***
До прихода доктора, Хазан держала ноющую руку под холодной водой. Она впервые оказалась в доме Ягыза. Скромный, но имеющий все, красивый, но не вычурный, уверенная спокойность в каждой детали интерьера. Дом был уютным. Но больше всего Хазан поразила обширная библиотека в его комнате. Как ей хотелось до нее добраться и изучить своего противника. Омрюм скакала рядом, пока ей накладывали повязку, с беспокойством поглядывая на нее и и расспрашивая доктора о чем-то. Узнав о том, что Хазан не может слышать, Омрюм начала изъясняться жестами, рассмешив даже хмурого доктора своими кривляньями. Пока он писал рекомендации для Хазан, девчушка куда-то убежала. Оставшись одна, Хазан начала мерить шагами спальню Ягыза, размышляя о том, куда лучше установить прослушку. Лаконичная обстановка дома не оставляла слишком много вариантов. В спальне точно нельзя, ей нужно найти рабочий кабинет или место для собраний. Хазан выглянула в окно, разглядывая столпотворение мужчин, верховодил там всеми Синан. Ягыза и Гекхана не было. Абсолютная тишина, кроме надоедливого звона, окутала весь мир. Единственное, на что могла теперь полагаться Хазан — были ее глаза. Каким же беспомощным в один момент может стать человек! Хазан обернулась и застыла. Посреди комнаты стоял Ягыз, а дверь за ним была закрыта. Как долго он стоял за ней? — Хазан, мне нужно переодеться, не могла бы ты выйти? — спросил Ягыз, ловя ее растерянный взгляд. Она вновь показала на ухо, качая головой. — Ты до сих пор ничего не слышишь? — девушка замотала головой. Мужчина сделал шаг к ней, проверяя ее.— У тебя весь лоб в саже. Хазан непонимающе пожала плечами, приподнимая бровь. Ягыз усмехнулся — точно ничего не слышит, иначе бы уже в ужасе искала зеркало. — Чего ты смеёшься? Над чем?! — взорвалась Хазан. — Может я и не слышу, но говорить-то могу! Ягыз подошёл к ней ближе, беря за руку и указывая на повязку. — Болит? — Если ты спрашиваешь о ране, мне ее перевязали! Все хорошо! Слух должен вернуться в течение суток или никогда! — Хазан говорила громко, выделяя каждое слово, словно Ягыз был слабослышащим. — Вообще-то, это ты оглохла, а не я, — ухмыльнулся Ягыз. — Что ты там говоришь? — ещё громче спросила Хазан. — Зачем говорить с тем, кто не слышит тебя! Аллах-аллах! Ягыз взял в руки ладонь ее больной руки и нежно, неторопливо погладил по всем черточкам, по каждому пальчику и Хазан невольно задержала дыхание, обмирая. — Что ты делаешь? — вновь громко произнесла она, желая оборвать эту тонкую напряженную нить, что натянулась между ними. — Выражаю благодарность, — прошептал Ягыз и Хазан впилась глазами в его губы, пытаясь читать по ним. — Хазан… несмотря на то, что ты просила о доверии, тебе я не доверяю ни на йоту… Но как можно не доверять девушке, которая так оберегает чужого ребенка? — слова Ягыза были полной абракадаброй, читать по губам было невозможно, поэтому Хазан заглянула в его глаза — можно ли читать по ним? Глаза Ягыза светились беззащитностью, осторожностью, тоской и сожалением, как она раньше не замечала этого? Он все ещё держал ее руку в своих и она совсем забыла о боли. — Я надеюсь, что ошибаюсь, Хазан. Ведь ты… Неужели тебе вправду нравятся девушки? — возмутился он. — Господи, встречаешь девушку своей мечты, а она по девушкам… ебал я такую жизнь! — вздохнул Ягыз и Хазан отпрянула. Эту фразу она узнает из тысячи. — Ты сказал «ебал я такую жизнь»? — встрепенулась Хазан, возмущаясь. — Ты слышишь? — напрягся Ягыз. Хорошо, что он не успел сказать что-то ещё более лишнее. — Не слышу, но ещё немного и начну читать по губам! — пояснила Хазан, уже жалея, что обнаружила себя так быстро. Вдруг бы она смогла что-то прочесть по губам? Собственные фантазии разве что. Ягыз достал свой кнопочный телефон и написал в заметках «Я не говорил такого, ты плохо читаешь по губам», а затем протянул ей. Хазан заскрипела зубами, возвращая телефон: — Сказал! — с напором произнесла девушка. — Не сказал, — ровно ответил