлого труда. Хосок запутался, загнал себя в тупик и не знает, как из него выбраться. — Не могу сказать о тебе того же, — улыбается альфа, с лёгкостью на душе закрывая папку с отличными на первый взгляд результатами, — Сонха сказала, что ты неплохо справился на собеседовании. — Мне задали всего несколько вопросов, и я знал ответ на каждый, — Чимин своими успехами гордится и говорить об этом не стесняется,— мне посоветовали пройти несколько обучающих курсов. Во вторник занесу последние документы, подпишу бумаги и место санитара моё. — Чонгук знает? Не знает, и потому крепко спит. — Я скажу ему, — обещает Чимин, — когда меня примут на работу. — Он не станет отговаривать, тем более запрещать. Чонгук волнуется, но в квартире тебя не запирает. Чего ты боишься? — Я не боюсь, — «но переживаю», — что-то может пойти не так, и меня не возьмут. На место санитара несколько претендентов, и я один из них. Мне нужно понять, смогу ли я работать с людьми и их болезнями, прежде чем подам документы в университет. Я знаю, что Чонгук не будет против, он будет рад узнать, что моя кандидатура оказалась лучшей. — Я могу тебя поздравить? — заговорщически подмигивает альфа, мельком поглядывая на закрытую папку. — Твоё восстановление проходит успешно. К следующей течке постараемся успеть? Чимин задумчиво покусывает нижнюю губу, не решаясь дать точный ответ. — Если ты ещё не готов, мы не будем торопиться. — Может быть, так и есть, — ему не нравятся собственные слова, поэтому он невольно хмурит брови, — просто я боюсь, что ничего не получится. Сколько попыток было зачать ребёнка естественным путём? Я даже ЭКО сделал, но всё равно ничего не получилось. Может быть, я не подхожу для этого? — Твои анализы и УЗИ говорят об обратном, — Хосок тяжело вздыхает и наклоняется вперёд, чтобы поделиться такой нужной сейчас омеге поддержкой. Их ладони соприкасаются, прежде чем Чимин успевает одёрнуть руку. — Послушай, — ещё один вздох, — я знаю, что ты очень переживаешь, боишься, но сейчас всё иначе. Рядом с тобой Чонгук, твой истинный альфа. Не думаешь же ты, что твои гормоны позволят тебе отказаться от его присутствия, когда у тебя начнётся течка? — Я не хочу и не буду отказываться, — Чимина обижают подобные мысли альфы, его недоверие и в какой-то степени неодобрение, — мы немало времени проводим вместе, привыкаем друг к другу, обмениваемся запахами, много разговариваем. Чонгук не бросит меня, а я не брошу его. Мы доверяем другу другу, и я знаю, что он примет любое моё решение. Анализы правда хорошие? Не без надежды задаёт он вопрос, всё-таки убирая руки с колен. Ладонь мужчины тут же исчезает. — Присутствие Чонгука в твоей жизни хорошо влияет на твой гормональный фон. — Тэхён никогда не жаловался на свой гормональный фон, живя с тобой, — Чимин тут же закрывает глаза, чтобы никого не видеть, и ругает себя за пустоголовость. Может показаться, что в его словах проскользнул упрёк их неистинности, но ничего подобного он ни в коем случае не имел в виду. — Извини, мне стоило подумать, прежде чем говорить это. — Ничего, — отмахивается Хосок, заметно напрягаясь, — у Тэхёна никогда не было жалоб на здоровье, пока он не забеременел. Если изо рта Чимина глупость вылетела случайно, то в словах Хосока можно чётко расслышать не только злость, но и сожаление. Беременность бывшего возлюбленного он не принимает и принимать не хочет. И Чимин понимает почему. — Он перестал следить за здоровьем с тех пор, как вы расстались. Ты должен был тысячу раз подумать, прежде чем выгонять его. — Он изменил мне, — злится Хосок, — я не мог поступить иначе. — И посмотри, к чему твоя обида привела. Чимин недовольно качает головой, вспоминая каждую встречу, на которой было сложно найти даже намёк на улыбку или счастье. Тэхён пощады не ждал и надёжно спрятался за прочной скорлупой, справляясь со своим горем сам и не принимая чужую помощь. — Ты не прощаешь его, потому что ребёнок не твой? — Чимин кривит губы в презрительной усмешке, но Хосок тут же пресекает все похожие на эту мысли: — Я долго думал об этом, пытался понять, что почувствую, если осмелюсь взять ребёнка на руки, если посмею назвать его своим, и знаешь, — Хосок внезапно широко улыбается, продолжая: — представлять наше будущее вместе было совсем не страшно, поэтому проблема совсем не в ребёнке. — Тогда в чём? — негодует Чимин. — Ты заявляешься на дружеский вечер с каким-то омегой, доводишь Тэхёна до истерики, а потом говоришь мне, что готов принять Тэхёна вместе с чужим ребёнком? Что в твоей голове? — Он мне не чужой, — и тут же исправляется,— не будет чужим, если Тэхён вернётся ко мне. — Ты столько месяцев мучал его отказом, а сейчас сидишь передо мной и так просто рассказываешь о том, что больше не ненавидишь его. — Разве я хоть раз сказал, что ненавижу его? — серьёзно отвечает Хосок. — Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к этим мыслям. Я не хочу давать Тэхёну пустые надежды, а для этого мне нужно быть уверенным в том, что однажды я не передумаю и не обижу его дурными словами. Я должен быть готов к тому, что однажды ребёнок захочет познакомиться с настоящим отцом. Чимин выглядит впечатлённым, даже довольным немного, но умело это скрывает. Несмотря на причинённую Тэхёну боль, он никогда в Хосоке не сомневался – его друг однажды сделал правильный выбор, отдав своё сердце этому мужчине. — Ты станешь лучшим отцом для неё, — улыбается Чимин, представляя, каким счастливым будет Тэхён и их ещё не родившаяся малышка. Их семья станет примером для остальных. Чимин в этом не сомневается.

***

Тэхён с трудом поднимается с койки, придерживая живот одной рукой, подходит к овальному зеркалу: оно висит у самой дальней от окна стены, чуть выше, чем нужно, но омеге удаётся рассмотреть в нём себя. Глубоко посаженные глаза, под которыми залегли синяки и едва заметные морщинки – он очень устал и даже не пытается свою усталость скрывать. — Почему не пришли ко мне раньше? — доктор Мо что-то печатает на компьютере, предоставляя пациенту немного времени на то, чтобы привести себя в порядок. — Я пришёл на двадцать восьмой неделе, как вы и просили, — Тэхён почти заплетается в словах, всё ещё пытаясь разглядеть в собственном отражении что-то новое. — На снимках я вижу чёткие тридцать, — хмурится мужчина в своей привычной манере и никак не реагирует на затянувшееся молчание. — Вы ошибаетесь, — Тэхён нервно потирает ладони, боясь обернуться, поэтому продолжает наблюдать за медленно сменяющимися на лице эмоциями, — этого не может быть, две недели – слишком много, я считал и записывал каждую, я не мог ошибиться. — Я тоже, — чеканит альфа, заставляя кожу Тэхёна покрыться мурашками, — не мог ошибиться. Он определённо хочет возразить, но доктор Мо его опережает. — Ляжете на сохранение? Вам и вашему ребёнку это необходимо. Тэхён хочет быть с доктором откровенным в той же степени, в какой доктор откровенен с ним, именно поэтому он отказывается и берёт всю ответственность на себя, подписывая бумаги. Тридцать недель – немного больше, чем Тэхён себе представлял.