Ягыз. — Сказал! — ещё больше разозлилась Хазан. — Не сказал, — Ягыз вновь начал писать: «Я сказал спасибо за то, что сделала сегодня». Хазан взглянула на дисплей, хмурясь. — Не стоит благодарности. Это был всего лишь рефлекс, — отрезала девушка. — Тогда спасибо за твой рефлекс, — произнес Ягыз и написал то же самое, показывая ей. Как только она прочла, он забрал телефон и принялся за верхние пуговицы черной рубашки, расстегивая одну за одной. — Так и будешь стоять? — непринужденно спросил Ягыз, глядя на попятившуюся девушку, в глазах которой мелькнул страх. Он сразу остановился, приближаясь к ней. — Хазан? — Ягыз, — пришла в себя Хазан, пряча глаза. — Не нужно стриптиза, цветов будет достаточно, — нервно пошутила она и выскочила из его спальни, хлопая дверью.***
Хазан и Омрюм играли в домино на телефоне, изредка обмениваясь улыбочками и поцелуйчиками. Наверняка она уже давно могла уехать домой, но ей нельзя было упускать такой шанс, а девочка — отличный повод задержаться. Омрюм добавила последние вишенки к вишенкам и засмеялась, пускаясь в пляс с мишкой. Хазан не смогла удержаться и громко засмеялась, вдруг ощущая, как больно бьют звуки по голове. Внизу раздавались крики, голоса явно принадлежали Севде и Гекхану, Хазан удивилась тому, что Омрюм абсолютно не реагировала на них, заново включая игру. Хазан оставила ее одну, выходя из комнаты и смотря на происходящее со второго этажа. — Интересно, почему я не хочу детей, да, Гекхан? — Севда стояла напротив мужа, готовая вцепиться в его лицо. Почему-то до этого Хазан была уверена, что эта тихая девушка не способна на эмоции. — Скажи, не держи в себе! — провоцировал Гекхан. По всей видимости, ссора вспыхнула уже давно, а Хазан очнулась только к кульминации. — Вы не в состоянии защитить никого. Никого! И что удивительно, умирают только ваши близкие, а не вы. Видимо, чтобы вы и дальше могли продолжать мериться стволами! «Интересная девушка», — впервые подумала Хазан. — Ты знала, чем я занимаюсь. И ты тоже не в состоянии делать многие вещи. Я благодарю бога, что рядом с моей дочерью стояла не ты! Это было слишком. Хазан поняла это по дрожащим рукам девушки и тому, как она зажала собственный рот. Хазан с этим не была согласна… не натренированный человек, далекий от подобных дел и не должен был уметь так реагировать. Зачем так больно бить родного человека? Ведь девушка и так загнана в угол тем, что не справляется с девочкой, не справляется с браком, не справляется со всем… Только собственное бессилие может заставить человека так больно бить другого. Они оба были загнаны в угол. — Ты знал, на ком женишься, Гекхан, — наконец с трудом произнесла она, смотря прямо ему в глаза. — Ты выбрал меня поэтому. Лишь бы я не похожа была на твою бывшую. Так расписывал, как ненавидишь ее… а сам постоянно сравниваешь меня с ней… ты ее любишь… даже подлую, даже мертвую больше, чем меня живую перед тобой. — Не смей говорить того, чего не знаешь. Провалиться мне на это месте, если я когда-либо любил эту бездушную тварь! Хлопнула дверь и Хазан увидела за собой лишь кончик носа Омрюм, стремглав юркнувший обратно в комнату. — Хватит с меня лжи! — не останавливалась девушка. — Я развожусь с тобой! Я больше и дня не смогу прожить так! Будь все проклято, даже выхода из этого нет, — отчаялась девушка, но тут же распалилась.— Но мне плевать, я лучше умру, чем ещё один день проживу с нелюбящим меня человеком! Я развожусь, слышишь, Гекхан, развожусь! — голос Севды уже хрипел от напряжения. Гекхан пробуравив ее взглядом, направился к выходу, встречаясь с Гюзиде и Севинч в проходе и сбивая их с ног. Хлопнула дверь. — Ты, — прочеканила Гюзиде, обращаясь к Севде, — идёшь со мной. Ей устроят взбучку, это было очевидно. Севда послушно засеменила за грузной фигурой, видимо, собираясь с силами. Они скрылись в одной из комнат. Севинч застыла бледной статуей посреди холла и лишь поджала губы. Хазан размышляла, но недолго. Не Севда, не Гекхан и не Омрюм, Севинч — ее цель. Вот чудо, которое всем нужно. Ну не могло быть так, чтобы женщина, прожившая больше тридцати лет с мафиози, была слабой. Может женщина и в глубокой депрессии, но именно она сможет все разрулить. Хазан даже не задумывается о том, зачем ей это. Вместо этого она спустилась к женщине: — Омрюм слышала весь разговор, — начала Хазан, наблюдая за реакцией женщины и не находя никаких эмоций. Ей что, плевать на девочку? — Не первый и не последний, дорогая. У нас такая обстановка. Привыкнешь. Если хочешь, конечно. — Пойдёмте, я вам кофе сделаю, — предложила Хазан и последовала на кухню, уверенная, что Севинч пойдет за ней. — А вы хотите, чтобы я привыкла? — помешивая кофе в турке, между делом поинтересовалась Хазан, быстро разобравшаяся на кухне Ягыза. — Какое мне до этого дело, — безразлично бросила женщина, разглядывая свой маникюр. — Помимо Селин, у вас есть ещё трое детей и внучка. Вам есть для кого жить, госпожа Севинч. Хазан разлила напиток по аккуратным белым кофейным чашечкам без рисунков. Севинч долго не отвечала и наконец произнесла: — У нас нет разводов, Хазан. Ты не смотри на то, что говорит Севда. В нашей семье ещё никогда никто не разводился, — по всей видимости, Севинч не хотела слышать от нее никаких наставлений, вместо этого пользуясь случаем предупредить заблудшую овечку. Только вот Хазан ею не была и никакая бы семейная традиция ее не остановила. — А если… — задумалась Хазан, она не могла спросить, что они сделают с ней, поэтому завуалировала свое беспокойство в вопрос другого рода. — А если жена изменит своему мужу? — она расставила дымящиеся чашечки и села напротив женщины. — За предательство — смерть, — ровно произнесла она. Вот в кого Ягыз такая льдышка, никаких сомнений. Надо зайти с другой стороны. — Знаете, раньше люди мыслили совершенно иначе. Никто не считал, что счастье в жизни — неотъемлемое право человека. Выжить, жить так хорошо, как можешь… но счастье никогда не считалось чем-то, что должно быть в жизни. Родители теряли детей, дети родителей, такова была жизнь. Люди были покорны тому, что написано было в их судьбе и принимали неизбежное, не опуская руки. — Я искренне не понимаю, почему Ягыз называл тебя лжепсихологом, Хазан, — впервые эмоционально произнесла женщина и на ее губах промелькнула усмешка. Ягыз называл ее лжепсихологом? Нахал. — Я с вами говорю, как обычный собеседник. Психологи не дают советов и не убеждают. — Ты много на себя берешь, дорогая. Не знаешь, о чем говоришь. Я знала погибшую с два десятка лет, видишь это платье, — Севинч показала на свое великолепное изумрудное платье, — она сшила его… Ни в чём нет смысла. Знаешь, о чем я думаю уже целый день? Что все мы должны умереть. Пусть весь мир умрёт, потому что Азраил (ангел смерти) все равно заберёт всех моих детей. Пусть весь этот мир подорвут. Сразу. Я устала жить в страхе изо дня в день, ожидая, кого сегодня лишусь. Если бы Севинч не хотела вырваться из этого состояния, она бы о нем не говорила. Но она говорила, надеясь. — Когда больше нет никакого выхода, принять ужасное и неизбежное — это единственное, что мы можем сделать… Омрюм говорит о вас на каждом сеансе, — солгала Хазан. То же самое затем она сказала Севде, осторожно и больше намекая, чем говоря прямо. Затем она взяла Омрюм на прогулку искать бабочек и рассказала ей «большой секрет»: ее семья безумно любит ее, особенно Севда и Севинч, и они очень страдают, думая, что она не любит их. Дождавшись Гекхана, она заронила и в его душу пару слов в защиту Севды. К концу этого дня Хазан была абсолютно выжата. Она общалась со всеми, кого встречала, рассчитывая так закрепить предрасположенность к себе, которую зародила сегодня «рефлексом». Когда всех принялись развозить по домам, Севинч между делом сказала, что Хазан — желанный гость в их доме. Только по дороге домой Хазан вспомнила, что так и не установила жучки. Зато ей удалось обойти всю территорию и определить, где Ягыз проводит свои собрания.